Искуситель Натали-1
Интервью члена Пушкинской комиссии ИМЛИ им. А.М. Горького РАН, пушкиниста, кандидата филологических наук
Владимира Евгеньевича Орлова.(НАЧАЛО)
Обращаю внимание читателей: ОРЛОВ В.Е., однофамилец, но не является ни моим родственником, ни соавтором.
"Владимир Евгеньевич, прежде всего, хотелось бы узнать, как вы пришли к тому, чтобы стать пушкинистом. Чем определился Ваш творческий путь?
Судьба как будто готовила меня к этому. Мое детство прошло в Москве, на Арбате, в доме, который до революции был домом свиданий. Он описан в одном из рассказов Бунина. Дом был отдан под коммунальные квартиры: все «нумера» были переделаны под комнаты. В одной из «клетушек» большой квартиры, где проживало девять семей, жила моя бабушка, в девичестве Философова. И туда моя семья вернулась из эвакуации в 1944 году. В этой же квартире также жили две сестры, которые работали в доме свиданий до революции. Их не коснулись репрессии, поскольку в 1917 году они были объявлены «трудящимся элементом». Одна из них была замужем, но муж у нее куда-то исчез, а вторая — незамужняя. Обе в совершенстве владели французским языком. В 50-е годы к ним приезжали консультироваться преподаватели французского языка из МГУ. Своих детей у них не было. Мы с сестрой им так понравились, что они нас стали учить французскому языку. Моя сестра была более усидчивая, поэтому она окончила педагогический институт, стажировалась в Сорбонне, потом работала преподавателем во французском колледже, сейчас уже на пенсии. Я пошел учиться в обычную «мальчишескую» школу, а когда ввели совместное обучение, меня перевели в «девичью», французскую спецшколу, потому что она была ближе других к дому. Уже тогда я начал писать рассказы, проявлять какие-то литературные способности. Был просто погружен в пушкинскую поэзию и прозу. Но мой отец посоветовал мне не делать литературу своей профессией, и по окончании школы я поступил в Бауманское училище, которое успешно окончил.
В 1958 году из-за работы отца мы на некоторое время приехали в Ленинград. Я пошел на Мойку, в музей-квартиру Пушкина, где на всеобщее обозрение было выставлено письмо Пушкина к нидерландскому посланнику в России Геккерну, написанное в январе 1837 года. Письмо было на французском языке, а рядом — перевод на русский. Я сравнил их и понял, что перевод не соответствует тексту письма. Правда, на тот момент я засомневался именно в своем знании французского, но «осадочек остался». Позднее узнал, что это не подлинное письмо, а его реконструкция. Это запало мне в душу.
После окончания Бауманского я работал гражданским инженером, потом меня пригласили в армию, где в ту пору был дефицит специалистов, и я работал военным инженером. Служа в армии, я поступил в военный институт иностранных языков. По окончании стал переводчиком, защитил кандидатскую диссертацию. Отслужил свои 25 лет, ушел на пенсию, но это письмо мне все покоя не давало. И вот, читая сборник 1936 года «Летописи Литературного музея», я наткнулся на статью пушкиноведа Измайлова «История текста писем Пушкина к Геккерну», в которой была ссылка на статью другого известного исследователя Казанского. Оба пушкиниста реконструировали пушкинское письмо, каждый по-своему. Это был очень серьезный труд по текстологии, французской фразеологии и филологии. Мне повезло: здесь же находились в качестве приложения черновики этого письма. Я начал работать над ним. Я шаг за шагом расшифровывал их, устраняя недостатки перевода. Пять лет подряд я опубликовывал статьи в журнале «Филологические науки» по результатам моей работы. Я убедился в том, что не зря это начал. И до сих пор продолжаю работать. И теперь не столько с этим письмом, сколько с тем, что за ним крылось.
