8. Неизвестный Вермеер. Часть I

Федор Кузьминский
История первая «Магический квадрат Дюрера»: http://www.proza.ru/2009/10/30/691
История вторая «Мадонны Рафаэля»: http://www.proza.ru/2010/04/16/1020
История третья «Преферанс»: http://www.proza.ru/2010/08/25/1142
История четвертая «Руки Джиневры»: http://www.proza.ru/2011/02/10/860





Часть I. ШИФР ИЗ ПРОШЛОГО





Пожелтевший от времени, сложенный вчетверо лист бумаги я нахожу под письменным столом.

- Тоша, посмотри сюда!

Капитон оборачивается к эксперту Пятакову:

- Антонио, Самсоныч, как всегда, что-то нашел.

- Сейчас глянем…

Пятаков надевает резиновые перчатки, встает на четвереньки и оказывается вместе со мной на полу.

- Вы позволите, милейший Самсон Самсоныч?

- Не имею возражений, сударь!

Аккуратно взяв листок пинцетом, он выбирается из-под стола, разворачивает бумагу и читает вслух:



Дорогие мои Гелий и Радий!
По прошествии стольких лет я уже не имею уверенности, помните ли вы меня. Я же все это время помню вас и люблю.
Надеюсь, матушка ваша – Анна Петровна – не воспитала в вас стойкой ненависти ко мне. Если надежды мои напрасны, что ж, так тому и быть.
На исходе жизни своей я осознаю, сколько ошибок совершил, сколько недодал вам любви и тепла, сколько всего не успел совершить в науке, сколь многого не понял во власти, которой служил, и прожил свою жизнь, в целом, довольно никчемно.
Надеюсь, что мой подарок будет служить вам хоть какой-то компенсацией за тяжкий груз моего предательства и нелегкое бремя нашей фамилии.
Я посылаю вам, дети мои, два портрета, созданных кистью незабвенного Николая Александровича. Это изображения величайшего ученого нашей эпохи – Дмитрия Ивановича Менделеева – лекции которого мне посчастливилось слушать.
Если вы не захотите идти по моему пути и связывать свою жизнь с интереснейшей из наук - химией, просто храните эти картины. Может случиться так, что 75-15-49 поможет прожить безбедно вам и вашим потомкам.
Если изредка вы будете вспоминать вашего несчастного отца, мне будет этого достаточно и душа моя будет покойна.
Нежно обнимаю и благословляю вас!
Ваш папа – Матвей Миронович Бородин.

2 октября 1946 года, Берлин.



Капитон обращается к заплаканной девушке, сидящей на диване в смежной комнате:

- Ольга, вам знакомо это письмо?

- Нет, в архиве дедушки такого не было. Он бы обязательно мне его прочел.

- А о чем здесь речь? – интересуется Пятаков, - я не все понял.

Ольга Бородина поднимается, надевает очки и делает попытку взять письмо. Антон вежливо ее отстраняет:

- Здесь могут быть отпечатки.

- Ах, да…, простите…

Она перечитывает письмо из рук нашего эксперта и сообщает:

- Это, видимо, письмо моего прадеда – Матвея Мироновича Бородина – своим сыновьям. Гелий Матвеевич – это мой дедушка…

Она смотрит на труп в кресле у письменного стола и ее душат слезы.

Капитон приносит с кухни стакан воды.

- Спасибо…, - произносит девушка и, слегка успокоившись, продолжает, - Радий Матвеевич – брат-близнец моего дедушки. Он известный ученый-химик. Я сейчас учусь в аспирантуре на его кафедре. Анна Петровна – моя прабабушка. Она умерла давно. Когда-то она была замужем за Матвеем Мироновичем.

- Почему была? – интересуется Тоша.

- Я плохо знаю подробности. Они до войны жили в Германии. Матвей Миронович там работал. Знаю только, что Анна Петровна бросила его и с грудными младенцами вернулась в Советский Союз в 1935-м или в 1936-м году.

- А что за портреты Менделеева?

- Один из них был у нас. Дедушка как-то говорил, что это подарок отца. Его как раз и похитили.

- Вы можете его описать?

- Конечно. Это копия работы Ярошенко. Она называется «Портрет Д.И.Менделеева в мантии профессора Эдинбургского университета». Оригинал, хранящийся в Третьяковской галерее, написан гуашью и акварелью на бумаге, а наша копия – маслом на холсте. Дедушка говорил, что и размеры отличаются. Работа Ярошенко – 33х24 см, а наша картина 50х45.

- А кто сделал эту копию? – спрашивает Капитон.

- До сегодняшнего дня было неизвестно. Но судя по тексту письма, ее мог сделать автор. Матвей Миронович упоминает некоего Николая Александровича. Так звали самого Ярошенко. Вот только ушел из жизни он в 1898 году и прадед вряд ли с ним встречался.

- Оля, откуда вы все это знаете? – интересуется Тоша.

- Перед тем, как с головой окунуться в химию, я окончила художественное училище. И потом, мой дедушка – искусствовед.

