предыдущее - - http://www.proza.ru/2013/01/05/792
Ранним утром, когда далёкий лес ещё был окутан белой дымкой, а птицы только начинали пробуждаться в своих гнёздах и щебетать, по дороге в сторону Великой Армении двигалась повозка. Кроме рабов-охранников, в ней были двое – молодая диаконисса и юноша, почти отрок, с первым пушком на щеках. Он тёр заспанные глаза, пытаясь читать текст из свитка, не запинаясь:
- «В тот же день подошли к Нему саддукеи, те, что говорят, будто нет воскресения, и задали Ему такой вопрос: «Учитель! Моисей сказал, что если кто умрет, не имея детей, пусть брат его женится на вдове его и „восставит семя брату своему“. А было у нас семеро братьев: и первый, женившись, скончался, и раз не было у него детей, то жену свою он оставил брату своему; так же и второй, и третий, и все семеро. А последней из всех умерла жена. Итак, женой которого из семи будет она в воскресении? Ведь все побывали её мужьями!»
- Посмотри, Петрион, - произнесла диаконисса, прервав его чтение. – Видишь ли ты, до чего жестоки были эти люди, которые не веровали в воскресение? Им не было никакого дела до этой несчастной женщины, которая хоронила и хоронила людей, ставших ей близкими. Она умерла позже всех, потому что женское сердце может выдержать больше, чем сердце мужское, и не разорваться от боли.
Петрион, испуганно хлопая глазами, смотрел на старшую сестру.
- Читай же, Петр, - велела она. – Читай ответ великого Христа нашего!
Петр шевельнул губами, и продолжил ломающимся голосом подростка:
- «Но Иисус сказал им в ответ: «Вы заблуждаетесь, не зная ни Писания, ни силы Божьей. Ибо в воскресении не женятся и замуж не выходят, но пребывают как ангелы на небе. А о том, что мертвые воскреснут, разве не читали вы реченного Богом: „Я есмь Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова“; Бог не мертвых, но живых». И толпы, услышав это, изумлялись учению Его». (*)
_____
(*)Мф. 22: 23-33. Перевод С.С. Аверинцева.
______
- Мертвые воскреснут, - повторила Макрина. – Воскресение исцелит все раны…
Повозка катилась к разгорающемуся востоку. Солнце всходило над каппадокийским лесом и дальними армянскими горами.
- Я думаю, что ты уже взрослый, Петрион, и должен знать правду, -произнесла Макрина.
Повозка быстро катилась по каменистой дороге – в сторону Великой Армении.
- Ты говоришь это потому, что я спросил тебя, сестрица, не от того ли мы так рано выехали из дома, что у нас в гостях остановился Кесарий, брат Григория младшего? – простодушно спросил Петр у сестры.
- Как по этим, так и по другим причинам, - ответила Макрина. – Наверное, ты что-то слышал о нашей истории, но всей правды ты не знаешь. И я хотела бы, чтобы ты узнал правду от меня, а не от соседей и не от торговок на рынке.
- Да, сестрица, - кивнул Петрион, доверчиво глядя на нее. – Я готов. Я готов всё выслушать. Мама запретила мне спрашивать тебя или кого бы то ни было об этой истории. А сама она ничего не рассказывала мне… только плакала, когда упоминала ваши имена…
Петрион, сжимая в своих тонких руках подростка свиток Евангелия, широко открыв серые глаза, смотрел на старшую сестру – с благоговением и страхом, ожидая услышать ее рассказ, но она молчала, и на ее лицо, скрытое темным покрывалом диакониссы падала тень. Наконец, Макрина заговорила неестественно низким голосом, полным неизбывной боли.
- Отец вошел ко мне в комнату. Я помню, что я читала в то мгновение – прощание Гектора с Андромахой. А папа зашел - улыбающийся, как всегда. Он был весёлым человеком… и добрым человеком, Петрион. Как жаль, что ты его не помнишь.
Петрион покачал головой. Макрина протянула свою тонкую, но сильную руку, и взъерошила волосы на голове младшего брата, проговорив: «Ах, мой маленький, славный Ватрахион!» Потом неожиданно прижала его к груди и нежно поцеловала, незаметно вытирая слезы.
