Попутчики

     Здесь, на небольшом перекрёстке по «старой Каширке», в 60км от Москвы, мне обязательно нужно поймать  машину. И хотелось бы, конечно, фуру, где хоть водилы нормальные попадаются, с которыми есть о чём поговорить. А то, эти «иномарошные» могут и не взять. Ну, а если и соблаговолят, то молчать будут всю дорогу, долго и пристально изучая в зеркальце мою физиономию. Да, чего с меня возьмёшь – пенсионер поношенный, а может даже и обрез за спиной держит...

     А чего я решил на перекладных то, так у моей машины обязательно, как к сыну ехать, так аккумулятор – на последнем издыхании. Скажете - на электричке давай, старый пень. Я бы так и поступил, но к его садоводческому товариществу ближе с «Каширки» подбираться, нежели от «железки», там только комаров кормить. Так что, разрешите, я машину для начала поймаю, а потом и договорю. Вот, кстати и подходящий вариант.

     - Эй, стой! – я усиленно махнул рукой.  Фура натужно заревела нутром и сдала к обочине. – Брат, до Каширы подбросишь?

     - Какой я тебе брат? Сынок, наверное, правильней будет, – водитель бегло изучает меня. - Я прямо еду, а Кашира слева останется, – он хорошо понимает, что с меня брать нечего.

     - Да, ладно, – соглашаюсь я, - какая теперь разница? Тогда, хотя бы, до развилки добросите?

     - До развилки можно, но поворачивать не буду – времени нет. Пятьсот рублей положишь?

     - А как же правила автостопа? - взмолился я.

     - Ну, ладно, что с тобой делать, а то ещё на дороге окочуришься, а мне потом душу отмывать. Залезай, места всем хватит.

     Я, не без труда, забрался на эту верхотуру. Ну и кабина – вертолёт, да и только. Поехали. Ну, Слава Богу! Вот сыну то сюрприз будет. Он меня на электричке ждёт, а я пешком с рюкзаком за спиной. Да ладно об этом, красотища то, какая.  Все внизу, а ты, как будто, над ними паришь, словно, ты - король трассы и тут дело даже не в скорости, а в высоте. Как мало надо радости для жизни – просто взлететь над трассой  на пару метров и представлять себя птицей. Пускай эти чёрные пузыри обгоняют нас. Мы всё равно лучше. Мы птицы, а они тараканы, хотя и скоростные.

     - Вас звать, извините, как? – наконец, я додумался разорвать наше молчание.

     - Алексей Молчанов, дальнобойщик! – отрапортовал шофёр.

     - Ну, а я просто, Сергеем буду!

     - Сколько же Вам лет, если Вы всё в Сергеях ходите?

     - Шестьдесят три, но, если Вам удобней – Сергей Александрович.

     - Сергей, так Сергей. Давайте я Вас бутербродом угощу. У меня тут хорошие бутерброды, если не съедим - в холодильник положим, - и он подсунул мне целлофановый пакет с изображением фирменного знака какого-то фастфуда.

      - Нет, нет, - корректно отказался я. Что Вы?  Я – сыт. Меня жена перед отъездом, знаете, как нагрузила. Я еле к вам в машину влез. Теперь вот переваривать до самой Каширы буду…

     Я открыл окно, высунул голову наружу и стал напряжённо вдыхать окружающее пространство.

     Господи, Земля моя! Ты ли это? Что с тобой сталось? Раньше везде колосились поля, зеленели луга…, а сейчас… –  сплошные колючки, сорняки и заборы. Территории выкупили и отгородили под новые коттеджи. Простому крестьянину руки приложить негде, не осталось для него места на земле. Это хорошо ещё, что мы по Старой Каширке едем, а если на М-4 повернуть – там вообще – один сплошной забор вдоль всей трассы. Кроме шести полос магистрали ничего не видно и всё общение с миром лишь через щиты с безумной рекламой, которые, хоть как-то, помогают водителям уходить от мрачных мыслей.

     - Алексей, ты прости меня, чего-то так грустно мне стало…. Хочешь, я что-нибудь из прошлого повспоминаю, - предложил я, - Ну, например, … – я замялся, подыскивая достойную тему. – Ну, давай хотя бы о еде. Да и вообще, как мы раньше жили.