Взгляды присутствующих невольно обращаются к трупу и у Ольги снова на глазах слезы.

Стараясь предотвратить истерику, Пятаков интересуется:

- А Матвей Миронович, получается, тоже был химик.

- Да, - отвечает Ольга, - он известен в Европе своими работами по синтезу сильнодействующих и психотропных веществ.

- Поэтому он дал своим детям исключительно «химические» имена?

- Оба имени переводятся с древнегреческого как «солнечный», «светящийся», - замечает Ольга, - хотя, наверное, прежде всего он думал, что дети продолжат его дело.

- А продолжил только один?

- Да, дедушка Радик.

- А вы родственники композитора Бородина? [1] – продолжает Антон.

- Нет. Мы – однофамильцы известного химика, - слегка улыбается Ольга.

Наконец не выдерживает Капитон:

- Все это замечательно, но что за цифры упоминаются в конце письма. 75-15-49. Почему эта комбинация цифр поможет прожить безбедно братьям-близнецам и их потомкам?  Это что, код какой-то?

Молодец, напарник! Уловил самую суть!

- Я не знаю, - задумчиво произносит девушка, - мне эти цифры ничего не говорят.



Итак, мы на месте происшествия. В кресле у письменного стола труп Гелия Матвеевича Бородина, 1935 года рождения. На его запястьях имеются характерные следы, свидетельствующие о том, что его чем-то привязывали к подлокотникам. На сгибе левой руки еле заметный след от укола. Причину смерти, конечно же, установит вскрытие. Труп обнаружила, вернувшись домой из института, его внучка – Ольга Владимировна Бородина – двадцати четырех лет от роду, воспитанная дедом ввиду давней гибели ее родителей в автомобильной катастрофе. Невысокий рост, ладная фигурка, каштановые волосы, зеленые глаза, очки, духи «Kenzo» - неплохой набор.

В квартире все, как говорится, вверх дном. Однако из похищенного Ольга указывает только копию работы Ярошенко. А на стенах я замечаю, между прочим, подлинники Шишкина и Поленова. Очень странное убийство с целью ограбления.

В связи с традиционными московскими «пробками» в квартире пока присутствуют только Капитон и эксперт Пятаков. «Тяжелая артиллерия» прибудет позже и надо успеть получить хоть какую-то полезную информацию до ее появления.

Правая рука Гелия Матвеевича покоится на столе и прикрывает разворот титульного листа какой-то книги с таблицей Менделеева.

Пятаков осторожно приподнимает руку усопшего и достает учебник.

- Карапетянц и Дракин, - читает он, - «Общая и неорганическая химия». Боже мой, это было моей Библией на первом курсе! А здесь тоже, кстати, какие-то цифры…

Тоша подходит ближе и переносит в свой блокнот написанное на развороте титульного листа, прямо на элементах таблицы:

2-4-15-8-5

- Это ваш дедушка писал? – обращается он к Ольге.

- Не уверена, но похоже. Раньше я этих цифр не видела. Это вообще-то мой учебник. Там дальше дарственная надпись…

Пятаков аккуратно переворачивает страницу и читает:

- «Дорогой Оленьке с пожеланиями успехов в науке…» А что это за странная подпись? Раб-один?

- Это латинские буквы, - объясняет Ольга, - RaB1. Ra – обозначение элемента радия. В – обозначение элемента бора, а единица – это один. И получается: радий-бор-один. Радий Бородин, мой двоюродный дедушка и учитель.

- Занятно, - замечает Капитон, о чем-то задумываясь, - а Гелий Матвеевич подписывался НеВ1?

- Нет. У него обычная подпись. Была…

- Я почему-то нашу школьную учительницу химии вспомнил, - говорит Пятаков, - муж у нее был то ли китаец, то ли кореец по фамилии Ли. И она была соответственно – Нина Александровна Ли. Так мы все ее «Тройкой» звали. Смотрите, - он показывает нам таблицу, - Li – это обозначение элемента лития, а его порядковый номер в таблице Менделеева третий. Помимо прочего, ставила она нам преимущественно тройки, утверждая, что химию никто из нас толком не знает и знать не будет.

Распахивается входная дверь и квартиру заполняет масса бесполезного народа во главе со следователем прокуратуры Колесником.

Я ищу, куда спрятаться.

Капитон сочувственно крестит Ольгу (почему-то двумя перстами).  Согласен, сегодня ей предстоит пережить еще многое.

Эксперт Пятаков надевает наушники мр3–плеера. Громкость такая, что даже нам слышно леденящее: «Zero The Hero»

Тоша отодвигает один из наушников и спрашивает с улыбкой:

- Ты изменил своим любимым «Deep Purple»?

- В 1983-м году в составе «Black Sabbath» пел Ян Гиллан, бестолочь! – произносит, улыбаясь, Пятаков и принимается неистово осквернять окружающее пространство магнитным порошком.