- Он вошёл и сказал: «Дитя моё, мы с мамой решили тебя обручить. Как ты на это смотришь?»
- А ты, конечно, отказалась? – восторженно спросил Петр. – Ты ведь всегда мечтала основать монастырь!
+++
Днём приехали Грига и Нонна – навестить Кесария. Эммелия, как видно, нашла способ передать им весть о том, что изгнанник нашёл приют в её доме.
Нонна и неразлучная Мирьям обнимали и целовали Кесария, плакали и снова целовали его. Он почти не сопротивлялся, только улыбался.
- Отец сказал мне, что в наказание выбил тебе глаз, дитя моё! За проповедь! За твою прекрасную проповедь! Люди приходят и приходят, вдохновлённые твоими словами, жертвуют большие суммы на бедных – вчера я была занята с ними, поэтому меня не оказалось рядом с тобой, дитя моё… и вот поэтому всё это и случилось… увы мне - я забочусь о чужих, а мой сын…
- Мама, - рассмеялся Кесарий, - что ты такое говоришь! Словно я младше Ватрахиона или твоего племянника Фофы! Вот он приедет, тогда и держи его за руку, когда ему вздумается прогуляться – а я вполне могу и сам гулять по винограднику!
- Ах, Сандрион, вам с отцом не ужиться вместе! – вздохнула Нонна. – Подумать только, выбить глаз родному сыну! Искалечить своё дитя… какая жестокость…
- Не выбил он мне глаз, мама, - ответил Кесарий, целуя руки Нонны. – Только бровь рассечена – и всё.
- Мама весь вечер и всю ночь молилась, чтобы Христос сохранил тебе глаз! – сказал Грига.
- Он всегда слышит твои молитвы, мама, - серьёзно сказал Кесарий.
- И ещё она перестала разговаривать с отцом. Из-за твоего глаза. Совсем, - добавил Грига с некоторым оттенком не то удивления, не то уважения.
- Теперь снова буду с ним разговаривать, что уж, - вздохнула Нонна.
- Я знаю, ты из-за меня пострадал, - сказал Григорий, нежно пожимая руку брата и делая ему знак, что хочет поговорить наедине.
Кесарий оставил Нонну и Мариам, последовал за молодым пресвитером в сад.
- Из-за меня тебе пришлось перенести всё это бесчестие и побои, - повторил Грига, обнимая младшего брата. – Как всё это несправедливо, Кесарий! Из-за того, что ты выручил меня, дикая клевета пала на твою же голову… Отец во всём верит Феотиму.
- Будь очень осторожен с Феотимом, Грига, - тяжело проговорил Кесарий. – Будь очень осторожен!
- Не уезжай! – взмолился Грига. – Я буду часто с тобой видеться!
- Чаще, чем с Василием? – засмеялся Кесарий.
- Василий живёт в метрополии, в Кесарии Каппадокийской, редко бывает в имении, - ответил Грига, слегка нахмурившись.
В колени Кесария ткнулся мокрый нос.
- Урания! – воскликнул он.
- Бежала за нами до имения тёти Эммелии, - сказал Грига. – Верная собака!
- Урания! Ах, Урания! Ты моя верная псина! Ты – философ из философов! Киник из киников! – шутил Кесарий, встав на одно колено и позволяя парфянской рыжей собаке вдосталь вылизывать его раненый глаз. – Ты чувствуешь, что у меня болит, да, Урания?
Собака преданно взглянула ему в глаза и положила огромную рыжую, как огонь, лапу на грудь Кесария – слева.
- Верные существа, - проговорил Григорий-младший и внезапно сумрачно добавил: – Я тоже как пёс. Как верный пёс при отце.
- Ну, в таком случае, я тоже пёс, - отвечал Кесарий, почесывая Уранию за ухом. – Только я – бездомный пёс, покрытый репьями. Настоящий киник! Куда там Юлиану.
- Ты - пёс не по бесстыдству, но по дерзновению, - сказал Григорий.
