Voila, или рассказ сорвавшейся струны

Да нет! Ну что вы! Мне было совсем не больно! Правда раздался  ужасающий звук. Выстрел. Как буд-то лопнуло пространство. Но лопнула я. Если бы этот звук не звучал оглушившей меня пощёчиной, было бы даже весело. Но было НЕ весело! Зато стало легко! Я расслабилась и соскользнула, застряв в таком большом, но всё-таки тесном пространстве фортепиано. Потом ты меня так ловко, одним проворным движением вызволил из этого кособокого и всё-таки весёлого пребывания где-то между. Между прочих. Я кажется всем мешала. И только молоточек, так привыкший отбивать на мне ритмы, отчаянно боролся со своим бессилием: несмотря на все его привычные движения, раздавался только стук. Ау! Где ты? Звучало его усиленно-обессиленное требование моего звучания. А я болталась где-то между всем, что всё ещё фуркционировало, и улыбалась напрасным молоточковым  стараниям. Меня так изумляла эта возможность не функционировать! Не напрягаться... Когда прекратился отчаянный стук "моего" недоумевающего молоточка, и смолкли все струны, всё равно ощущалась эта константа напряжения  внутренней ауры фортепиано, всегда готовой отозваться на любое прикосновение к клавишам:  деликатное и требовательное, придыхательно-обожательное и грубое. Разное. Всякое. Исходило ли это напряжение от ожидания неизвестности, или от ностальгии по тому единственному прикосновению, на которое струна отзывается не из чувства долга, а из желания звучать, звучать в этих единственных, а потому неповторимых руках, так и осталось для меня загадкой. Но! У фортепиано нет единственных рук! Руки множественные... Может поэтому я и лопнула? Или сорвалась? Я даже не знаю что я сделала. Должен знать ты! Ты же Настройщик... Твои руки были единственными, которые не напрягали меня. Мне так хотелось звучать и звучать для тебя, и только для тебя. Но увы! Ты уделял мне такое же внимание, как и другим струнам... А была я струной длинной. Если не сказать, что длиннющей – ля контроктавы, а значит звучала низко. Может быть тебе не очень нравились низкозвучащие струны? Странно. Если бы я была женщиной, меня называли бы высокой, а так я струна хотя и длинная, но низкая. Или низкая, потому что длинная... Впрочем, если вслушаться в мою обертоновую шкалу, можно добраться и до моих высот. Если конечно же уметь вслушиваться... А ты умел! Ну да – ты же настройщик... Но ты всё-таки уделял мне меньше внимания, чем остальным струнам – расстраивалась я редко. И почему редко? Наверное многим не нравятся низкозвучащие струны, и они их не расстраивают. А как хотелось твоего внимания... Может быть я только потому  и сорвалась, чтобы ты уделил мне больше внимания и даже унёс с собой?  Ну ты и унёс меня, когда вызволил из этого междометийного пространства. Правда сначала свернул меня в кольцо. Змеиное. Вот это мне и не понравилось! Я отчаянно сопротивлялась твоим рукам. Но может мне просто понравилось сопротивляться? Ведь тебе пришлось так долго уделять мне внимание... Разумеется ты справился с моим несгибательным противостоянием, уложил в свой чемодан и понёс. А я почувствовала себя... скрипкой в футляре! Несмотря на свёрнутость! Тупица! Или выдумщица?  Почему "или"? Воображала! И уж точно не тупица. Я, сорванная, очень даже заострилась и нещадно колола твои руки, не желая подчиняться так меня пугающему образу змеиного существования. Холодного и скользкого. А может быть я вовсе и не колола тебя своей заострённой чувствительностью, а мстительно по-змеиному жалила? Ты же не сжалился надо мной, когда вытаскивал меня из привычного резонансного пространства, обречённого на звучание. Кстати! Тогда я тебе совсем не сопротивлялась. Только напоследок прощально взвизгнула. Это было для меня такой неожиданностью. Твоё внимание! Ах да! Я же ТАМ всем только мешала. Но только не молоточку. Вот он-то взывал ко мне с ностальгическим стуком, так похожим на похоронное отбивание ритма метрономом... Но ты мог бы оставить меня в своём  чемодане! В ранге ПРОСТО сорванной струны. Не оставил. Ну конечно же! Такого ранга не существует! Ну почему ты не придумал этот ранг только для меня? В честь моей любви к твоим рукам? А ну да! Сорванным струнам ПОЛОЖЕНО переходить в разряд расходного материала. Я теперь расходный материал.  Меня будут рас-хо-до-вать. И кто? Ты?! Или они? Лучше бы ты... И как? По частям? Или сразу? А может быть уже расходуют, и я этого даже не знаю. Я уже расхожий  материал? Или всё ещё расходный? Может быть стать ракоходным? Материалом. Вернуться вспять? И чтобы молоточек обрадовался моему возвращению? Ему очень не понравилась толщина Новой Струны. Да и другие ропщут. Звучание Новой не подходит к общей окраске звучания! Скажите пожалуйста... Лучше молчите! Я-не-вер-нусь! Не потому что не могу!  Хотя я действительно не могу. Вернуться. Потому что я материал не музыкальный, а... А какой? Строительный, наверное... Но я не вернусь, потому что мне не  хочется возвращаться! Мне нравится, что Новая Струна выбивается из общего звучания. Мне вообще общее звучание не нравится. А Новострунная такая выбивающе-индивидуальная. Лишь бы не сорвалась...Так что же теперь? Завтра в расход? Или уже сегодня? Этого я не знаю. Да и много чего не знаю. Тебя, например. А ты мне объяснить не можешь. Хотя знаешь. Многое. Если не всё. Ведь ты же Настройщик! Но ты молчишь. Не слышишь моих вопросов. Ведь я уже больше не звучу. Меньше тоже. Или звучу? Даже если и звучу, то звучу беззвучно. Из-рас-хо-до-ва-лась. А! Ну тогда...тогда не утруждайтесь, Господа Расходователи. Voila!

P. S.
"Каждой Струне, независимо от её длины и высоты, по молоточку. С тем самым касанием нужной нежности. От которого хочется петь. Не по обязанности.
И никаких надсмотрщиков, то есть настройщиков. Потому, что никто никого не расстраивает... И к чёрту неумолимый, беспощадный метроном!" (Алексей Земляков, из рецензии на "Рассказ сорвавшейся струны")