Марта

Случилось мне  как-то, «по делам моим скорбным»,  посетить новое   внушительное  здание  нынешней  Администрации  в городке, где  когда-то  начинала  я свою  трудовую  деятельность.  Современный  интерьер.  Строгий  дизайн с элементами  приглушённой  роскоши.  Много  цветов и  света.   В  холле  предупредительный   дежурный  администратор  с  вопросом  о цели  визита. Предварительно заказанный пропуск.
Но, оказывается,  нужная  мне  Налоговая  инспекция  -  отдельное  огромное  здание.  Пенсионная  служба  -  тоже.  И  ещё  целый  ряд  необходимых  мне   служб   не  нашли  места  в  этом  солидном  учреждении  и  располагаются   по  другим  адресам.
А тогда,  в  начале  семидесятых, помню:

Основательное деревянное помещение красивой дореволюционной  постройки с  длинным коридором и множеством выходящих  в  него  дверей  различных  отделов  райисполкома,  в  одном  из  которых мне  посчастливилось(!) начинать свою трудовую  деятельность. Замыкала этот коридор просторная  приёмная и обширный кабинет Председателя.

Между  прочим, как  мне кажется теперь, власть была в то время доступнее и, пусть это  не покажется странным,  демократичнее. Может ли сегодня простой житель города вот  так,  запросто,  на улице поговорить с главой Администрации?  То-то и оно! А тогда подобная возможность редкостью не была. И вооружённая охрана не ограждала его от народа.

Признаться, начальство и тогда не любило, чтобы в «предбаннике» у них толпились посетители и потому лишних стульев в  приёмной не наблюдалось. В узком коридоре - тоже. И, случалось, народ, особенно приезжий из соседних сёл, заглядывал в открытые по причине летней жары двери отделов, робко испрашивая разрешения присесть отдохнуть. Были  это в основном  немолодые  женщины, оформлявшие документы на строения, земельные участки и бесчисленные разного рода справки. Наш  начальник отзывался понимающе.  Два-три стула у нас частенько пустовали из-за постоянных разъездов сотрудников по району.  Более тридцати лет к тому времени возглавляя отдел, он многих посетителей знал в лицо. Но я запомнила Марту. И вот по  какому поводу.

Видела эту женщину как-то в магазине, и потом  много раз, в заляпанной извёсткой робе, грязных кирзовых сапогах,  потерявшем  всякий  цвет платке, кое-как повязанном  на голове, с тёмным лицом  крепко выпивающей особы, и  хриплым  прокуренным голосом. К послушной очереди она приступила решительно и безапелляционно:

- Дайте дорогу рабочему человеку, некогда мне тут…

Видимо, местные женщины её знали и безропотно расступились перед наглым и уверенным напором, молча наблюдая, как  сноровисто засовывает она в карманы  рабочей куртки бутылку водки и банку консервов, хотя после рабочего дня они тоже  торопились домой.

Вот и в тот раз, смело шагнув в наш кабинет, она хрипло спросила и сама же ответила:

- Я позвоню?!

Не дожидаясь ответа, протопала к телефону, смело и решительно набрала номер:

- Когда починят колонку на углу Южной и Пионерской? Власть будет заботиться о трудящихся?...  Кто говорит? Рабочий  класс  говорит!...  Вот, вот!...  Мне ведь недолго и вашему  начальству позвонить, -  добавила  она и, победно взглянув на  притихших нас, положила трубку.

- Кого это ты, Марта, отчитала? - нарочито вкрадчиво произнёс наш начальник, сообразив, видимо, что угрозы  прозвучали  с  нашего телефона.

- Кого? Борисова! А мне что, «дальше фронта не пошлют»!
Мы переглянулись.  Борисов -  Первый секретарь Райкома Партии, гроза местного руководства.

Часов в 10 вечера мне позвонила Лариска из Госдоходов и с восторгом сообщила:

- Починили колонку-то!   С весны воды не было. Ну и Марта!

Работала Марта подсобной рабочей на стройке.  На язык бывала не сдержана, подчас агрессивна. В бригаде постоянно «качала  права», вынуждая начальство, в очередной раз, гасить конфликт.  Одинокая, была она крепко пьющей.  Но замешивать раствор,  носить песок и щебень желающих было немного, и руководство относилось терпимо к выходкам её.

И надо же было, во время какой-то очередной кампании, то ли на смех, то ли другой подходящей кандидатуры от рабочего  класса не сыскали, предложили Марте вступить в партию. Говорила, что рекомендацию ей дал сам Борисов, присутствовавший у  них на собрании. "За  то, что принципиальная". ( Впрочем,  может, и  выдумала). 
 
И всё бы – ничего, числилась бы  Марта коммунисткой, никому бы не мешала, платила бы  только свои законные партийные  взносы. Да не  тут-то было!

Когда выяснилось, что с премии по итогам года тоже надо платить членские взносы, а это вдвое больше обычного - отказалась  наотрез:

- Исключайте из партии к чёртовой матери!

Бедного секретаря их стройконторы и слушать не стали. Чтобы простой рабочий человек демонстративно сам  вышел из рядов  Коммунистической партии? Нет и нет! Решайте проблему, разъясните по-товарищески.

Но Марта была неумолима.

И придумали! Выписали ей некую материальную помощь и из этих денег, что хранились теперь в сейфе у секретаря, погашались  её партийные взносы.  В подпитии она хвасталась, что начальство её на что угодно пойдёт, лишь не вышла бы  она  из  "ихней" партии.
Как-то раз  довелось  мне присутствовать на общем праздничном собрании в  Доме культуры, где чествовали районных передовиков.  Среди  них были доярки, трактористы, активисты добровольных дружин...  Марта была награждена ценным  подарком. Тогда, кстати, и узнала я, что настоящее имя её  -  Мария Семёновна. Почему она величала  себя Мартой,  неизвестно.  На сцену она вышла в новой спецовке, широким  шагом знающего себе  цену рабочего человека, и  ей,  как  никому, устроили долгую овацию.  Помню, и я, охваченная общим порывом, оглянулась по сторонам, не нужно ли встать, чтобы  аплодировать стоя.

Сейчас  же, спустя столько лет, думаю - почему? Почему никто так самозабвенно не рукоплескал коллегам моим, образованным  финансистам и экономистам, специалистам высокой квалификации?  Нет, мы, служащие, в почёте не бывали. Хотя благодаря  нашим знаниям верстался бюджет. Выплачивались зарплаты врачам и учителям. Содержались детские сады и больницы. Народ  своевременно получал пенсии. И выполнялась эта огромная работа без компьютеров и другой оргтехники, усилиями нескольких  человек отдела, располагавшегося в двух – трёх скромных комнатах здания исполкома.

Однако, нередко по приказу районного начальства, наш отдел вдруг закрывался и мы должны были всем коллективом  отправляться скирдовать солому на колхозные поля, ворошить сырое «горящее»  зерно в необъятных складах хлебоприёмных  пунктов,  укладывать в  штабеля сырой кирпич для просушки на местном кирпичном  заводе...  И всё это -  под  снисходительные усмешки «простых рабочих» в наш адрес, якобы, бездельников, которых прислали приобщить, наконец, к  «настоящему делу».   

А каково было в единственный выходной отправляться на прополку бескрайних колхозных огородов. Проезжая деревню, мы видели   у дворов мирно  играющие в карты группы  колхозниц, равнодушно провожавших взглядом  знакомый  автобус.  В поле под  комбайнами также  резались в карты  мужики.  Лишь  бригадир,  картинно  стоя  в  позе  Ленина,   указующе  простирал  руку  -  «от  и  до»   чего,  мы  должны  обиходить  заросшие  травой  посадки  картофеля. Поистине:

   "Ох, вы там добалуетесь. Ох, вы доизвлекаетесь,
   Пока сгниет, заплеснеет картофель на корню".

Но  вернусь  к  Марте.

Прошло  несколько  лет.   Я  уже  работала в другом  городе,  когда  неожиданно  получила  письмо  от  бывшей  соседки - старушки,  которую  единственный  родной  человек, племянница,  поместила   в  Дом  для  престарелых.   Она  просила меня заехать на её  квартиру и переслать  кое-какие  оставшиеся  вещи.
Уточнив,  что  расстояние  до  интерната  около 200 км,  я   решила  отвезти  их  на  машине  сама.

Комната, в которой теперь проживала моя соседушка, оказалась довольно просторной и чистой. И, всё-таки, совместное проживание четырёх тяжёлых инвалидов оставляло гнетущее впечатление обречённости. Присели на откидных стульях в коридоре - поговорить. Каково же было  моё  удивление,  когда  я увидела бойко пробегавшую мимо Марту. Узнала  её  сразу,  хотя   на  ней  было,  непривычное   моему  взгляду,   фланелевое  платье.    Соседка  же, между прочим,   мне  поведала,  что  Марта  и  здесь   здорово  преуспела,  можно  сказать,  сделала карьеру.  Как  «старый  член  партии»,  она  была  назначена  в  столовую  на  раздачу.    От   неё    немало  зависит – что  окажется  в  тарелке   контингента.     Моей  соседке  она  благоволит,  как  землячке,   и  частенько  приносит,  оставшуюся  невостребованной  порцию  или  лишнюю  котлетку.  А  вообще,  народ   богадельни  крепко её  побаивается.  Марта,  она  такая,  за  словом  в  карман  не  полезет,  а  то  и  рукам  волю  даст.  Персонал   на  это  смотрит  снисходительно.      Даже  поощряет.

Такой  вот  противоречивой,  неоднозначной,   порой,  абсурдной,  была  наша  эпоха.   Точь - в - точь,  как  сама Марта, которую припомнила  я  сегодня.