Лесное. Флигель по-ростовски. Часть 7

                    Перед отъездом в Ростов я неожиданно женился. Почему неожиданно и почему женился рассказ отдельный и, чтобы не загружать сюжет, с вашего позволения, я продолжу.

                    Проживание в общежитии хорошо уже тем, что когда-нибудь оно кончается. Моя супруга Светлана продолжала учёбу на последнем курсе института в Воронеже. К моменту её преддипломной практики в Ростове, я спешно снял комнату в посёлке Орджоникидзе в северной части города по протекции сослуживца. Это было недалеко от управления мебельной фирмы и головной площадки, где предстояло Светлане практиковаться. До моего же филиала я добирался тремя видами переполненного транспорта с потными пассажирами, отдавленными ногами и духотой.
                    Комната имела единственное преимущество – она была  по карману. Дешевле снять оказалось невозможным. Позже я понял, почему… Маленькая, угловая, с крохотным оконцем. В нее попадали из общей проходной комнаты.
                    Нашу хозяйку словно лепили из романа  «Тихий Дон». Маруся – типичная казачка, фигуристая, подвижная с хитрым прищуром чёрных глаз в длинной широкой юбке с брызжой и кофтой до крутых бёдер с приспущенными у плеча рукавами. А на  ноги надевала шерстяные белые носки и резиновые галоши.
                    Её сожитель,  современные люди его назовут гражданским мужем, Федорович, которого Маруся ласково звала Хфедорыч – полный жизненных сил  здоровенный мужик с огромным животом, начинающимся прямо от груди, словно сошел с Репинской картины «Запорожцы пишут письмо турецкому султану». Работал он в Первомайском торге и приносил и привозил… И не только в семью. Фёдорович щедро одаривал знакомых, а иногда и весь переулок.
                    Человек широкой натуры, добрый, в трезвом виде был хорошим и пушистым, пьяный же вёл себя агрессивно и бешено ревновал свою Маруську. Любил приходить ко мне, "покрутить "Спидолу». Настраивая приёмник на волну "Голоса Америки", приговаривал:
                    - Ну-ну… Чиво  там про нас врахи лають?

                    Мог привезти машину арбузов и раздавать их бесплатно соседям широким жестом. Беда в том, что трезвым он бывал редко, а пьяный…  Цирк отдыхает! Размахивал руками, орал и матерился:
                    - Гробомать вашу так! Я казак греческого происхождения, а вы кругом христопродавцы и москали! Дальше шло уж совсем непечатное. Редко Маруська оставалась не поколоченной. Вообще-то  никакого негатива к  «москалям» я не замечал ни у него, ни у других местных жителей, но казаки всегда подчеркивали, что они казаки, подразумевая, что они другие, не русские. Например, едет кто-то из них в Москву, или какой другой  город, то "на вопрос "куда едешь"? Получишь ответ: "в Россию", а когда спрашиваешь:
                    - "А ты сейчас где, уж не в Америке ли"? - В ответ обязательно получишь:
                    - "Донские мы, с Дона"!  У местного населения особое отношение к Дону, как к живому существу. Никогда, прожив в Ростове двадцать с лишним лет, я не слышал, что кто-нибудь, обозвал Дон речкой или даже рекой. Мы привыкли в Воронеже, да и в других городах России, что название реки редко произносится за исключением, разве, что Волги или Енисея и ещё некоторых. А на вопрос в Воронеже, куда ты собрался, если речь идет о купании, тебе обязательно ответят:
                    - "На речку"! В Ростове ответ будет однозначным:
                    - "На Дон"! Недаром в старые времена его уважительно называли "батюшкой"!

            Однажды Федорович с Маруськой затеяли укладку асфальта в своем дворе, и Федорович привез 2-х рабочих – армян с ручным катком. После укладки и полного завершения всех работ состоялось широкое и шумное «обмывание» обновлённого двора. Водки и закусок не жалели. В итоге Федорович очередной раз приревновал свою Маруську к одному из рабочих. Гонялся за ней по двору, огороду и ревел раненым зверем:
                    - Порешу! Подстилка армянская! Казака продавать… я те покажу кузькину мать, сучка! - Маруська бегала между деревьями сада и на бегу уговаривала Федоровича угомониться:
                    - Хфедорыч! Не дуркуй хад! Я на табя милицию науськую! Тронь только! Чаво глазЫ-то выпулил? Чаво взъелси? Вон, вышню обломал, бугай!  Нос с прежнего разу ишшо болить! Спасу нет! Распух весь!

            Федорович, набегавшись, устал, но взбаламученные  чувства переполнили его казачью душу. Он кинулся в комнату, схватил Маруськины тряпки из шкафа и, приговаривая, что все свои подарки зничтожить, бросил их в уборную, стоящую за домом в отдалении.