Главное, что я понял, это то, что история последней дуэли Пушкина — это сочетание манипуляций источниками и, к сожалению, следствие ошибок его самого. Плюс к этому, молодость Натальи Николаевны сыграла роковую роль во всей этой истории. Я не сторонник утверждения, что жена изменяла Пушкину, я верю ему в этом вопросе, верю его словам, обращенным к жене: «Ты невинна во всем этом». Да, был такой период в их отношениях, начиная со второй половины 1834 года, когда Пушкин был очень занят писательской и журнальной работой, а его любимая Натали, попав в высший свет, вынуждена была на балах знакомиться и флиртовать с мужчинами. Такой флирт был непременным атрибутом придворной жизни, но, конечно, женское кокетство это было в определенных рамках. Все, что наворочено в связи с этим вокруг дуэли Пушкина, — это неправда. Начиная с мнимой причины дуэли, пресловутого диплома рогоносца, который он получил, и кончая тем письмом, которое он послал Геккерну. Почему? Можно конспирологические теории строить, и есть, я знаю, определенные составляющие, позволяющие это делать. Но главным образом потому, что в этой истории оказались замешаны члены царской семьи, родственники царицы Александры Федоровны. И когда Пушкин, умирая, потребовал от царя вернуть документы, которые он ему раньше отдал, то Николай I отказал ему. Царь написал Пушкину, чтобы тот «умирал христианином» и не мстил никому. Взамен царь обещал, что семья Пушкина будет обеспечена материально. Пушкин был вынужден смириться. Жуковскому и Дубельту, которые разбирали бумаги, было приказано изъять все документы, которые могут навредить высокопоставленным лицам и семье Пушкина, и сжечь их. Мало того, когда следователи военного суда «прижали» Дантеса с Геккерном, они тоже стали крутить вокруг да около и выдавали документы, которые были сфальсифицированы. Когда же их окончательно принудили, они все-таки отдали подлинные бумаги. Но, просмотрев их, царь решил не приобщать их к делу, приказал немедленно закончить следствие и позже отказался вернуть документы двум интриганам.
Фразы Пушкина «Мне будет легко написать историю рогоносцев» и «Наташа, ты ни в чем не виновата, это дело касалось только меня» вкупе с категорическим царским приказом предать дуэльную историю забвению, — не позволили друзьям Пушкина копать глубже. Никто из них ничего толком не знал — Пушкин считал, что сам справится с ситуацией, а самые близкие друзья Пушкина не проявили к нему должного внимания и сочувствия. Приближенные же к Дантесу и Геккерну молчали по понятным причинам, хотя некоторые и проговаривались.
О каких документах идет речь?
В первую очередь о письмах. Пушкин написал Геккерну два письма — в ноябре 1836 года и в январе 1837-го. Ноябрьское письмо Геккерну он не отправил. Два черновика он разорвал, и обрывки потом были найдены в корзине для бумаг. В них не хватало кусков, причем самых важных, самых содержательных кусков, поэтому и стала необходимой их реконструкция. Ещё Пушкин написал в ноябре письмо Бенкендорфу. Но и это письмо Пушкин не отослал; оно было найдено только после его смерти. Самая гнусность в том, что считается, что Пушкин в январе в письме оскорбил Дантеса и Геккерна так, что им ничего не оставалось, кроме дуэли. Это неправда. Все это время, начиная с ноября, он от них требовал, во-первых, чтобы они оставили в покое его жену, и во-вторых, чтобы они покинули Россию. И в январском письме никаких оскорблений не было. Даже известное слово Пушкина «подлец» относилось к ноябрьскому письму. И вот эти обрывки ноябрьского письма кто-то достал из мусорной корзины и сохранил. Похоже, это был Жуковский. На их основе Измайлов и Казанский, считая их черновиками январского письма, реконструировали это письмо. Но есть еще куски писем из так называемого Майковского собрания — в 1925 году были найдены фрагменты, написанные рукой Пушкина. Я уверен, что именно они являются обрывками черновика настоящего январского письма Геккерну, которое было ото всех спрятано. Екатерина — сестра Натальи Николаевны и жена Дантеса — чтобы оправдать дуэль, умудрилась стащить ноябрьское письмо, и оно было представлено следствию как январское, и в нем действительно было много оскорблений. А настоящее январское письмо было утаено.
Вы начали с того, что стали исправлять ошибки переводов с французского языка других пушкинистов? А кто еще помогал Вам в исследованиях?