*

Знание может быть лишь у того, у кого есть вопросы. Ханс Георг Гадамер

*


- Есть какие-нибудь мысли, братец мой дорогой?

Горыныч смотрит на подчиненного поверх чашки с кофе и язвительно улыбается. Я, стараясь не мешать их утреннему ритуалу и расположившись  на диване, наслаждаюсь офортами Франсиско Гойи.

- Пусть мысли окружные убойщики рождают, - ворчит Капитон, наливая кофе, - наше дело – полотенца пропавшие искать.

Дверь служебного кабинета капитана Самсонова открывается и в проеме мы видим Игоря Ивановича Туманова, старшего оперуполномоченного по особо важным делам антикварного отдела МУРа.

- Ованесыч! – восклицает Горыныч, - какими судьбами?

Друзья жмут друг другу руки.

- Кофейку? – спрашивает Тоша.

- Не откажусь, - отвечает Туманов со всем обаянием своей, невесть откуда взявшейся, армянской внешности. [2]

- По какому вопросу, товарищ подполковник? – спрашивает  бывшего однокурсника Горыныч.

Ованесыч, в тон ему, отвечает:

- Раскрыли уже убийство Бородина, товарищ майор?

- Это ты с самого утра пришел давить на больное?

- Отнюдь. Решил поделиться с коллегами информацией.

- В кои-то веки…!

Ованесыч пробует кофе, удовлетворенно кивает головой и обращается к Горынычу:

- Результаты вскрытия имеются?

- Лошадиная доза скополамина [3]. Введена внутривенно. В силу возраста погибшего, не выдержало сердце.

- Сыворотка правды? Интересно…. У него что-то хотели выведать?

- Такая мысль посещала наши убогие головы.

- На комплимент нарываешься, Горыныч? - улыбается Туманов, - все равно не скажу. Из вредности…

- А чем ты, Гарик Ованесыч, пришел с нами поделиться?

Туманов ставит чашку на стол и закуривает:

- Около недели назад я встречался с покойным…

- О-па…! – вырывается у Горыныча.

- Сверху, - поднимает указательный палец наш гость, -  поступило указание встретиться с искусствоведом и внимательно выслушать. Перечить руководству не в моем стиле, вы это знаете…

- Знаем, знаем, еще как знаем! – саркастически замечает шеф.

- Кому ж, как не нам, это знать! – в той же манере заявляет Самсонов.

- Все у вас от зависти, друзья мои, - замечает Ованесыч, улыбаясь, - и, тем не менее, я встретился с Гелием Матвеевичем. Он пришел ко мне на Петровку и спросил, как я отнесусь к тому, что в ближайшее время миру будет явлено неизвестное полотно Яна Вермеера [4]. Я ответил, что он первый, кто спрашивает об этом именно меня, но, разумеется, появление неизвестного полотна мастера семнадцатого века не может меня не радовать.

Ованесыч смотрит на часы.

- Сегодня у нас 14-е. Через неделю – 21 июля – в Париже в аукционном доме «Drouot» состоится одна из крупнейших распродаж произведений искусства. Гелий Матвеевич во время нашего разговора сообщил, что в каталоге предстоящего аукциона, выпущенном заранее, указан лот № 22, правда, без фотографии – неизвестное ранее полотно Вермеера «Физик», которое в мире искусства должно произвести эффект разорвавшейся бомбы. Предполагается, что это – третья картина, посвященная людям науки.

Ованесыч достает блокнот и читает:

- Вермеером написаны: «Географ», 1669 год, хранится в Штеделевском институте искусств, Франкфрут-на-Майне; и «Астроном», приблизительно 1668-1669 годы, хранится в Лувре. По сведениям Бородина, на третьей картине должен быть изображен мужчина, шлифующий линзы для микроскопа. Если внешность мужчины будет совпадать с первыми двумя, это однозначно докажет, что для всех трех полотен Вермееру позировал его ровесник, земляк, а впоследствии душеприказчик – Антони ван Левенгук [5], всю свою жизнь посвятивший, как вам известно, микроскопии. Гелий Матвеевич утверждал, что название картины – «Физик» - неверное. Это, скорее всего, неправильно переведенное латинское «Phisicus» - натуралист, естествоиспытатель, что более подходит деятельности Левенгука.

Ованесыч делает паузу и глоток кофе.

- Я заметил Гелию Матвеевичу, что это все безумно интересно, но я занимаюсь преступлениями, связанными с произведениями искусства и никакого криминала пока здесь не вижу. Бородин ответил, что по имеющейся информации, полотно это в данный момент находится в России и его каким-то образом собираются вывезти, чтобы продать на аукционе «Drouot». Конкретики о местонахождении картины и людях, планирующих вывоз, у него нет. Я спросил у Гелия Матвеевича, какой помощи он ждет от меня. В ответ он сообщил, что в ближайшие дни у него состоится встреча с человеком, который прольет свет на многие вопросы. Имени его он пока не знает, но, каким бы оно ни было, следует позаботиться о собственной безопасности. Иметь дело с подобными людьми и подобными произведениями искусства всегда рискованно. Все-таки ориентировочная стоимость неизвестного Вермеера – 70 миллионов долларов…

- В рот мне компот…!