                     Сделав свое «подлое дело» как охарактеризовала потом Маруська его действия, он, запарившись и разогнав всех гостей и рабочих, пошел в дом, улегся животом на пол в проходной комнате и захрапел.

                     Маруська все прощала Федоровичу, но на сей раз, он затронул  самое святое – ее гардероб! Она вызвала милицию. Когда его забирали, Фёдорович ничего не понимал, что происходит и где он находится. Только щурился, мычал и хлопал глазами.
                     Весь следующий день Маруська вылавливала свои вещи из уборной длинной палкой с гвоздем на конце. Затем она бросала шмотки в бочку с водой и стирала в корыте. Вонь стояла на весь поселок дня два!

            Федорович появился через пятнадцать суток в субботу, пополудни, неся в руках огромный арбуз. Из  карманов бесформенных штанов торчали  горлышки водочных бутылок. По его красной роже было видно, что он уже принял на грудь как минимум еще одну. Голову в ментовке побрили.  Она блестела на солнце и над ней кружились мухи. Ноздри хищно раздувались от предвкушения скорого свидания со своей любимой. Еще на подходе он заорал:
                    - Маруська, армянская подстилка! Выходь, стерьва! Разборки тебе делать буду! Маруська выходить не собиралась. Она, осторожно выглядывая из – за плетня, заголосила:
                    - Хфедорыч, не дуркуй! Опять ментов позову! Они тебя, подлеца в остроге держать будуть!
                    - Не боись, сучка, не трону,- гудел Федорыч,- гутарить с тобой буду об жизни дальнейшей. Выходи по-хорошему, армянская подстилка!
            Маруська крадучись, осторожно начала приближаться. Федорович подошел к плетню и, показывая глазами на арбуз, произнёс:
                    - Вишь, подарок табе, стерьве принес! ГАрбуз знатный! Бить не буду!
            Но, как только Маруськина голова оказалась в зоне досягаемости, Федорович со всего маха треснул её арбузом и, унося на  ушах спелую мякоть с черными семечками, Маруська рванула за плетень, оставив клок подола юбки на колу.

                    Ещё долго разносилось по округе:
                    - Я казак греческого происхождения, гробомать! А ты тварь, подстилка армянская и кругом тебя христопродавцы вонючие!
            На следующий день мы съехали с квартиры. Она была неудобна по транспорту и хотелось, что-нибудь поспокойнее.

                    Следующее жильё я нашёл в переулке Маяковского, отходящего под углом вниз от улицы Ленина.  Улица причудливо извивалась, обходя овражек и упиралась в полянку с пивнушкой, позади которой протекала Вонючка – так называли местные ручей в конце переулка. Во флигеле, больше похожим на сарайчик не было печки и мы заселились туда до осени.  Он делился на две небольшие части. В левой части хозяйка держала кур, а в правой – нас.  За забором хрюкали свиньи. На этой улице «свинство» было очень модным – держали многие.

                    В Ростове послевоенная частная индивидуальная застройка практически вся проходила через стадию флигелей. Что за зверь этот флигель?  Википедия поясняет этимологию этого понятия (https://ru.wikipedia.org/wiki/Флигель): «флигель происходит от немецкого flugel, что буквально значит «крыло». В архитектуре флигелем называют второстепенную пристройку, которая может являться частью дома или располагаться вне его. Пристройка создается, как второстепенный элемент здания, который композиционно, функционально подчиняется основному сооружению».
                    Так вот,  всё это не про ростовские флигели.  В послевоенное время жители разрушенного города получали клочок земли и строили флигель, из чего бог пошлет, то есть временное жильё, чтобы была крыша над головой, где и жили, а сами копили деньги, закупали материалы и строили, как правило, своими ручками более капитальное жилье.

                     Эти стройки длились годами в зависимости от благосостояния, а оно в те годы резко не отличалось друг от друга. После перехода в отстроенное жилье, флигель оставляли под сарай или сдавали жильцам. Обычно плата за флигель составляла от 25-до 30 рублей по ценам советского времени и требовалась за месяц вперёд. Хуже, когда требовали за полгода вперед. Было и такое. Тридцать рублей составляла треть моей зарплаты. То есть плата за жилье всегда была внапряг. Удобства во дворе разумеется. За свет отдельная плата и постоянные проблемы с хозяевами.
                     И это ещё не всё. Из флигеля могли выгнать в любое время. Хорошо, если это происходит летом, и  дают возможность найти новое жилье, а у меня был случай, когда хозяева выдвинули ультиматум в январе, когда на дворе было минус пятнадцать. Вернулся из тюрьмы сын хозяйки, привел с собой раскрашенную фифу и решил поселиться в занимаемый нами флигель. Он дал нам сутки, чтобы мы убрались.
             Найти флигель - дело не простое. Самый эффективный способ найти жильё - стучаться в каждый дом. Побьешь ножки, но результат обязательно будет.

