Марта

Галина Алинина
Случилось мне  как-то, «по делам моим скорбным»,  посетить новое   внушительное  здание  нынешней  Администрации  в городке, где  когда-то  начинала  я свою  трудовую  деятельность.  Современный  интерьер.  Строгий  дизайн с элементами  приглушённой  роскоши.  Много  цветов и  света.   В  холле  предупредительный   дежурный  администратор  с  вопросом  о цели  визита. Предварительно заказанный пропуск.
Но, оказывается,  нужная  мне  Налоговая  инспекция  -  отдельное  огромное  здание.  Пенсионная  служба  -  тоже.  И  ещё  целый  ряд,  необходимых  мне   служб,   не  нашли  места  в  этом  солидном  учреждении  и  располагаются   по  другим  адресам.


А тогда,  в  начале  семидесятых, помню:

Основательное деревянное помещение красивой дореволюционной  постройки  с  длинным  коридором  и множеством выходящих  в  него  дверей  различных  отделов  райисполкома,  в  одном  из  которых  мне  посчастливилось(!)  начинать  свою  трудовую  деятельность.  Замыкала  этот коридор   просторная  приёмная и  обширный  кабинет  Председателя.

Между  прочим,  как   мне  кажется  теперь,  власть  была  в  то  время  доступнее   и,  пусть  это  не  покажется  странным,  демократичнее.  Может  ли  сегодня  простой житель  города,  вот  так,  запросто,  на  улице  поговорить  с  главой  Администрации?  То-то  и  оно!  А  тогда   подобная  возможность  редкостью  не  была.  И  вооружённая  охрана  не  ограждала  его  от  народа.Скольких посетителей повидала я.

 Запомнила  Марту.  И  вот  по  какому  поводу.

Видела  эту  женщину  как-то  в магазине,  и потом  много раз,  в  заляпанной  извёсткой  робе,  грязных  кирзовых сапогах,  потерявшем  всякий  цвет  платке,  кое-как  повязанном  на голове,  с  тёмным  лицом,  крепко  выпивающей   особы,  и  хриплым  прокуренным  голосом.  К  послушной  очереди   она  приступила  решительно  и  безапелляционно:

- Дайте  дорогу  рабочему  человеку,  некогда  мне  тут …

Видимо,  местные  женщины  её  знали  и   безропотно   расступились  перед наглым  и уверенным  напором,   молча  наблюдая,  как  сноровисто  засовывает она в карманы  рабочей  куртки  бутылку  водки  и  банку  консервов,  хотя,  после  рабочего  дня  они  тоже  торопились  домой.

Вот  и  в  тот  раз,  смело  шагнув  в наш  кабинет,   она  хрипло  спросила  и сама  же  ответила:

-  Я  позвоню?!

Не  дожидаясь  ответа,   протопала  к  телефону,  смело  и  решительно  набрала  номер:

-  Когда  починят  колонку  на углу   Южной  и  Пионерской?   Власть  будет  заботиться  о  трудящихся?...   Кто говорит? Марта!  Рабочий  класс  говорит!...   Вот,  вот!...   Мне  ведь  недолго  и  вашему  начальству  позвонить, -  добавила  она и,  победно  взглянув  на  притихших нас,  положила  трубку.

-  Кого  это  ты,  Марта, отчитала?  -  нарочито  вкрадчиво  произнёс  наш  начальник,   сообразив,  видимо,   что  угрозы  прозвучали  с  нашего  телефона.

-  Кого?  Борисова!  А  мне что, « дальше  фронта  не  пошлют»!
Мы  переглянулись.  Борисов  -   Первый  секретарь  Райкома Партии,  гроза    местного    руководства.

Часов  в  10  вечера  мне  позвонила  Лариска  из  Госдоходов  и  с  восторгом  сообщила:

-  Починили  колонку-то!   С  весны  воды  не  было.  Ну  и  Марта!

Работала  Марта  подсобной  рабочей  на  стройке.   На  язык  бывала  не сдержанна,  подчас,  агрессивна.  В  бригаде  постоянно  «качала  права»,   вынуждая  начальство,  в  очередной  раз,   гасить  конфликт.     Одинокая,  была  она  крепко   пьющей.  Но  замешивать  раствор,  носить   песок   и  щебень,  желающих  было  немного, и  руководство  относилось  терпимо  к  выходкам  её.

И надо же было,  во  время  какой-то  очередной  компании,  то ли  на  смех,  то ли  другой  подходящей  кандидатуры  от  рабочего  класса  не  сыскали, предложили  Марте  вступить  в  партию.  Говорила,  что  рекомендацию  ей  дал  сам  Борисов,  присутствовавший  у  них  на  собрании.  "За  то,  что  принципиальная".  ( Впрочем,  может, и  выдумала). 
 
 И  всё  бы – ничего,  числилась  бы  Марта  коммунисткой,  никому  бы  не  мешала,  платила  бы   только  свои  законные  партийные  взносы.    Да,  не  тут-то  было!

