Карамболь. Рассказ 3. Люди-птицы

Алекс Эль
Рассказ 1: http://www.proza.ru/2013/01/18/145
Рассказ 2: http://www.proza.ru/2013/01/18/161
Рассказ 4: http://www.proza.ru/2013/01/18/223
---------------------------------------------

***

  Дождь едва моросил, стуча по мокрому асфальту и крышам пятиэтажек. Капли были холодными, но Карамболь не прятался от них под навесом автобусной остановки, как остальные. Ему нравился дождь, его спокойствие и размеренность.

  Было около шести часов утра – скоро должен подойти рейсовый автобус, на котором он поедет в университет на работу.

  Его настроение колебалось между «немного грустным» и «приподнятым» - осень накладывала свой отпечаток.

  Людей вокруг было немного. В такой ранний час здесь вообще народу почти не бывает. Пять человек на остановке вместе с ним да время от времени проходящие мимо, и это все. Еще девушка лет двадцати двух, стоящая, как и он, под открытым небом немного в отдалении.

  Когда Карамболь подходил сюда, девушка уже была здесь и курила. Ее волосы, собранные в пучок, выглядели немного растрепанными, а легкий бежевый плащ с опущенным капюшоном был измят и внизу замаран грязью. Карамболю хотелось увидеть лицо девушки, но она ни разу не повернулось и не двинулась с места.

  Вскоре, девушка, будто очнувшись от раздумий, оглядела полы своего плаща и сняла его, чтобы оттереть черные и коричневые пятна. Тогда Карамболь смог увидеть ее крылья – небольшие, но невероятно изящные и белые. Такие белые, что хотелось отвести глаза. Каждое перо было украшено узорами из переплетающихся линий голубого и серебристого цветов. Линии были настолько тонкие, что почти не были заметны, но при этом ощущались так же как прохладные капли дождя.

  Карамболь смотрел и не мог налюбоваться этими крыльями, пока девушка тщетно пыталась оттереть мокрые пятна. Он только вытащил сигарету, чтобы закурить, когда из-за поворота на бешеной скорости выскочила черная иномарка и понеслась по направлению к остановке. Уже проехав на метров двадцать вперед, иномарка вдруг завизжала тормозами, остановилась и стала сдавать назад. Через затемненные стекла ничего нельзя было разглядеть.

  Машина остановилась прямо рядом с девушкой, в метре от нее. Медленно стекло опустилось и оттуда показалось лицо молодого парня с прилизанной прической, одетого в голубую шелковую рубашку.

  Его губы зашевелились, он что-то спрашивал у девушки.

  Карамболь видел, как голова девушки слегка качнулась из стороны в сторону, а спина напряглась.

  Парень ухмыльнулся и что-то быстро заговорил, сопровождая свою речь какой-то несуразной мимикой. Девушка, видно, его перебив, что-то ответила, отчего парень наигранно вытянул губы в трубочку и покачал головой. Затем боковое стекло так же медленно закрылось, иномарка рванула с места и исчезла за следующим поворотом.

  После того, как  машина скрылась, девушка простояла на остановке несколько недолгих секунд. Карамболь видел, как ее крылья будто посерели и поникли, а узоры стали едва заметны. Она, торопливо набрасывая плащ на плечи, развернулась и пошагала прочь с остановки. Карамболь смог лишь разглядеть слезы, бегущие по ее лицу, и абсолютно не похожие на прозрачные капли дождя.
  Через пару минут подошел автобус, и Карамболь поехал на работу.
 
***

  Обе стрелки больших круглых часов, висящих над главными дверьми университета, медленно приближались к цифре двенадцать. Здесь и сегодня это означало, что скоро закончится перерыв, и начнется очередной урок. Кучки студентов, рассыпавшиеся в скверах и на главной площади, начинали постепенно редеть, неторопливо превращаясь в непрерывные потоки, стремящиеся внутрь огромного белого здания. Коридоры зашумели. Лекционные залы наполнялись студентами.

  Преподаватели пробирались через растущие толпы с трудом. Извиняясь и чертыхаясь, они шли по лестницам и коридорам в аудитории, номера которых недавно узнали в своих деканатах.
 
  Карамболь был сейчас одних из них. С виду обычный лектор, в очках и с папкой, откуда торчал ворох бумаг, он, как и все пробивался туда, где должен был читать лекцию. Номер он помнил визуально: 751, и сейчас, поднявшись на седьмой этаж, глазами искал цифры, написанные секретаршей на обрывке бумаги.

  Карамболь никогда не держал в памяти статистику, карты, планировку домов и тому подобные вещи, все это можно узнать из справочников, атласов или спросить у прохожих.

  Когда он зашел в аудиторию, там собралось уже достаточно студентов, чтобы превратить это помещение в одну большую неимоверно шумную пещеру.

  Карамболь прошел к доске и принялся неторопливо вынимать из портфеля бумаги и раскладывать их на столе. Студенты, заметив его, в такт этой медлительности начали рассаживаться по местам, заканчивая обмениваться последними слухами и соображениями.

  Разложив помятые листы, Карамболь застыл на месте, уставившись в окно. Облака в небе, большие и белые, как всегда, напоминали ему птиц, причудливо нарисованных невидимым молчаливым художником.

  Протяжно, словно из глубины университетского здания, загудел колокол, призывая всех, кто находился сейчас внутри, замолчать и приступить к своим обязанностям. Карамболь оторвал взгляд от окна и повернулся к аудитории.

  Лица студентов, все без исключения, были устремлены на него.

  - Меня зовут Карамболь, я буду преподавать у вас предмет, который наша глубокоуважаемая администрация сочла правильным назвать «Основы изображения и начертания крыльев». Нисколько не сомневаюсь, что вы, как имеющие непосредственное отношение ко всему этому,  придумаете более точное название. Надеюсь, оно не будет слишком пафосным или насмешливым.

  Итак, сегодня я проведу ознакомительную беседу, целью которой является ввести вас в курс дела и дать общее представление о предмете, а так же о возможностях его сдачи, включая и неприятные аспекты. Однако, как вы убедитесь, я не так строг, в отличии от множества моих коллег, в значительной мере это быть может обусловлено непосредственной направленностью тематики самого предмета…

  - Извините, а мы всю пару будем сидеть или…, - раздался чей-то голос из зала.
  - Сегодня вы сможете уйти пораньше. И, пожалуйста, не спрашивайте меня ни о чем в ближайшие минут пять – многое из того, что я скажу за это время, позволит вам избавиться от большинства ваших вопросов.

  Карамболь немного помолчал и продолжил…

***

  Они лежали на кровати. Она смотрела на звезды, он – на потолок. Оба были спокойными и счастливыми.

  Вика (кошка) медленно прохаживалась по ковру, что-то вынюхивая, и еле слышно мурлыкала.

