Тёма как жупел российской Фемиды

На днях встречался с одним следаком из районного СО по месту нахождения моей невольничьей плантации. Он нормальный вполне мужик, невредный, понимающий, юморной, при этом толковый, профессионально неравнодушный, можно сказать. То есть, ему реально не пофиг, чего он делает и что из этого получается. Всего три года после вуза, но уже старшак, и, думаю, далеко пойдёт (будет нам, кем заменить этого неврастеника Бастрыкина :-) ).

Недавно он мне оказал услугу: подогнал одного потенциально ценного невольничка (в перспективе – сотрудника). Парень шёл за убийство, и хотя мокрушников я стараюсь не брать, но там случай особый был. По суду, наверное, ломилась 108-я с то ли реальным, то ли условным сроком, ну а по жизни понятно, что где практика российского правосудия усматривает превышение пределов – реально имеет место необходимая оборона в чистом виде. То есть, он вообще ни в чём не виноват был, кроме того, что хорошо дерётся, но поскольку нам пришлось потратиться на кое-какие «коррективы» в материалах по делу, мы решили, что он полгодика на меня поработает – а там видно будет, куда его дальше продвигать.

А вот совсем недавно выяснилось, что я тоже могу быть полезен своим друзьям из следствия. И это по-своему забавная история, хотя в основе её – не очень забавное происшествие.

Мой приятель поведал:
«Значит, обратилась барышня. Ну как барышня? Дура деревенская, конечно. Типа, торговала клубникой у трассы, остановились двое фартовых ребятишек на Камри, с райцентра, купили у неё килограмм, поболтали, очаровали, пригласили вечером отдохнуть на природе, с шашлычком-машлычком да винчиком. Дальше, думаю, понятно?
По уму, конечно, мне бы следовало сразу её к лешему послать с её заявой. Ну а чего? Побоев на ней нет, они ей только ножиком угрожали физию порезать, если закобенится. То есть, так она говорит. А они вполне резонно возражают: чего она, маленькая, что ли? Не понимала, зачем клёвые пацики приглашают деревенских девочек на шашлычок-машлычок? Да, конечно, всё сугубо добровольно. Никаких угроз. Ножик был – но им мясо резали. А физию ейную – не резали. И это так. Не дошло до этого. В общем, такая вот клубничка, во всех смыслах.
Но я так пробил по ним через ментов – они реально отморозь. Не привлекались, по причине состоятельности родителей, но личности известные. А девка – она реально дура. Она действительно чего-то такое романтическое себе возомнила, что только один из них к ней чувства возымел, как и она к нему, и будет возвышенно ухаживать в течение длительного периода времени, никак не менее трёх дней, с целью предложения руки и сердца. Уй, не спрашивай, откуда такой наивняк берётся в наше просвещённое время! Но факт, что групповухи она не хотела.
Тем не менее, побоев нет, порезов нет, разрывов нет, в том числе даже одежды, и целкой она не была, а что был половой акт с обоими вне священных брачных уз – так не в Аравии живём, если чо. Короче, сам понимаешь: износ, да когда без явных повреждений, да без свидетелей, только со слов потерпевшей – самая гнусная гнусь, какая только может свалиться на голову. Ты у неё возьмёшь заяву, её назавтра припугнут, бабла сунут – она в отказ. И вроде как дело прекратить не можешь, и вроде как хрен чего выгорит без её показаний. Дурак дураком. Поэтому, конечно, надо было гнать её в шею, с правоохранительным напутствием: думай в другой раз лучше, блаженная, куда едешь и с кем.
Но я решил всё-таки завести дело. И этих раскрутить. Всё же – непорядок это, обманывать и насиловать романтических девиц, последних оставшихся на воле особей, замечу, угрожая им неизгладимым обезображиванием их простодушных, но миловидных мордашек. А что там действительно 131-я – это я был уверен абсолютно. Причём, часть вторая. Там и группа, и угроза причинением ТВЗ – всё в наличии. Да, реально – там и 132-я была. Поскольку и к оралу склонили».

