Адмирал КОЛЧАК. Штрихи биографии.
Начало службы Колчака, полярные экспедиции,
Русско-японская война.
«Я,
отраженный
в сибирских ночах
трепетом
тысячей звезд
партизаньих.
Я,
адмирал Александр Колчак,
проклятый в песнях,
забытый в сказаньях.
Я,
погубивший мечту свою,
спутавший ветры
в звездном посеве,
плыть захотевший
на юг
и на юг
и отнесенный
далеко
на север.
Плыть бы и плыть мне
к седой земле,
бредящей
именем адмирала,
так —
чтобы сердце,
на миг замлев,
хлынувшей радостью
обмирало.
Но —
не иная земля
у плеча,
и не акулье скольженье
у шлюзов, —
путь мой
искривлен
рукой англичан,
бег мой
направлен
рукою французов <…>.
Я,
изменивший стихии родной,
вышедший биться
на сухопутье,
пущен
болотам сибирским
на дно,
путами тропок таежных
опутан <…>.
Против народа
безмерностью пагуб
оборотившему
острие,
если б мне
снова,
сломав свою шпагу,
в Черное море
бросить ее!»
Николай Асеев.
Поэма «Семен Проскаков».
1928 год
Говоря о Гражданской войне, нельзя не остановиться на одной из ключевых фигур Белого движения, Верховном правителе России, адмирале А.В. Колчаке. Интересного материала о нем много, поэтому посвятим рассказу о Колчаке несколько глав.
В советское время его изображали почти исключительно в «черных красках», а вот в последние 20 лет – напротив, стало популярным представлять его в качестве некоего «рыцаря без страха и упрека», приписывая ему всяческие таланты и достижения, начиная от полководческого дара и заканчивая поэтическими способностями.
(К примеру, написано много «исторических» статей, авторы которых всерьез утверждают, что знаменитый романс «Гори, гори, моя звезда» придумал лично адмирал Колчак. Между тем, совсем несложно узнать, что автором данного романса является поэт Василий Чуевский, и написан он в середине XIXвека, задолго до рождения Колчака. Автором музыки был Петр Булахов).
Нечего особенно удивительного в этом «романтическом» преувеличении заслуг Колчака нет. После 1991 года очень многие историки и публицисты резко поменяли свою «политическую ориентацию» и «впали» в идеализацию Белого движения в целом и Колчака, в частности. Это стало «велением времени» для любителей политической конъюнктуры.
Под влиянием вала различных «разоблачительных» публикаций в широком общественном сознании произошел крутой разворот на 180 градусов. «Романтика» «неуловимых мстителей», конармейцев и Павок Корчагиных у многих россиян сменилась на «романтику» поручиков Голицыных и корнетов Оболенских, а порой и на воспевание подвигов батьки Махно или Симона Петлюры.
Думаю, что нам будет интересно проанализировать некоторые малоизвестные страницы биографии адмирала Колчака, посмотреть как на его заслуги, так и на ошибки и преступления покойного адмирала.
Итак, вначале рассмотрим то, что военные называют скучным термином «прохождение службы» Александра Васильевича Колчака.
Как известно, Колчак был сыном генерала, участника обороны Севастополя в годы Крымской войны Василия Ивановича Колчака. После войны он окончил Горный институт в Петербурге и в . дальнейшем его судьба была связана с Обуховским сталелитейным заводом, изготавливавшим морские артиллерийские орудия.
Вплоть до отставки В.И. Колчак служил здесь приёмщиком Морского министерства, он был известным специалистом в области артиллерии, опубликовал ряд научных трудов о сталелитейном производстве, в 1903 году вышла его книга по истории Обуховского завода.
Мать Ольга Ильинична Посохова (Колчак) происходила из купеческой семьи. Супруга была на 18 лет моложе своего мужа. 4 ноября 1874 года у них родился сын Александр.
В 1888 году «по собственному желанию и по желанию отца» Александр поступил в Морское училище. Учился он очень хорошо, демонстрируя отличную память и блестящие способности.
В 1892 году Колчак был произведён в младшие унтер-офицеры, а когда он перешёл в гардемаринский класс, то был произведён в фельдфебели — как лучший по наукам и поведению - назначен наставником в младшую роту.