Когда  выяснилось, что  с премии  по  итогам  года,  тоже  надо  платить  членские   взносы ,  а  это  вдвое  больше  обычного  -  отказалась  наотрез:

- Исключайте  из  партии  к  чёртовой  матери!

Бедного  секретаря  их  стройконторы  и  слушать  не  стали.  Чтобы  простой  рабочий  человек  демонстративно  сам   вышел  из  рядов  Коммунистической  партии?   Нет  и  нет!  Решайте  проблему,   разъясните     по-товарищески.

Но  Марта  была  неумолима.

И придумали!   Выписали  ей некую   материальную  помощь  и  из  этих  денег, что хранились  теперь в сейфе  у  секретаря,  погашались  её  партийные  взносы.   В  подпитии   она  хвасталась, что   начальство  её  на  что  угодно пойдёт,  лишь  не вышла бы  она  из  "ихней"  партии.


Как-то  раз,   довелось  мне  присутствовать  на   общем  праздничном  собрании в  Доме  Культуры,  где  чествовали  районных передовиков.  Среди  них  были  доярки,   трактористы,  активисты  добровольных  дружин...    Марта  была  награждена  ценным  подарком.  Тогда,  кстати,  и  узнала  я,  что  настоящее  имя её  -  Мария  Семёновна.  Почему  она   величала   себя   Мартой ,  неизвестно.     На  сцену  она  вышла  в  новой  спецовке,  широким  шагом,  знающего  себе  цену,  рабочего  человека,   и  ей,  как  никому, устроили   долгую  овацию.   Помню и я, охваченная  общим порывом,  оглянулась  по  сторонам,  не  нужно  ли  встать,  чтобы  аплодировать   стоя.

Сейчас  же,   спустя  столько  лет, с обидой, думаю  -  почему?   Почему никто так самозабвенно  не  рукоплескал образованным  финансистам   и  экономистам,   специалистам  высокой  квалификации?    Нет,  служащие,  в  почёте  не  бывали.  Хотя,  благодаря их  знаниям  верстался  бюджет.  Выплачивались  зарплаты  врачам  и  учителям. Содержались  детские  сады  и  больницы.   Народ  своевременно  получал  пенсии.  И выполнялась  эта  огромная  работа  без   компьютеров  и  другой  оргтехники,   усилиями  нескольких  человек   отдела,  располагавшегося  в  двух – трёх    скромных   комнатах  здания  исполкома.

Однако,  нередко  по  приказу  районного  начальства,  наш  отдел   вдруг закрывался  и  мы  должны  были  всем  коллективом  отправляться    скирдовать  солому,  ворошить   сырое   «горящее»   зерно  в  необъятных  складах  хлебоприёмных  пунктов,   укладывать  в  штабеля   сырой  кирпич  для  просушки  на  местном  кирпичном  заводе, пропалывать бесконечные гряды картофеля на колхозных полях по указующему жесту колхозного бригадира. И  всё  это -  под  снисходительные     усмешки  «простых  рабочих»  в наш  адрес,  якобы,  бездельников,  которых  прислали  приобщить,  наконец,  к  «настоящему  делу».
Поистине:
   "Ох, вы там добалуетесь. Ох, вы доизвлекаетесь,
   Пока сгниет, заплеснеет картофель на корню".   

Но  вернусь  к  Марте.
Прошло  несколько  лет.   Я  уже  работала в другом  городе,  когда  неожиданно  получила  письмо  от  бывшей  соседки - старушки,  которую  единственный  родной  человек, племянница,  поместила   в  Дом  для  престарелых.   Она  просила меня заехать на её  квартиру и переслать  кое-какие  оставшиеся  вещи.
Уточнив,  что  расстояние  до  интерната  около 100 км,  я   решила  отвезти  их  на  машине  сама.

Комната, в которой теперь проживала моя соседушка, оказалась довольно просторной и чистой. И, всё-таки, совместное проживание четырёх тяжёлых инвалидов оставляло гнетущее впечатление обречённости. Присели на откидных стульях в коридоре - поговорить. Каково же было  моё  удивление,  когда  я увидела бойко пробегавшую мимо Марту. Узнала  её  сразу,  хотя   на  ней  было,  непривычное   моему  взгляду,   фланелевое  платье.

Соседка  же, между прочим,   мне  поведала,  что  Марта  и  здесь   здорово  преуспела,  можно  сказать,  сделала карьеру.  Как  «старый  член  партии»,  она  была  назначена  в  столовую  на  раздачу.    От   неё    немало  зависит – что  окажется  в  тарелке   контингента.     Моей  соседке  она  благоволит,  как  землячке,   и  частенько  приносит,  оставшуюся  невостребованной  порцию  или  лишнюю  котлетку.  А  вообще,  народ   богадельни  крепко её  побаивается.  Марта,  она  такая,  за  словом  в  карман  не  полезет,  а  то  и  рукам  волю  даст.  Персонал   на  это  смотрит  снисходительно.      Даже  поощряет.

Такой  вот  противоречивой,  неоднозначной,   порой,  абсурдной,  была  наша  эпоха.   Точь - в - точь,  как  сама Марта, которую припомнила  я  сегодня.