Тут отмечу один нюанс, к сведению не столько потенциальных насильников, сколько интересующихся превратностями российской правоприменительной практики. Не думаю, что законодатель действительно имел это в виду, но укоренившаяся традиция заключается в том, что если пригрозить барышне ножом и отыметь её двадцать раз кряду «естественным» образом – это будет только изнасилование. Но если, после той же угрозы, трахнуть её один раз «по-обычному», а потом один же раз присунуть в ротовую полость, – это будут две статьи: изнасилование и насильственные действия сексуального характера. Соответственно, и наказание, за счёт частичного сложения, будет выше. Но это так, ремарка в адрес непроходимого идиотизма судебной практики.

Следак продолжал:
«Правда, это я для себя был уверен, в их виновности. А суду что предъявлять? Слёзы потерпевшей? Или квохтанье родителей, про то, какая она правильная и скромная девочка в свои девятнадцать лет? Да кому эта фигня там интересна? Да там обвиняемые баблом нехило заряжены, по местным меркам. В случае чего – найдётся десяток свидетелей, включая лучших подружек, которые поведают, как потерпевшая всю жизнь мечтала отдаться не менее чем двум малознакомым парням на лоне природы во всяческих позах и делилась своими фантазиями».

«Ну а сам на себя – кто ж такую сознанку даст, в здравом уме? Это ж не малолетки сопливые – им хорошо за двадцать. И прекрасно они понимают, что кроме слов потерпевшей – нихера у меня нет. Нет, можно было, конечно, оперов попросить – но после казанского этого случая они жестить как-то особо не рвутся. Да тут реально стрёмно. Там сразу подтянули адвоката грамотного из Калуги, и понятно, что если начать прессовать, – там моментально пойдут заявы во все места».

«Да, и кстати – они ещё подстраховались. Подвезли до её деревни – и засняли на мобилу сцену прощания. «Спасибо за чудесный вечер, мальчики, как-нибудь ещё увидимся. Нет, дальше не надо, я сама». И можно говорить, что благодарность там не очень натуральная, – но что это доказывает? Что её пригрозили в лесу закопать, если не скажет, как надо? Или прокурор заявит, что его удивляет сам факт этой съёмки на прощание? А вот так. На всякий случай. Чтоб потом нас не обвиняли как раз в том, в чём сейчас обвиняют, Ваша Честь».

«Я когда эту запись увидел – я вообще на девку озлобился. Типа, чего ж ты от меня-то теперь хочешь, идиотка, когда сама их отмазала? Бежала бы, кричала бы – авось бы кто услышал. Но с другой стороны, понятно, что в шоке».

«И на этих – я ещё больше озлобился. Действительно, это уже слишком цинично: снасильничать – да потом заставить благодарить за это. Но чего делать-то? И вот придумал. Может, немножко… лишнего себе позволил, но, надеюсь, ты не обидешься».

«Значит, вызвал… не подозреваемого даже, а его папу. Который за адвоката башлял и всё такое. Он у нас по торговой части, один из совладельцев вещевого рынка. Большой человек. Не то, что бандит – но рядом. Даже не вызвал – сам к нему заехал, если честно».

«И говорю ему: «Так и так, уважаемый, сам я не знаю, что там было, а чего не было. И поверьте, у меня нет никакого желания гнобить в тюрьме вашего драгоценного отпрыска, если он невиновен. Но тут такое дело. Потерпевшая – девушка одного из артёмовских ребят, с его фермы. Невеста, можно сказать. И у него возникли некоторые сомнения в том, что его невеста вдруг решила так порезвиться, сама и добровольно. Это очень мягко говоря. Думаю, вы понимаете, какое было первое их побуждение, когда они узнали о случившемся со слов потерпевшей. Но Артём Викторович удержал их от поспешных и резких действий. Он заверил меня, что согласен предоставить делу исключительно законный ход и не будет вмешиваться».

Здесь я озадачился:
«А меня почему не предупредил? Вдруг бы папаша решил ко мне заехать и поговорить – а я ни сном, ни духом, что у одного из моих парней, оказывается, есть невеста и её снасильничали?»

Следак фыркнул:
«К тебе? Ты, наверное, не очень себе представляешь, как на тебя смотрят местные блатоватые коммерсы. Для них завалиться к тебе без приглашения, без согласования, без зондирования почвы и начать задавать какие-то вопросы о личных делах тебя или твоих близких, твоих работников, твоих даже домашних животных, – это всё равно что позвонить в Администрацию Президента и поинтересоваться, был ли у Путина на самом деле секс с Алиной Кабаевой».

Я сдержанно кивнул:
«Я представляю, как на меня смотрят. Но мне приятно было лишний раз услышать!»

Мы посмеялись, и он продолжил:
«В общем, я его не кошмарил, но так мягко намекнул: если ваш сын и его друг окажутся совсем уж ни в чём не виноватыми, - вы уверены, что это будет хорошо? Ведь Артём Викторович вмешиваться-то в процесс не станет – но следить за ним будет. И следить с интересом. И это вам не суд – этим людям мозги, грубо говоря, не запудришь. Их не запугаешь, их не подкупишь. А если они придут к выводу, что ваш сын и его друг виновны – им и не нужен будет никакой суд. И я не знаю, что они сделают и станут ли что-то делать. Но просто подумайте: вы бы хотели жить, постоянно ожидая, что вдруг ваш сын сойдётся лоб в лоб с угнанным Камазом, или утонет в Красном море, или ещё какая неприятность? Я не говорю, конечно, будто Артём Викторович имеет какую-то причастность к подобным вещам… поскольку, в отсутствие свидетельств, это было бы клеветой. Но за что могу поручиться: если они обещают удовлетвориться справедливым законным правосудием – значит, это будет так. Вопрос только в том, что будет законным и справедливым. А это зависит от того, что на самом деле совершал или не совершал ваш сын. И я рекомендую вам поговорить на эту тему».

«Да, замечу, оба красавца оставались под подпиской. Нетипично, конечно, для группового износа – но сам понимаешь. Поэтому папа мог общаться с «ребёнком» неограниченно».

«И пообщался. Он не дурак – он понимал, конечно, с самого начала, что там криминал. Ну, такая жесть, как угрозы порезать лицо – это для него некоторым откровением стало… Он думал – просто напоили да трахнули… Короче, мы на том и порешили. Что будет полюбовное соглашение. Якобы, вышло недоразумение. Девушка перебрала, парни тоже, по пьяни что-то было, и она потом подумала, что износ, а парни думали, что она не против, - короче, спустил на тормозах так, чтобы и их из-под статьи вывести, и её под 306-ю не подводить. Типа, все были пьяные и плохо друг друга поняли. Ну, сам знаешь, как это делается. И, конечно, девчонке такую компенсацию выплатили, что… Нет, надеюсь, ты не станешь говорить всякую херню, типа, «случившееся – это такая моральная травма, что никакими деньгами не искупить»? Ну, ей не тринадцать лет, всё-таки. И упекать этих уродов по «половой» статье – совершенно не тема была. В конце концов, девчонка сама согласилась на «штраф».

Он замолчал, видимо, чувствуя всё же некоторую неловкость за то, что два циничных отморозка, изнасиловавших доверчивую барышню и вынудивших её «благодарить» их же за «чудесный вечер», отделались всего лишь деньгами и продолжат вольное своё житьё, обманывая и насильничая новых доверчивых барышень. Подумав, он уверил:
«Нет, напоследок я им хорошенько дал понять, что ещё хоть один подобный замес, ещё хоть одна заява – и папины бабки не помогут. Загремят по полной. Ну и напомнил, чтО на турме с насильниками делают».

Я зевнул. Мы оба понимали, что это полная херня. Будет новая заява – будет другой следак, скорее всего. Вероятнее всего, и не настолько принципиальный, как мой приятель. Ну а все эти байки про непременное опускание насильников в местах лишения свободы, – это страшилки для малолетних гопников. Теоретически-то, конечно, авторитеты криминального мира – самые крепкие столпы нравственности, но на практике – грев дороже. Поэтому – «оговариваешь ты себя, парень, оговариваешь». Когда у нового сокамерника реально богатый папа – версия о его невиновности и женской подставе становится очень убедительна. Серьёзно, при таких обстоятельствах нужно быть, наверное, сертифицированным серийным педофилом-садистом, чтобы запомоили.

Тем не менее, мне тоже не улыбалось, чтобы по дорогам района, где у меня латифундия, продолжала разъезжать эта Камри, заманивая в свой развратный салон чистых простодушных девиц, среди которых, чем чёрт не шутит, может когда-нибудь оказаться и невеста кого-нибудь из моих питомцев.
Я прекрасно понимал, что случившееся конкретно с той деревенской дурой – это вообще не моё дело. Но безнаказанное существование двух уродов, способных на подобные пакости, - это моё дело.

Я заверил своего следака: «С твоего позволения, я закреплю результат воспитательной беседы».

«Надеюсь, без…» - чуточку встревожился он.

«Без единого синяка!»

И я сдержал обещание.
На следующий день мы встретили обоих «романтиков» на выходе из супермаркета, где они затарились пивом, и пригласили прокатиться совсем ненадолго. Это было удачно, что они оказались вдвоём в одном месте – поскольку они были нужны нам оба и вместе.

Не сказать, что беседа происходила в совсем уж непринуждённой обстановке (парни всё же несколько напряглись), но их никто и пальцем не тронул.
В завершение экскурсии я заметил:
«Полагаю, вы понимаете: прежде всего в ваших интересах – никому об этом не рассказывать. И мы никому не расскажем. Постольку, поскольку вы обязуетесь вести себя прилично. Но хоть ещё одно подобное происшествие – и ваше артистическое дарование будет явлено миру во всём блеске. Оно же, смею заверить, столь велико, что даже мы сейчас усомнились в том, что вам не нравились ваши роли и что вы не репетировали их прежде».

Когда мы расстались, подбросив парней до их Тойоты, комендант Ваня высказал мысль: «А что, если кто-нибудь из них наложит на себя руки после этого?»

Я пожал плечами:
«А что, если б девчонка наложила на себя руки? И не ты ли сам давеча предлагал их тупо грохнуть? Однако ж, я подумал, что гасить их, когда она осталась жива, - это перебор. Тем более, что она нам никто, да и с ней расплатились. Но если кому-то из них самому вздумается вскрыть себе вены или наглотаться отравы – мне это вообще фиолетово. Да и вряд ли. По-моему, не так уж они… огорчились. Может, наоборот, теперь, когда они узнали друг друга с новой стороны, им и вовсе не нужно будет насиловать малознакомых барышень, а будет полнейшая, взаимодостаточная гармония?»

Ваня усмехнулся:
«Наверно, ты правильно посоветовал им убраться в какую-нибудь Голландию, где всем пофиг будет их «актёрство» и где хрен откупишься от обвинения в групповом изнасиловании».

Я подумал, что по хорошему счёту – да везде богатенькие сынки откупаются от обвинений в износе, кроме совсем уж каких-то клинических случаев. Но в нашем случае – нельзя сказать, будто их злодейство осталось совсем уж безнаказанным. И что мне особенно понравилось, даже польстило, - так это мысль, что теперь уже и в калужской глубинке мой светлый образ используют на благо правосудия, для пробуждения сознательности в неправедных, заблудших душах.

Что ж, я не против. По крайней мере, это сберегает дофига здоровья подследственным, нервов – следователям, и физических усилий – операм. И честно, я не понимаю, зачем ментам вообще нужно тратить нервы и физические силы, когда можно было бы просто ссылаться на интерес к делу у каких-то людей, про которых всему району известно, что «они не устраивают аварий или утоплений, ибо иные утверждения – будут злостной клеветой». Ведь такие люди с незапятнанной репутацией – есть в каждом уголке России (а если и нет – то их очень легко придумать, чтобы развести очередного мнительного гопника).

Другие статьи в литературном дневнике:

• 23.07.2012. Морально-педагогическое
• 17.07.2012. Ещё раз о необходимой обороне
• 15.07.2012. Тёма как жупел российской Фемиды
• 13.07.2012. О деле Кудрявцевой
• 11.07.2012. Пушки детям не игрушки, знай, кто у дитя на мушке
• 06.07.2012. О религиозной терпимости
• 02.07.2012. К вопросу об истории гуманизма