В апреле 1895 года мичман Колчак был назначен вахтенным офицером на новейший броненосный крейсер 1-го ранга «Рюрик». 5 мая «Рюрик» вышел из Кронштадта в заграничное плавание через южные моря к Владивостоку.
Казалось бы, о чем еще может мечтать молодой офицер: новейший крейсер, дальний поход, полный простор для практического освоение всех премудростей военно-морской профессии.
В этом походе Колчак занимался самообразованием, пытался изучить китайский язык, увлёкся океанографией и гидрологией Тихого океана; особенно его интересовала северная его часть — Берингово и Охотское моря.
Вроде бы это и неплохо, но непосредственно к боевой подготовке и службе на крейсере все это имеет довольно отдаленное отношение.
Похоже, что необычные увлечения юного мичмана не слишком-то понравились командующему эскадрой и будущему царскому наместнику на Дальнем Востоке адмиралу Е. И. Алексееву. (Которого считали незаконнорожденным сыном императора Александра Второго).
В 1897 году Колчак был направлен в качестве вахтенного учителя на парусный крейсер «Крейсер», который использовался для подготовки боцманов и унтер-офицеров.
Едва ли это было повышением: променять морскую службу на новейшем боевом крейсере на прозябание на старом учебном парусном корабле.
В декабре 1898 года «Крейсер» отправился из Порт-Артура в расположение Балтийского флота, 6 декабря 1898 года Колчак был произведён в лейтенанты.
(В этом звании из-за ухода в Императорскую академию наук Колчак пробудет около 8 лет. В то время для получения следующего чина, в соответствии с «Положением о морском цензе для офицеров флота», введенным в 1885 году: «производство флотского офицера или инженер-механика в следующий чин было возможным только при наличии выполненного морского ценза – определенного количества дней плавания».
Колчак, после своего ухода с военно-морского флота, выполнить это требование никак не мог.
Для производства в капитаны 2-го ранга (VII класс) лейтенант должен был иметь не менее 98 месяцев плавания, в том числе 58 месяцев - в чине лейтенанта.
Иначе говоря, для получения следующего чина Колчаку требовалось проплавать на боевых кораблях почти 5 лет. (Участие в полярных экспедициях, разумеется, таким плаванием не считалось.
Если бы в 1907 году, этот морской ценз не был отменен, то Колчак никогда бы не получил следующего чина, и его офицерская карьера была бы закончена).
После возвращения в Кронштадт в 1899 году, Колчак попробовал «напроситься» на участие в походе в глубины Арктики новейшего ледокола «Ермак».
Для этого он даже добился встречи с командиром кронштадтского порта адмиралом С.О. Макаровым:
«Я просил взять меня с собой, но по служебным обстоятельствам он не мог этого сделать, и «Ермак» ушёл без меня. Тогда я решил снова идти на Дальний Восток, полагая, что, может быть, мне удастся попасть в какую-нибудь экспедицию, — меня очень интересовала северная часть Тихого океана в гидрологическом отношении. Я хотел попасть на какое-нибудь судно, которое уходит для охраны котикового промысла на Командорские острова к Беринговому морю, на Камчатку. С адмиралом Макаровым я очень близко познакомился в эти дни, так как он сам много работал по океанографии».
Однако команда «Ермака уже была укомплектована, да и перейти офицеру «по собственному желанию» с боевого корабля на ледокол было непросто, поэтому и вместо «Ермака» Колчак получает назначение на старый фрегат «Князь Пожарский», на котором он плавал по Балтике, еще, будучи кадетом.
В 1899 году Колчак начал свою публичную научную деятельность: он обработал результаты наблюдений над течениями Японского и Жёлтого морей и опубликовал в «Записках по гидрографии, издаваемых Главным Гидрографическим Управлением», свою первую научную статью «Наблюдения над поверхностными температурами и удельными весами морской воды, произведённые на крейсерах „Рюрик“ и „Крейсер“.
В то время стало известно, что в Академии наук готовится проект Русской полярной экспедиции, которой ставилась задача пройти Северным морским путём от Кронштадта до Владивостока. Руководить экспедицией был назначен известный полярный исследователь Э. В. Толль, с которым Колчак встречался в сентябре 1899 года.
Колчак просил Толля о своем участии в экспедиции, но не получил от него определенного ответа, после чего, он перевёлся на броненосец «Петропавловск» и отправился на нём на Дальний Восток.