- И ты - тоже пёс, брат мой, - засмеялся совсем развеселившийся Кесарий, - не по прожорливости, но по умеренности, не потому, что лаешь, но потому, что охраняешь доброе, бодрствуешь в заботе о душах, ласкаясь ко всем, которые близки тебе в добродетели, и лаешь на всех чужих.
- Замечательная у нас семья, - печально добавил Григорий.
-Киническая, - заметил Кесарий.
- Почему у Василия всё иначе? Почему у него отец… - пробормотал Грига.
- Святой он был, Василий-старший, - ответил Кесарий брату. – Вот почему. А наш папаша – один из многих. Не он первый, не он последний. Ещё похлеще бывают. Я встречал. Так что не гневи судьбу. Он тебя, клевете раба поверив, из дома не выгнал, в отличие от меня.
- Кесарий, останься! – воскликнул Григорий, хватая брата за плечи. – Останься! Не возвращайся к Юлиану! Я примирю вас с отцом, даю слово! Риторика и филология не подведут меня! Зачем тебе возвращаться в этот вертеп разбойничий? Ты же – философ, настоящий философ в душе! Прими крещение, и мы будем вместе разделять таинства…
- Грига, - начал Кесарий. – Пойми же ты…
- Нет, не перебивай меня, - запальчиво продолжил Григорий-младший. – В конце концов, я – твой старший брат! Я теперь тебе остался за отца, когда отец тебя отвергнул!
- Святые мученики! – воскликнул Кесарий немного раздражённо, - Два отца – это слишком!
- Кесарий! Пусть отец лишил тебя имения – я отдам тебе твою долю, когда наступит срок… ты же понимаешь, что отец не вечен.
- Мы все – смертны, - заметил бывший архиатр.
Он поднялся на ноги и теперь с высоты своего огромного роста глядел на маленького Григория в сбившемся плаще, с растрёпанными редкими волосами.
- Грига, - сказал он, и пресвитер вздрогнул. - Я уже как-то послушался тебя – в первый и последний раз! - когда отказался от должности архиатра в Новом Риме и вернулся в нашу глухомань. Что хорошего из всего этого вышло, скажи мне? Непрестанные ссоры с отцом, слёзы матери и твои! К тому же ещё и деревенские сплетни обо мне и Макрине! Слава Христу Богу, что Констанций вызвал меня особым письмом ко двору. Думаю, что это дядя Амфилохий постарался меня вызволить и через влиятельных знакомых напомнил обо мне императору. Иначе я бы до сих пор сидел в арианзской глуши, проклиная свою глупость.
- Не по вкусу мне твоя придворная жизнь! – вскричал Григорий, сжимая кулаки.
- Не по вкусу? Да ты от моей жизни и не вкушал! – вскричал Кесарий и вдруг осекся.
- Стать придворным? – фыркнул Григорий.
- А что, разве ты отказался бы стать столичным епископом? Молчишь? – закричал Кесарий. – Ты же остался в Афинах – и был рад, а потом оставил их, и разве не коришь в душе себя за это? Там ты был знаменитым ритором, а здесь? Деревенским пресвитером? Так отчего же ты не мог быть столичным ритором? В Новом Риме?
- В Новом Риме? Где ариане? – воскликнул возмущённо Григорий, но потом неожиданно улыбнулся. – А что… мы бы ещё посмотрели, кто кого!
- Вот именно! Риторика с филологией никогда тебя не подводили! – сказал его младший брат. – Подумай, брат мой – быть может, тебе следует отправиться в Новый Рим. Там ты сослужишь церкви большую службу, чем здесь, будучи Аароном при нашем Моисее. - Потом он добавил тише: - Да я сейчас и не ко двору еду, забыл? Забыл, как ты меня оплакивал?
К ним спешили Нонна и Эммелия. За ними семенила Мирьям.
- Святые мученики, нам показалось, что вы ссоритесь, - с облегчением проговорила Нонна.
- Нет, мы просто разговаривали! – ответил Кесарий, гладя Уранию.
- Кесарион, ради святых мучеников, держи крепко эту страшную псину! – взмолилась Эммелия.
- Урания – очень умная собака, тётя Эммелия, - ответил Кесарий, смеясь. – Её не надо бояться!
- Нет, ты как хочешь, Кесарий, но я боюсь собак! – воскликнула Эммелия. – Нонна, а ты?
- Парфянцы – очень умные, - нерешительно произнесла Нонна.
- Да, очень, - подтвердил Грига. – Могут по запаху человека из-под земли почуять… из-под завалов, если землетрясение случилось, например.
- Но у нас пока всё стоит прочно, - ответила Эммелия, отодвигаясь от длинного мокрого носа Урании, тычущегося в её руку.
- Урания, умри! – приказал Кесарий строго.
Собака безжизненно простерлась у ног Эммелии.
- Нет, зачем ты так, Кесарион… - заволновалась та. – Пусть живёт!
- Как велите, тётя Эммелия! Vivis!
Урания рыжей молнией взметнулась вверх и лизнула Кесария в лицо.
- О, это учёная собака! – засмеялась Эммелия. – Знает латинский!
- Да, в отличие от меня, - улыбнулся Григорий. – Кесарий и Абсалом обучили Уранию латинским и сирийским приказам!
- Hoc age! (*) – продолжил Кесарий. Урания села на задние лапы и подняла морду. Во всём её облике читалась крайняя сосредоточенность.
____
(*) Возглас во время римского жертвоприношения («сосредоточься на этом!»)
____
- Выберем её жрицей Афродиты, - засмеялся Григорий.
Кесарий быстро обернулся – нет ли поблизости Каллиста.
- Шлама (*), Урания! – велел Кесарий и указал на Эммелию.
___
(*) Шлама (арам.) - сирийское приветствие ("мир тебе!")
____
- Ай! – закричала она.
Собака снова села на задние лапы и подала переднюю лапу матери Риры.
- Ой, нет, - проговорила та. – Ты не обидишься, Урания… то есть я хочу сказать, Кесарий?
- Сандрион! – покачала головой Нонна. – Эммелия не любит собак!
- Я их люблю, но боюсь! – призналась та.
Несчастная Урания тщетно тянула лапу, ожидая ответного рукопожатия от диаконисс, как в их разговор неожиданно вмешалась Мирьям.
- Шлама, шлама, хорошая собачка!Ху кальба тава! – прошептала она, гладя огромную лапу парфянки. – Хорошая собачка! Салом тебя всему научил…
- Ты скучаешь по Салому, Мирьям? – спросила Эммелия, и Нонна ответила вместо заплакавшей рабыни:
- Очень. И я скучаю. Теперь они снова будут далеко – оба, и Салом, и Кесарий.
- У тебя остаюсь я, мама! - вдруг сказал Грига.
- Береги мать, - проговорил Кесарий.
Нонна протянула руку и погладила рыжую собаку, потом взяла Кесария за руку.
- Не переживай, милая Нонна! – проговорила Эммелия. – Кесарий скоро вернётся.
И она осторожно, двумя пальчиками, почесала за ухом у парфянской собаки.
- О, Эммелия! – воскликнула Нонна удивленно. – Ты решилась погладить собаку?
- Да! – ответила Эммелия гордо. – А теперь пусть твой сын отблагодарит меня, за то, что я решилась на это!
- Что же ты хочешь, тётя Эммелия? Осмотреть всех больных в имении? – рассмеялся Кесарий.
– Я бы и так это сделал.
- Не надо никого осматривать, ты сам еще не вполне здоров, - отрицательно покачала головой Эммелия. – Обещаешь выполнить мою просьбу?
- Ну же, Сандрион! – попросила Нонна.
- Не знаю, что и сказать, - осторожно ответил тот.
- Ты ведь едешь в Александрию? Поклонись от меня церкви святого апостола Марка и зажги там лампады в молитвенную память о моем Василии… и Никифоре.
- Хорошо. И о бабушке Макрине-старшей, - сказал Кесарий серьезно.
- Спасибо тебе, дитя моё! Вот, возьми деньги – на путевые издержки, на лампады, на милостыню египетским монахам… распоряжайся деньгами, как сочтешь нужным, - она поспешно добавила: - Я знаю, что император снабдил вас всем необходимым, но это – от нас…
- Тётя Эммелия… - растерялся Кесарий, но было уже поздно – Эммелия сунула ему кошель.
- Макрина бы очень хотела, чтобы ты принял эти деньги от нас с нею, - шепнула Эммелия.
- Макрина… я бы хотел с ней проститься, - вырвалось у Кесария.
Нонна ахнула и зажала рот рукой.
- Это невозможно, - ответила печально Эммелия. – Макрина и Петрион уехали рано на рассвете. В Армению.
+++
Горгония остановилась с Каллистом под тенистым дубом. Издалека нёсся весёлый лай Урании, раздавались голоса Кесария, Григория, Риры, Феозвы, и – изредка – Келено.
- Ты обижаешь и меня, и Аппиана, Каллист, - произнесла она. – Эти деньги – не плата за дружбу, как ты выражаешься. Твоя дружба с моим братом – бесценна. А эти деньги – лишь скромная попытка покрыть твои издержки. Не отпирайся! Я знаю, что Кесарий был тяжко болен, и что из всех его друзей лишь ты один последовал за ним в изгнание и позаботился о нём в болезни. Ты спас ему жизнь!
- Не я его спас, - ответил сумрачно Каллист. – Его спасла диаконисса Леэна, дочь Леонида.
- Леэна, дочь Леонида? – медленно выговаривая слова, переспросила Горгония.
- Благодаря лишь её бескорыстной помощи мы и смогли выходить Кесария, - продолжал Каллист. – Я не потратил ни драхмы на это.
- Понятно, значит, и у тебя не было ни драхмы… Ты всё оставил и отправился с ним, - проговорила Горгония. – Но скажи, Каллист, где живет эта Леэна? В Вифинии? Жив ли её парализованный брат Протолеон?
- Нет, он давно умер. С ней живет его дочка, Финарета, - сказал Каллист и покраснел при упоминании имени рыжеволосой девушки.
- Давно умер… А Верна, наверное, тоже умер? – спросила Горгония, делая вид, что не замечает смущения вифинца при упоминании имени Финареты.
- Нет, жив, - откликнулся тот.
- Старенький, наверное, совсем, - вздохнула Горгония. – Впрочем, и Леэна уже немолода.
Каллист молча слушал её, удивляясь тому, откуда она знает Леэну, Протолеона, Верну.
-Возьми эти деньги, Каллист, - твёрдо сказала Горгония. – Возьми ради Кесария. Он ведь ни за что не возьмёт их у нас с Аппианом! Ты ведь знаешь, какой он гордый и независимый. А вам они понадобятся в ваших странствиях, ох как понадобятся!
…Они не знали, что их разговор с волнением подслушивают Нонна и Эммелия.
- Слава Христу Богу! – проговорила Нонна. – Каллист взял деньги…
- Видишь, а ты волновалась, - промолвила Эммелия. – Мы же с Горгонией уверяли тебя, что всё получится.
- Спасибо тебе, родная моя Эммелия! – обняла маленькая диаконисса диакониссу высокую. – Что бы я делал без тебя?
- Плакала и молилась, что же ещё, - ответила та. – И Христос тогда подал бы твоему сыну вдвое больше, чем мы. А инструменты ему отдаст Рира – всё равно у него пылятся без дела.
- Ох, Эммелия… как я тебе благодарна… - продолжала Нонна. – Как я отблагодарю тебя?
- Молитвой, моя милая Нонна… молись о моих детях… особенно о Келено. После выкидыша она очень болеет.
- Надо попросить Кесария посоветовать что-нибудь… если Рира, конечно, не против, - сказала маленькая диаконисса.
- Мы были бы очень благодарны Кесарию! – ответила Эммелия с чувством. – От того лекарства, что он посоветовал в прошлом году, нарыв на груди Макрины вскрылся… а мы думали уже, что это рак!
- Макрины? – переспросила Нонна, бледнея.