     Алексей кивнул головой в знак согласия, ловко подцепив сигарету из пачки, повертел её в руке и протянул мне. Я вежливо отказался. Он удивленно сморщил лоб.

     - Чего, не курите?

     - Нет, как-то не задалось….

     - И чего, всю жизнь? – удивился водила.
     - Да, с самого детства. Баловство это. Давно, как-то, ну, знаете, тогда табак дорог был, так мы пацанами разные листья курили. Главное, чтобы дым шёл и, чем его больше, тем интересней. Бывало по осени, сядем в кружок, а вокруг дубовые листья. Как же они пахли…! Листья чистые, только-только с деревьев облетели. Я обычно отказывался, мне же эти листья просто нюхать было приятно, наслаждался их ароматом, и было вполне достаточно. Так нет, ребята обязательно заставляли затянуться. Ну, как без этого, подорвёшь мальчишеский авторитет, потом замучают – «маменькиным сынком». Мне хватало одной затяжки, а потом – кашель мучит. Однажды так зашёлся, что друзей своих перепугал, думали – умираю, в деревню побежали за взрослыми. На этом всё моё курение и закончилось. Никто меня больше листья «смолить» не заставлял, побаивались, что концы отдам.

     Так моё детство без этой вредной привычки проскочило. А юность подошла – я в Мореходку поступил учиться. Там курили все, кроме меня. Скажете почему? Да очень просто. Мне так обидно было – после хорошего обеда идти со всеми на улицу и запускать дым в свой организм, туда, где уже спокойно лежит моя котлетка и пюре. Наивно полагая, что всё, съеденное мною, будет обволакиваться дымом. Мне и невдомек было, что дым поступает не в желудок, а в лёгкие, постепенно разрушая их. Наверное, хорошо, что я такой неосведомленный был. Это меня и спасло от столь вредной привычки.

     - Ну, а дальше что, - спросил Алексей, явно увлёкшись моим рассказом. Сигарету он держал в левой руке и, пепел с сигареты вылетал в окно. «Хорошо, что у нас не бензовоз» - как-то к месту подумалось мне.

     - А, что дальше? Дальше жизнь! Молодость! Ты знаешь, Алёша, всё, на что меня хватало тогда – только дым пускать.

     - Как это? – неподдельно удивился  Алексей.

     - Как? Просто…. Идёшь с девушкой в бар, где все курят, девушка, кстати, тоже обязательно попадается курящая. Боролся я с этим недугом серьёзно, вплоть до расставания. А сейчас как, наверное, все подряд курят? – обратился я к собеседнику.

     - Да, чего здесь скажешь, как дымовые трубы, хотя на это внимания уже никто не обращает. А сколько по нынешним временам за это платить парням приходится? Курят то, пачка за пачкой, где тут денег наберешься. Вот и накручиваешь левые рейсы, чтобы хоть как-то концы с концами свести. – Он посмотрел на остаток сигареты, которую так и не начал курить и злобно выбросил в окно. – Придёт время, и я курить брошу. – Я почему-то поверил ему.

     Бензоколонки сменялись дачными посёлками, которые больше напоминали фортификационные сооружения с водонапорными башнями в виде минаретов. То тут, то там мелькали вышки мобильных операторов. Смотреть по большому счёту было не на что, ну, разве что зацепиться глазами за главку церквушки, плывущей вдали, словно в лодке, среди всего этого «циркового представления». По правде сказать, и душу как-то точит современное золото куполов. Стали они уж больно вычурными, так и сверкают на солнце, словно шары на Новогодней ёлке. Разве людям позолота эта нужна, когда души пусты. В храмах появились уже электрические свечи, напоминающие ночники над кроватями. Вот и получается, что купола у церквей золочённые, а дороги к храмам не подведены. Наверно думают, что старушки по праздникам и так дойдут с Божией помощью, ну, а если, кто из района пожалует – для их джипов эти лужи не помеха.

     Неуютно как-то церквям на фоне этих нагромождений. И  это, не считая «псевдодворцов» в своём однообразии, из кирпича, с окнами, больше напоминающими бойницы, для отражения нападения врагов. Не пойму, ведь пропадает весь смысл жить на природе, если ты её не видишь. Твои окна упираются в стену точно такого же коттеджа, хорошо ещё, если у них туалет выходит на другую сторону. Одни и те же лужайки с подстриженной травой. Ничего не скажешь, в этом преуспели все. В выходные дни от мотокосилок трескотня стоит такая, хоть в пору в город возвращайся. Тоска. Ехать из Московской квартиры, чтобы попасть в точно такую же, у которой только окна с решётками, да и забор с колючей проволокой.

