Что делать, когда учителя занижают оценки ребенку в школе и в вузе?
Нашей семье пришлось, из-за болезни матери, вернуться в 1965 году в замечательный русский тогда город Фрунзе, где я впервые, так уж получилось, увидел киргизов только по телевизору и которые жили тогда, в основном в горах, на джайлоо - необъятных высокогорных пастбищах, которые рисовал маслом мой отец, бывший тогда главным художником города Джалал-Абада, когда выписывал себе творческую командировку.
В нашем 7-ом классе была только одна киргизка, Алымбаева, и одна наполовину киргизка - Степанова, в обоих я был влюблен, наверное, потому, что в других классах учениц-киргизок не было вообще. Ну, а нас почти всех воспитывали, как интернационалистов... Русским нравились татарки, еврейки, киргизки, узбечки, немки.., и наоборот.
Вот тогда то, в седьмом классе появился в моей жизни учитель, который как кто-то выразился, "гнобил" меня: постоянно выставлял мне заниженные оценки. Это был учитель удивительно благообразной внешности, с красиво зачесанными, волнистыми светлыми волосами, словно какой-то ухоженный политик с предвыборной картинки…
Тем временем, бушевали гормоны и с нами происходили удивительные вещи. Нас водили в театр, но мы ничего не могли вспомнить, кроме невероятно коротких юбочек и обнаженных коленок девчонок, классно вырядившихся к такому случаю.
У нас все были во всех или в кого-то или во многих влюблены.
На 23 февраля 1966 года восемь из 12 девочек подарили мне книги и поздравили меня, но этот порядок тогда не отменили - учителя замерли в ожидании. Они не отменяли такой порядок поздравлений до 8 марта, гадая, наверное, как я поступлю? В результате этого мне пришлось тоже бродить по магазинам покупать восемь и даже девять книг…
Дорогих книг я не мог накупить, и вывернулся тем, что начал писать стихи, оказалось это не слишком сложно: всех поздравил моих объявившихся вдруг подружек книжкой и персональным стихом.
В последующие годы такой в нашей 47 средней школе порядок был отменён, и все получали строго по одному подарку и поздравлению
Тогда я почти не обращал внимания на такие мелочи – оставшись за главу семьи, я должен был вести хозяйство, несмотря на протесты соседей: кроме музыкальной школы и других кружков и спортивных секций, мне приходилось вести хозяйство и четырёх свиней на откорме, 18-ти кур, кролики, сад и огород… Много позже я понял, что у матери и отца были свои методы развития и воспитания, и попробовал рассказать о них в книге: «Каждая семья - это детский сад и школа для будущих талантов и гениев» - http://www.proza.ru/2013/05/17/2002
Главной радостью тогда для меня были победы в седьмом классе, где оказался первый честный педагог, который встретился на моём пути: учитель рисования. Он меня освободил от уроков рисования, а потом и от черчения, и у меня появилось больше времени для реализации интересов вне школы. Дело в том, что на первом уроке этот Учитель заявил всему классу: «Того, кто нарисует лучше меня, я освобожу от уроков рисования!». Он не знал, что я рисовал почти профессионально и тогда уже знал, что врождённых талантов не существует – но есть хорошие учителя.
Сразу после празднования 7 ноября на своём уроке он задал тему: нарисовать о том, кто как провел праздник? Я увлекся, изображая стадион «Спартак», дубовый парк, волейбольные площадки и салют, который мы наблюдали всей семьёй. Грозный учитель тихо ходил между рядами парт. … Я ещё увлеченно штриховал рисунок, так, как меня учил отец, как вдруг учитель забрал мой неоконченный рисунок и показал всему классу: «Вот так я не могу рисовать!»… Он выставил меня за двери, сказав: «Я не могу тебя больше ничему научить, могу только испортить. Ты – свободен!».
На этом мои посещения его уроков закончились.
На всю жизнь я запомнил его слова, когда он также освободил меня от уроков черчения: «Ну, а этот предмет тебе вообще не нужен – когда надо, ты его за два часа освоишь – не трать времени – занимайся тем, чем хочешь!». После этого его вызвала директорша и пыталась дать ему взбучку. Но этот педагог ни за что не соглашался отменить своё решение, грозившее ему увольнением.