- О, не пугайся. Кесарий не только консультировал заочно, но и не знал даже, о ком Рира его спрашивает. Так что твой сын не знает, что исцелил Феклу…
-Бедные дети, - вырвалось у Нонны.
- Да… - ответила Эммелия. – Но как знать… всё к лучшему. У Макрины – тот же порок сердца, как у Василия, моего сына… и, видимо, у Феозвы та же болезнь.
- Порок сердца? – Нонна подняла на Эммелию огромные синие глаза. – Воистину, тление всё разрушает – и любовь человеческую, и здоровье, и саму жизнь.
- Да… тот египетский врач, что определил диабет у моего мужа, и сказал, что это из тех болезней, которых невозможно вылечить, осматривал и Макрину, когда у неё начались частые обмороки. Мы с Василием думали, что это от пережитого потрясения, но врач сказал, что у Макрины порок сердца. Именно поэтому она отказала твоему сыну выйти за него замуж… О, Кесарию хватило бы смелости и украсть её, и увести в Новый Рим, а ей бы хватило смелости последовать за ним. Но она не хотела, чтобы он пережил её смерть. Поэтому она и отказала ему, когда он вернулся из Нового Рима.
- А я-то думала – отчего после Александрийской учёбы он оставил Новый Рим, должность архиатра… - проговорила Нонна. – Стала уже убеждать себя, что это Грига на него повлиял. А теперь понимаю – он приехал, будучи уже столичным архиатром… хотел её забрать… она отказала – и он написал это письмо с отказом от всех своих должностей императору. Он остался в нашем имении, бесконечно ссорился с отцом, буквально сходил с ума… святые мученики, это было страшное испытание! Наконец, приехал мой брат, Амфилохий, и сказал, что парню хватит дурковать в деревне…
- Он был прав, - заметила Эммелия. – Но скажи мне, кто эта Леэна? Горгония, как кажется, знает её?
- По моим рассказам, - печально улыбнулась Нонна. – Её ещё не было, когда я познакомилась с Леэной.
- Ты знаешь эту Леэну? – воскликнула высокая диаконисса. Маленькая продолжила свой рассказ:
- Я была тогда совсем юной девушкой, и Амфилохий сватал меня за Григория. Я боялась выходить замуж за него… да, очень боялась. Леэна предлагала мне бежать с ней – она путешествовала и направлялась в Вифинию, домой, - и стать диакониссой. Я согласилась, но потом отказалась…
- Бежать? Нонна! Ты чуть было не сбежала от своего ипсистария?! О святые мученики! Я никогда не думала о том, что ты можешь сбежать после помолвки и стать диакониссой! Впрочем, я тоже хотела стать Христовой девой… но меня обручили с Василием, и наш брак был счастливым. Сохранить девство в Каппадокии красивой девушке невозможно – у нас ведь по сию пору воруют невест! Вот когда Макрина устроит свой монастырь, тогда, быть может, всё изменится. А я всё равно стала диакониссой, овдовев…
- Я тоже стала диакониссой, - ответила Нонна. – Но, признаюсь, в браке с Григорием я не раз жалела, что не сбежала с Леэной. Но потом родилась Горги… потом Салом, а потом и Грига… и, наконец, Кесарий.
- Ты всегда говоришь о Саломе, как о родном сыне, - проговорила Эммелия с удивлением.
- Он и есть мне родной сын, - Нонна вытерла глаза. – У него две матери – Мариам и я… Как тяжело иметь сына-раба, Эммелия! Как тяжко!
- О, Нонна, - обняла её Эммелия, прослезившись. – Кесарион непременно придумает что-нибудь!
- Да, я верю, - произнесла Нонна твёрдо и добавила задумчиво: - Так это Леэна спасла моего сына… Леэна, дочь Леонида, из Вифинии…
- Мама! Мама! – к Эммелии бежала бледная, испуганная Феозва.
- Что, дитя моё? Что-то с Келено? – вскричала высокая диаконисса.
- Нет, не с Келено, - задыхаясь, проговорила девушка. – Василия… привезли из Кесарии Каппадокийской… он …. он умирает!..
продолжение - - http://www.proza.ru/2013/01/22/2148