     Вот так и заполняется моя Родная Земля этими несуразными «склепами». А где же поля мои ромашковые и васильковые? Пшеница не отливает уже своим золотом на фоне лазури августовского неба. Не желтеют подсолнухи, не заполняют собой целые пространства и не превращают всё в один сплошной золотой ковёр. Кругом только и читаешь одни вывески «ПРОДАЁМ». Кто кому!? По какому праву? Почему Землю, на которой я провёл всё своё детство, продают?  А на чём мы тогда жить будем?  На асфальте, который они положат узкими полосками и укажут, где нам жить. Не блестят на солнце прудики деревенские, они превратились в болота и поросли тиной. Хорошо ещё, если в них  под шумок мусор не будут сваливать… Что и говорить, когда в Москве целые районы стоят на бывших свалках.

     - Сергей, что-то Вы приуныли и замолчали… Вон, прилипли к окну, будто чего-то там новое хотите увидеть. По-моему, всё, как было, так и осталось. Одно слово – большая стройка! Расширяемся, так сказать. Поели бы чего-нибудь, оно и веселее будет, – Лёша вынул из сумки беляш и протянул мне. - Возьмите, не стесняйтесь. Замученный Вы какой-то, словно не я, а Вы вместо меня второй день подряд баранку крутите. Ведь прав?

     Разгладив морщины и улыбнувшись, я постарался привести своё лицо в надлежащий вид, затем, повернулся к Алексею и посмотрел в его глаза.

     - Ну, так, что? – Алексей многозначительно покосился в сторону беляша, которому, наверняка, пошли уже вторые сутки. Я отрицательно помотал головой….

     - Слушай Алёшь, а хочешь, я тебе расскажу о чём-нибудь. Как мы раньше жили, чего ели, например. А?

     Глаза у водилы загорелись и он заулыбался:
     - Давайте, послушаю с большим вниманием, чего вы там ели. Говорят, раньше кроме тушёнки и сгущённого молока ничего и не было.  Да водка – два рубля 87 копеек стоила.

     - Было Алёша, ещё, как было. И продукты совсем другие были, не то, что сейчас, войти в магазин боязно. Выбор вроде огромный, а не знаешь, как бы не отравиться. Вот, раньше. Если колбаса, то это и есть колбаса, а не колбасный продут из сои и опилок.

     Я взял в руки беляш. Понюхал, хотел откусить, но передумал. Положил на место и продолжил:
     - Отец у нас в семье был единственный кормилец. Мы жили на деньги, которые он приносил, но мать не сидела дома, сложа руки. Она постоянно старалась чем-то помочь, занимаясь хозяйством. Поначалу, у нас было много чего, я помню, водились и гуси, и куры. Вот ты, например, знаешь, что такое свежее яичко из-под курочки? Задумался, а я как сейчас помню и цвет и запах этих яиц.

     У нас был большой сад, в котором росло много чего, но главной культурой считалась чёрная смородина. Сколько кустов было у нас на участке – я не считал, но каждую осень я обрабатывал каждый кустик, а летом помогал собирать немалый урожай. Варили варение, избытки – в Москву на рынок. Мать успевала насобирать и грибы в то же утро. Конечно же, я ей помогал, хотя грибник из меня – тот ещё, хожу сонный, под ноги не смотрю, грибов не вижу, только природой и любуюсь… Никто не знал тогда, что я художником стану…

     Раннее утро. Лес только просыпается. Птицы такой концерт устраивают – уши закладывает. Роса серебрит траву вокруг. Кеды и так дырявыми были, да будь они самыми новыми, всё одно – мокрыми стали бы, но я на это и внимания не обращаю. Матери надо помогать, хоть что-нибудь отыскать в этой травище. У меня несколько сыроежек на дне корзинки прыгают, а у неё уже – полное ведро одних белых. Шляпка к шляпке лежат, красуются.
 
