Золотой куполок. Глава 16

                                       16.
            - Васииилей! – кричала Бабаманя с крыльца соседу. – Васииилей, идешь што ли? Где ты там? Пироги стынут,  самовар поспел.

            - Слышу я, Бабаманя, слышу, иду щас. – Отвечал Козунеткин, находясь в сарае, - там он освобождал место для хороших и крепких ещё листов шифера. – Умоюсь только, а то в пыли весь,  в поту.

            Он решил всё-таки оставить с десяток листов, а не переколачивать все  на дорогу.  «Мало ли, сгодятся в хозяйстве», - думал Вася.

            Он умылся тёпленькой водой из стоявшей под водостоком бочки, надел чистую рубашку, пятернёй расчесал кудри и направился к соседке.

            - Эх, Бабманя, и дух же у тебя в избе от пирогов! Аппетит так и раз… - осёкся Вася на полуслове,  и встал на пороге. – Да у тебя тут целая компания… Бабье царство.

            - Проходи, Королевич ты наш, – поднялась Бабаманя, оправляя фартук. – Проходи, садися вот сюда, – показала хозяйка  рукой на свободное место за столом у окна.

           Но Вася так растерялся,  увидев ещё гостей, что не переступал порог, а стоял на одном месте, держась рукой за косяк, заполняя собой весь дверной проём.  Его внимание привлекла русоволосая незнакомка, сидевшая к двери спиной.

           Волосы девушки, гладко собранные в косу, открывали  маленькие ушки, на которые почему-то сразу  обратил внимание  Вася, -  они прямо на глазах начали краснеть.
 
           То, что Вася смотрит именно на неё,  Татьяна чувствовала спиной, и сердце, до этого стучавшее в унисон с ходиками на стене – тик-так, тик-так, тик-так, - вдруг заколотилось быстрее, будто кто  потянул гирьку, - тик-тик-тик-тик…

           Вася никак не мог понять – кто эта девушка? И откуда она вдруг появилась у Бабмани.

           - Да проходи уж, што в дверях-то стоять.

           Наконец, преодолев смущение, Вася переступил порог и потопал к столу, по пути зацепил герань на подоконнике,  чуть, было, не свалив горшок.

           - Экий ты, Василей, здоровенный вымахал  - места тебе у меня мало, - ласково ворчала Бабманя, радуясь в глубине души, что с одной стороны - вот какой богатырь, а с другой, что горшок все-таки не разбился. И так  и эдак, как ни глянь, - хорошо!

           Вася смотрел на девушку и не узнавал её. «Но ведь она должна быть местная, но кто? Кто?» - соображал Козунеткин и не находил ответа.

           - Вась, ты не узнаёшь что ли внуку мою! – заговорила и бабушка Галя. -  Это ж Танечка наша… Вот выросла…

           - Здравствуй… - запнувшись на слове, Танечка медлила: как называть теперь, сидящего напротив мужчину – дядя Вася? Или по имени отчеству? – Здравствуйте… Вася, - сказала она просто.

           И тут-то, услышав её серебряный голос, Вася вспомнил маленькую девочку, когда однажды, ещё в юности,  он приехал к деду в деревню провести майские праздники, и как по вечерней улице носились «мелкие», сшибая, кто метёлкой, кто веником, майских жуков. Вспомнил, как подбежала к нему девочка, маленькая, сама чуть больше веника, которым безуспешно размахивала, но до жуков не доставала.

          -Дяденька, дяденька, - колокольчиком прыгала вокруг, - сбей жука. У меня ни одного еще нет…

          Он взял у неё веник и насшибал у березы штук пять.  Девочка проворно  находила их на земле и засовывала в спичечную коробку.

          - Спасибо, дяденька, спасибо, - благодарила она «дяденьку» за каждый трофей, потом, приложив коробочку к уху,  внимательно  слушала, как жуки отчаянно шуршали и скреблись внутри.

          - У меня больше всех теперь! - Глаза девочки сияли неподдельным счастьем. - Больше всех, - звенел чистый серебряный голос, а его смешная обладательница побежала догонять остальных, забыв про веник.

          Вот с тех пор, пожалуй, он  и не видел её.

          Как узнать было ныне Козунеткину в девушке, сидящей напротив, ту - в ситцевом платьице, в растоптанных сандаликах, похожих на оладьи, и надетых на босу ногу,  ту - с двумя хвостиками беленьких косичек, ТУ - вдруг превратившуюся в ЭТУ, - красавицу, от которой Вася не мог отвести глаз.

          Да, он шутил, ел, нахваливая, пироги, просил налить ещё чаю, говорил, что такого он и не пил нигде, -  вот только из бабманиного самовара, а глазами всё смотрел и смотрел на Таню.

          Повеселели и обе бабушки, чувствуя, что задуманный план вполне удался.

          Они даже раззадорились на песню: «На тоот бааальшак, на пирикрёстыыык, - высоко взяла Бабманя. – Уше ни наадааа бооольши мне спишииить, - пристроилась в унисон и бабушка Галя. – Шииить бес любвиии ни так-тыыы прооосто, но как на светиии бес любви пражииить?» - вопрошали старушки, и умильно поглядывали на молодежь.
Они пели простые, понятные слова старой песни, - и разглаживались морщины,  светлели лица подружек-вековух.

          Почувствовала и Танечка, что привела её судьба к началу, замкнув всю прошлую жизнь кольцом в этот вечер за столом у бабушки Мани, почувствовала, что произошло именно то, о чём в шутку, но глубоко в душе веря, люди всегда говорили: «Ну, это на небесах свершается. Но как? – не ведомо».
Не ведомо было ни Васе, ни Танечке, но то, что свершилось – ЭТО -  они почувствовали оба…

     Продолжение следует. http://www.proza.ru/2014/04/19/679