Вспышка. Продолжение 2 Часть 8

Алла Тангейзер 23: литературный дневник

Само произведение - «10/11.04.2018. - Продолжение «Вспышки» 2, Часть 8» -
http://www.stihi.ru/2018/04/11/8362
http://www.proza.ru/2018/04/11/1750
https://twitter.com/i/moments/984104746113003526


Скрины - «10/11.04.2018. - Продолжение “Вспышки” 2, Часть 8» (по два файла) -
http://www.stihi.ru/2018/04/11/8207
http://www.stihi.ru/2018/04/11/8192


http://www.proza.ru/2018/04/11/1725
http://www.proza.ru/2018/04/11/1723


https://twitter.com/tann333111all/status/984104393120321536
https://twitter.com/tann333111all/status/984104338476978176


Скрин ссылок на - «10/11.04.2018. - Продолжение “Вспышки” 2, Часть 8» -
http://www.stihi.ru/2018/04/11/8636
http://www.proza.ru/2018/04/11/1768
https://twitter.com/tann333111all/status/984108205495259137



«ВСПЫШКА». ФАНТАСТИЧЕСКОЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ. ЧАСТЬ 8. ПРОДОЛЖЕНИЕ 2.



Запросив удобный, лёгкий стол с переменной высотой и оговорив ещё кое-какие детали, Алёна положила справа пачку бумаги, сосредоточилась, как учили, и начала беспрерывную (часов по восемь в день), недельную работу. От каких-либо аналогов прежнего музыкального ряда она отказалась, чтобы ничего, наоборот, не нарушать в памяти. Кнопку она нажимала странице на третьей, и готовые листы на расшифровку несли немедленно.




Часть 8.


Первый день прошёл спокойно. Шифровки из памяти считывались гладко, и только к концу дня немного устала рука. Но — ничего.
Вечером она, отдавая последние на сегодня исписанные листы, ожидала визитёров, но никто не появился. Сама она никого вызывать не пробовала, поблагодарила персонал за принесённый ужин и включила в своей комнате советский телевизор. Что происходило тем временем, она, конечно, знать не могла. А оно — происходило вовсю.