Наконец, она согласились на компромисс: я был назначен постоянным, можно сказать, «штатным» оформителем первой, титульной страницы школьной стенгазеты, которая выходила ежемесячно. Мне было поручено рисовать заставки выпусков школьной стенной газеты. Но отец знал, после семейного совета после 3-его классе, что я не собираюсь быть профессиональным художником и сам вызвался помогать мне делать эти заставки. Для него это было удовольствием, а у меня появилось больше времени на свои поиски и чтение.
Как получилось, что уже с третьего класса я рисовал почти профессионально? Это обучение рисованию произошло в непростых условиях и стремительно.
Когда я учился во втором классе, мы впятером жили в мастерской отца, где среди красок и мольбертов, незаконченных работ, напряженную обстановку создавали два моих младших брата 3 и 4-х лет, которые непрерывно бузили, воевали друг с другом и со мной. Дело дошло даже до несправедливого наказания меня, тогда как виноваты были по моему мнению, малыши... Из-за этого я тоже мог выйти из-под контроля, сорваться и даже уйти из дома.
Видимо, тогда матери вдруг и пришло на ум гениальное решение: отправить меня на этюды (а это минимум 3-4 часа!) и, тем самым разгрузить обстановку.
Помню, как мама строго и решительно поговорила с отцом, и он отложив свои кисти, за несколько уроков (за два с половиной дня!) передал мне многие свои профессиональные знания навыки и секреты… Уже во второй половине третьего дня я, уже освоив теорию и технику рисунка, свойства карандашей семи-восьми типов, гуаши, акварели и пастели - отправился на свои первые этюды!
Дальнейшее обучение происходило в режиме самообучения - отец корректировал лишь композицию и рекомендовал объекты или места, где я мог совершенствоваться в рисовании "с натуры".
Самообучение проходило так быстро, что к осени я уже понял, что некоторые вещи могу рисовать лучше него, чего я, конечно, испугался, зная, как трудно и долго мой отец шёл к вершинам мастерства: все самые ответственные заказы в республике поручали именно ему.
В третьем классе уже никто не верил, что рисунке в моём альбоме делал я и с этим возникли определенные проблемы: одноклассники сбегались смотреть и многие выражали недоверие и т. д и т.п., ну, а старшеклассники могли просто отнять и подарить своей подружке. После одного такого случая мне чуть не поставили двойку за невыполнение задания - пришлось обращаться даже к директору школы, чтобы он заставил старшеклассника вернуть рисунок... Я принял решение скрывать свои "профессиональные навыки", подделывался под остальных и меня надолго оставили в покое.
Но мне надо было принимать решение: совершенствоваться в рисовании и тогда превзойти своего отца, или пойти другим путём?
Я осторожно обратился к родителям за советом, стоит ли быть мне художником?
Из обсуждения следовало, что вроде всё хорошо, но по-настоящему развернуться художнику в те времена не позволят. Всё делалось и утверждалось только с одобрения партийных органов и ещё страшнее представлялся Художественный Совет - а там могли быть недоброжелатели и т.п. В результате снижалась оплата труда независимо от мастерства, и вообще мог быть поставлен потолок в художественном творчестве...
После долгого и серьёзного совещания, я пришел к выводу, что художник - очень зависимая профессия, а меня устраивала только свобода. Ну, это другая история.
Я тогда не знал, что и в других областях мне могут поставить "потолок" - так это и случилось в математике - через четыре года - в седьмом классе.
Я рассказываю о методах, примененных ко мне и придуманных мною для освобождения от школы в 60-е годы в книге: «Методы и модели максимального раскрытия генетически-обусловленного потенциала детей для родителей» - см.: http://www.proza.ru/2013/05/17/1926
После всех этих достижений и серьезных разговоров я понимал, что как минимум на уровне художественного училища в третьем классе я уже рисовал: получалось, что это было опережение на 8-10 лет, а идти тогда дальше в рисовании было некуда, да и работать по этой профессии я уже не собирался.
До окончания четвертого класса я примеривался ко многим профессиям, о чем и рассказал в приведенной выше книге.
Но огорчать и заставлять меня стать посредственностью некоторые педагоги начали в седьмом.
Я приехал, вернулся во Фрунзе из другого города «отличником», но учитель математики очень скоро дал мне понять, что все мои намерения учиться только на «отлично», тщетны…
Видимо, единственной моей виной было то, что город Джалал-Абад считался провинцией, ну, а он Стариков – был учителем в столичной школе и был убежден, что в провинции ну никак не могут учить на "хорошо" и "отлично".
Если учитель рисования добровольно и по собственной инициативе освободил меня от уроков, то, кроме Старикова были и другие педагоги, которые никак не хотели меня освободить.
Ну, физикам простительно: они никак не могли освободить меня даже после того, как в декабре 1965 года я один из всей школы получил «5», когда абсолютно все получили «2», ну, было ещё 2 тройки… Тогда меня несказанно испугало то, что из других, «крутых» классов «А» и «Б» все элитные ученики, вмиг ставшие «двоечниками», целую неделю прибегали на переменках посмотреть, что это за чудо-физическое завелось в классе «В»? Понятно, что на физике предстояли эксперименты и т.д. То же самое – на меня виновато смотрела химичка – без лабораторных работ тоже не годится освобождать от химии..
Но вот как быть с другими, теоретическими предметами, где не нужно лабораторное оборудование и реактивы? География, история – это вообще не считались предметами: в седьмом-восьмом классе у всех пацанов вообще фотографическая память и у доски мы просто листали страницы просмотренных и запомненных учебников … Если, конечно, не курили – тогда эта память куда-то исчезала. Как читающий уже все тогдашние научно-популярные журналы («Знание-сила», Наука и жизнь», «Химия и жизнь» и другие), я знал, что от курения капилляры сужаются, снабжение кислородом мозга снижается на 30 процентов. Следовательно, многие способности после начала курения напрочь исчезают…
Радовало душу и облегчало и помогло пережить «гнобление» Старикова то, что завуч Томат Лидия Петровна, которая вела у нас русский язык и литературу – она тоже, вопреки всем правилам и строгостям советской школы, - освободила меня по своим предметам, поставила мне при всех «пятерку» за весь год!
Она сделала это несмотря на то, что подобный случай был тогда, наверное, единственным в очень строгом образовании в СССР.
Вскоре я обнаружил, что она поставила мне пятерку и по русскому языку», и не за год, а до окончания школы - но она не говорила это при всех – боялась увольнения. ...
Дело в том, что это был второй честный педагог, который встретился мне на пути и выполнил своё обещание.
Когда начали изучать творчество А.С Пушкина, она всему классу с внутренним восторгом объявила и объяснила, что её любимый учитель в школе, в далёком детстве, завещал ей когда-то - поставить «пять» по литературе и русскому языку тому ученику, который обнаружит знание наизусть самого великого и замечательного произведения русской литературы: всю поэму "Евгений Онегин»!
Так ей пришлось поставить мне "отлично" и освободить меня от своих уроков.
Теперь я понимаю, как мне повезло: на следующем уроке завуча встретил лес рук - оказалось, что 14 учеников из 30-ти были готовы сдать «Евгения Онегина» наизусть и получить заветные «пятерки» за год!
Скоро выяснилось, что теперь могу ходить тогда, когда захочу, и стал приходил только на самые интересные, полезные для меня уроки... Завуч буквально выставила меня из класса, прервала, когда я задавал вопрос: "Если Белинский доказал, что Онегин - цвет пустой", то зачем же мы его так серьезно изучаем?
Начитавшись всяких книжек, я к тому времени всерьез думал, что не лучше ли было бы расширить список и ещё почитать Джека Лондона, роман " Мартин Иден" и другие, а также Ромена Роллана, Лиона Фейхтвангера, Ремарка и других авторов - для разнообразия и полноты представлений о мире?"
Лидия Петровна объяснила мне, что не хочет и не может мешать мне читать то, что я захочу, что я думаю в правильном направлении и ещё раз напомнила о том, что я свободен. Она, конечно знала и о том, что мы живем фактически без матери, которая по 8 месяцев в году лежала по больницам и лечилась в разных санаториях по всему СССР ...
Зашёл я еще на литературу, пожалуй, только один раз, на урок по Маяковскому. Там получали оценки: по очереди, но уныло читали "Стихи о советском паспорте"... Не выдержав, поднял руку: так эти стихи читать было нельзя! Я прочитал, даже не заметил как: меня остудил только гром аплодисментов - одноклассники зааплодировали... Это повергло меня в такое смущение, что я больше до самого окончания школы не приходил на литературу, а увлекся иностранными авторами, а также научно-популярной фантастикой Беляева, Жюля Верна..
