Нила посадили на цепь, словно паршивого пса. Его руки были крепко связаны сзади, так, что все члены затекали. Мучители не давали пить и есть, общаться с отцом и сестрой, которые сидели в той же камере. Его в любой момент могли огреть тяжелым сапогом по уху, заставляя падать на грязный пол, скрипя зубами от боли.
Жизнь, какой он жил эти дни была полна боли и унижения. Он не знал, сколько прошло времени, но ему казалось, что месяцы или даже года. Его семью кормили и поили исправно, ведь они не были преступниками, а лишь приманкой. Их все обещали отпустить, да никак не отпускали. От этого у Нила выла душа. Он просто хотел, чтобы Энн-Мари больше не смотрела из угла на прикованного к стене жалкого своего брата. Чтобы отец прекратил шептать молитвы и успокаивать малышку дрожащим голосом, полным отчаяния. Энн-Мари рвалась к брату, в его грязный смердящий угол, но тюремщики прикрикивали на нее, они принимались избивать Нила при ее приближении. И тогда малышка, заходясь в рыдании, уползала назад в свою сторону камеры. Разговаривать им тоже воспрещалось. Все нарушения оборачивались болью для Нила. Один тюремщик даже соорудил самодельную плетку, чтобы наказания мужчины стали еще более унизительными.
Нил понимал, что он попался. Его поймали, он был недостаточно силен. Он подвел всех своих родных. Отца, Энн-Мари, Дэлис… Нил корил себя за это, совесть разрывала его сердце, словно острые зубы хищника. Ему даже стало казаться, что его правильно посадили на цепь. Как слабого, как прогнувшегося, как пленника, который проиграл и оказался в полной власти своих заклятых врагов.
«Я никчемен. Здесь мне самое место…» - вертелось в его одурманенной голове. Ужасно хотелось пить, и мужчина пытался слизывать мерзкие капли влаги со стен тюрьмы, но это не помогало. Голод уже тоже давал о себе знать, но зов желудка с легкостью заглушала жажда. Ему снилась капающая из прохудившейся бочки вода. Маленькие драгоценные капельки, которые он слизывал, прислонившись к ржавой стенке. Во сне он медленно, по капле утолял свою жажду и становилось хорошо, но потом… Он просыпался, и невыносимая горечь во рту разрывала все его грезы в один момент. В камере Нил все время пытался уснуть. Во сне было не так горько, не так голодно, не так больно.
Но долго спать ему не давали – если тюремщики замечали, что он заснул, бедняге прилетало сапогом по уху. Жизнь превратилась в боль и жажду. Его пытались взять измором, чтобы пленник, измучившись в конец, выдал местоположение своей сестры-беглянки.
Иногда к нему заглядывал генерал Чадан. Такие моменты Нил проклинал. Этот прогнивший изнутри человек втаптывал его и без того истлевающую личность в грязь, называл Дэлис такими отвратительными словами, что Нил сжимал зубы от бессилия, желая плюнуть в гнусную рожу своего мучителя. Это Чадан приказал лишить пленника воды и еды, посадить на цепь. Это было сделано для того, чтобы он ослаб духом и, наконец, признался. Но Нил был упрям. В нем не осталось ни малейшего уважения к самому себе, но он все равно был верен Дэлис. Нил решил, что даже если ему предстоит сгнить в этой тюрьме, он ничего не расскажет про свою сестру, не станет предателем. Хоть таким образом он искупит свой позор. Позор пойманного, обыгранного, побежденного.
Генерал Чадан знал толк в унижении и подавлении. Его излюбленной издевкой было приходить с топором Нила и тыкать топорищем в лицо пленнику, вопрошая «И сколько невинных душ ты убил, сколько голов ты отсек этим кровавым топором?». И Нил вспоминал всех людей: добрых и злых, заслуживающих смерти и убитых случайно. Вспоминал Вирена, которого он навеки сделал калекой, но так и не смог убить; несчастного Дэсмонда, умершего смертью храбрых. Казалось, пострадавших от его топора не так много, но это был непомерный груз на душе Франкса.
В другой раз генерал Чадан мельком рассказал о том, что не имеющий возможности разговаривать Грэм все же нашел способ настучать на того заключенного, который рассказал Нилу про ловушку. Грамотный Грэм написал об этом и беднягу повесили под радостные крики толпы. Горечь за то, что этот человек с непогасшей в тюрьме душой умер ни за что, сводила с ума Нила.
И минуты тянулись в этой ненавистной камере, превращаясь в часы. Изнывая от ненависти к самому себе, жажды и тревоги за близких, которые видели все его страдания, Нил влачил жалкое существования цепного пса.
Однажды Энн-Мари уличила момент, когда пьяные тюремщики заснули на своем посту, и неслышно подобралась к Нилу. Весь в синяках, смердящий нечистотами, он был мало похож на человека, но девочка со слезами на глазах прижалась к брату и поцеловала его в щеку. Нил почувствовал, как и у него самого щипает глаза. Он нежно прижался к сестренке, жалея, что не может обнять ее со связанными руками и прошептал: «все будет хорошо». Девочка улыбнулась ему чисто и искренне, как умеет улыбаться ребенок и прошептала в ответ: «Спасибо, что не выдаешь Лис. Мы с папой очень любим тебя и гордимся». На изможденном лице мужчины расцвела улыбка. Для девочки она была дороже всех слов.
-Я принесла тебе немного воды, - Энн-Мари пододвинула мисочку к брату и тот с жадностью накинулся на нее, выхлебав все и вылизав дно.