Работа эта была тяжелая. Начнем с того, что настоящий французский язык в России теперь уже полностью потерян. А ведь ещё в начале прошлого века нельзя было найти образованного человека, который не знал французского языка. Кстати, «французские» страницы текста первых изданий «Войны и мира» Л. Н. Толстого не были снабжены переводом. Даже учителя, которых в настоящее время готовят институт иностранных языков и педагогические институты, плохо знают язык. И, к сожалению, им не помогут уже никакие стажировки и никакие Сорбонны, потому что во Франции тоже перестали заниматься русским. Мне же снова повезло. Когда я всерьез занялся этим делом, Бог стал мне посылать людей, которые могли помочь мне в работе. Настоящее чудо, что меня познакомили с правнучкой Пушкина — Натальей Сергеевной Шепелевой. Когда я познакомился с ней, ей было под 90 лет. Последние годы ее жизни я провел рядом с ней. Это был потрясающий человек, с ней было очень интересно. Французский язык она знала действительно в совершенстве, поэтому ее помощь в моих поисках была очень важной. Общаясь с ней, я понял, что существует некая тайна в пушкинской семье, что-то тщательно скрыто от посторонних. Определенная влюбленность Натальи Николаевны в Дантеса была, и этим чувством он потом воспользовался в своих целях. Разговоры об этом Наталье Сергеевне, правнучке Натальи Николаевны, не очень нравились. Тем не менее, она напитала меня реалиями быта пушкинской семьи и некоторыми тонкостями французского языка. Революцию она застала 15-летней девочкой, ее отец С.П. Мезенцев был генералом свиты императора Николая II. В 1925 году он первый раз попал на Лубянку, а в 1937 году его расстреляли. Наталья Сергеевна работала в консерваторской библиотеке, ее не тронули, причем это решалось на уровне Сталина. Был такой директор Пушкинского музея А. Крейн. Наталья Сергеевна, по ее словам, с ним поссорилась, потому что, как я понял, ей хотелось большего уважения к ней за то, что она дарила музею личные вещи семьи: вышитый бисером кошелек Натальи Николаевны, ее коралловый браслет. Браслет находился у М. А. Пушкиной-Гартунг, старшей дочери Пушкина. Та передала его своей племяннице Анне Александровне Пушкиной, а она — Наталье Сергеевне. Наталья Сергеевна еще много чего готова была подарить, но из-за ссоры не подарила. В результате после ее смерти многое пропало. Куда делось — концы проглядываются. Но, увы… Она мне показывала знаменитую ладанку, в которой была частица ризы Господней. Она ее хранила за занавеской возле киота, эта ладанка передавалась по наследству от старшего мужчины в семье к следующему старшему сыну. Она была сначала у Александра Александровича — сына Пушкина, потом Александр должен был ее отдать Григорию, но он отдал эту ладанку своей любимой внучке Наталье, которую он нянчил на руках и которая была для него последним утешением в жизни. Наталья Сергеевна хоронила дочь Пушкина Марию Александровну, которая умерла в марте 1919 года в нищете. Для Марии просили пенсию у наркома просвещения Луначарского. Он согласился с тем, что дочери Пушкина надо помочь. Но помощь опоздала. Пенсия пришла к похоронам. Наталья Сергеевна со своей старой тёткой Анной Александровной похоронили Марию на Донском кладбище, и деньги, выделенные советской властью, ушли на гроб. Наняли какого-то человека, чтобы вырыл могилу. Спустя время стали искать эту могилу, но кроме Натальи Сергеевны никто не знал, где могила находится. Могилу Александра Александровича, который умер в июле 1914 года в Останкине Каширского уезда Тульской губернии, в имении своей второй жены, хотели сровнять с землей из-за того, что там все пришло в полное запустение. Наталья Сергеевна добилась того, что сын Пушкина был перезахоронен в фамильном склепе. В 1963 году его прах, согласно его завещанию, был, наконец, перенесен в Лопасню. По прямой линии пушкинских наследников нет, но родственников по разным странам живёт много. При Наталье Сергеевне они часто собирались, общались, но после ее смерти такого живого общения стало меньше.
Подвеска-талисман, принадлежавший А. С. Пушкину
Фото: Владимир Орлов
И куда же потом делась ладанка? Наверное, были и другие реликвии у Натальи Сергеевны. Куда они делись?
Что касается ладанки… Перед смертью Натальи Сергеевны жена режиссера Любимова Каталина Кунц привезла ее из больницы домой, чтобы попрощаться с домом. Наталья Сергеевна попросила позвать меня, я приехал, и она мне сказала, что ладанку отдала в надежные руки. Недавно я узнал, что она отдала ее лечащему врачу.
Наталья Сергеевна жила в однокомнатной, продуваемой ветрами насквозь квартире. Там у нее был уголок, где стояли иконы, а внизу матрац на ножках, на котором она спала. Рядом, на тумбочке, стояла икона Спасителя. Наталья Сергеевна рассказывала, что этим образом мать Натальи Николаевны благословила ее на брак с Александром Сергеевичем, и на тыльной стороне иконы, под бархатом, есть об этом надпись, сделанная рукой Натальи Николаевны. После смерти Натальи Сергеевны эта икона исчезла. Я прочитал в старой газете «Вечерняя Москва», что эта икона была продана за миллион долларов Всероссийскому музею Пушкина, который находится в Петербурге. Есть Музей-квартира Пушкина на Мойке, есть Пушкинский Дом (ИРЛИ — Институт русской литературы) и есть так называемый Всероссийский музей Пушкина, который не имел до недавнего времени своего помещения. С некоторых пор часть его экспозиции можно увидеть на заднем дворе музея на Мойке. Я искал эту икону в экспозиции, но не нашел. Тогда я спросил у директора музея С. М. Некрасова о ней, на что он мне ответил: где читали, там она и находится. Газета эта, кстати, тоже из архива исчезла.