Правда, только после Достоевского я понял, что литература больше мне не нужна: он научил меня в жизни теперь видеть гораздо больше, чем было описано в книгах...
Теперь в свободное время я начал писать, подражая всем известным мне литературным авторам. а также увлекся философией, психологией - пытался раскопать наиболее мудрые мысли у Карла Маркса, рылся в дневниках Льва Толстого, задавшись целью разгадать секреты его творчества...
Несмотря ни на что, меня продолжал «гнобить» учитель алгебры. Фамилия у него была Стариков – до 2000-х годов, появления замечательного и невероятно правдивого писателя Старикова, эта фамилия 40 лет была для меня самой ненавистной, потому что этот «педагог» все годы учебы систематически занижал мне оценки ровно на один балл.
Что бы я ни делал, как бы я не отвечал, он демонстративно, иногда даже с какой-то ухмылкой, словно биоробот, ставил мне заниженные оценки…
Несмотря на это, я не уставал делать ему проверки, а вдруг у него проснулась совесть?
Но не помогло даже то, что я был единственным из всех 4-х классов, кто вызвался на его, Старикова, ехидный вызов, когда тот вышел перед экзаменом покурить. Я прямо из коридора пошел отвечать на первом в своей жизни экзамене без всякой подготовки: "взял билет – иди к доске" - как сказал, с издевкой, глядя на всех трясущихся учеников Стариков. Я немедленно начал отвечать и все другие экзаменаторы были свободными, потому что все лучшие ученики ещё готовились, не отрываясь от парт. Выслушав меня, экзаменаторы собрались ставить мне "пятерку" за экзамен, но этот гнобист Стариков, вернувшийся с перекура, попросил меня выйти, и заставил их выставить мне «четверку»!
Ну, а на уроках он был всевластным садистом и без свидетелей делал свое черное, или лучше сказать, поганое дело…
Понятно, что в нынешнее время я бы снял бы все мои ответы и его оценки на смартфон и подал бы на него в суд. Ну, или перешел бы в другую школу. Наверное, и по совокупности его издевательство надо мной, его бы, по меньшей мере, самого перевели бы вести другой класс, или попросили бы вон из школы если бы пожаловались и другие ученики...
Так что я очень хорошо понимаю того ученика, который на прошлой недели был доведен учителем географии до того, что раздались роковые выстрелы в московской школе. Сколько бы не скрывали педагоги массовые случаи гнобления над учениками, рано или поздно этот вопрос всплывет на поверхность "традиционной школы", которая из 100 % гениальных детей делает 97 % бездарных", чему, собственно, и посвящены мои книги.
Примыкает к этому и дело Брейвика", которого довела до трагедии политика властей Норвегии, взявших, в частности курс на поддержку иммигрантов из некоторых южных, террористически опасных районов бывшего СССР, которые не только занялись привычным рэкетом, но начали торговать наркотиками уже не в ночных клубах, как делали это албанцы, а в школах, обрекая на гибель десятки, сотни тысяч детей... Начавшаяся за полгода до событий на норвежском острове депортация нескольких тысяч иммигрантов, занимавшихся в Норвегии преступными промыслом, начала пробуксовывать под влиянием "внешнего управления" и это, по-видимому, и привело к недопустимым "аргументам" Брейвика. Как и в случае отчаявшегося ученика московской школы, подобных трагедий можно было бы избежать, если бы педагогов более серьезно обучали методам работы с "нестандартными детьми", давали бы знания из области социальной психологии...
К счастью для меня, у моего отца не было никакого оружия, кроме кистей и красок.
Он не служил в КГБ, а был художником. Выигрывал все конкурсы на самые ответственные заказы: рисовал и портреты членов Политбюро для местного ЦК и правительства, и иконы для редких тогда верующих, он оформлял первый в столице ЦУМ, и павильоны ВДНХ...