- Ты не оригинален, Капитон, - замечает Горыныч.

- Я договорился с Бородиным, что он позвонит мне, когда будет назначена встреча, и мы примем все необходимые меры. Звонка так и не было, а вчера он погиб. Ну, как вам информация? – Ованесыч допивает кофе.

В наступившей паузе я понимаю, что мне уже не до офортов Гойи.

Стук в дверь. Появляется голова Антона Пятакова:

- Григорий Остапович, заняты?

- Заходи, - отвечает Горыныч.

Антон проходит в кабинет.

- У меня результаты по письму Бородина. Пальцев на нем достаточно, но отпечатков покойного нет. Пригодные к идентификации в нашей картотеке отсутствуют.

- О, сколько ясности ты внес, Рыцарь Папиллярных Узоров! – ерничает Капитон.

- Григорий Остапович, я пойду, дабы не тратить душевные силы на отпор разного рода завистникам?

- Ступай, братец мой дорогой, ступай…

- Что за письмо Бородина? – интересуется Ованесыч.

Капитон дает ему ксерокопию. Туманов внимательно читает.

- Если пальцев Гелия Матвеевича нет, - размышляет он после прочтения, - значит, письмо обронил преступник?

- Скорее всего, - отвечает Тоша.

- А что такое 75-15-49?

- Понятия не имеем. А Самсоныч пока молчит…

Присутствующие смотрят на меня, улыбаясь.

Работайте, работайте, господа сыщики! Не все же время мне вас выручать…



*

TV. КАБЕЛЬНЫЙ КАНАЛ «КУЛЬТУРНЫЙ РОСТ»
- Вау! Всем привет! С вами Митрофан Мутацкий (фамилия в натуре от слова «мутация», прошу не путать)
Чуваки, вы реально не представляете где я сейчас! Пипл, я в Париже!!! Это город, где гильотиной бошки рубили реально! Париж, кто не врубился, это во Франции, Лондон – это в Англии, а чё в Мадриде, я забыл, гы…
Битый час тут тупо торчу, как лом в говне, у дверей отеля «Drouot», где прошел пипец какой нереальный аукцион произведений искусства. Поцики, здесь такие телочки, чпокай-не хочу…, но сейчас не об этом.
Многие знаменитости съехались сюда заценить товар и тряхнуть мошной не по-детски. И тут не одни лягушатники. Вот я вижу – покидает торги известный российский бизнесмен, меценат и ваще мозг – Алмаз Оралович Задуй-Загайдуллин.  Алмаз Оралович, пару слов о барахолке…!
- Я разочарован. Заявленный ранее лот № 22 так и не был выставлен. Мне бы очень хотелось иметь в моей коллекции малых голландцев творение Яна Вермеера. Мне так не хватает для полноты ощущений великого мастера Делфтской школы! Неподражаемые жанровые произведения, в которых присутствует импрессионистское главенство света! Возможно, «Физик» разрешил бы споры искусствоведов о степени «караваджизма» в работах Вермеера…
- Не догнал, с кем сейчас разговаривал Алмаз Оралович, но напрягаться в лом. Тем более что в толпе от меня тупо прячется нереально известный поэт из города Апатиты – Феофан Сквозняк. Здорово, Фофан, прикупил чё?
- Прикупишь тут…. Сплошной отстой! Вермеера-то нету!
- Обломался? А у тебя чё, 70 лямов зеленых есть?
- А если есть…?
- Если есть, то давай вместе распилим! Живопись-то тебе зачем в натуре? Ты даже не въезжаешь, чё вкусней – фуа-гра или делакруа?
- Не гони, это не блюда. Я в искусстве продвинутый, у меня сосед по даче в Жуковке министра культуры возил.
- Ну, а ваще чё…?
- Стих сочинил, пока на аукционе парился.
- Валяй!
- Два голубя, как два родные брата жили….
  А кто же, бля, Вермеера зажилил?
- Вау, Фофан! Жесть! Это пипец, нереально круто…! Поцики и телочки, с вами были Митрофан Мутацкий и Феофан Сквозняк из Парижа! Не тыкайте тупо кнопки на пультах, оставайтесь на нашем канале и помните – культурный рост не в сантиметрах! Гы…

*



Проходит неделя.

Неизвестный Вермеер на аукционе в Париже не появляется, а в квартире Радия Бородина – брата-близнеца покойного Гелия Матвеевича – происходит кража. Странная, если не сказать больше…

- Это похоже на акт вандализма, - замечает Горыныч, приехавший на место происшествия раньше высокого руководства и имеющий, в связи с этим, возможность спокойно осмотреться.