Однако вскоре он увидел, что и здесь «есть служба, но нет практики, нет возможности плавать и жить».
В это время, при нахождении «Петропавловска» на стоянке в греческом порту Пирей, Колчаку доставили телеграмму из Академии наук от Э. В. Толля с предложением принять участие в Русской полярной экспедиции на шхуне «Заря» — той самой экспедиции, в которую он так стремился попасть ещё в Петербурге. Колчак немедленно сообщил о своём согласии.
Благодаря ходатайству великого князя Константина Константиновича, президента Императорской Академии наук, Колчак был временно переведён с военной службы в распоряжение Академии наук.
На этом первая часть собственно военной карьеры Колчака прерывается.
Подведем ее итоги: за 2,5 года он сменил 4 корабля и успел получить очередной чин.
Было видно, что Колчак тяготеет к весьма специфической научной деятельности (гидрографии и изучению полярных морей). Особого интереса к военной службе и тактическим и техническим новинкам он не проявлял.
Я не буду подробно останавливаться на участии А.В. Колчака в полярных экспедициях. У Толля он руководил гидрологическими работами, а также исполнял обязанности второго магнитолога.
Интересно, что при подготовке к экспедиции он совершил командировку в Норвегию для консультации со знаменитым Фритьофом Нансеном и даже некоторое время стажировался у него.
(Видимо, Колчак очень гордился этим знакомством и рассказывал о нем своим близким.
Много лет спустя, жена А.В. Колчака Софья Федоровна в эмиграции, из Парижа напишет Ф. Нансену отчаянное письмо, моля его о деньгах:
«Дорогой сэр, все еще надеясь без надежды, я взяла на себя смелость обратиться к Вам, поскольку не вижу никого, кто хотел бы помочь нам в нашей беде... До сих пор нам оказывали помощь несколько скромных, чаще желающих остаться неизвестными, друзей, однако более многочисленные враги, беспощадные и жестокие, чьи происки сломали жизнь моего храброго мужа и привели меня через апоплексию в дом призрения. Но у меня есть мой мальчик, чья жизнь и будущность поставлены сейчас на карту...
Молодой Колчак учится в Сорбонне... с надеждой встать на ноги и взять свою больную мать домой. Он учится уже два года, осталось еще два или три года до того, как он получит диплом и выйдет в большую жизнь. В мае начнутся экзамены, которые полностью завершатся к августу. Но как дожить до этого момента?
Мы только на время хотели бы занять немного денег, чтобы перевести ему 1000 франков в месяц – сумма, достаточная для молодого человека, чтобы сводить концы с концами. Я прошу у Вас 5000 франков, на которые он может жить и учиться, пока не сдаст экзамены... Помните, что мы совсем одни в этом мире, ни одна страна не помогает нам, ни один город – только Бог, которого Вы видели в северных морях, где также бывал мой покойный муж и где есть маленький островок, названный островом Беннетта, где покоится прах Вашего друга барона Толля, где северный мыс этих суровых земель назван мысом Софья в честь моей израненной и мечущейся души и – тогда легче заглянуть в глаза действительности и понять моральные страдания несчастной матери, чей мальчик 10 апреля будет выброшен из жизни без пенни в кармане на самое дно Парижа.
Я надеюсь, Вы поняли наше положение и Вы найдете эти 5000 франков как можно быстрее, и пусть Господь благословит Вас, если это так. Софья Колчак, вдова Адмирала»)…
На протяжении всей экспедиции А. В. Колчак, как и остальные путешественники, усиленно работал, проводил гидрографические, океанографические работы, измерял глубины, изучал состояние льдов, плавал на катере, делал наблюдения по земному магнетизму. Неоднократно Колчак совершал и походы по суше, занимаясь изучением и исследованием малоизученных территорий различных островов и материка.
После двух зимовок и ряда тяжелейших походов, совершенных участниками, летом 1902 года силы экспедиции разделились.
В результате, группа барона Толля, отправившаяся пешком к острову Баннета, бесследно пропала.
Колчак с остальными членами экспедиции, на пароходе «Лена», в начале декабря 1902 года сумел добрался до столицы, где занимался подготовкой экспедиции, целью которой было спасение группы Толля.
(За Русскую полярную экспедицию Колчак был награждён орденом Святого Владимира 4-й степени и был избран действительным членом Императорского Русского географического общества).
9 декабря 1902 года прошло заседание Комиссии по снаряжению Русской полярной экспедиции. Был принят план 28-летнего лейтенанта А. В. Колчака, согласно которому к Беннетту надо было отправиться на шлюпках, а дальше — на санях по льду. Он же вызвался эту экспедицию возглавлять.
9 февраля 1903 года Колчак отправился в Иркутск, а к 8 марта все участники предприятия Колчака собрались в Якутске. Пройдя по реке Алдан путешественники достигли Верхоянска, перейдя через Верхоянский хребет.
Далее участники экспедиции перевалили через хребет Кулар и 10 апреля уже были в селении Казачий на Яне.
5 мая 1903 года Колчак выступил с материка в направлении Новосибирских островов, имея своей конечной целью остров Беннетта.
18 июля тронулись в сторону острова Беннетта, а 26 июля на берегу Фаддевского острова партия Колчака встретилась с партией матроса с «Зари» Толстова, летовавшего в этих местах в надежде встретить группу Толля. Следов его группы они не обнаружили нигде.
Экспедиция Колчака обследовала все острова Новосибирской группы, однако следов группы Толля нигде так и не обнаружила. По-видимому, она погибла во время перехода с Беннетта на Новую Сибирь
14 августа, отдохнув три дня на Новой Сибири, двинулись к континенту. В начале января 1904 года Колчак со спутниками добрался до Верхоянска.
26 января, добравшись до Якутска, Колчак дал телеграмму президенту Академии наук, в которой сообщал, что партия Толля покинула остров Беннетта осенью 1902 года и исчезла без вести. Эта телеграмма Колчака была опубликована многими газетами.
Кроме поиска группы Толля экспедиция Колчака решала и побочные, но тем не менее также важные исследовательские задачи.
Колчак открыл и описал неизвестные до него географические объекты, уточнил очертания линии берегов, внёс уточнения в характеристику льдообразования.
(В 1906 году Русское географическое общество присудило Колчаку свою высшую награду — Константиновскую медаль — «за участие в экспедиции барона Э. В. Толля и за путешествие на остров Беннетта»).
Все эти открытия и героические (без малейшего преувеличения) усилия самого Колчака и всех членов обеих экспедиций были очень ценными и важными с научной точки зрения.
Но для его «роста» как боевого офицера и будущего флотоводца они, к сожалению, не имели никакого отношения.
Самые важные научные работы не могут заменить опыта непосредственного командования боевым кораблем, проведения практических стрельб, овладению тактикой торпедных атак на неприятельские суда и т.д.
По прибытии в Якутск Колчак узнал о начале Русско-японской войны.
28 января 1904 года он по телеграфу связался с Константином Константиновичем и попросил о своём переводе из Академии наук в Морское ведомство.
Получив разрешение, Колчак ходатайствовал о своем направлении в Порт-Артур.
Проведя в Иркутске около 2 недель, 5 марта он обвенчался с Софьей Федоровной Омировой, которая стала ему верной женой и матерью трех его детей.
(Более подробно о личной жизни Колчака мы еще поговорим).
Колчак прибыл в Порт-Артур 18 марта. На следующий день лейтенант встретился с командующим Тихоокеанским флотом адмиралом С. О. Макаровым и попросил назначить на боевую должность — на миноносец.
Надо сказать, что назначение на самостоятельную должность командира корабля (даже маленького миноносца) считалось очень ответственным делом и «просто так» офицера, который более 4-х лет занимался сугубо научной деятельностью и не имел опыта боевой службы и командования кораблем, Макаров назначить, разумеется, не мог.
Поэтому адмирал Макаров 20 марта 1904 года назначил Колчака вахтенным начальником (а это первичная офицерская должность) на крейсер 1-го ранга «Аскольд».
Более месяца Колчак проходил эту «стажировку» на «Аскольде».
26 апреля 1904года, уже после трагической гибели адмирала Макарова, Колчак был назначен командиром на эскадренный миноносец «Сердитый».