Ну, а мой дед, первоклассный охотник и официальный егерь научивший меня ещё в двенадцать лет стрелять навскидку и без промаха в летящую дичь, каким-то чудом подарил свою фамильное ружье 12-го калибра (которое вроде американцы называют "помповым") не мне, а какому-то другому, дальнему родственнику…
Все удивлялись его поступку, так как знали, что он доверял двенадцатимиллиметровую пушку только мне. Наверное, здесь без мудрой подсказки моей матери не обошлось. Погоревав сначала, я поразмыслил, а потом и вовсе успокоился, что остался без ружья. Дядя Федор, мой дальний родственник, подполковник как-то сказал: "Ружье раз в год само стреляет". Тем более, что воздушное, пневматическое ружье нам к тому времени уже продал сосед, у которого сын уже вырос и куда-то уехал.
Получив после освобождения от уроков рисования, черчения, русского языка и литературы некоторую свободу от школы, я ликовал и смог заняться более полезными делами и радость как-то смягчало обиды и унижения, которые учитель Стариков мне устраивал два раз в неделю, когда у нас были уроки по «Алгебре» и другим математическим предметам. Теперь у меня было время на хождение в библиотеку, на первые просмотры четырёх серийного фильма «Война и мир» в кинотеатре «Манас» - уроков черчения как раз хватало, чтобы посмотреть этот фильм…
Кроме того, мне даже стало хватать времени на чтение и конспектирование «Капитала» Карла Маркса – тогда наверное, все конспектировали, так как Ленин познакомился с этим самым «Капиталом» в 16 лет. Это сыграло огромную роль в формировании моих интересов. Там я вычитал, что целью общественного производства является всестороннее развитие способностей человека, освобождение его от монотонного и неинтересного труда. Там же, где-то на 522 странице Маркс давал методику, как это делать: надо время от времени менять среду, цех, профессию, чтобы рабочему было интересно!
Все это я уже проходил и знал как это интересно - и работу на подворье, в деревне, на току, на хлопковых полях, и даже водителем грузовика в 15 лет, и рабочим в археологической экспедиции академика Киргизской Академии наук Плоских Владимира Михайловича и так далее - я проходил еще ребенком, и пожалуй, ещё раньше – с семи лет. - http://www.proza.ru/2013/05/17/2002
Кроме того, К. Маркс прямо указывал, что детей надо приобщать к общественно-полезному труду … с 9-ти лет. Об этом см. в книге: «Одаренность детей и разгадка тайны …» - http://www.proza.ru/2013/05/17/1742
Помня, что отец меня сделал профессионалом по рисунку летом после второго класса, я возмущался до глубины души, что все вокруг, в школах делают совсем не так, как завещал Карл Маркс, портреты которого они кругом вывешивали.
Я перечитал почти всю доступную мне тогда научную фантастику, а после книги Вл. Леви начал на практике "охотиться за мыслью" уже в районной библиотеке, где меня иногда тревожили вопросами: "А почему ты не в школе?".
От кибернетиков я узнал, что мозг человека используется лишь на пять процентов, но эти пять процентов учителя используют так бездарно ... - … Учитель Стариков заставлял меня непрерывно думать о том, как освободиться от алгебры, и других предметов, которые являются, пожалуй, самыми легкими предметами и вообще непонятно, зачем на них тратить столько времени?
Чуть позже это подтвердил третий честный педагог, который мне встретился. Это был великий педагог Виктор Федорович Шаталов, который заявил и доказал, что весь школьный материал по алгебре излагается в чтение … 26 минут!
На больших и ответственных семинарах для педагогов и руководящих работников В.Ф, Шаталов брал секундометр, засекал время и излагал всю алгебру ровно за 26 минут. В.Ф. Шаталов был тогда директором школы и доказал всем комиссиям, что курс алгебры и всех других математических предметов усваивается всеми, без исключения, обычными детьми. При правильной методике даже «двоечники» в самом отстающем классе будут учиться «отлично» и за срок в пять раз быстрее, чем этого требует и заставляет делать Стариков и другие учителя!
Но «гнобление» со стороны учителя Старикова продолжалось, несмотря на то, что математика была для меня самым легким предметом, и я сдавал все полугодовые контрольные работы на час и даже полтора чаcа раньше срока. Эти контрольные работы проводились в огромном зале, где размещались одновременно все четыре класса под строгим контролем большой комиссии, члены которой непрерывно ходили между рядами.
Мы даже с моей хорошей знакомой, татаркой Ларисой Гайсиной (в которую я тоже, конечно, был влюблен) состязались в этом, единственные в школе: кто вперёд сдаст общешкольные контрольные работы по математике... Но и это не помогало: «костлявая», как мне чудилось, рука учителя Старикова доставала мои контрольные работы и тут.