Обстановка в квартире очень похожа на ту, что была на месте убийства искусствоведа, т.е. являет собой полнейшее отсутствие всяческой обстановки. Помимо прочего, преступник (или преступники) порезал крест-накрест немногочисленные картины на стенах. Картины, на первый взгляд, особой ценности не представляют, но все же…

- Радий Матвеевич…, - обращается шеф к пожилому бородатому человеку, сидящему у окна в инвалидной коляске. Нам уже известно, что у него больные ноги. Профессор передвигается на коляске  довольно ловко, поскольку она с моторчиком.

Они с братом похожи. Близнецы не могут быть не похожи даже в преклонном возрасте. Но я ловлю себя на мысли, что Радий Бородин чем-то напоминает Менделеева. Это, наверное, из-за окладистой бороды. А может потому, что нам уже известен род его занятий.

- Радий Матвеевич, похожую обстановку мы видели в квартире вашего брата, т.к. вы оба живете на территории, которую обслуживает наш отдел. Ясно, что преступления эти связаны. Злоумышленники что-то искали. У вас нет мыслей на этот счет?

- Нет, мыслей никаких нет, Григорий…, простите…?

- Остапович.

- Григорий Остапович…, кстати, почему коллеги зовут вас Горыныч?

- Все очень просто, - улыбается шеф, - моя фамилия Рыныч. На официальных документах значится – «Г.О.Рыныч». Отсюда и Горыныч.

- Забавно. У вашего отца тонкое чувство юмора.

Бородин замолкает, вспоминая, видимо,  с в о е г о  отца. Ксерокопию его письма он держит в слегка трясущихся руках.

- Радий Матвеевич, вам точно не знакомо это письмо? – спрашивает его Капитон.

- Ни я, ни брат никогда раньше его не видели. Я плохо помню, как мы получили в подарок портреты Менделеева, да и получали-то их не мы…, мы еще мальчишками были, это все мама…. Но этого письма при них точно не было.

- А цифры в конце текста? 75-15-49?

Бородин на секунду задумывается.

- Ничего они мне не говорят. Абсолютно.

- Скажите, а где ваш экземпляр портрета?

- Где-то на работе лежит. Я уже точно не помню. Если поискать…. Я, видите ли, в отличие от брата, не большой поклонник живописи. Это, пожалуй, единственное, чем мы отличались.

- Но картины в вашей квартире присутствуют, - замечает шеф, указывая на разрезанные полотна.

- Гелий всегда стремился приукрасить мой быт.

- Радий Матвеевич, вы можете сейчас сказать, что, все-таки, у вас похищено?

- На первый взгляд, ничего…

- Деньги? Ценности?

- Н-нет, вроде бы…

- Вы должны понимать, что мы не можем не связывать убийство Гелия Матвеевича и разгром в вашей квартире. Так или иначе, если вы что-то не договариваете, это может быть опасно для вас.

- Молодой человек, на восьмом десятке лет отношение к смерти становится… особенным, что ли…. Прожив долгую жизнь, уход из нее воспринимаешь не как трагедию, а скорее, как избавление…

Ученый отворачивается к окну и замолкает.

После некоторой паузы Капитон снова обращается к нему:

- Радий Матвеевич, на этой фотографии то, что ваш брат написал перед смертью на развороте титульного листа учебника Карапетянца и Дракина. Что вы можете сказать об    э  т  и  х    цифрах?

Бородин берет фотографию и какое-то время внимательно ее разглядывает.

- Позвольте, позвольте…, что-то знакомое…. 2-4-15-8-5…. Ну, да…, это же шифр моего сейфа…

- А где находится сейф?

- У меня в лаборатории, в институте.

- Что в нем, если не секрет?

- Ничего особенного…. Различные записи, пара кандидатских диссертаций моих учеников, материалы конференций и разная чепуха…

- А ваш брат знал этот шифр?

- Да, я не скрывал от него…. Даже пару раз при нем открывал…

- Гелий Матвеевич, вероятно, написал эти цифры под воздействием скополамина, введенного преступником. Почему убийца интересовался этим шифром?

- Я не могу вам дать ответ. Мне кажется, на этот вопрос должны ответить вы, - с некоторым лукавством замечает Бородин.

- Может быть, что-то ценное хранилось в сейфе раньше?

- Уверяю вас, ничего, что могло бы заинтересовать преступников. Проекты новых разработок, которые смогут в будущем принести определенные дивиденды, я храню в более надежном месте.

- Позвольте поинтересоваться, в каком?

- Вот здесь, - произносит, усмехаясь, ученый и стучит пальцем по лбу.

После нескольких уточняющих вопросов и довольно малозначительных ответов, мы откланиваемся.

- Григорий Остапович, - обращается напоследок Бородин к шефу, - поверьте, я помогу вам поймать преступника.

- Каким образом? – удивляется шеф.

- У старого химика свои методы.

- Не хотите поделиться?

- Пусть это будет для вас сюрпризом.

- Не люблю сюрпризы, особенно опасные…

- Уверяю вас, все будет хорошо. Не беспокойтесь.