                     К осени я нашёл флигель с печкой на этой же улице. Флигель был тоже малюсенький, деревянный, обитый какими-то рейками, по-моему тарной дощечкой с разломанных ящиков. В нем было две комнатки. В одной, дальней помещался наш диван в разложенном состоянии от стены и до стены по ширине и длине. На него можно было попасть только через дверной проем. Причем надо было или шагать по дивану, или сесть на него и сделать кульбит назад через голову. Стены, чтобы не пачкались мелом я оклеил светочувствительной бумагой на которой  размножали чертежи на работе. Окна в этой клетушке не было, а во второй комнате крохотное оконце выходило прямо на двери свинарника. Зато имелись крохотные сени. Войдя в комнату упирались в печку. Ее можно было топить дровами и углем, если он был. Этот флигель я описал в рассказе
«Пыльная буря»   (http://www.proza.ru/2015/01/10/704), но мои хозяева заслуживают отдельного внимания.

                   В доме с высоким крыльцом и зелёной железной крышей властвовала бабка Евдокия Семёновна, которую все звали Дусей. Она торговала птицей на Нахичиванском  рынке, а её взрослый сын Василий – здоровый инфантильный мужик пил. Это являлось его основным занятием. Изредка он подрабатывал в местном овощном магазине. За годы пьянства он превратился в бессовестного алкоголика. Мать давно махнула на него рукой. Вася ежедневно занимал деньги на выпивку. Дуся ему не давала и прятала трудом нажитОе в сарае. Вася воровал у матери деньги и «занимал» копейки у всей улицы.
                         
                  - Вадим, - просил он, - займи мне семь копеек. Я отдам… Чес слово!
                  У соседа он выпросил одиннадцать копеек - набирал один рубль двадцать пять копеек! Именно столько стоила литровая бутылка Солнцедара. Молодёжь не знает, а пожилые люди уже забыли это креплёное вино, названное в честь посёлка  в Краснодарском крае, где триста десять солнечных дней в году! Как только это вино не называли! Огнетушитель, клопомор, краска для заборов. Про это вино ходили легенды, слоганы, типа:
«не теряйте время даром – похмеляйтесь солнцедаром".  Гадость отменная. Помню такие стишки:

Пришла бабка на базар
И купила «Солнцедар».
Ладушки, ладушки!
Нету больше бабушки…
 
                 Василию бутылки хватало на два, а то и на три дня. Алкоголики много не пьют. Отхлебнут из горлышка и кайфуют.
                 За воровство денег Дуся хлестала сына бельевой верёвкой, приговаривая:
                 - Повезло тебе, подлецу, повезло! В старые времена пороли бы нагайками! В станице чай не забаловал бы!

                 А Дуся трудилась на благо жителей Ростова. Она куда-то ездила и привозила тощих, синих цыплят и колдовала над ними: держала над паром в сетке, мазала их желтком. Весь процесс я наблюдать не мог. Дуся, как она говорила, «приводила в порядок курей» в сарае и свою деятельность не афишировала, но её результатом  являлись вполне аппетитные куры, которых она продавала на Нахичиванском рынке. После знакомства с ней я там ничего не покупал.

                 Наконец, после долгих мытарств, по протекции нашей сотрудницы из ОТК мы  сняли более или менее сносное жильё.

                Флигель на Врубовой улице № 103 оказался последним в череде съемных квартир. Из него мы переехали в свою первую изолированную квартиру.

                Участок, где стоял хозяйский дом и флигель в глубине, выходил фасадной стороной на улицу Ленина, а тыльной на бетонный забор промышленной территории. Хозяйский сад с небольшим огородом, сотки четыре и злющий, громадный дворовый пес на прочной цепи, которая удерживала его в метре от центральной дорожки. Этот участок дорожки мы буквально пробегали мимо этой скотины, которая рычала, брызгала слюной из пасти и разорвала бы на клочки, дай ей волю!

                Флигель имел сени и две комнаты, одна из которых  проходная. В первой комнате размещалась печка и её использовали как кухню, а во второй мы поставили свой диван. Окна на удивление имели  одинарные створки, а не двойными. Неприятной неожиданностью было и физическое состояние деревянного перекрытия. Оно имело значительный прогиб по центрам комнат и вполне  могло служить наглядным пособием для изучения сопромата.
               Сначала было жутковато смотреть на потолок - как бы не рухнул, но потом привыкли. Стена, у которой стоял диван и где я спал, промерзала насквозь.  Но в сравнении с предыдущим жильем это был дворец.

               Фирма, начиная с 1967 года, строила свой жилой дом в Западном микрорайоне. Все надежды по квартире были связаны только с этим домом. Другого жилья не предвиделось.
               Вот в этот флигель можно было пригласить бабушку! И она приехала!