     Собирается в город – надо ещё гладиолусов с собой прихватить. Они на рынке хорошо идут.  К вечеру приезжает. Те же корзины, но наполнены продуктами. Денег, которые она выручила от продажи, хватает накупить всякой всячины – детей побаловать, и мы прыгаем около неё от радости, в ожидании, что нас чем-нибудь угостят обязательно.

     Хлеб! Белый хлеб! По 25 копеек с ребрёночкой внизу. Вдохнёшь запах этого хлеба и закачаешься. Тут же отломишь горбушку, не дожидаясь разрешения, и в рот, за что обязательно получаешь подзатыльник. Уминаешь за обе щеки, а сам с корзинки глаз не спускаешь, ждёшь, что там…!

     Колбаса! Нет, ты меня не понял, ливерная колбаса…. Таким вилочком. Её –  обязательно ломаешь руками…. И опять запах. Алексей, ты прости меня, что я так часто употребляю это слово, но куда от этого денешься. Никакую другую колбасу в то время мы и не знали. Я так и думал, что ливерная одна существует на белом свете.

     А что такое зельц, ты понятие имеешь? Я и сам по сей день толком не понимаю, что это. Я не очень любил его. Но кушать что-то, надо было, вот мы и ели. Ладно, поговорим о чём-нибудь вкусном. Пожалуй, о халве и шоколадном масле. Я ещё совсем забыл про вафельные трубочки сказать, у которых крем только по бокам был, а внутренность вся пустая. Так ты эту трубочку не просто ешь, а по слоям разламываешь, чтобы до крема добраться… Ты потом его в рот запихиваешь и улетаешь…, размышляя, а живой ли ты вообще или в сказку какую попал.

     Баранки, конечно, с маком.  Конфеты – цитрон, кисленькие такие. Ой, Лёша, только не криви губы. Иногда была помадка и коровка, о них ты, наверное, слышал. А всё это можно назвать одним словом – вкуснотища. Потому, что это было всё сделано из натуральных продуктов, да от души.

     Вот так прошло моё детство. При этом сад был полон яблок, крыжовника, малины, клубники и, конечно же, огурцы с помидорами, куда же без них.   Представляешь, разломишь помидор, а внутри сахаристость такая, на солнце отливает. Немытым тащишь его в рот, а он весь на твоих щеках остаётся. А тебе радостно. Чего грустить, вся жизнь впереди. Вытрешь рукой щёки, на велосипед и айда к ребятам, те давно уже мяч на поляне гоняют. И так целыми днями.
     - Сергей, Вы меня заговорили. Мы поворот на Каширу проскочили. Вот, блин…, – Алексей от досады хлопнул ладонью по баранке.

     - Алёшь, не беспокойся, высадишь меня уже наверху, после Оки, где пост ГИБДД. Там недалеко, я дойду, не переживай ты так. Мне не в первой, я привычный ногами передвигаться. С людьми нормальными пообщаться можно. Наговоришься вдоволь. Знал бы ты, как нашему пишущему брату важно с народом побыть. Откуда прикажешь вдохновение черпать?  В Москве за компьютером, не вылезая из-за стола, много ли напишешь? Вот я и мотаюсь пешим ходом. Автомобиль мой на приколе теперь стоит, да и бензин стал дороговат для меня.

     Мы проезжали по мосту через Оку. Господи, как же красиво! Жива ты ещё Россия! И это радует! Солнце садилось где-то за спиной, ярко освещая высокий берег реки. Слева, вдали сверкали купола старинного города. Они, как маяки для проезжающих. С правильного пути сбиться невозможно, пока они светят.

     Машина пошла на подъём. Наверху мы распрощались. Алексей долго жал мне руку, пока она слегка не онемела от его рукопожатия. Отъезжая, он дал длинный сигнал – попрощался. Я еле сдерживал слёзы, вот, ведь, есть же ещё люди на Земле. А значит, и существовать эта Земля будет, пока хоть один из них в живых останется…

     До жилья сына добрался уже в сумерках. Звёзды посеребрили небосвод. Где-то там, далеко за горизонтом, находился вечный город. Там ещё горел закат.

     - Бать, ну чего ты по ночам раскатываешь? Мы тебя раньше ждали... – причитал сын, открывая калитку.

     В это время по тропинке от дома к нам приближался мой маленький внучок, Тимоня.

     - Деда, деда!? – радостно лепетал он.

     декабрь 2016г