Этот корабль относился ко второму отряду миноносцев, уступавших лучшим кораблям первого отряда, и потому занятых на рутинных работах охраны входа в гавань или сопровождения тралящих судов. Экипаж «Сердитого» был невелик и составлял 4 офицера и 48 матросов.
Участник обороны Порт-Артура, капитан второго ранга В.И. Семенов в своей книге «Трагедия Цусимы» вспоминал:
«Миноносцы, находившиеся в Порт-Артуре, были разделены на два отряда: I — состоял из более крупных, надежных, французской и немецкой постройки, а II — из миноносцев, построенных собственными средствами по типу «Сокола». В смысле активной деятельности рассчитывали исключительно на I отряд, II же предназначался главным образом для охранной и сторожевой службы».
Именно на такой миноносец II отряда «Сердитый» (производства Невского завода) и получил назначение лейтенант А.В. Колчак.
Несмотря на то, что «Сердитый» был новейшей постройки (он был введен в строй в июне 1903 года), он серьезно уступал в скорости и боевых возможностях своим собратьям заграничной постройки.
К примеру, бывший китайский (!!!) миноносец «Хай Хуа», построенный на германской верфи «Шихау» в 1899 году, который был передан России после подавления «боксерского восстания» и переименован в «Лейтенанта Буракова», развивал скорость свыше 33 узлов, а колчаковский «Сердитый» давал всего 27 узлов.
Но главная беда российского флота в Порт Артуре была даже не в тактико-технических характеристиках кораблей эскадры, а в крайне слабой боевой подготовке экипажей и поразительной пассивности и безынициативности командного состава. (Единственным «светлым пятном» был краткий период командования вице-адмирала С.О. Макарова. Но, после его трагической гибели на «Петропавловске», полный паралич воли стал «фирменной» чертой порт-артурских флотоводцев…)
К тому же, крайне низкими оказались профессиональные и морально-волевые качества целого ряда командиров наших кораблей.
Вот лишь некоторые примеры:
«Командир крейсера «Боярин» капитан 2-го ранга В.Ф. Сарычев (кстати, Георгиевский кавалер за бой при Таку в 1900 г.) после подрыва крейсера на мине поспешно покинул вместе с командой свой корабль, который получил только незначительные повреждения и остался на плаву.
Сам В.Ф. Сарычев тут же убыл на миноносце в Порт-Артур, даже не убедившись в уничтожении своего корабля. Когда выяснилось, что брошенный «Боярин» дрейфует на мелководье, неподалеку от своих баз и берегов, командиру миноносца «Сторожевой» капитану 2-го ранга А.П. Киткину было приказано утопить крейсер минами Уайтхеда.
Киткин дважды (!!!) безуспешно стрелял торпедами по неподвижному «Боярину» с минимальной дистанции. В спокойной (практически полигонной) обстановке, без всякого противодействия со стороны неприятеля, стреляя с ТРЁХ кабельтовых (около 450 метров) по неподвижной громаде крейсера опытный (судя по чину капитана 2-го ранга) командир миноносца не смог поразить его торпедой. Одна торпеда застряла в аппарате, а другая – утонула, не дойдя до цели. А ведь стреляли наши моряки практически в упор... Рядом был другой миноносец, но Киткин, будучи старшим, не использовал его, чтобы подорвать крейсер, и оба миноносца ушли в Артур, а брошенного «Боярина», спустя несколько дней, выбросило на берег.
Вот, что сообщает об уровне подготовки других командиров наших миноносцев известный историк В. Ю. Грибовский в книге «Российский флот Тихого океана 1898 – 1905. История создания и гибели»:
«Впрочем, и другие командиры миноносцев словно забывали, что их корабли вооружены пушками и минными аппаратами. Также было на дежурных миноносцах «Расторопный» и «Бесстрашный», посланных в дозор для охраны эскадры в роковую ночь нападения японцев.
Командир первого из них капитан 2-го ранга Сако позднее в следственной комиссии показал, что у него мины в аппаратах не были приведены в боевой положение, а командир миноносца «Бесстрашный» капитан 2-го ранга Циммерман не помнил, готовились ли минные аппараты к выстрелу.
В ночь на 29 января на входе в Порт-Артур «Стерегущий» (командир лейтенант Кузьмин-Караваев 2-й) не смог разойтись с «Боевым» (капитан 2-го ранга Елисеев). В результате столкновения на последнем залило водой машину через пробоину в правом борту, и он вышел из строя для аварийного ремонта.