  Весна за окном только-только начинала дышать, и ее запахи наполняли небольшую комнату свежестью и прохладой.

  – Мне хочется прогуляться, – вдруг произнесла Кристина, почти одними губами.
  – Ладно, но давай позже, – ответил ей Леприкон.
  – Нет. Я хочу одна. Ты не рассердишься? – она повернула к нему лицо и улыбнулась.
  – Хорошо. Только недолго, а то поздно уже, – согласился он.

  Кристина тут же соскочила с кровати, подобрала разбросанную одежду и скрылась в ванной. Там она умылась теплой водой и оделась. В коридоре надела шлепанцы, и, бросив весело «Скоро вернусь!», выбежала из квартиры, хлопнув темно-малиновой дверью.

***

   Ночь была необыкновенно тихой и очень живой. Почти такой же живой, как Кристина, неторопливо идущая по мокрому и прохладному от весеннего дождя асфальту. Звезды высоко в небе светили ярко. Конечно не так, как Солнце, но Кристина смотрела на них чуть прищурив глаза. Она представляла их разумными и пыталась угадать их настроение и мысли.

  Вон та, например, что завершала «ручку» Большого Ковша была необычайно весела и болтала без умолку, другая, которая рядом, задумчиво слушала ее, но, похоже, не слишком внимательно и размышляла о чем-то своем. Та же, которую трудно разглядеть, обособилась от остальных и печально вздыхала.

  – Что с тобой? – спрашивала ее Кристина.
  – Никто со мной не дружит, – отвечала звезда, – Всем становится грустно и тоскливо, стоит мне появиться поблизости.
  – Ты могла бы дружить со мной.
  – Тогда и ты станешь грустить и плакать, как остальные.
  – Обещаю, что не буду, – уверяла Кристина звезду.
  – Нет, девочка, но все равно спасибо.

  Мимо промчалась машина, разбрызгивая лужи, завизжала тормозами и скрылась среди домов. Кристина проводила ее взглядом и, заметив слева, на остановке, павильон, освещенный изнутри желтоватым светом, повернула к нему.

  Продавщица, женщина лет сорока пяти, посмотрела устало, без всякого удивления на пританцовывающую девушку, вошедшую в открытую дверь.

  – У вас есть мороженое? – спросила Кристина, рассматривая прилавки.
  – Осталось с черносливом за 5.60 и пломбир за 4.20, – сообщила женщина, показывая пальцем на холодильник.
  – Пожалуйста два по 5.60, – попросила Кристина, протягивая в окошко мелочь.

***

  У подъезда она доела стаканчик с мороженым и облизала кончики пальцев. Одежда пропиталась водой, но это ее нисколько не раздражало, наоборот, возникало чувство чистоты и гармонии.

  Кристина посмотрела на небо, отыскала взглядом печальную одинокую звезду и улыбнулась ей.

  – Не грусти, – заговорщически прошептала она звезде. Та вздохнула.
  – Мы еще погуляем вместе, – подмигнула Кристина и скрылась в темноте подъезда.
  – Не стоит, девочка, но все равно спасибо.

***

  Утро, как обычно, наступило слишком рано и оказалось чересчур суетливым. Кристина еще не успела открыть глаза, а звуки оживающего города уже врывались в нее, прыгали по подушке, горланили в уши и звенели тарелками на кухне. Она натянула на голову одеяло и замахала руками, пытаясь их отогнать.

  – Кристина, я в универ, суп разогрел – на плите стоит, не забудь помыть посуду, – говорил Леприкон, завязывая шнурки на ботинках, – После третьей в четвертом. Слышишь?

  Леприкон накинул ветровку, схватил рюкзак и уже с порога крикнул:

  – И не забудь захлопнуть дверь, когда будешь уходить!

  Звук закрывающейся двери подействовал на Кристину расслабляюще, но она не позволила себе снова утонуть в белых и мягких простынях. Еле передвигая ногами, она добралась до уывальника и, раскрутив кран, подставила голову под холодную воду. Почти проснувшись, она направилась на кухню. Оттуда тянуло борщом и свеже-сваренным кофе, запах которого разбудил ее окончательно.

***

  В начале одиннадцатого Кристина собрала вещи, оделась, захлопнула дверь и вышла в подъезд. В ожидании лифта она выбирала мелочь на проезд. Обтягивающий свитер зеленого цвета с белой диагональной полосой спереди немного мешал ее крыльям, но она очень любила этот подарок отца и могла перетерпеть незначительные неудобства, создаваемые им.

  Утренний воздух был чистым и свежим.

***

  Трамвай подошел почти сразу после того, как Кристина подошла к остановке. Она запрыгнула в него и пролезла к заднему окну.

  Расплатившись с кондуктором, Кристина отвернулась к улице и предалась разглядыванию города, который наполнялся людьми, автомобилями и сигаретным дымом. Все это куда-то торопилось, неслось, громыхало и пело отрывистыми мелодиями. Таким – еще не проснувшимся совсем, но уже начинающим жить – какой сегодня была и она, город ей очень нравился. В эти минуты он дышал в такт с нею, и она, еще не думая о другом, не погружаясь в заботы и дела, чувствовала как расправляются его плечи и щурятся от света его миллионы глаз.

  Лишь однажды она взглянула на небо без звезд, вспомнила свою ночную прогулку и непроизвольно попыталась отыскать ту, что отгородилась от остальных. Губы Кристины слегка потянулись в улыбке, и мысленно она послала пожелание «С добрым утром!» к белым облакам, а от них еще дальше, и представила, как звезда машет в ответ лучами.

  – Спасибо, и тебе доброго дня!

  В университет Кристина приехала чуть раньше двенадцати, едва ни опоздав на пары.

***

  – Крылья прекрасны такими, какие есть. Зачем же их фотографировать, рисовать, зачем писать о них стихи и романы? Ведь все это – только слепки, подобие. Невозможно передать чем-то кроме души истинную красоту, ее можно лишь чувствовать, переживая в себе, а не сковывать акварелью и не стягивать шаблонными фразами на бумаге, – Гамма объясняла воодушевленно, явно волнуясь. Она постоянно теребила лямку своего миниатюрного рюкзака и подтягивала его на плече. Ее глаза вызывающе смотрели на Карамболя.

  Она подошла к нему после окончания лекции, дождавшись, когда все разойдутся.

  – Конечно, оригинал всегда прекраснее и передать полностью все его особенности невозможно. Я согласен с вами. Но те слепки, о которых вы говорите, позволяют увидеть, почувствовать, хоть и не все, хоть какую-то часть красоты, другим людям, у которых и этого нет.

  – За деньги, – почти зло добавила Гамма.
  – Хотя бы за деньги, – Карамболь поднял левую руку ладонью от себя.
  – Мне бы было противно продавать свои страдания, – скривив губы в презрительной ухмылке, сказала Гамма.
  – Иногда кушать хочется гораздо сильнее, чем думать о том, что плохо, а что еще хуже, – улыбнулся Карамболь.

  Гамма не ответила, а посмотрела на него взглядом, в котором не было ни удивления, ни злости, ни презрения, взглядом, которым глядят тогда, когда что-то вспоминают, стараяь забыть.

  Она голодала. У нее оставалось денег так мало, что на этих жалких остатках невозможно было сэкономить. И она не могла уехать из города, гордость не давала ей этого сделать. Ее гордость оказалась сильнее голода, и Гамма не уехала, ни тогда, ни потом, как бы трудно ей ни было.

  И она никогда не продавала себя, ни целиком, ни по частям.

  Карамболь видел в ее глазах все это. Даже слезы, высохшие давным-давно. В нем было и сострадание, и жалость, и участие, но молодость уже оставила его, передав под опеку старости, а последняя видела много дальше и понимала больше, и не стремилась к флагам и облакам.

  – Я понимаю тебя, Гамма, – вздохнул Карам-боль, – Но я учу рисовать крылья, изображать их. В какой-то мере ты… я… Вообщем, тебе лучше поговорить не со мной, а со своими друзьями или родителями, – он ожидал обиды, но Гамма лишь рассмеялась.
  – Все равно спасибо, профессор, – сказала она и вышла из аудитории.

  Карамболь посмотрел на то, как осторожно закрылась дверь и продолжил складывать в чемодан листки с написанными от руки лекциями. Закончив, он хотел идти, но небо остановило его. В окне виднелись обрывки облаков и ветки, дрожащие на ветру. Карамболь подошел вплотную к окну.

  Голубой и белый. Эти цвета успокаивали и наполняли легкостью. Еще они отгоняли мысли.

  Ему не хотелось сейчас думать. Он слишком мучительно избавлялся от этой привычки, что опять, вот так просто ею заболеть. Гораздо приятнее наслаждаться жизнью, а не бороться с ней, не искать ответы на самим же выдуманные вопросы, не злиться на чужие недостатки и на несправедливость. Просто жить – для себя, для любимых, для родных людей. В этом счастье и радость.

  Так ему хотелось сказать и Гамме, но она слишком молода, чтобы тратить жизнь на безмятежность и примирение со всем и вся. Она бы и не стала. Она сказала бы, что это глупо и надо бороться, надо искать и исправлять.

  Конечно, Гамма, пока можешь – иди, вопреки здравому смыслу, толпе, против ветра, воды, против соплей и пуль, против всего. И никого не слушай. Тем более стариков, нашедших спокойствие в своей нескончаемой мудрости – единственном, что у них осталось.

***

  – Пап, ты чего здесь делаешь? Я тебя уже минут пятнадцать внизу жду, – окликнула его Кристина.

  Карамболь вздрогнул и обернулся.

  – Дочь! – обрадовался он, – Зачем пугаешь?
  – Я не специально. Ты обещал, что спустишься. Забыл?
  – Ну… Склероз, сама понимаешь, – подмигнул Карамболь и направился к столу за чемоданом.
  – Поехали домой.
  – Едем, едем.

***

  В трамвае, как обычно, было шумно. Много людей, много звуков.

  – У Леприкона все в порядке? – спросил Карамболь дочь, когда они проехали чуть больше половины пути.
  – Конечно. Сегодня зачет сдал досрочно. Завтра мы с ним в бассейн пойдем, – сообщила Кристина, помолчала и зачем-то добавила, – Плавать.
  – А меня возьмете?
  – Пап! – протянула Кристина, рассматривая небо через забрызганное трамвайное стекло.
  – Дочь! – тут же отозвался Карамболь, пародируя ее интонацию.

***

  К тому времени, как они добрались до дома, ужин уже был готов. Маргарет ставила на плиту чайник, когда Карамболь и Кристина входили на кухню.
 
  – Что нового в университете, студенты? – разливая суп по тарелкам, спросила Маргарет.
  – Я, – рассмеялся Карамболь.
  – Точно, у тебя же сегодня была первая лекция, – вспомнила Кристина и добавила торжественным голосом, – Мама, вино на стол!

  Бутылка, появившаяся словно из рукава Маргарет, плавно опустилась рядом с хлебницей.

  – Вообще-то, вторая. Первую мне читал декан, – поправил Карамболь Кристину, – Но бутылку можно оставить.

  Все втроем дружно рассмеялись.

  Маргарет подала суп и села за стол, к остальным.

  После ужина пришла очередь вина. Им быстро наполнили бокалы, Кристина произнесла тост за «первое крещение», Карамболь и Маргарет поцеловались.

  – Я вчера видела такую странную звезду, – говорила Кристина, допивая второй бокал, – Она мне сказала, что одинока, потому что остальные звезды отказываются с ней дружить. Раньше я ее не замечала. 
  – Ты снова говорила со звездами, – покачала головой Маргарет, – Милый, наша дочь сходит с ума. Надо что-то с этим делать. 
  – Думаю, единственное, что мы можем сделать – забросить ее на небо, к тем, с кем ей так нравится общаться.
  – Или позвать их в гости, – добавила Кристина.
  – Боюсь, на всех не хватит еды. Я слышала, звезды очень много едят, – нахмурилась Маргарет.
  – Что ты, мама, они вообще ничем не питаются.
  – А почему с ней не хотят дружить? – поинтересовался Карамболь.
  – Потому что она навевает грусть и тоску на окружающих, – объяснила Кристина, – Сказала, что другие звезды плачут, когда она пытается быть к ним ближе.
  – А ты плакала?
  – Нет. Я и предложила ей подружиться. Так что скоро у меня будет новая подруга. Ждите в гости, – ответила Кристина и рассмеялась.
  – Только не забудь предупредить заранее, – сказала Маргарет и встала, чтобы убрать со стола.
  – Конечно! – заверила Кристина, хватая пустые тарелки вслед за матерью.
  – А у меня на лекции была студентка по имени Гамма, тоже немного странная, если так можно выразиться. Мне показалось, что у нее тоже не так уж много друзей, – Карамболь проглотил остатки вина и откинулся на спинку стула.
  – А она красивая? – спросила Кристина.
  – Дочь! – укорила ее мать.
  – Я просто спросила.
 
  Карамболь повертел вилкой в руке, постучал ею по тарелке, которую тут же забрала Маргарет вместе с вилкой, и вздохнул.

  – Она отличается от других.
  – Чем же?
  – Виденьем мира.
  – Этим все отличаются, – заметила Маргарет.
  – Да, конечно, – согласился Карамболь, – Но не более, чем например, красное от зеленого. А она среди них – квадратное. Интересно было бы увидеть ее крылья.

***

  Досмотрев свою любимую программу, Кристина выключила телевизор и отправилась спать. Родители уже легли, и она, стараясь не разбудить их, крадучись, пробралась в свою комнату, которая стала ее комнатой лишь около полугода назад, когда старшие браться почти одновременно окончательно переселились в свои дома, надела пижаму и юркнула в постель под одеяло, вышитое бисером.

  Вино приятно расслабляло тело, но сонное состояние лишь начинало обволакивать мысли.

  Кристина взглянула в окно. Звезды, рассыпавшиеся по небу, светили красиво и ярко.

  – Здравствуй, – отыскала Кристина одинокую, которую сейчас разглядеть было еще труднее. 
  – Добрая ночь, девочка, – отозвалась звезда.
  – Добрая, – согласилась Кристина.
  – Тебе понравилось вино?
  – Да, очень… нежное, – Кристина перевернулась на бок и подложила под голову левую руку, – Скажи, как тебя зовут?
  – У звезд нет имен, – ответила звезда.
  – Почему?
  – Мы все слишком разные.

  Кристина откинула съехавшую на лоб прядь волос.

  – А у тебя вообще никогда не было друзей?

  Звезда задумалась и, будто бы засветила чуть ярче, хотя это могло и показаться.

  – Когда-то была одна маленькая звездочка. Мы много разговаривали и путешествовали вместе. Ей очень нравилось задавать глупые вопросы и гореть желтым светом. Нам было хорошо вместе. Потом она куда-то улетела, так далеко, что я не смогла ее найти. Я до сих пор скучаю по ней, – с каждым сказанным словом звезда светилась все ярче и ярче. Кристина почти уже сравнила ее с солнцем, но тут звезда замолчала и ее прежняя блеклость вернулась к ней.

  – И ты так никогда ее больше не видела?
  – Нет.
  – Может, что-нибудь слышала?
  – Нет.
  – Я читала о том, что вы постоянно затухаете, будто умираете…
  – Она не могла так быстро умереть, – задумчиво проговорила звезда. Она ищет ответы, но вопросы возникают у нее намного быстрее. В этом мы с ней похожи, – она помолчала и добавила грустно и еле слышно, – Звезды не умирают, пока не узнают все ответы, поэтому глупые живут не долго.
  – А какие вопросы она задавала? – спросила Кристина и зевнула.
  – Всякие, девочка, не только глупые.

  Глаза у Кристины уже закрывались, и она, не в силах держаться на Яву, засыпала.

  - Доброй  ночи, девочка, – печально улыбнулась звезда.
  – И тебе… доброй..., – ответила спящая Кристина.

***

  Неделю спустя, в конце лекции, Гамма вновь подошла к Карамболю. Гулко хлопнула тяжелая дверь за последним вышедшим студентом, и Гамма заговорила.

  – Профессор, почему вы прячете свои крылья?
  – А почему ты решила, что я их прячу? – переспросил Карамболь после небольшой паузы.
  – А разве нет?

  Сначала он замешкался, потом рассердился. Да, он действительно их прятал. Не забывал, случайно закрывая одеждой, не старался стоять спиной к стене, чтобы избежать лишних взглядов, а именно прятал. Настоящая же причина тому жила глубоко внутри. Все еще жила. Воспоминания причиняли боль, к которой невозможно привыкнуть.

  Гамма задала слишком конкретный и прямой вопрос, который затронул не только память Карамболя, но и чувства, не имеющие ничего общего с наслаждением жизнью и поверхностными философскими рассуждениями о ней же.

  – Тебе не кажется, что подобный вопрос не тактичен? – сказал он так серьезно, как только мог.
  – Мне кажется, что это не должно быть важным, – серьезности в голосе Гаммы оказалось больше.
  – Тем не менее, мне не хочется отвечать.

  Гамма некоторое время молча смотрела на Карамболя, на то, как он перекладывает листки с места на место, неуклонно сбивая порядок, в котором те лежали раньше.

  – Мне становится очень стыдно, когда кто-то видит мои крылья. Я не могу вынести, если кто-то их разглядывает. Те люди, видевшие их, не могли описать их словами или нарисовать. Я спрашивала, почему, а они говорили, что мои крылья странные: ни красивые, ни уродливые, ни серые, ни прозрачные. «Словно их вообще нет» - удивлялись они и смотрели так, будто у меня три глаза или восемь ушей и все на руках, – Гамма замолчала и посмотрела в окно. Свой рюкзак она не теребила. Лишь через минуту ее лицо вновь повернулось к Карамболю, – Я прячу свои крылья, потому что мне стыдно.

  Он не ответил, ни словами, ни взглядом, ни душой. Он изо всех сил пытался совсем не думать. Наверное Гамма поняла это. Она ушла.

***

  Сегодня Карамболь и Кристина опять возвращались домой вместе на трамвае. Люди толпились около стекол и поручней, толкались и ругались. В этот час большинство из них возвращалось с работы, кое-кто ехал на работу. Люди – уставшие, нервные, задумчивые, взмокшие от пота, несмотря на вечернюю прохладу, занятые своими мыслями, обрывками чужих разговоров – люди. Они держали в руках сумки с покупками, пакеты со спецодеждой. Они старались не запачкать еще сильнее обувь и крылья. Одни спрятали их под плащами, другие завернули в бумагу, немногие держали открыто. Светлые и темные, блеклые и искрящиеся, раскрашенные во все цвета радуги перья дрожали от тряски. Мало, кто возмущался, если задевали его крылья. Извинялись, если наступали на ногу, толкали локтем в бок или неосторожно задевая кепку, но за измятые или отлетевшие перья – никто не просил прощения.

  Крылья – это всего лишь крылья. Перья могут снова отрасти, грязь нисколько им не вредит. А летать с помощью них все равно нельзя.

  – Дочь, ты не знаешь случаем, те люди… кто хочет летать, все еще собираются на Горе? – сконфуженно спросил Карамболь.
  – Кажется, да, – хмуря брови, ответила Кристина, – Правда, говорили, что их становится все меньше и меньше.

  Карамболь молчал, и Кристина не удержалась от вопроса.

  – А зачем тебе, пап?
  – Просто спросил.
  – Значит просто?
  – Точно тебе говорю…

***

  Следующий вечер вобрал в себя все прелести пришедшей весны – слабый ветерок, свежесть, заставляющая кружится голову, запахи расцветающей природы.

  Кристина и Леприкон гуляли в этой весне, держась за руки, неторопливо шагая по Аллее Сердец вдали от шумного городского центра. Здесь не толпились, не веселились в пьяном угаре, не устраивали «игр стенка на стенку». На Аллее Сердец всегда было тихо и спокойно. Здесь даже время текло по-другому. Не висели рекламные щиты, не стояли киоски и магазины, не стучали шестеренки часов. Цветы, трава, узкие – на двух человек – дорожки и урны для мусора это все, что здесь было.

