Весна! В полуденной электричке по-сахарски пустынно. Редкие кочки шапок торчат над сиденьями: сосланная на вечную родительскую каторгу молодая мать с ребенком; два владимирских дервиша, пьяных до откровения; и я – глубоко внутри молодой и глубоко внутри человек. Скользя по полу (в несколько слоёв выкрашенному в грязь), пронзительно матерится, ударяясь о ножки, бутылка. Дрожа от ужаса встречных поездов, карабкаются вверх по окнам изломанные змейки капель.
За окном – простывшие в лужах дома сопливятся капелью; жмётся к тени заборов слезящийся чернью снег; прошлогодние канавы, открыв мясистые рты, хлебают муть ручьёв. Земля и воздух набухли влагой. Сверху плотно вбита в горловину горизонтов серая пробка туч.
Моя остановка. Выхожу на перрон. Спешащая к вокзалу толпа даёт классическую «Кармен». Дамы в вечерних нарядах и костюмированные мужчины грациозно кардебалетят на подмостках из кирпичей и досок, переброшенных сквозь лужи. За вдовьей вуалью мороси подслеповато таращат в лорнеты усталые глаза пятиэтажки. Весь мир – театр, а люди в нём – декорации. Тоска болезненно надкусывает душу.
Неожиданно из-за ближних домов на небо просыпались чёрные крошки птиц. Грачи! Их гортанные выкрики знакомо приятны. Надо же, прилетели, вернулись! Как густые всходы доброго хлебороба разламывают пашню, так и сильные крылья распирали небо. Не сдержав напора весёлой стаи, ткань облаков надорвалась, и из слепящей лазурной глубины выпала на меня и на лужи тяжелая гиря света. Врассыпную кинулись перетрусившие солнечные зайцы, обрызгав стены домов радужными бликами. Вспыхнувшие на деревьях капли выбили из веток салюты колючих искр. Под грудной коркой сопрелой травы вдруг глубоко задышала молодая зелень. Поскидывав на неё шапки и пальто студентки (настоящие и ненастоящие, бывшие и никогда не бывшие) густо накрасились улыбками, раздули угольки жаровен в глазах. Вслед за ними подзабытый аромат оттаявшей земли рассеянно плёлся по картинным галереям моей памяти. Из динамиков мусорных баков, кустов и колодцев запульсировали децибелы назойливого воробьиного рэпа. Откашлявшийся воздух просветлел, но стена густого ошпаренного тумана злобно шипела невдалеке.
Радость в мире скоротечна. Вот улетели птицы. Затянулся небесный порез. Смытые серым дождем радужные цвета потекли в лужи бензиновыми разводами. Мягким одеялом облаков укрылись с головой звуки. Но теперь не обманешь, мы знаем, что под лживой оболочкой внутри всего уже живет Весна.