Заинтригованные, мы покидаем квартиру ученого-химика. Поскольку дети, внуки и домработница у него отсутствуют, Ольге Владимировне Бородиной предстоит долгая уборка.



*

Мир покрыт знаками, нуждающимися в расшифровке. Поль Мишель Фуко

*



Последнее время на экране монитора нашего домашнего компьютера все чаще и чаще возникает таблица Менделеева. Никак, мой напарник решил получить второе высшее образование.

Ничего не имею против. Химичить приходится и на службе в уголовном розыске.

Есть что-то магическое в этой таблице. Я даже готов рассматривать ее, как произведение искусства.

Но сегодня ею увлечен Капитон. Целый день он вертит перед собой фотографию с места убийства Гелия Матвеевича, что-то пишет на бумаге, периодически залезает в интернет и, как всегда, много курит.

Не собираясь терять время попусту, направляюсь к стеллажу. Где-то тут был неизученный мною альбом Репина.

Вот же он! Экспортный вариант, на английском языке. Наверное, и качество репродукций совсем другое.

Внимание мое сразу же привлекает суперобложка, сделанная в ненавидимом мною авангардном стиле.

Люди, люди…. Где авангардизм и где Репин…!

Современные издатели когда-нибудь разобьют мое стариковское сердце…!

Ну, кто додумался написать фамилию художника разными по величине буквами:

RePIn

Стоп…!

Что мне это напоминает…?

Что-то, недавно виденное…

Бросаю взгляд на экран монитора…

Силы небесные…!

Я почему-то сразу вспомнил про оригинальную подпись Радия Бородина и учительницу химии Антона Пятакова по кличке «Тройка».

RePIn. Элементы таблицы Менделеева: Re - рений, P - фосфор, In – индий.

Я снова смотрю на экран монитора.

Рений-фосфор-индий. В соответствии с порядковыми номерами элементов: 75-15-49 !!! Я нашел…

- Тоша, я нашел…!

- Самсоныч, я нашел! – восклицает напарник одновременно со мной и поворачивается ко мне светящимся от счастья лицом.

- Ну-ну… послушаю сначала тебя…

- Самсоныч, я нашел! Ай, да Гелий Матвеевич! Ай, да хитрец!

- Интересно, причем здесь покойный?

- Да и Радий Матвеевич тоже хорош. Интересно, что еще он скрыл от нас?

Тоша показывает мне фотографию с цифрами 2-4-15-8-5.

- Просто до гениальности, - продолжает восхищаться он, - не зря Бородин, умирая, написал эту комбинацию на таблице Менделеева. Это же прямой намек. Если представить, что цифры – это порядковые номера элементов периодической таблицы, то что у нас получится…?

- Что?

- Гелий-бериллий-фосфор-кислород-бор!

- И что?

- Если записать эту последовательность латинскими буквами, которыми обозначают элементы, то получится НеВеРОВ…

НЕВЕРОВ!

- Это фамилия, Самсоныч!

- Осталось только узнать, чья, - ворчу я.

- Интересно, есть ли в окружении братьев человек с такой фамилией?

Капитон хватается за телефон и нажимает кнопку громкой связи.
После нескольких гудков раздается голос профессора Бородина:

- Слушаю.

- Радий Матвеевич, это капитан Самсонов из уголовного розыска. Помните, я был у вас на квартире?

- Да, конечно. Чем обязан?

- Радий Матвеевич, вам что-нибудь говорит фамилия Неверов?

Секундная пауза.

- Конечно. Это Мишель, один из лучших моих аспирантов.

- Почему Мишель?

- Дело в том, что у него двойное гражданство: российское и французское. Он потомок русских эмигрантов. Мишель – это его настоящее имя, так написано в паспорте. По-нашему, Миша, конечно, но мы все предпочитаем называть его на французский манер.

- Ваш брат был с ним знаком?

- Да. Они неоднократно виделись и общались у меня дома и в институте.

- Большое вам спасибо!

- А в чем, собственно, дело? Почему вы им интересуетесь?

- Если позволите, объясню позже. Всего хорошего…!

Капитон отключается и победно смотрит на меня.

- Мишель Неверов! Вот так-то, Самсоныч! А насчет сейфового шифра…. Шутка Радия Матвеевича, конечно, хорошая, но…

В этот момент он переводит взгляд на альбом Репина. Умолкает и некоторое время смотрит на обложку, после чего задумчиво произносит:

- Я столько времени провел с таблицей Менделеева, что мне теперь везде ее элементы мерещатся…

Он снова смотрит на меня и теперь уже ловит мой победный взгляд.

- Самсоныч, в рот мне компот…!

Он берет альбом и упирается глазами в монитор. Потом что-то пишет на листке бумаги.

- Самсоныч, ты гений! Не буду говорить про «Miller», ты и так все прекрасно знаешь! 75-15-49! Рений-фосфор-индий! Репин! Репин…

Он переводит взгляд на меня:

- Но причем здесь Репин?