  – Как твой отец, справляется? – спросил Леприкон Кристину, вышагивающую с закрытыми глазами, подняв лицо к небу.
  – Еще как. Уже пять лекций провел. Приходит домой – глаза горят, рассказывает…
  – Странный предмет он ведет. Я как-то приходил на лекцию послушать – Странно.
  – Просто немного не похожий на остальные, – возразила Кристина.
  – Ничего себе немного, – рассмеялся Леприкон, – после всех этих формул и «методов Линча», как-будто в другой универ пришел.
  – Зато необязательный и несложный…
  – …и не понятный. Вот скажи, зачем учиться рисовать крылья?

  Кристина приоткрыла глаза и загадочно улыбнулась.

  – Я тоже отца спрашивала об этом. Он думал, думал. Долго думал о чем-то, а потом – на следующий день – сказал, что они от этого становятся красивее.
  – Крылья?
  – Крылья.

  Они снова замолчали и шли так, без слов,  около получаса по дорожке, имеющей форму  спирали, закрученной вокруг четырех башенок. Высотой от десяти до пятнадцати метров, напоминающие гигантские цветы, башенки стояли почти в центре Аллеи. Их основания утопали в высокой траве, а верхушки-бутоны светились голубоватым, розовым, зеленым и синим цветом. Сейчас этот свет был еле различим, но с приближением темноты будет все ярче и ярче.

  Леприкон и Кристина всегда поднимались на башенку с розовым «бутоном», на самую верхушку и подолгу стояли, рассматривая с высоты город и далекие горные хребты.

  – Эх, остаться бы здесь навсегда, – вздохнул Леприкон и подмигнул Кристине.
  – Слишком спокойно, – поморщилась та.
  – Вот именно.
  – Нет, я бы не смогла.

  Город вдали мерцал яркими вечерними огнями всех цветов и оттенков.

  – Я, наверное, тоже. Но хочется попробовать. Давай проведем здесь выходные, что скажешь? Возьмем еды, одеяла, уже даже по ночам тепло. Кристина?

  Кристина словно не слышала Леприкона. Она смотрела куда-то на горизонт или за него отрешенным взглядом и не отвечала.

  – Кристина, – позвал Леприкон осторожно. Она вздрогнула и повернулась к нему.
  – Извини, я что-то задумалась, – ее голос был растерянным, как и выражение лица.
  – Расскажи.
  – Ну… заметила  Пик Сумасшедших и задумалась…
  – Как будто раньше его не видела.
  – Нет, просто папа вчера спрашивал, прыгают они или уже нет…
  – Отсюда не разглядеть, но я видел несколько месяцев назад, что прыгают. Они там и день и ночь. Ничего не изменилось, – объяснил Леприкон.
  – Я так и сказала. Не сердись. Сама не знаю, что нашло, просто подумала…
  – Да все нормально. Не объясняй.

***

  Карамболь стоял неподалёку от Пика и наблюдал за теми, кто его нисколько не замечал.

  Он приехал сюда сразу же после лекции на восемнадцатом трамвае – единственном, который проходил мимо этого места. Карамболь не планировал приезжать к Пику, всё получилось неосознанно. Он ждал четырнадцатый, а подошёл восемнадцатый, и вот он здесь, уже два с лишним часа.

  Он смотрел на Пик туманным взглядом со смутной тревогой, покалывающей грудь. Он смотрел на них, не отворачиваясь, не отвлекаясь, смотрел так, как смотрят дети на белую ворону, пытаясь понять, кто и зачем её покрасил.

  Они не замечали его, не окликали, не спрашивали, что ему здесь нужно. Они забирались на вершину, отталкивались от камней и беззвучно падали вниз, изо всех сил махая крыльями. Они, конечно, врезались в воду, оставляя фонтаны брызг в воздухе, а потом выплывали на берег, ждали, когда перья обсохнут, и всё повторялось сначала. Казалось, что они не устают. И лишь измождённые лица говорили о том, с каким трудом им всё даётся.

  Карамболь был здесь раньше. Когда-то давно он также стоял и смотрел и не решался залезть на Пик Сумасшедших. Слишком многое бы поменялось. Слишком быстро и легко здесь сделать первый шаг, но пути назад нет.

  Все они считались сумасшедшими, оторванными от реальности, отрезанными от общества. Сюда старались не приходить, чтобы не найти вдруг кого-то близкого, знакомого среди них.
Он боялся оказаться среди них. И в прошлый раз он не смог перебороть свой страх, а может и наоборот – нашёл силы уйти.

  Сегодня, спустя столько лет, он тоже уйдёт. Теперь это намного проще сделать. Достаточно разумно взглянуть со стороны.
 
  Ни один из них не полетит, никогда. Люди – не птицы, и крылья им не нужны, и все они, которые здесь, просто сошли с ума.

  Карамболь подождал ещё несколько минут и направился к остановке. Когда подошёл трамвай, никто из него не вылез, и зашёл только Карамболь.

  На протяжение всего пути до дома он чувствовал на себе изучающие взгляды людей.

***

  В воскресенье они все вместе пошли на рынок. Маргарет уже давно хотела купить рубашку красного цвета, и как можно более яркую, Кристина выпросила согласие на клетчатую юбку, а Карамболь, ничего особенно не желая, присоединился за кампанию.
 
  – И охота тебе с нами таскаться? Знаешь ведь, как женщины ходят за покупками, – отговаривала Маргарет мужа.
  – Ничего, проверю себя на предмет выдержки, – парировал Карамболь, – в конце концов, мужчина я или нет.
  – В том то и дело, что мужчина – не выдержишь.
  – Посмотрим.

  Рынок шумел на разные голоса. Народ переполнял узкие проходы. Продавцы, ещё полные сил и терпения, на все лады расхваливали свои товары, стараясь перекричать соседей, а покупатели мерно расхаживали между рядов, рассматривая выложенные на прилавки платья, чайники, разноцветные зонты, игрушки, шторы, задвижки для окон, скатерти и всё остальное.

  Изредка, стараясь по возможности никого не сбить с ног, проносились охранники, кричащие в свои рации, ругались продавцы, пытающиеся с огромными сумками пробраться через толпу.

  Маргарет с Кристиной будто попали в родную стихию. Ловко маневрирую в толпе, они не прекращали обсуждение той или иной вещи, успевая рассмотреть чуть ли ни до мелочей всё, что попадалось на пути. При этом расстояние между ними нисколько не сокращалось.

  Карамболь старался не отставать, однако давалось ему это нелегко. Он постоянно с кем-то сталкивался, запинался неизвестно обо что и, то и дело, утыкался в чью либо спину, не желающую проваливаться сквозь землю.

  Жена с дочерью изредка оборачивались, махали ему руками и тут же шли дальше, не дожидаясь, когда он преодолеет очередное препятствие.