Еще у Пушкина был знаменитый талисман. С лёгкой руки И. С. Тургенева, нас полтора с лишним века упорно и настойчиво убеждают, что это перстень с сердоликовым камнем, который Пушкину подарила Елизавета Воронцова в Одессе при расставании. Есть два стихотворения Пушкина о талисмане. И в одном из них есть упоминание о том, что талисман ему вручила «волшебница» — там, где море «вечно плещет на пустынные скалы», «где, в гаремах наслаждаясь, дни проводит мусульман». И предупредила: «…Когда коварны очи очаруют вдруг тебя, иль уста во мраке ночи поцелуют не любя — милый друг! от преступленья, от сердечных новых ран, от измены, от забвенья сохранит мой талисман!» Надо отдать должное Пушкину. Он никогда ничего не «выдумывал». Все события, которые он описывал, были реальными, начиная со стихотворений и кончая «Капитанской дочкой». И я однажды сказал Наталье Сергеевне, что сомневаюсь в том, что украденный в 1917 году с выставки перстень, на котором была надпись его бывшего владельца, торговца, на древнееврейском языке «Симха, сын честного господина Иосифа старца, да будет благословенна его память» — это тот самый талисман, о котором Пушкин писал в стихотворении. Наталья Сергеевна вдруг мне говорит: «Сейчас я кое-что вам покажу». Она достала старинную шкатулку, открыла ее и показала камешек сердолика в почерневшей серебряной оправе. Его размер был один сантиметр. Она сказала, что, по семейному преданию, эту шкатулку Александр Сергеевич держал у себя на столе и любил перебирать вещички, которые в ней лежали. Я рассмотрел этот камень под увеличительным стеклом. Камень имел форму капли, с обратной стороны на нем была выгравирована надпись тоже на древнееврейском языке, разделенная пополам вертикальной чертой. Справа от черты — первая часть надписи, слева — другая. И вся надпись окружена была крестиками. Эти вот крестики меня потрясли. Их было 12 или 14. Пушкин одно время сам занимался исследованиями древнееврейского алфавита. Видимо, хотел расшифровать и эту надпись. Миф о талисмане от Воронцовой и другие расхожие мифы о Пушкине поддерживаются теми, кто «научно» работает над наследием Пушкина и кто обеспечил себя на долгие годы вперёд такой работой. Например, 30-томное академическое Полное собрание сочинений Пушкина должно было бы уже выйти из печати. Институту русской литературы еще в 1999 году (!) дали грант на выпуск этого грандиозного издания. Но до сих пор вышел ограниченным тиражом только один (пробный!) том. Я в прошлом году поинтересовался у пушкиноведов из ИРЛИ, как обстоят дела, боясь, что я не успею дать тексты для последнего тома, где должны быть опубликованы преддуэльные письма поэта. На меня посмотрели, извините, как на «ненормального» и сказали, что делают только третий том, и даже его мне не дали посмотреть, потому что еще не готов. Да и второй том не дали посмотреть.
Или, например, Наталья Сергеевна, отдавая в Пушкинский Дом свой архив, написала в сопроводительном письме, что его можно выдавать мне — Орлову Владимиру Евгеньевичу. Я просил у господ из этого Дома доступ к архиву. Они ответили, что знают о разрешении Натальи Сергеевны, но подпустить меня к бумагам отказались. По их правилам, никого к документам подпускать нельзя, пока они сами в них не разберутся. Но когда они в них разберутся, никто не знает. Она умерла почти 20 лет назад, а они до сих пор не разобрались.
Так вот, продолжим про камешек. Наталья Сергеевна мне его подарила перед смертью. Я расшифровал надпись. Там было написано: «Господи, убереги его от несчастной любви». И я рассказал о камешке в музее на Пречистенке Наталье Ивановне Михайловой — научному руководителю. Она сказала мне, что потом мы как-нибудь поработаем с этим камнем. Но «потом» не случилось. Я уехал во Францию и думал уже, что останусь там жить. Камешек я вделал в перстень, предварительно зарисовав его и надпись, которая была на нем. Во Франции мы однажды пошли в магазин с моей дочерью. И там, в магазине, я его потерял. Он соскочил с пальца, а я заметил это только дома. Мы искали его, давали объявления в газетах. Но он исчез. Наверное, это наказание за мое тогдашнее желание остаться за границей, вместо того, чтобы дальше собирать по крупицам правду о Пушкине здесь, в России".
Другие статьи в литературном дневнике:
