... очень стыдно стоять с протянутой рукой, на сердце будто раскаленная каменюка давит. Впрочем, я и руки вроде не протягиваю, стою тут возле церкви на тротуаре под райской яблоней и поглядываю в обе стороны, ожидая, пока появится тот человек,
кто подаст не унижая этим подаянием, тот, от которого радостно принять милостыню.
Ужаснее всего, что это стало привычкой, наваждением.
А в первый раз так случилось – я была очень голодна, замерзшая, февраль покалывал морозцем, аж в глазах темнело, стояла, прислонившись к дереву, размышляла, но не могла ничего придумать, как и куда податься, как спасаться, и вдруг случайный прохожий посмотрел ласково, понимающе. Боже,почему я не выдержала – просто протянула к нему руку. Ну и...
Да, можно было немного покушать да согреться, но ведь этого хочется каждый день, верно?
И стоишь, пряча глаза, а прохожие торопятся, отворачиваясь, будто и им стыдно за меня.
Стою с тех пор так же на этом месте, некуда ведь все равно податься, но постоянно высматриваю только его, иногда даже всеми силами пытаюсь делать вид, что не заметила сразу – и опять протягиваю руку...
Он подает, да, но во взгляде, когда-то добром и теплом, уже давно сквозит неприязнь. Или усталость от этой моей навязчивости, мол, сколько можно просить. Может, у него самого семья бедствует. Или кто-то болеет. Или он такой позитивный, что ему поневоле претит даже мой жалкий вид.
Но из моего тупика пока не видно иного выхода.
Очень больно и унизительно быть нищенкой. Смертельно больно.
Но жить почему-то хочется. Странно, да?
И я опять протягиваю руку, крижаніючи от страшного неосуществимого желания – хоть раз легонько прикоснуться ладонью к его щеке.
Но кто я – и кто он...
Хотя, вот стою и думаю: если бы вдруг я была другой (красивой, молодой, умной, здоровой и богатой?), подавала ли бы милостыню случайно увиденному нищему – не стыдясь ни себя, ни его?