С прямотой римлянина незамедлительно отвечаю:

- Понятия не имею, напарник!



*

Умом ощупал я все мирозданья звенья,
Постиг высокие людской души паренья
И, не смотря на то, уверенно скажу:
Нет состояния блаженней опьяненья!

Омар Хайям

*



Душным июльским вечером на нашей кухне расслабляются Горыныч, Туманов и Капитон. Не понимаю, как можно выпивать в такую жару! Предвидя, что дело закончится преферансом, скрупулезно изучаю тот самый альбом Репина.

Поскольку количество выпитого великими сыщиками еще не подошло к критическому уровню, разговор идет не о женщинах, а о работе.

- Итак, братцы мои дорогие, что мы имеем?

- На первый взгляд, не мало, - бодро отвечает Тоша.

- Излагай! – требует Ованесыч, разливая изобретение Дмитрия Ивановича Менделеева по лафитничкам.

- Гелий Матвеевич Бородин, источники которого мы теперь вряд ли установим, получает информацию о том, что существует неизвестное полотно кисти Яна Вермеера. Будем называть его «Физик», хотя мы знаем, что, скорее всего, это неверно.

- Я тут порылся в различных изданиях, - перебивает Ованесыч, - за свою жизнь Вермеер создал около сорока картин, из которых известно тридцать пять. Дело осложняется тем, что художник не ставил даты на полотнах и не всегда давал им определенные названия. «Географ» и «Астроном» тоже названия не авторские.

- Гелий Матвеевич, - продолжает Тоша, - каким-то образом узнает, что это произведение находится в России и готовится к вывозу с целью продажи на парижском аукционе. Он вступает в контакт с Неизвестным (будем пока называть его Неизвестным), от которого надеется получить информацию о картине. При этом Бородин чувствует опасность и предварительно встречается с подполковником Тумановым,   ч а с т и ч н о   поделившись с ним имеющейся информацией. Неизвестный является к Гелию Матвеевичу с письмом, которое написал в 1946-м году отец братьев-близнецов – Матвей Миронович Бородин. Если верить Радию Матвеевичу и Ольге, о письме братья ничего не знали, не смотря на то, что упомянутые портреты Менделеева все-таки получили в подарок. Судя по тому, что в письме упоминается художник Ярошенко, а копии именно его работы получили братья Бородины, Неизвестный находится в полной уверенности, что портреты Менделеева как-то связаны с Вермеером. Самая очевидная версия – «Физик» закрашен копией работы Ярошенко. Зная истинную стоимость Вермеера, Бородин-старший в письме говорит, что именно эта картина поможет его сыновьям прожить безбедно всю жизнь. Как бы заглаживает свою вину перед детьми. Преступник, поняв, что ему известно даже больше, чем заслуженному искусствоведу, похищает портрет Менделеева из квартиры Гелия Матвеевича, опрометчиво теряя письмо…. Жахнем, коллеги?

Они чокаются и выпивают. Компот, закусив жареным сулугуни собственного приготовления, продолжает:

- Но… нам известно, что на парижском аукционе картина не появляется. Скандал! Сразу за этим следует проникновение в квартиру Радия Матвеевича, полнейший разгром и, я бы сказал, истерика Неизвестного. Иначе, как объяснить порезанные картины? Ему невдомек, что свою копию ученый-химик хранит у себя в лаборатории. А это значит что?

- Что следует ожидать проникновения в институт? – спрашивает Горыныч.

- А чего туда проникать? Он там работает! – восклицает  Самсонов.

- Кстати, следователю прокуратуры я ничего не сказал и по собственной инициативе приставил к Мишелю Неверову наружное наблюдение, - говорит Ованесыч, - круглосуточное, на всякий случай…

- Вот мы и подошли к нашему Неизвестному, - восклицает Капитон, - у братьев Бородиных склонность к оригинальным загадкам, видимо, наследственная. Бородин-старший упоминает в письме комбинацию 75-15-49, шифруя таким образом фамилию Репина. Радий Матвеевич подписывается – RaB1 - оригинальная транскрипция собственных имени и фамилии. А Гелий Матвеевич успевает перед смертью написать 2-4-15-8-5. Почему его брат называет эту комбинацию шифром от своего сейфа, нам еще предстоит узнать…. Совершенно очевидно, что профессор прочел то, что оставил умирающий брат. А именно – фамилию Неверов. Мы, получив ту же самую фамилию, узнаем, что это аспирант на кафедре профессора Бородина, имеющий российско-французское гражданство, и логично предположить, что именно он убил искусствоведа, похитил копию работы Ярошенко, убедился, что под наружным слоем краски ничего нет, и в ближайшее время будет пытаться похитить экземпляр своего учителя. Благо, сделать это ему проще – доступ в лабораторию постоянный, да и шифр сейфа теперь ему известен.

- Шифр можно поменять, - замечает Горыныч.

- Я бы не стал советовать подобное профессору, - говорит Ованесыч, - преступник захочет узнать новый шифр. Зачем лишний раз подвергать опасности жизнь ученого?