Она, моя соперница и подруга Гайсина после школы тоже поступила в вуз, в политехнический институт, и потом мы учились в одном и том же городе - в Томске.
Из всех парней класса и даже, пожалуй, выпуска, только я поступил в университет, во всяком случае, «с первого раза». Немалую роль играло и то, что во Фрунзе конкурсы были от 14 человек на место и выше! Несмотря на то, что после участия в 1967 году в археологической экспедиции в 6-ти местах во горах Припамирья под руководством будущего академика Плоских, меня звали вне конкурса на исторический факультет университета, я твердо решил уехать в Россию - в РСФСР, так как то, что происходило тогда в Киргизии я ощущал, как какой-то тихий, ползучий апартеид. Все директора русской национальности перемещались на вторые роли - становились заместителями у киргизов, которые, как говорили всё взрослые, ничего не делали, а только командовали и унижали... Квалификация и знания не играли при назначении никакой роли. Отец так и охарактеризовал ситуацию, произнося с сильным акцентом: "Я началнык - ти дурак!". Несмотря на огромное расстояние и неизвестность, я ни минуты не сомневался и уехал поступать в университет в Сибирь.
Когда после окончания школы уже студентом, по предложению моего приятеля, я заглянул в школу, Лидия Петровна Томат порадовалась за нас, и попросила передать тонкую папочку с какими-то документами «вашему учителю» - оказалось, этому самому моему «гнобильщику» Старикову.
Мне показалось немного странным - почему он сам не пришел за документами - до школы было около 400 метров. «Может быть, это связано с каким-то заболеванием?» - промелькнуло у меня.
Мы пришли к нему – он жил совсем недалеко от аэропорта – где-то за 200 метров до трапа, тогда как я насчитал 750 метров от трапа до своего дома.
Учитель Стариков встретил нас в домашней одежде, пригласил нас войти и спросил, как наши дела? Как всегда, интеллигентный и добродушный, покурил у подоконника, поговорил с нами (но я то знал какой он, на самом деле, монстр!). Мы передали ему папочку и рассказали о своих успехах. Он высказал удивление: оказалось, что я единственный из его учеников – мучеников поступил в Университет. Мне показалось, что он как бы проглотил на какое-то время язык, и о чём-то задумался …
Я начал говорить о том, что меня больше всего волновало. О чем было поговорить, близко к его профессии? В то время мы все знали, что догнать и перегнать Америку можно было только повысив производительность труда. Ну, я и начал рассказывать, что, побывал в университетах и психологических институтах Москве, в Ленинграде, Киеве, - и обнаружил, что нигде и никто не занимается сокращением сроков обучения, не собирается «повышать производительность труда» учителей!… Но тут он как-то прервал общение и мы распрощались.
Мне же, в общем-то, стало немного легче – может он, учитель, задумался о том, что был не прав в том, что постоянно занижал оценки? Может быть, он пересмотрит своё отношение к ученикам и больше не будет выбирать себе жертву среди несчастных?
Я не успел ему рассказать о своих соображениях насчет того, как и в каком объеме надо изучать математику в школе.
Соображения мои были следующими.
Если за три дня отец меня научил рисованию, - и даже взрослые математики не могут рисовать так, как я, - то и математике, наверное, можно в 8-9 лет научить ребенка тоже играть с математическим объектами тоже профессионально?
Но нужна такая методика, чтобы педагог мог за несколько уроков объяснить, что такое математика, а дальше этот ученик должен заниматься так же самостоятельно, как я с восьми лет ходил на этюды с институтским этюдником, который мне подарил отец?
Но моим мечтам, что учитель пересмотрит свое отношение к ученикам, не суждено было сбыться. Через год, когда я вновь посетил школу, мне сказали, что учителя Старикова не стало – он умер от рака, кажется, не дожив до сорока лет.
Но сегодня я понял, что всю свою жизнь освобождал наших, российских детей от стариковых.
Конечно, школа не сможет освободиться от них: лишь через много лет я узнал, что существуют так называемые "разнарядки", которые спускают школьным учителям сверху: что в этом годы надо стольких то завалить, не допустить в вузы - "Иначе кто будет работать грузчиками, разнорабочими? Кто пойдет на заводы и фабрики, в армию и на плантации?" - об этом убедительно, так сказать, "из первых рук", написал в своих книгах сын министра просвещения штата Гавайи США Роберт Кийосаки.