  В конце концов он всё-таки отстал от них и, как ни пытался, не смог разглядеть в пёстрой толпе ярко-жёлтую блузку жены и чёрные, будто смола, волосы дочери. Потеряв всякую надежду найти их в этой толкучке, Карамболь свернул в более свободный проход и пошёл в сторону рыночных ворот, намереваясь дождаться Маргарет с дочерью на выходе.

  Пройдя мимо прилавков, заполненных всевозможными наручными, настольными и настенными часами, он свернул направо и уткнулся в огромные стеллажи с книгами, брошюрами, картинами и изящно оформленными плакатами. Ряд оказался не слишком длинным, и Карамболь решил походить и посмотреть, что тут продают.

  Книги, разложенные на полках, были призваны удовлетворить любой вкус. Фантастика, детективы, драмы, просто любовные романы, сказки и многое другое привлекали взгляды красивыми обложками и умеренными ценами.

  После книг шли картины. Большие и маленькие, написанные красками и выделанные камнями, они стояли сплошной стеной по обе стороны и тянулись на несколько десятков метров.

  Завершали ряд плакаты с изображением музыкальных групп, актёров, политиков, известных футболистов, городов, мультипликационных персонажей и так до бесконечности.

  Карамболь медленно шёл вдоль стеллажей, рассматривая всё это и ничего и никого больше не замечая.

  Лишь случайно его взгляд наткнулся на чьи-то крылья, на секунду показавшиеся из-под белой ветровки. В памяти возникли точно такие же, которые он видел месяца полтора назад.

  Ветровка принадлежала девушке, идущей чуть впереди. Что-то в ней было знакомое, но Карамболь никак не мог вспомнить, где же её видел. В общем-то он и не очень стремился, и, не остановись девушка возле одной из книжных лавок, он прошёл бы мимо и скоро забыл об этой случайной встрече. Из чистого любопытства он остановился рядом с ней около прилавка.

  – Здравствуйте, профессор!

  Карамболь вздрогнул. Гамма смотрела на него, немного щурясь от солнечного света.

  – Здравствуй, – всё-таки нашёлся он.
  – А вы выбираете или просто смотрите?
  – Смотрю… просто. Вообще, я с семьёй пришёл, но отстал и решил на книги посмотреть. А ты?
  – Ну, я… Интересуюсь, – ответила Гамма.
 
  Карамболь вопросительно посмотрел на неё.

– Обратной стороной, – добавила девушка, и Карамболь наморщил лоб, – Сейчас поймёте, пойдёмте.

  Они прошли несколько стендов с книгами и остановились рядом с пожилым продавцом, что-то писавшем в тонкой тетради.

  – Здравствуйте, – обратилась к нему Гамма, – Можно вас спросить?
  – Конечно, можно. Что вы хотите? – вежливо поинтересовался продавец.
  – Вы ведь сами пишите книги, не только продаёте чужие?
  – Да, это так.
  – И в них вы описываете крылья?
  – Да.
  – Скажите, а как вы пишите книги? По ночам, днём, в одиночестве, дома или на природе? – спрашивала Гамма. Карамболь стоял слева от неё, сложив руки в карманы брюк.
  – Ну, обычно, я уединяюсь вечером в кабинете, чтобы никто мне не мешал, зажигаю свечку и пишу.
  – И сколько времени у вас уходит на одну книгу? – продолжала Гамма.
  – Я даже не знаю, я ведь когда пишу, совсем не смотрю на время, – пожал плечами пожилой человек.
  – И страницы не считаете?
  – Нет, – продавец рассмеялся, – Но у меня есть небольшой принцип, если хотите. Для каждой новой книги я покупаю новый карандаш и заканчиваю своё произведение лишь тогда, когда испишу его весь, не раньше и не позже. Наверное…
  – Спасибо, – оборвала его Гамма, – Пойдёмте, профессор.
  – И что же? – спросил Карамболь, когда они немного отошли от стенда, но девушка, словно не слышала, а только тянула его за руку к следующему продавцу, мальчику лет двенадцати, торгующему маленькими картинками в рамках.

  Как только они приблизились к нему, Гамма сразу завела разговор.

  – Какие чудесные картины! Ты, наверное, сам их рисуешь?
  – Нет, что вы. Я не умею. Это моя бабушка. Она и сейчас рисует, – объяснил мальчик серьёзным голосом, – Она часто рисует.
  – А тебя как зовут?
  – Дракон, – почти торжественно прозвучало в ответ.
  – Твоей бабушке, верно, очень нравится рисовать, а ты ей наверняка помогаешь, да?
  – Нет, – помотал головой мальчик, – она «тер-петь ненавидит это дело». Она рисует их, чтобы мы не умерли с голоду. А я люблю рисовать, но у меня не получается.
  – Приятно было познакомиться, Дракон. До свидания, – попрощалась Гамма, отходя вместе с Карамболем от стенда.
  – Удачи, – крикнул вдогонку им мальчик.

  Когда они прошли мимо плакатов, карамболь остановился.

  – Объясняй, – потребовал он.

  Гамма сощурила глаза. Теперь уже не от солнца.

  – А вы не поняли, профессор?
  – Нет, – честно признался Карамболь.
  – Они срисовывают свои крылья, пишут о них повести, романы и продают эти жалкие изображения… –
начала говорить Гамма.

  – Это понятно, я был рядом и всё слышал, – не удержался Карамболь.
  – Но вы же страдали, вы метались в стенах, как птица в клетке, пытаясь вырваться! – Гамма кричала, и её голос почти срывался, – Вы хотели понять, я сама видела, как рвались ваши крылья!

  Карамболь долго молчал, так долго, что успел закурить вторую сигарету. Девушка смотрела на него и ждала.

  «Она права, – думал Карамболь, – И про крылья тоже».
  – Что я должен понять? – его голос звучал спокойно и тихо, – И что значит: «видела» ?

  Гамма посмотрела на него то ли с жалостью, то ли с презрением.

  – Папа! – заметив отца, Кристина махала ему свободной рукой. Следом за ней шла Маргарет с двумя большими пакетами. Папа, мы так и подумали, что ты будешь нас ждать у входа.

  Маргарет поздоровалась с Гаммой, а очнувшийся от раздумий Карамболь представил их друг другу.

  – Надеюсь, мой муж не слишком строг со своими подопечными? – спросила Маргарет девушку, отдавая сумки Карамболю.
  – Нет, что вы. Вовсе нет.
  – Хорошо! А вы никуда не торопитесь? Может к нам? Обед будет просто королевский.
  – Спасибо за предложение, но я только до остановки, – поблагодарила Гамма.
  – Ну что же, заставлять не буду.
  – Ты на каком курсе, –вмешалась Кристина.
  – На втором, а ты?
  – На третьем.

  До остановки они шли парами: Карамболь и Маргарет впереди, Кристина и Гамма – сзади.

***

  Еда была приготовлена отменна. Стол утопал в различных блюдах.

  – Приятная девушка, – заметила Маргарет, когда все расселись.
  – Мне кажется, что я её уже видела, – сообщила Кристина и подтащила поближе тарелку с голубцами, – Только не помню, где и когда.
  – Может быть, в одной очереди стояли или столкнулись на лестнице – у меня тоже такое бывает, – предположила Маргарет.

  Кристина не несколько задумалась, и замотала головой.

  – Нет, лицо я не помню, а вот голос, жесты…

  Карамболь ел молча.

***

  Кристина расстелила постель, переоделась в пижаму и села на край кровати. Окно было закрыто, ветки с силой царапали стекло. Ветер словно взбесился.

  – Почему не спишь, девочка? – та, которую трудно разглядеть, сейчас чуть ли ни единственная мерцала в сумрачном небе.
  – Мысли мешают, – ответила Кристина.
  – Какие?
  – Разные.
  – Не хочешь говорить?
  – Просто устала, да ещё они, – сказала девушка и зевнула.
  – А ты преврати их в слова и отдай мне, – предложила звезда. Кристина улыбнулась и залезла под одеяло.
  – Папа был сегодня весь вечер задумчивый – как будто не в себе. А ещё не могу вспомнить, где встречала эту девочку. Её зовут Гамма, мы виделись сегодня на рынке.
  – Я знаю, – сказала звезда, – Мне всё видно.
  – Тогда, быть может, ты знаешь, где мы могли видеться? – обрадовалась Кристина и снова зевнула.
  – Рядом со мной, – ответила звезда, – Когда тебе было три года, ты смотрела на небо, тыкала в неё пальчиком и спрашивала у мамы, как её зовут.
  – Кого зовут? – не поняла Кристина.
  – Мою подругу. Помнишь, я говорила тебе о ней?
  – Помню, но при чём здесь Гамма?
  – Гамма – и есть та звезда. Я не могла найти её раньше, потому что она стала очень похожа на других людей, и теперь почти ничем не отличается от вас. Но сегодня я сумела разглядеть её получше, когда вы разговаривали. И я узнала её.
  – Но она же звезда, – не поняла Кристина. Спать ей уже не хотелось.
  – Когда-нибудь и ты станешь звездой, если пожелаешь, – улыбнулась та, которую трудно разглядеть.
 
  Кристина скинула с себя одеяло и уселась на корточках. Ветер на улице не унимался.

  – Ты с ней разговаривала? – спросила Кристина.
  – Нет, – прошептала звезда, – Она не слышит меня, не замечает.
  – Почему?
  – Она не меня ищет.
  – А что она ищет?
  – Ответы. Я уже говорила тебе – ответы на свои вопросы.
  – Разве на Земле больше ответов, чем в космосе? Я думала, звёзды знают больше, чем люди.
  – Конечно больше, но есть вещи, известные только вам.
  – Никогда не думала, что звёзды могут становиться людьми, – задумчиво сказала Кристина после небольшой паузы.
  – В мире много такого, о чём и не подозреваешь. И часто, чтобы увидеть чудо, надо сначала в него поверить, по-настоящему, – грустно прошептала звезда, тускло мерцая в небе, – Твоя мама, например, не верит в то, что звёзды умеют говорить.
  – А у тебя есть мама?
  – Я слишком старая девочка.

***

  В среду, в одной из аудиторий четвёртого корпуса Карамболь читал студентам сразу четырёх групп очередную лекцию. Его слушали, большей частью внимательно, не перебивали, не вскакивали с мест, чтобы выйти.

  Солнце было высоко и светило ярко, однако в аудитории было прохладно. Карамболь стоял у доски в сером костюме, водил мелом по чёрному пластику и рассказывал о крыльях.

  Перед самым звонком он попросил добровольцев подготовить доклады к следующему занятию и всех отпустил. Гамма, как обычно, осталась и выжидательно смотрела на него из-под редких бровей.

  – Гамма, не обижайся, но ты начинаешь меня раздражать, – заговорил Карамболь сразу, как только они остались вдвоём.
  – Я знаю, я быстро надоедаю своими вопросами, но мне это нужно.
  – Что нужно?
  – Знать ответы на свои надоедающие другим вопросы, – пояснила Гамма.
  – И много ответов ты уже знаешь?

  Гамма засмеялась.

  – Не все, профессор.

  Карамболь долго смотрел на неё задумчивым взглядом, потом на небо и снова на неё, а потом спросил:

  – Скажи, что я должен был понять там, на рынке.

  Гамма тоже бросила взгляд на небо, прежде чем ответить.

  – Крылья созданы не для того, чтобы их рисовать, рассказывать и ухаживать, будто за одеждой, продавать перья, упавшие или вырванные. Крылья нужны только для того, чтобы летать.
  – Люди – не птицы, Гамма, они не умеют летать.
  – Тогда зачем у них растут крылья? – она улыбнулась, сказала «до свидания» и направилась к выходу из аудитории.

  Когда она открывала двери, белая ветровка соскочила с её плеча и вновь обнажила крылья, немного прозрачные, очень красивые. Теперь Карамболь вспомнил, где видел их раньше – у девушки, что стояла на остановке, у девушки, не дождавшейся автобуса.

***

  Когда-то его мечтой было прыгнуть с самой высокой горы и взлететь к облакам, отталкиваясь крыльями от воздуха. Он словно болел этой мечтой. Но он ни разу не прыгнул, ни разу не попробовал сделать шаг. Он убеждал себя, что поступил правильно, удержавшись, заставив себя не мечтать, но окончательно избавиться от желания летать не смог.

  Те люди, что почти безостановочно прыгали с Пика Сумасшедших, обречены. У большинства из них уже нет семьи – жёны оставили их, дети прокляли, ведь их отцы не приносят денег, не проводят с ними свободное время, они заняты лишь крыльями, своими крыльями.

  Они обречены на одиночество, на непонимание, и лишь единицы способны остановиться, вернуться.

  Карамболь понимал всё это, и единственное, что не давало покоя, это то, почему столько поколений, столько веков они продолжали прыгать, и каждый раз, срываясь с обрыва вниз, так сильно машут крыльями, будто вот-вот вспорхнут к облакам, как птицы.

  Люди не умеют летать! Ни один не взлетел! Почему они, жертвуя любимыми, детьми, жизнью, рвутся к неисполнимой мечте, почему?!
  Карамболь вышел из трамвая и направился к Пику, нисколько не обращая внимания на взгляды пассажиров, устремлённые на него, сверлящие его спину в том месте, где дрожали крылья.

***

  Кристина ждала Гамму во втором корпусе, около гардероба. Она не знала точно, сколько у той пар и, когда она освободится, но ей очень нужно было поговорить.