В этом случае никакого противника рядом не было. Когда же появились японцы, то получилось ещё хуже. Командир миноносца «Внушительный» лейтенант Подушкин 12 февраля 1904 г. вблизи Порт-Артура был застигнут японскими крейсерами адмирала С. Дева. Вместо прорыва в гавань он направил свой миноносец на берег в Голубиной бухте, где тот и был расстрелян противником...
Назначенного из Санкт-Петербурга командиром «Страшного» лейтенанта К.К. Юрасовского Макаров знал по лихим учебным атакам ещё в кампании 1898 г. на Балтике, когда тот на своём миноносце ночью врезался в броненосец «Адмирал Ушаков».
Но именно Юрасовский (28 марта он стал капитаном 2-го ранга) своими действиями осложнил обстановку, которая привела к гибели «Петропавловска».
В ночь на 31 марта 1904 г. командир «Страшного» отстал от своего отряда и пристроился к японцам, которых ошибочно принял за своих. Позднее говорили, что капитан Юрасовский страдал слабостью зрения. Так или иначе, утром 31 марта «Страшный» героически погиб в неравном бою вместе со своим командиром, а поспешивший ему на выручку командующий флотом чуть позже попал на выставленное японцами минное заграждение.
Неважно в целом обстояло дело и с командирами миноносцев, которые часто сменялись по разным причинам. Например, на «Решительном» всего за полгода сменилось пятеро (!) командиров.
Ни один из миноносцев за время войны так и не умудрился поразить миной боевой корабль противника. Миноносные силы постепенно таяли без нанесения вреда неприятелю.
В мае при ночном поиске на камнях погиб «Внимательный», шедший во главе отряда под брейд-вымпелом капитана 2-го ранга Елисеева. Вскоре выяснилось, что брошенный корабль даже не смогли как следует уничтожить.
«Вот и делай дела с такими начальниками, - записал в дневнике адмирал Витгефт, - а он считался из лучших ещё».
Так что назначение А.В. Колчака на должность командира миноносца произошло явно не от хорошей жизни.
К сожалению, с началом войны целый ряд офицеров в Порт-Артуре поспешил, под разными «благовидными» предлогами, списаться с кораблей, а некоторые показали свое полное неумение управлять своими кораблями и экипажами в боевой обстановке.
Прославленный адмирал Н.О. фон Эссен в 1906 г. оставил такие воспоминания об одном из участников обороны крепости, командире крейсера 2-го ранга «Забияка», капитане 2-го ранга А.В. Лебедеве: «Александр Васильевич Лебедев, иначе Шурочка, как мы все его называли, несмотря на свою личную храбрость и симпатичность, на деле на судне был совершенно никуда не годный морской офицер, не умевший вовсе управляться ни кораблем, ни своими людьми, и боявшийся всяких поручений, связанных с выходом судна на море против неприятеля. Но удивительное дело, как меняется человек при перемене обстановки, в которую его поставили, и еще более я утверждаюсь в своем мнении, что в морской войне может только тот сделать что-нибудь полезное, кто смолоду втянулся в морскую жизнь и в морскую обстановку, кто подвергался и испытывал всякие лишения, одним словом, тот, кто может себя назвать моряком, но не по форме, а именно по своей склонности, характеру и привычке к борьбе со всеми препятствиями и опасностями.
Шурочка Лебедев в этом отношении не был моряком, так как хотя плавал много, но плавал как чемодан и моря боялся как огня.
Впоследствии, попав на берег и назначенный командовать морским десантом во время августовского штурма крепости, Лебедев сам повел десант в атаку, идя впереди всех и проявляя беззаветную храбрость, – умер героем на отбитом им у неприятеля редуте, пораженный неприятельским снарядом». (РГАВМФ. Ф. 757. Оп. 1. Д. 13. Л. 12–13.)
Отметим, что этому «Шурочке» к началу войны стукнуло уже 45 лет, и он всю свою службу командовал боевыми кораблями и подчиненными (в экипаже «Забияки» было 17 офицеров и 135 нижних чинов), «не умея вовсе управляться ни кораблем, ни своими людьми, и боясь всяких поручений, связанных с выходом судна на море против неприятеля»!!!