- А мне кажется, - загадочно произносит Капитон, - что он, как раз, его поменял. Каким шифр был раньше, не имеет значения, но сейчас он точно - 2-4-15-8-5.

- У меня другой вопрос, - говорит Ованесыч, оторвавшись от сулугуни, - все выглядит достаточно логично, но… причем здесь Репин?

Поняв, что коллегам нечего ответить, Ованесыч наполняет лафитнички.

- Да-а-а… вопрос…, - задумчиво произносит Тоша.

- Ведь именно Репина зашифровал Бородин-отец в своем письме, - уточняет Туманов.

- Тут думать надо, - глубокомысленно замечает Горыныч и приятели чокаются.

Очередная страница альбома преподносит мне сюрприз.

Я обожаю подобные подарки судьбы!

Вот он - мой звездный час!

От неожиданной радости я даже взвизгиваю!

- Самсоныч, - говорит удивленный напарник, - выпиваем вроде мы, а действует на тебя?

- Смотри сюда, сыщик! – восклицаю я.

В альбоме присутствующие видят репродукцию картины Ильи Репина «Портрет Д.И.Менделеева в мантии профессора Эдинбургского университета». 1885 год. Бумага, акварель. 57,5х46 см. Хранится в Третьяковской галерее.

- В рот мне компот…!

- А ты как думал?! – торжествую я.

- Основную роль в расследовании, как всегда, играет наш внештатный сотрудник, - улыбается Горыныч, - ваше здоровье, Самсон Самсоныч!

- Премного вам благодарен, шеф!

Ованесыч спрашивает у Тоши:

- У тебя есть репродукция работы Ярошенко?

- У нас с Самсонычем есть все!

Капитон находит на стеллаже соответствующий альбом и подает Туманову.

- Надо же, - удивляется Ованесыч, сравнивая картины, - два разных художника пишут похожие портреты в одном и том же году.

Если честно, Игорь Иванович, работа Ильи Ефимовича трогает меня сильнее. Помощнее кисть у Репина будет…!

Думаю я, но вслух ничего не произношу…

- Получается, что Вермеер под Репиным и он у Радия Бородина? – уточняет Горыныч.

- Очевидно, так, - говорит Ованесыч.

- Это может быть опасно.

Тоша нажимает кнопку громкой связи на телефоне.

- Алло!

- Ольга?

- Да, это я.

- Это Капитон, если вы меня помните. Самсонов из уголовного розыска…

- Конечно, помню. У вас такое редкое имя…

Тоша слегка краснеет.

- Оля, у меня один вопрос. У вас с дедушкой похитили копию работы Ярошенко. А у Радия Матвеевича идентичная работа?

- Похожая. Там тоже Менделеев в мантии, но это копия работы Репина.

- Тоже холст, масло?

- Да.

- Что ж вы раньше не сказали?

- Так вы не спрашивали.

- Где эта копия сейчас?

- По-моему, у дедушки Радика в сейфе, в лаборатории, но точно я не знаю.

- Вас не затруднить предупредить его завтра утром, что мы нанесем ему визит?

- В институт?

- Да.

- Хорошо, я ему скажу.

- Тогда - до встречи!

- До свидания!

Капитон отключается и смотрит на коллег. Ованесыч продолжает разливать.

Горыныч, наблюдая за Тумановым, спрашивает:

- А почему копии Репина и Ярошенко, в отличие от оригиналов, сделаны маслом и на холсте?

- Очень просто, - отвечает Ованесыч, - Вермеер не рисовал свои картины на бумаге…. Будем здоровы?

Друзья чокаются. После некоторой паузы Горыныч снова задается вопросом, не обращаясь ни к кому конкретно:

- Если профессор обо всем догадался, почему он не хочет убедиться в том, что в его руках целое состояние?

Это еще проще, шеф! Он хочет поймать убийцу брата…

Думаю я, но вслух ничего не произношу…





ПРИМЕЧАНИЯ:

[1] - Александр Порфирьевич Бородин (1833 — 1887) — русский учёный-химик и композитор. Автор знаменитой оперы «Князь Игорь».
[2] - См. рассказ «Преферанс»
[3] - Скополамин  (лат. Scopolaminum) — алкалоид, содержащийся вместе с атропином в растениях семейства паслёновых. «Сыворотка правды» — условное название психоактивных веществ, используемых (чаще всего спецслужбами) для получения скрываемой человеком информации.
[4] - Ян Вермеер Делфтский (1632 — 1675, Делфт, Нидерланды) — голландский художник, мастер бытовой живописи и жанрового портрета.
[5] - Антони ван Левенгук (1632 —1723, Делфт, Нидерланды) — голландский натуралист, конструктор микроскопов, основоположник научной микроскопии, член Лондонского королевского общества (с 1680 года), исследовавший с помощью своих микроскопов структуру различных форм живой материи.



Продолжение: http://www.proza.ru/2011/09/05/1004