  Скорее всего Гамма посмеётся над ней, посчитав в лучшем случае странной, но Кристина всё равно спросит, попытается. Леприкон освободится только часа через два, и до этого времени Кристина вполне могла ничего не делать, просто ждать.

  Студенты поодиночке и группами проходили мимо, разговаривали, шутили. Шла третья пара. Вахтёрша дремала в своей тесной будке, ни на кого не обращая внимания. Изредка проходили охранники университета, бросая на будку подозрительные взгляды.

  Кристина прождала около сорока минут, прежде чем заметила спускающуюся по лестнице Гамму.

  Та прошла мимо с задумчивым взглядом, и Кристине пришлось её окликнуть.

  - Привет, – улыбнулась Гамма.
  - Ты не торопишься? – Кристина заметно волновалась.
  – Нет, хочешь поболтать?
  – Хочу спросить, если ты не против.
  – Не против, – кивнула Гамма.

  Они вышли из университета и медленно пошли по аллее. Кристина, стараясь подобрать слова, не знала как правильно начать разговор и говорила о всякой ерунде. Наконец, собравшись с духом, она выпалила:

  – Гамма, не подумай, что я сумасшедшая, но я иногда разговариваю со звёздами, и позавчера одна из них, такая грустная, сказала мне, что ты её подруга и что ты – тоже звезда, как она.
  – Да, я звезда, но ты сумасшедшая.

  Кристина не знала, улыбаться ей или смущаться, и отвернулась.

  – Вернее, была звездой, а сейчас такой же человек, как ты, – добавила Гамма, поправляя юбку.
  – Я не хотела тебя обидеть, может тебе трудно вспоминать…
  – Всё в порядке, Кристина, правда, – ободрила её Гамма и добавила тихо, будто себе самой, – Прости,  уже стала забывать. Скоро, наверное, и не вспомню.

  Кристина чувствовала себя неуютно, но ей было очень интересно.

  – Та звезда, твоя подруга, сказала, что ты что-то ищешь. Может, я смогла бы помочь?
  – Нет, задумчиво сказала Гамма, я должна сама. Я ведь не вещь ищу. Кстати, как там моя подруга?
  – Скучает по тебе, почему ты с ней не поговоришь?
  – Это трудно объяснить, – сказала Гамма и замолчала.
  – Можешь передать через меня, – предложила Кристина.
  – Не стоит, но всё равно спасибо.

  Так, беседуя, они дошли до остановки и разъехались по домам. Кристину переполняли впечатления, и она была готова заговорить с кем угодно, лишь бы выплеснуть их из себя.

***

  Мама, не поверишь, но я разговаривала с живой звездой! То есть они все живые, но эта стала человеком, и я с ней разговаривала! – прямо с порога закричала Кристина, едва вошла в дом, – Ты её знаешь, это Гамма, помнишь? Мы познакомились на рынке. Она со второго курса.

  – Кристина! – остановила её мать, – Какая звезда?
  – Обычная звезда, только она не на небе, как остальные, а на Земле. Она говорит, что среди нас может быть много таких, как она, но все они скорее всего уже забыли, что когда-то были звёздами, потому что звёзды, ставшие людьми, почти ничего не помнят из того, что было с ними в прошлой «звёздной» жизни.

  Маргарет села на стул, одной рукой схватилась за голову, другой – за крышку стола.

  – Мама, правда!
  – Дочка, звёзды не превращаются в людей. Ты же не маленькая – должна понимать.
  – Превращаются! – не сдавалась Кристина, – Папа!
  – Он ещё не пришёл, – сообщила Маргарет.
  – Ладно, я ему потом расскажу. Я – к Леприкону. Вернусь к восьми, – говорила Кристина, на ходу расстёгивая синюю кофту.
  – Поешь.
  – Не хочу мам.
  – Не задерживайся!
  – Обещаю! – Кристина уже набросила лёгкий короткий плащ на плечи и, схватив сумочку, выскочила из дома.

  Маргарет вздохнула и с беспокойством посмотрела в открытое кухонное окно на перепрыгивающую лужи дочь.

***

  Карамболь почти не слышал восторженного рассказа дочери, машинально отвечая на её вопросы, и изредка поглядывал не тревожную Маргарет.

  Сегодня, у Пика Сумасшедших, он понял в чём их ошибка. Он пытался им объяснить, но впустую, они качали головами, ухмылялись и говорили: «Глупо!», «Не может быть!». Они не поверили ему, и он пошёл домой.
 
  Завтра он взлетит к небу, он докажет всем, что люди могут летать, и крылья понесут его над землёй, словно птицу, а все они будут удивлённо смотреть на него и кричать: «Как ему это удалось?!», «Это невероятно!», «Это го не может быть!».

  Он засыпал почти счастливым, а успокоившаяся Маргарет желала ему сладких снов и тихонько шептала: «Я люблю тебя!».

***

  На следующие сутки, вечером, тяжело дыша, Кристина изо всех сил бежала прочь от сломавшегося трамвая к Пику Сумасшедших. Редкие прохожие оглядывались, что-то кричали ей, но она не поворачивалась, не отвечала. Её сердце бешено билось, будто огромный колокол, то ли от бега, то ли от страха.

  Та, которую трудно разглядеть, рассказала ей об отце, о его мечте и намерении эту мечту осуществить. Ужас охватил Кристину, когда она поняла и поверила звезде. Без промедления, не будя Леприкона, не позвонив матери, она бросилась к Пику.

  Трамвай, в который она успела заскочить, сломался в дороге, и Кристина, выскочив из него, неслась сейчас по неровной и скользкой земле, нисколько не заботясь о забрызганных грязью кроссовках и джинсах. Больше всего на свете сейчас она боялась опоздать.

  Почти не смотря под ноги, она напряжённым взглядом старалась разглядеть вдали, среди взбирающихся на гору людей своего отца.

  Люди неторопливо ползли по пологому склону, взбираясь к вершине, подходили к самому краю и прыгали вниз – в воду.

  «Я успею, успею!», – кричала самой себе Кристина, и дальше слёзы не рисковали появляться на её решительном лице, – «Папа, подожди, немного, я уже рядом. Ты не один, мечта уже с тобой, ты уже летишь! Как ты ни понимаешь, что ты летишь. Пожалуйста, не прыгай, там – конец. Папа!».

***

  Они так похожи своими глупыми попытками. Так обречены на неудачу. Даже его объяснения не возымели действия. Но это уже не важно. Пусть бьются в тщетных попытках взлететь, пусть терпят поражение вновь и вновь. Его, Карамболя, не будет среди них. Он не пойдет по их пути, не пойдёт с ними. Он направится к противоположной стороне это горы. К той, где внизу, у подножия лежит мокрый и прохладный от осеннего дождя асфальт.