Конечно, его личная храбрость не вызывала никаких сомнений (как и личная храбрость и готовность умереть в бою большинства русских офицеров), и он это доказал своей геройской гибелью на сухопутном фронте:
«Лебедев был назначен командиром флотского батальона. 23 августа развернулся ожесточенный бой. После сосредоточенного огня, превратившего редуты в развалины, японцы штурмом взяли редут №1. Туда были посланы резервы. На форту, японцы водрузили свой флаг. Но флаг этот не только вдохновлял японских солдат, но и нашим воинам злости прибавил. Не мог, не хотел видеть этот флаг над фортом капитан Лебедев, подоспевший на помощь. Он сказал горячую речь своим воинам и бросился впереди их к форту. Матросы последовали за свои командиром. Лебедев, по словам очевидцев, матросов и стрелков, скосил своим увесистым палашом много японцев, послужил примером для всех. В левой руке у него был револьвер из которого он стрелял в сбившихся в кучу японцев, правой же рукой наносил смертельные удары. Когда кончились патроны, бил врагов револьвером, как палицей.
— Храбрее этого рубаки мы не видали! - говорили уцелевшие в этом деле.
Лебедев дошел до японского флага и сбросил его с бруствера. Как только японцы заметили, что их солдаты начали убегать назад по одиночке и что редут взят обратно русскими, они открыли снова адский артиллерийский огонь. Наши храбрецы должны были укрываться, где кто мог, чтобы не быть уничтоженными массой рвущихся над редутом снарядов.
Лебедев, покончив с японцами, остался еще на момент на редуте.
— Ваше благородие, - кричат ему имеющие в боях уже некоторый опыт нижние чины,- прячьтесь! Сейчас начнет артиллерия!
Но он не послушался, снял фуражку и вытер платком вспотевший лоб. В это время разорвалась над ним японская шрапнель; несколько шрапнельных пуль пробило череп и Лебедева не стало....».
Безусловно, это была геройская смерть и светлая ему память...
Только вот всю свою службу «работал» - то капитан 2-го ранга Лебедев не начальником пехотной штурмовой группы, а командиром боевого корабля, а поэтому он должен был уметь владеть не только палашом и наганом, а дюжиной скорострельных орудий, и именно в этом качестве он обязан был проявить свое мастерство и умение в военное время.
Были там и другие проблемы.
Очень неблагополучными были и отношения среди офицерского состава в Порт-Артуре. Даже обычным обывателям бросался в глаза антагонизм сухопутных и морских офицеров в быту.
Так, в книге дневников жителя Порт-Артура П.Н. Ларенко «Страдные дни Порт-Артура. Хроника военных событий и жизни в осажденной крепости», автор свидетельствует:
« Не могло также ускользнуть от наблюдателя то, что здесь два, совершенно разных, военных элемента живут разрозненно и в разных условиях. Это - моряки и сухопутные войска.
Первые имеют во всем преимущество, получают значительно большие оклады, имеют, видимо, более свободного времени {Неизбежные последствия состояния половины эскадры в пресловутом "вооруженном резерве"}; по крайней мере они более заметны всюду, на улицах, в садиках, ресторанах и т. п.; они одеты всегда в безукоризненно белые костюмы; видно также, что они не стесняются в средствах.
Например, извозчики, ожидающие вечером у ворот порта выхода морских офицеров, берут весьма неохотно сухопутного или просто частного пассажира, при чем заявляют без особого стеснения, что моряки расплачиваются много щедрее.
- Поездишь с ним, и знаешь за что!
Как сухопутные офицеры, так и солдаты,- в сравнении со своими морскими товарищами одинакового чина и положения,- являются как бы пасынками, замарашками, во внешнем блеске далеко уступая вторым и всюду перед ними стушевываясь».
К сожалению, весь этот внешний «шик» и «понты» мирного времени у морских офицеров во время войны с японцами на море далеко не всегда оказывались подкреплены их УМЕНИЕМ воевать, знанием своего вооружения, способностью его эффективно применять, изучением и использованием приемов новой тактики морских сражений.
Как надо доблестно ПОГИБАТЬ, на той войне наши моряки показывали многократно, а вот как надо ПОБЕЖДАТЬ врага, используя сильные стороны своего оружия, к сожалению, им продемонстрировать удавалось крайне редко…
Были и куда более серьезные проблемы.