Очень-очень далеко отсюда, спиной к стене, прикованный наручниками к батарее, сидел совершенно незнакомый ей человек. Если бы она могла сейчас на него посмотреть, то она, снова десятилетняя после былых и канувших пятидесяти с гаком, вполне могла бы себе вообразить, что он — её будущий «братишка» на всю жизнь (а она, с её десятилетним естеством, упорно просыпавшимся в ней несмотря ни на что, заявит потом, что она им с Генкой, сидевшим сейчас в соседней камере — тоже «братишка», «братишка-девочка», — на что они великодушно и весело согласятся). Но того, что вот этот измождённый, оборванный, с кровоподтёками человек — будущий председатель КГБ СССР на месте Андропова, и более того, позднее — будущий генсек КПСС, — этого сейчас не мог бы вообразить вообще никто на планете Земля. Особенно, он сам, Сашка Чебров. Сейчас он, профессионал спецслужб, готовился к чудовищному усилию для остановки дыхания — к смерти. Будь у него свободны руки, и если бы он был на ногах, проблемы с этим мероприятием не возникало бы, но…
Уже полтора с лишним года он не знал ничего о месте его нынешнего пребывания. Когда-то они готовились к переброске для выполнения спецзадания, и в какой момент, почему он тогда отключился, он так и не узнал (как и остальные пятеро). А очнулись они все уже здесь, в разных камерах какого-то странного и очевидно старого сооружения, где-то далеко, на каком-то относительном юге.
Одно он понял наверняка — те, в чьих руках оказалась группа, хотя и нормально, естественно говорили по-русски, но совершенно точно не служили ни в КГБ, ни в армии (хотя представились именно так). То же, судя по системе знаков для скрытых переговоров, известной им одним, поняли и остальные.
Далее шла «сыворотка правды», — вытрясти хотели всё, и максимально. Вряд ли этому можно было противостоять на 100%, тем более всем шестерым. Стало ясно, что их готовят для какой-то игры, спецоперации. Двое каким-то образом погибли очень быстро, и поскольку всех держали изолированно, по одному, то узнать ничего подробнее так и не удалось. Может быть, их гибель произошла и с целью устрашения остальных, но это, скорее всего, было предпринято уже дополнительно, после того, как некое происшествие стало необратимым. Далее началась нечеловеческая психологическая обработка.
О, когда позднее Алёна что-то узнает о происходившем в небывалой, беспрецедентной секретной тюрьме западных спецслужб на территории СССР (а в канувшей «версии» будущего никто ни о чём так и не узнал, и все, кто вольно или принудительно имел отношение к провалившейся операции, так или иначе погибли, не оставив никаких следов), — когда Алёна узнает об этом хоть что-то, она замечется и воскликнет: «Это организовали предшественники тех, кто реально и полностью завоюет мир!!! Вот, именно в этой дряни придётся существовать до некоего конца — тем, кто доживёт до массовой обработки сознания! Хотя большинство умудрится так вообще ничего и не понять!.. Я представить себе не могу, можно ли что-то с этим сделать теперь, в этом новом 1977 году, когда появился такой странный шанс начать всё заново, если уже и теперь не поздно, и можно ли переиграть эту мрачную историю обречённого человечества!..» — но и сам Андропов, и, тем более, Сашка с Генкой уже прекрасно понимали, чем именно предстоит теперь заниматься. Но это будет потом.
Вся «информация», которую здесь получали узники об окружающем мире и о нынешней действительности, была враньём, и враньём в кубе, в сотой степени. Кстати, именно это и помогло им быстро установить хотя бы факт: всё, что становится им как-либо известно — однозначная ложь. А значит, СССР, в отличие от того, что им пытались периодически внушать, никуда не делся, и в окружающем мире — видимо, всё по-старому, и только они по чьей-то воле выпали из него, похоже, что навсегда.
Их старались заметно физически не калечить: они тут были ещё зачем-то нужны в человеческом облике, узнаваемом для прежних знакомых и их коллег. Но время шло, заключённые внутренне стояли буквально насмерть, задуманная операция проваливалась всё надёжнее, и близилось время, когда попытки её осуществления потеряют всякий смысл. Тогда и четверо оставшихся пленников окажутся не нужными более ни зачем.
Ещё двое товарищей психологически явно сломались, хотя и не пошли на требуемый контакт. Видеть их было тяжело. Генка, судя по некоторым редким пересечениям, сумел как-то выключить любые эмоциональные проявления, чтобы нельзя было считывать язык тела и мимики, и лицо его приобрело черты железного. Никакой возможности побега и никаких выходов здесь не просматривалось совсем.
На днях произошло событие, которое все «наши» приняли достаточно безразлично. Произошла какая-то яркая вспышка, и везде казалось, что была она именно здесь, а не где-либо в стороне, — но ничего заметного при этом не случилось. Тюремщики забеспокоились, хотя и пытались не подавать виду. Здесь, далеко на востоке от Москвы, случилась она ранним утром. Тюремщики городили какие-то гипертрофированные ужасы, но что произошло, понятно не было. И сами они оказались в некоей растерянности.
Воспользовавшись этим, Сашка вчера улучил момент и умудрился подловить заглянувшего «начальника тюрьмы» (или кого-то в этом роде — в этой гипертрофированной ахинее) — в его состоянии растерянности, и врезал ему со всей своей профессиональной ловкостью — куда не положено. Надёжно. Его, конечно, избили, но особого внимания ему пока не уделяли, приковав наручниками к трубе, — занимались каким-то бессмысленным «спасением» пострадавшего. А вот, что с ним, Сашкой, будут делать сегодня — не хотелось даже прикидывать. Понятно, что они, узники, становятся здесь уже более не нужными, и смысла жалеть его уже не остаётся ни у кого. Ему виделся только один выход: умереть не позднее рассвета, когда сюда опять придут. И вдруг — что это? Взрыв? Стрельба? Откуда?.. Мужские крики? Он, обессиленный, потерял сознание.


(Продолжение следует.)
...



Другие статьи в литературном дневнике: