Шукшинhttp://www.livelib.ru/author/19498/quotes/~6 “Я понимаю, вам до фени мои красивые слова, но дайте все же я их скажу” Не скажешь, чтобы в голосе её слышалась грусть или скорбь, но была в её голосе, глубоко спокойном, - усталость. Как будто накричался человек на том берегу реки, долго звал, потом сказал себе тихо, без боли: "Не слышат". “Егор шагает широко. Решительно. Упрямо. Так он и по жизни своей шагал, как по этому полю, — решительно и упрямо. Падал, поднимался и опять шел. Шел — как будто в этом одном все исступление, чтобы идти и идти, не останавливаясь, не оглядываясь, как будто так можно уйти от себя самого." Я не боюсь смерти, а значит жизнь - моя! Ивана поразило сходство волка с овчаркой. Раньше он волков так близко не видел и считал, что это что-то вроде овчарки, только крупнее. А сейчас Иван понял, что волк - это волк, зверь. Самую лютую собаку ещё может в последний миг что-то остановить: страх, ласка, неожиданный окрик человека. Этого, с палёной мордой, могла остановить только смерть. Он не рычал, не пугал... Он догонял жертву. И взгляд его круглых жёлтых глаз был прям и прост. И уходят. И тихим медленным звоном, как звенят теплые удила усталых коней, отдают шаги уходящих. Хорошо, мучительно хорошо было жить. Не уходил бы! Вот так живёшь - сорок пять лет уже - всё думаешь: ничего, когда-нибудь буду жить хорошо, легко. А время идёт... И так и подойдёшь к этой самой ямке, в которую надо ложиться, - а всю жизнь чего-то ждал. Спрашивается, чего надо было ждать, а не делать такие радости, какие можно делать? - А то я вас рядом положу. И заставлю обниматься — возьму себе еще одну статью: глумление над трупами. Мне все равно. “— Я прошу извинить меня, — заговорила она, склоняясь к Егору. — А почему именно весной? “Привыкли все по шкапчикам прятать, понимаешь…” Правда всегда немногословна. Ложь — да. Самые наблюдательные люди — дети. Потом — художники. Ты еще найди силы жалеть. На надгробиях надо писать не то, кем человек был, а кем он мог быть. Нет, Бог, когда создавал женщину, что-то такое намудрил. Увлекся творец, увлекся. Как всякий художник, впрочем. Раз молчит, значит не хочет говорить об этом, значит, зачем же бередить душу расспросами. Сильный в этом мире узнает все: позор, и муки, и суд над собой, и радость врагов. Кому не дано испытать настоящую сильную страсть, тот ценит ее, много знает о ней, не боится мучений и боли, которые всегда почти приходят с сильной страстью. Тот, кто действительно готов к сильным страстям, тот тоже не боится мучений и боли; вся разница в том, что тот, кто не в состоянии вынести страсть и обрести счастье, при первой же боли, после первых же истинных усилий души уйдет в кусты и никогда не будет жалеть об этом. Тот, кто сильнее, тот переживет боль и радость, отдаст силу души, но будет идти до конца. Не всегда в конце - победа. Но слабее такой человек не становится. (+ http://www.proza.ru/diary/citycp/2015-07-25) Добро — это доброе дело, это трудно, это не просто. Не хвалитесь добротой, не делайте хоть зла. К тупому лицу очень идет ученая фраза: «Полное отсутствие информации». Когда нам плохо, мы думаем: «А где-то кому-то — хорошо». Когда нам хорошо, мы редко думаем: «Где-то кому-то — плохо». И если убивают, то хотели убить. Нечаянно убивают редко. Захочешь жить - будешь жить, не захочешь - не будешь. Писать надо так, чтобы слова рвались, как патроны в костре. Свет. Солнце... И как-то он сразу вдруг вспыхнул в сознании, этот квадратный желтый пожар, — весна! На дворе желанная, милая весна. Летел по улице, хрустел ледком, думал черт знает о чем, не заметил, что — весна. А ты не думай никогда хорошо про людей – ошибаться не будешь. Какой ты, такая у тебя душа. ...ему даже казалось, что с подлыми жить легче. Их ненавидеть можно - это проще. А с хорошими - трудно, стыдно как-то. Что-то остается в нас от родины такое, что живет в нас всю жизнь, то радуя, то мучая, и всегда кажется, что мы ее, родину, когда-нибудь еще увидим. Ах, какая же это глубокая, чистая, нерукотворная красота - русская песня, да еще когда ее чувствуют, понимают. Все в ней: и хитреца наша особенная - незлая, и грусть наша молчаливая, и простота наша неподдельная, и любовь наша неуклюжая, доверчивая, и сила наша - то гневная, то добрая...И терпение великое, и слабость, стойкость - всё. Жизнь представлялась теперь запутанной, сложной - нагромождение случайных обстоятельств. И судьба человеческая - тоненькая ниточка, протянутая сквозь этот хаос различных непредвиденных обстоятельств. Где уверенность, что какое-нибудь из этих грубых обстоятельств не коснется острым углом этой ниточки и не оборвет ее в самый неподходящий момент? Надо писать умнее, тогда и читать будут. А то у вас положительные герои такие хорошие, что спиться можно. – Давно еще сказывал мне один человек, – заговорила слабым голосом Хавронья, – что есть, говорит, дураки в полоску, есть – в клеточку, а есть сплошь. Погляжу я на вас: вот вы сплошь. “Господи, хоть бы еще уметь плакать в этой жизни — все немного легче было бы.” Умеешь радоваться – радуйся, не умеешь – так сиди. Это ужасно приятно - верить. И это ужасно глупо. Верить надо только себе. И то - не всегда. Когда любят, редко хвалят. Все-таки ужасно приятно иметь еще на земле уголок, куда можно приехать, сесть и слушать, как тикают ходики, и ни о чем почти не думать... “Бульдя! Ты имеешь свои четыре класса и две ноздри — читай «Мурзилку» и дыши носом.” Культурный человек... Это тот, кто в состоянии сострадать. Это горький, мучительный талант. Нам бы про душу не забыть, нам бы чуть добрее быть, нам бы, с нашими скоростями, не забыть, что люди мы. Не наступает никогда, не должно наступать никогда то время, когда надо махнуть рукой и сказать, что тут уже ничего не сделаешь. Сделать ВСЕГДА можно. Не старость сама по себе уважается, а прожитая жизнь. Если она была. Непонятные, дикие, странные причины побуждают людей скрывать правду... И тем-то дороже они, люди, роднее, когда не притворяются, не выдумывают себя, не уползают от правды в сторону, не изворачиваются всю жизнь. Меня такие восхищают. Радуют. Одно дело жить и бороться, когда есть куда вернуться, другое дело, когда отступать некуда. Уверуй, что все было не зря: наши песни, наши сказки, наши неимоверной тяжести победы, наше страдание — не отдавай всего этого за понюх табаку. Мы умели жить. Помни это. Будь человеком. Ты счастлив, когда ты смел и прав. Угнетай себя до гения. Человек, который дарит, хочет испытать радость. Нельзя ни в коем случае отнимать у него эту радость. Я знаю, когда я пишу хорошо: когда пишу и как будто пером вытаскиваю из бумаги живые голоса людей. Все удобное мешает искусству. Говорят: писатель должен так полно познать жизнь, как губка напитывается водой. В таком случае наши классики должны были в определенную пору своей жизни кричать: «Выжимайте меня!» Грамматические ошибки при красивом почерке — как вши в нейлоновой рубашке. Сейчас скажу красиво: хочешь быть мастером, макай свое перо в правду. Ничем другим больше не удивишь. Попробуйте без всякого отношения пересказать любую историю — не выйдет. А выйдет без отношения, так это тоже будет отношение ... какой-нибудь «равнодушный реализм». Увидел, человек нуждается в помощи, — бери и помогай. Не спрашивай. Чистых умытых покойничков мы все жалеем, все любим, а ты живых полюби, грязных! Ермолай щурился и, попадая рубанком на сучки, по привычке ласково матерился. Потом я наловчился воровать книги из школьного шкафа. Он стоял в коридоре, шкаф, и когда летом школу ремонтировали, в коридор - вечерком, попозже - можно было легко проникнуть. Дальше - ещё легче: шкаф двустворчатый, два колечка на краях створок, замок с дужкой...Приоткроешь створки - щель достаточна, чтоб пролезла рука: выбирай любую! Грех говорить, я это делал с восторгом. Я потом приворовывал ещё кое-что по мелочи, в чужие огороды лазил, но никогда такого упоения, такой зудящей страсти не испытывал, как с этими книгами. “Ну чего мы шуршим, как пауки в банке?..." Сильный был в ту ночь, добрый, всех любил… И себя тоже. Когда кого-нибудь любишь, то и себя заодно любишь. © Copyright: Женя Портер, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