В дальнейшем, при общении с академиками Академии педагогический наук, мои худшие подозрения подтвердились: все "педагогические организации" были созданы специально для того, чтобы регулировать "поголовье" одаренных людей в СССР. Тогда и понял, откуда в глазах учителя Старикова был этот холодный блеск отчуждения: так наверное, должны смотреть наемные убийцы, которым поручено убить способности и таланты в детях. Во всех учебниках по психологии и педагогики была проставлена простая и ясная цель: количество одаренных детей в России не должно превышать одного процента, а лучше - гораздо меньше. Некоторые академики не хотели с этим смириться - им давали работать, писать книги, занимать должности, но их разработки не внедряли многие десятилетия. Например, кибернетику в школах член-корреспондент, главный ученый секретарь РАО, предлагал внедрить в школах ещё с 50-х годов!
Таким образом, АПН в СССР должна была через ничего не подозревающих педагогов обеспечивать гарантированное отставание от США.
В тот год последнего моего общения со Стариковым, я думал, что учителя просто ошибаются, заблуждаются насчет способностей детей и не знают, что все дети обладают невероятно мощным генетическим потенциалом - рождаются одарёнными.
Я тогда был убежден, что внедрение психологии в школах может всё исправить - занимался психологией так, как ничем другим, так как был уверен, что вторая половина XX века будет "веком психологи".
Но в далеком будущем, через 30 лет общение с академиками Российской академии образования (РАО) подтвердило еще большие опасения: никто не собирался в СССР внедрять достижения наук о человеке в нашу жизнь - все эти достижения прямиком переправлялись на Запад.
Что происходит сегодня?
Теперь, тем же составом, академики РАО должны были обеспечить ещё большее отставание России и разрушение её в соответствии со многими проектами развала, которые предлагают едва ли не каждый бывший институт советологии, которые теперь переименованы в различные центры по изучению России.
Значит, решил я: "Если нельзя школы освободить от стариковых, то надо детей освободить от школы". Так и было подготовлено решение, которое может выполнить любой родитель: лучший способ победить школу и стариковых - это сделать детей одаренными и окончить школу экстерном, лучше - ещё до исполнения 8-ми лет: экстерном - http://www.proza.ru/2013/05/26/1702
Но я тогда не знал, что ожидало меня в вузе, в университете! новый педагог Мария Ивановна Невидимова, которую выгнали из Политехнического института ... за доказанное и систематическое гнобление студентов ТПИ - исключительно и только юношей! В ТГУ её приняли на должность старшего преподавателя, доцента кафедры высшей математики.
Она напомнила мне о Старикове: от Марии Ивановны я получил первый удар - так как был вызван из всего курса первым. В итоге её неравнодушного отношения к студентам, из 19 парней, поступивших на химический факультет в 1968 году, 18 восемнадцать было отчислено - за не сдачу зачетов и экзаменов по математике!
Так в 1969 году химический факультет Томского университета поставил своеобразный, замечательный для феминистского движения во, мировой рекорд, который необходимо записать в «Книгу рекордов Гиннеса»: 100 % девушек студенток показали выдающиеся способности к математике, а 95 % студентов мужеского полу оказались бездарными, совершено неспособными к математике и к другим наукам, так как все парни были отчислены, или оказались в академическом отпуске по «семейным» или «личным» обстоятельствам.
На "тройки" проскочил математику только самый талантливый из всех студент, победитель математических Олимпиад, Александр Белик, который заканчивал новосибирскую математическую школу и знал математику, наверное, получше Марии Ивановны.
Так что стало ясно, что спасать надо было теперь не только российских детей от стариковых, но и студентов вузов - от невидимовых.