-Спасибо, - тихо-тихо прошептал он, слизывая с губ последние капли, - передай папе, что и я вас очень сильно люблю и ни за что не предам.
В углу камеры шевельнулся один из пьяных тюремщиков. Энн-Мари тут же птичкой вспорхнула, прихватила с собой мисочку и перебежала на свою сторону камеры, скрывшись во тьме.
А на следующий день опять пришел этот мерзкий генерал. Он размахивал перед лицом Нила топором, вопрошал про местоположение Дэлис и бил его в живот ногами, когда пленник наотрез отказывался отвечать.
-Только из-за того, что ты считаешься околдованным ведьмой Дэлис Франкс, чьи колдовские чары сгубили немало добрых людей, я не могу пытать тебя. Но знай, это ненадолго. Я слышал, ты покалечил пограничника, когда Дэлис Франкс не было рядом. Насколько я выяснил, это был твой друг. А раз ты способен поднять руку на друга, значит, ты действительно мерзкое чудовище, Нил Франкс, и достоин худшей участи. К тому же, ты прикончил офицера Кайна. Словом, покалеченный тобой парень уже собирает бумаги на разрешение о твоей пытке. Так что скоро… Я принесу сюда кое-что поинтереснее топора. Может, выдашь мне все свои тайны пока не поздно, мальчик?
Нил похолодел. Под пытками рафнианских вояк не устоял еще никто. Наверное, у него поседела треть волос, пока он слушал это. Вирен… Тот самый Вирен, которого он помиловал, которого убить не поднялась рука, с которым они за одной партой сидели! Этот самый друг юности погубит его. Он сдаст Дэлис с потрохами, когда палач прикоснется к нему своими ужасными орудиями. Франкс не тешил себя надеждой – ему не устоять. И самое ужасное, что это будет видеть Энн-Мари. Она будет смотреть, как его истязают, она будет слышать, как он кричит, она будет чувствовать запах крови, которым вскоре наполнится вся камера… Вирен… Ненависть к этому человеку бурлила в его жилах и возгоралась яростью. Все потеряно. Он – конченный человек и все, что остается дальше – нечеловеческая боль и спасительная смерть. Может, стоит рассказать все сейчас?
-Хорошо. Я расскажу тебе все. Я понимаю, что мне не удастся устоять под пытками. И я не хочу, чтобы моя сестренка видела это. Пожалуйста. Дай мне рассказать тебе правду и казни меня, Чадан.
Генерал усмехнулся.
-Ну что же. Начинай. Послушаем твою версию.
Нил вздохнул.
-Сначала мы скрывались в одном из заброшенных домов.
-В каком именно?
-Я уже не помню…
-Ты лжешь. Ты специально выбрал один из них, так? В каком доме это было? Весь наш поисковый отряд почил на пустыре на окраине Рафниана. Никто не знал, в каком вы скрывалась доме, Нил Франкс. Ну так отвечай! – рявкнул генерал.
Нил до боли не хотел, чтобы проклятый дом, где они с Дэлис нашли приют, разобрали по кирпичикам. К тому же, начались бы вопросы на тему как они туда вошли… Наверняка опять приписали бы Дэлис колдовство и тот самый дом снесли бы к черту, как притягивающий ведьм. Нил отчаянно не хотел этого. Девушка, жившая раньше в том проклятом доме значила для него слишком много…
-Мерзавец! Пока туда добрались другие люди, на пустыре прошли дожди и все ваши следы смыло. Что же, к этому несущественному вопросу мы вернемся потом. Гораздо интереснее, где эта богомерзкая ведьма сейчас. Она в Запретной Зоне, так?
-Да… - скрепя зубами, ответил Нил.
-И куда она направилась? Может, у таких ведьм где-то в Запретной Зоне есть какая-нибудь… Община, поселение? – у генерала хищно загорелись глаза.
-Она не ведьма!
-Все ясно. Говорить правду ты не хочешь. Думаю, скоро палач будет здесь.
Нил чертыхнулся. Отчаяние пронзило всю его сущность. Он решил, что пора сочинять и придумывать, пусть и клевеща на Дэлис, потому что по-другому они не понимают.
-Ладно, ладно! Сознаю, черт вас возьми, она ведьма! И она скрывается…
Нила хлестко ударили по губам. Вид у Чадана был крайне самодовольный.
-Нечего тут бесов на меня призывать, ведьмин прислужник! Наконец-то ты сознался.
Тут послышались гулкие шаги и все в камере чуть приутихли, желая узнать, кто так нежданно пожаловал в это ужасное местечко. Вскоре гость постучал в железную дверь камеры. Чадан кивнул головой на дверь, молчаливо приказывая одному из тюремщиков открыть створки окна на двери.
-Генерал Чадан, это пограничник Вирен Грегорс. Я пришел сообщить новости о Ниле Франксе.
-О, вот и твой «друг»! – взвив палец до потолка, хищно оскалился генерал Чадан, - откройте ему дверь!
Тюремщики открыли тяжелую дверь и на пороге показался пограничник в полном облачении. В единственной руке он держал кучу бумаг. На его поясе висел новый мачете в новеньких ножнах.
-Надо было добить тебя, скотина, - прохрипел Нил.
-Поздно спохватился, псина, - хмыкнул бывший «друг», - Скоро ты будешь ноги мне лизать.
И Вирен передал бумаги генералу для изучения.
Предыдущая глава (Глава 34. Приют) - http://www.proza.ru/2014/07/31/1687
Следующая глава (Глава 36. Однорукий) - http://www.proza.ru/2014/08/04/189