В тех же дневниках П.Н. Ларенко приводится малоизвестный случай, хорошо демонстрирующий истинный стиль поведения высокопоставленных царских генералов по отношению к собственным офицерам.
(Дело происходит незадолго до нападения японцев на крепость):
«Наконец дождались приезда министра. Сойдя на берег и приняв почетный караул, при представлении генерала Стесселя, как и. д. коменданта крепости, министр сразу высказал далеко не любезное пожелание, чтобы г.г. офицеры впредь не стреляли в генерала Стесселя...
Дело в том, что этой же весною поручик К., обиженный будто-бы генералом Стесселем и желая застрелить последнего, во время встречи адмирала Алексеева, возвратившегося из Петербурга, ранил, по ошибке, другого, ни в чем неповинного офицера; этому будто помешала близорукость К. и излишне выпитое для храбрости.
Поручика осудили за это покушение, кажется, в каторжные работы.
Генералу Куропаткину должно быть были известны отношения генерала Стесселя к офицерам, и то, что в обращении с солдатами он «бил на популярность», позволяя себе при этом делать оскорбительные замечания по адресу офицеров, подрывая этим дисциплину и озлобляя последних».
К сожалению, эту дурную привычку Стесселя публично разносить своих офицеров в присутствии их подчиненных и даже нижних чинов, впоследствии перенял и сам Колчак, неоднократно в этом замеченный.
Во время обороны Порт-Артура Колчак зарекомендовал себя хорошо.
Его первое самостоятельное командование миноносцем продолжалось почти полгода, до 18 октября, (с месячным перерывом на излечение в госпитале от воспаления лёгких).
Колчак на своём миноносце «Сердитый» ежедневно нес обычную боевую службу: тралил внешний рейд, дежурил на проходе в бухту, обстреливал неприятеля, ставил мины.
В ночь на 25 августа Колчак поставил 16 мин в 37 милях южнее Порт-Артура.
Через 3 месяца, в ночь с 29 на 30 ноября, на расставленных Колчаком минах подорвался и затонул японский крейсер «Такасаго».
Этот успех был вторым по значению после гибели на минах японских броненосцев «Хацусе» и «Ясима» в мае 1904 года. (Колчак очень гордился этим успехом, упоминал о нём в автобиографии 1918 года и на допросе в Иркутске в 1920 году).
18 октября по его просьбе, в связи с состоянием здоровья, Колчак был переведён на сухопутный фронт.
Он командовал батареей разнокалиберных орудий на артиллерийской позиции «Вооружённый сектор Скалистых гор», общее командование которым осуществлял капитан 2-го ранга А. А. Хоменко.
К моменту капитуляции Порт-Артура Колчак тяжело заболел: к суставному ревматизму добавилось ранение. 22 декабря он попал в госпиталь, а затем, после капитуляции крепости, в плен к японцам.
В апреле 1905 госпиталь был эвакуирован японцами в Нагасаки, и больным офицерам было предложено лечиться в Японии или возвращаться в Россию.
4 июня 1905 года Колчак вернулся в Санкт-Петербург.
Его, также как и многих других участников этой войны, щедро награждали многими орденами и медалями:
За «сторожевую службу и охрану прохода в Порт-Артур, обстреляние неприятельских позиций», произведённых за время командования «Сердитым», 15 ноября 1904 года А. В. Колчак был награждён орденом Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость», спустя менее месяца, 12 декабря 1905 года «за отличие в делах против неприятеля под Порт-Артуром» лейтенант был награждён Георгиевским оружием с надписью «За храбрость».
По возвращении из японского плена Александр Васильевич был награждён орденом Святого Станислава 2-й степени с мечами, к ордену Святого Владимира 4-й степени, которым Колчак был награждён за Русскую полярную экспедицию, в 1906 году ему были пожалованы мечи, в этом же году Колчаку была вручена серебряная медаль в память о русско-японской войне, а в 1914 году он был удостоен нагрудного знака участника обороны Порт-Артура.
Награды вполне заслуженные, личной храбрости Колчаку было не занимать.
На фото: Колчак в экспедиции барона Толля. Как видим, все участники в "партикулярном платье", это была сугубо научная экспедиция.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/11/18/952