Для этого потребовалось почти 20 лет проводить исследования в разных областях, разрабатывать и изобретать методики, при помощи которых родители смогут научить детей читать, считать, знать ноты ... - раньше, чем ходить, освоить в домашних условиях программы школы и некоторых вузов (по математике, экономике, финансам…):
http://www.proza.ru/2013/05/26/1255 - «Читать – раньше, чем ходить: основа образования в третьем тысячелетии»;
http://www.proza.ru/2013/05/25/1069 - «Считать - раньше, чем ходить: основа формирования и развития научного мышления;
http://www.proza.ru/2013/05/25/1007 - «Знать ноты -раньше, чем ходить: каждый ребенок - композитор в три года»;
И даже предпринимать раньше, чем ходить, если родители хотят воспитывать ребенка, как предпринимательского гения:
http://www.proza.ru/2013/05/25/944
Но педагоги, чиновники-бандерлоги продолжали сопротивляться. Родители же, министров до рабочих предпочитают помалкивать потому, что у всех у них дети, по сути, находятся в заложников в школах. У учителей в арсенале имеются тысячи способов сделать из любого способного, потенциально талантливого ребенка бездарного и бесталанного.
Поэтому пришлось долго искать пути и предоставить родителям методику и программу для воспитания законодателей, которые изменят условия жизни и учебы, развития и образования детей в детских садах, школах и вузах: "Как воспитывать будущего президента России": http://www.proza.ru/2013/05/26/1421
Но я почему-то не хочу посвящать эти книги учителю математики старикову, а посвящаю родителям и детям, которые не могут вырваться из под психологического давления или воздействия "традиционных педагогов".
Родители, будьте бдительны! Если вы заметили, что ваш ученик стал хуже успевать, будьте готовы сменить школу или перейти в нашу систему "МИР ребенка", которая создана, наверное, в том числе благодаря борьбе против стариковых, и которая избавит вашу семью от ошибок педагогов, не даст им погубить способности и таланты ваших детей.
Уже в ходе подготовки и обсуждения этого рассказа в телеконференциях Центров и руководителей домашних школ "МИР ребенка" мне прислали рассказы и другие родители, которые скрывают свои истории только потому, что их дети, а теперь и внуки находятся в заложниках в школах.
Многие высказывают мнение, что в таком же положения находятся десятки миллионов родителей и детей.
Когда готовился этот рассказ, пришло письмо от Юрия Д., который учился в школе в те же, 60-е годы. Вот что он пишет.
Рассказ Юрия Ивановича, многодетного отца и деда.
«У меня все годы учебы был дефект: я не мог отвечать урок, когда на меня кто-то смотрит. Этот дефект мне удалось преодолеть только после Армии, тренировками перед зеркалом, глядя себе в глаза. Поэтому, даже, зная предмет на пять, мой устный ответ оценивался на три. По другим предметам преподаватели это учитывали, а физик и за письменный ответ ставил всегда тройку.
Я до ненависти не опускался, как другие. Но меня тройки оскорбляли до глубины души. И я решил доказать, что достоин высшей оценки.
Он задавал задачи повышенной трудности и тому, кто такую решит, надо было доказывать, что решил сам. И была задана очень трудная задача по механике. Я просидел всю ночь и задачу решил, как оказалось, один из класса.
Лишь после школы я узнал, что существует такое: пособия для поступающих в ВУЗ, и отличники передирали решения оттуда. Аналога этой задачи они не нашли. Я же решил, используя только школьный учебник.
Физик, посмотрев решение, сказал: решена неверно. Я же после уроков доказал, что решил верно, но особым способом. С этой поры не было ни одной задачи, которую бы я не решил, и не только по физике, но и другим предметам, используя только учебники. А физик стал оценивать мои знания на пять, тем более, что оформлены задачи были логически безупречно.
А, можно сказать, "отыгрался" я на астрономии в 10 классе, которой по-настоящему увлекался со 2 класса, и меня не пугали в книгах ни формулы, ни все другие сложности изложения.
Не то, чтобы специально я это делал (физик был самым любимым моим учителем и за то, что научил решать задачи, и как Человек) - я, просто, не мог стерпеть, когда у него чуть ли ни в каждой фразе звучала ересь.
Я подпрыгивал от возмущения и подправлял под "аплодисменты" ненавидевших физика одноклассников.
Мой любимый учитель превратился в ученика-троечника, который на каждом уроке, глядя мне глаза отвечал урок, заикаясь.
Еле-еле мне удалось совладать с собой, вначале от натуги краснея и потея от "лжи", а потом я смог-таки принять "равнодушный" вид, скрывая от одноклассников обман. Успокоились одноклассники - успокоился и он, и лгал похлеще барона Мюнхаузена.
2014 г., 5 февраля, Москва, Белгород, Бишкек.