Рецензия на «Сборник рассказов» (Ангелина Злобина)



Полночи я сидел на полу, крутил в руке веточку флердоранжа, ломал, растирал на ладони сухой цветок, принюхивался, но вместо аромата южной весны чувствовал только солоноватый запах тёплого тела, дурного вина и духов. И не было ни зелёного сада, ни голубых гор, только темнота, ужас и привкус крови.
«Выгоню», — снова подумал я, но теперь моя злость утихла, и уверенности поубавилось. Я вернулся к дивану, сел рядом с откинутой в сторону белой рукой, осторожно расстегнул браслет и стал ждать. Когда Саша перевернулась на другой бок, я забрал оставленный на подушке трофей. А в коридоре прихватил ещё и оброненную перчатку.
«Вот теперь мы в расчете, дорогая моя Саша», — злорадно думал я, разглядывая добычу.
Сам не знаю, какой расчёт я имел в виду. Возможно, так была оплачена крошечная часть моей необъяснимой обиды.

(из рассказа «Сущность»)
----

За дверью раздавались эхо шагов, гул разговоров. В мастерской уже мыли кисти, складывали этюдники, бросали в урну пропитанную маслом и красками ветошь. В воздухе витал едкий запах скипидара.
Дверь в кладовую, где хранились гипсы, драпировки и всякий живописный скарб, была открыта. Там, сидя на подоконнике, курил пожилой натурщик Арик, худой и жилистый, как гимнаст. Холодноватый дневной свет мягко очерчивал остроносый профиль, левое плечо, грудную мышцу. В тени тело натурщика казалось густо-загорелым.
Данила помедлил секунду, потом, все еще глядя на Арика, снял с этюдника холст с начатым подмалевком и поставил вместо него лист картона. Взял кисть.
Натурщик, заметив, усмехнулся и покачал в воздухе дымящейся сигаретой.
 — Нет-нет, Даня, я уже убегаю.
— Пять минут! 
— Некогда, некогда, дорогой, — Арик потянулся за рубашкой, — мне еще в два места.
В углу Серега Алабин и Марк Фогель рвали на тряпки старую портьеру. Рыхлая ткань поддавалась легко, с тихим треском и быстро клубящейся в воздухе пылью.

(из рассказа «Мадонна Кривели»)
-----

Внутри было накурено, за небольшими столиками несколько мужчин играли в нарды, официант в длинной белой рубахе нес на подносе кальян. В углу возле окна нашлось свободное место. Рита села на топчан, укрытый тканым полосатым ковром, положила рядом сумку с камерой.
Официант приблизился, вопросительно замер, услышав про кофе, молча кивнул и ушел. Через несколько минут он принес небольшой медный кофейник, простую белую чашку и стакан с водой. У кофе оказался странный привкус — маслянистый, солоноватый.
Рита смотрела в окно, думала о том, что день закончился хорошо, вылазка удалась. Она представляла, как через полчаса помашет рукой знакомому водителю, тот улыбнется, глядя на нее в зеркало, автобус развернется на площади, выедет из города. А потом в быстро темнеющем небе над пустыней взойдет луна.
Мимо окна прошла девушка в розовом хиджабе. Знакомый профиль, знакомая плавная походка. Все то же пестрое лиловое платье, в руке — бежевая сумка клатч. Рита, не веря глазам, подалась к окну, посмотрела ей вслед. Потом вынула из кармана сумки деньги, оставила возле чашки и быстро вышла на улицу.
(из рассказа «Немного солнца»)
-----

Соседи заговаривали с ней редко и неохотно, поучать и острить опасались — уж очень у Любы был звонкий голос, и ответить она могла так, что случайные прохожие шарахались в стороны, как от внезапной собачьей свары. Вечно дежурившие у гастронома аборигены с бурыми обезьяньими лицами одобрительно гоготали, дворничиха опускала метлу и замирала в клубах оседающей пыли, а жертва удалялась, гордо вскинув голову и шипя сквозь зубы нескладные обрывистые проклятия.
Говорили, что когда-то у Любки был муж, но куда он подевался — никто не помнил. По одним сведениям — он исчез, когда Люба лежала в роддоме. Будто бы, вернувшись домой с маленьким Димкой, она обнаружила квартиру пустой — ни денег, ни вещей, ни продуктов, с тех пор своего благоверного она так ни разу не видала. А по другим — никакого мужа у нее никогда не было, а кто Димкин отец, Люба, скорее всего, и сама толком не знает. Этой версии верили больше.

(из рассказа «Любка»)

-----

За мысом качка была сильнее, шли встречные волны, яхта то взлетала, нависая над чёрной ямой, то падала, ударяясь днищем о воду.
Два грузных спесивых немца, которые утром, несмотря на прогноз, упрямо желали ловить рыбу, теперь лежали в каюте, постанывая и бормоча проклятия. Между ними качалось ведро, привязанное к перекладине откидного стола.

Их взяли на борт в посёлке у винодельни. Там зимой пирс разбило штормом, и теперь небольшие прогулочные суда причаливали, въезжая брюхом прямо на пляжную гальку. Потом спускали трап, на берег спрыгивал матрос и подавал пассажирам руку.
Эти двое вскарабкались сами, поспорили с капитаном, посмотрели на безмятежно-светлое небо на горизонте, уселись в шезлонги и откупорили пиво. Капитан пожал плечами и взглянул на Грега. Тот усмехнулся и тоже пожал плечами. Матрос Патрик, шустрый коротконогий паренёк, похожий на мартышку в матросском костюмчике, убрал трап.

(из рассказа «Другое имя»)

Ангелина Злобина   01.09.2016 22:41   •   Заявить о нарушении