Нет запаха более горького, чем гарь пепелищ. Георгий ЖУКОВ.
Вряд ли нынче в редакциях многих журналов и газет России назовут имена тех, кто поставил на первом номере издания подпись под словами «В печать», кто провел первую летучку и мусолил чернильный карандаш над колченогим столом…
И не только в редакциях такая проблема - часто невозможно отыскать данные о людях, руководивших целыми губерниями и краями…
Как же выйти из сложного положения ученому, готовящему к изданию сборник документов из истории Н-ской губернии, если протоколы и распоряжения 1917-1920 годов, регламентирующие жизнь сотен тысяч, а то и миллионов человек, проживавших тогда на территории региона, подписаны неким Васильевым, и даже инициалы его не указаны? Вот и пишет он в примечаниях: «Васильев. Имя, отчество, даты жизни не установлены».
Любой знаток исторической литературы подтвердит, что таких безымянных Васильевых, Зайцевых, Гусевых, Лукиных, Смирновых, Ивановых, Озолов и Степановых в России сотни, а то и тысячи.
Но как, где можно найти то, что когда-то известно было о каком-то деятеле, не говоря уж о том, как «добиться правды и доказать необходимость состоявшейся действительности»?
На этот вопрос поможет найти ответ источниковедение - учение о носителях содержательной информации и методах выявления исторической истины. Все, дошедшее из былой жизни, на чем имеется след старины, - и есть источник. Историческим источником являются, например, рисунок на стене, фреска на саркофаге, памятник или здание, кинокадр или роман, ювелирное украшение или монета, плакат, статистическая таблица, кинофильм, карикатура, осколок горшка, скульптура, карта, магнитофонная запись, письмо - словом, все, на чем может уцелеть отпечаток личности человека и его деятельности.
«Настоящий историк похож на людоеда. Где пахнет человечиной, там, он знает, его ждет добыча». Блок М. Апология истории, или Ремесло историка. М., 1986. С. 17-18.
Например, бесценный источник исторической информации - города мертвых, некрополи, то есть кладбища. Разглядывая могилы, много можно узнать об их обитателях, понять, как жили они перед тем, как найти свой последний приют. Ведь сословное устройство общества соблюдается и после смерти. Как объяснял кладбищенский смотритель Николаю Некрасову социальную символику надгробий:
…где кресты, там мещане,
офицеры, простые дворяне.
Над чиновником - чаще плита,
под плитой же бывает учитель.
А где нет ни плиты, ни креста,
Там, должно быть, и есть сочинитель.
«Каждое кладбище, само по себе, есть история занимательная и поучительная, только трудно читать ее, написанную иероглифами человеческих костей и могильных насыпей, если устное или письменное предание не возьмется быть истолкователем». Крылов Аполлинарий. О Туговой горе. Ярославские епархиальные ведомости, 1860, №27, с. 250.
«Холодный пепел мертвых не имеет заступника, кроме нашей совести, все безмолвствует вокруг древнего гроба! Глубокая тишина его прерывается только благословениями или проклятиями идущих мимо и читающих гробовую надпись. Что, если мы клевещем на сей пепел; если несправедливо терзаем память человека, веря ложным мнениям, принятым в летопись бессмыслием или враждою?» - восклицал Н.М. Карамзин над «палаткою» (склепом) Годуновых в Троицкой лавре.
Человек неискушенный порой прочтет надпись на кресте, вздохнет и пойдет своей дорогой.
Великий князь Николай Михайлович Романов о значении сбора и публикации эпитафий на кладбищах России писал так: «Издание надгробных надписей сохранит их навсегда от исчезновения и даст полезный материал для истории и особенно для генеалогии, сообщая подробные даты жизни различных деятелей, выясняя их родственные отношения, давая сведения о служебном и общественном их положении; некоторые эпитафии могут даже служить характеристикой тех, кому они посвящены...» Московский некрополь. СПб., 1907. т.1. С. IV.
Как подытожил Василий Ключевский, «исторические источники – это или письменные, или вещественные памятники, в которых отразилась угасшая жизнь отдельных лиц и целых обществ». Ключевский В.О. Источниковедение. Источники русской истории. Соч. в 9 т. М., 1989. Т.VII. С. 5.
Но из всех родников истины важней всего источники бумажные, точнее - письменные. Чем древнее бумага, тем она драгоценнее, уже в силу своей редкости, хотя ее содержание не столь и важно. Грамотки на бересте XII века бесценны даже тогда, когда несут житейское простое сообщение: зовут в гости или фиксируют долг соседа.
Пусть опрокинет статуи война,
Мятеж развеет каменщиков труд,
Но врезанные в память письмена
Бегущие столетья не сотрут. У. Шекспир Сонет 55.
История – это то, что пишется.
До появления документов у человечества, в сущности, не было истории.
Причина того, что древняя история Африки нам почти неведома, - отсутствие письменных памятников. Письменности у большинства африканских народов нет и по сей день, а люди с перьями, заносящие новые сведения на бумагу, появились во многих областях Черного континента лишь в начале XX века - то были колониальные чиновники из Европы.
«Достоинство архивов в том, что они приводят нас в соприкосновение с чистой историчностью», - так думал французский социолог Клод Леви-Стросс.
«Старые документы для историка то же, что окаменелости для геолога», - мимоходом заметил другой мудрый француз. А. Пуанкаре. Последние мысли, 1923.
А историки Ш.-В. Ланглуа и Ш. Сеньобос в своем классическом «Введении в изучение истории» отчеканили категорический императив: «История пишется по документам. Нет документа - нет истории». (СПб,1899, с.21).
Впрочем, понятие «документа» они трактовали весьма широко: «Можно различать два рода документов. Иногда факт прошлого оставляет вещественный след (памятник или какой-либо вещественный предмет). Иногда, и более часто, след, оставленный событием, бывает психологического порядка: описание или повествование» (Ланглуа Ш., Сеньобос Ш. Указ. соч., с. 50).
Слово “архив” (“arche” - власть, место власти) - греческого происхождения, в Древней Греции оно обозначало место хранения государственных документов.
«Хранилища письменных исторических памятников, - писал в XIX в. историк Михаил Погодин, - составляют необходимую потребность у всякого более или менее образованного народа. Они увековечивают самое дорогое для него - свидетельства о его прошедшем, его исторической жизни и служат достоверными источниками, к которым обращаются как государственный деятель, так и ученый, исследователь старины». Погодин М.П. Записка о Московском архиве МИД.
Большинство исторических ученых споров вспыхивает из-за находки или отсутствия нужного документа в архиве.
Слишком «часто самая смелая гениальная научная гипотеза разрушается каким-нибудь ничтожным историческим документом, открытым почтенным тружеником на пыльных полках архива. Поэтому историку, работающему не за один гонорарий, но ставящему на первый план преследование исторической истины, готовому отказаться от самых задушевных своих теорий, лишь только ему докажут их ложные основания, - необходимы подготовительные изучения всего материала, накопленного предшествовавшими тружениками науки и в особенности исторических актов и документов». Межов В.И. Источники, материалы и справочные книги по истории, 1859-1861, с5.
Историку (прежде всего, специалисту по новейшей истории) без помощи архивов вряд ли удастся стать крупным ученым. Исследователь В.М. Далин шутил: «Историк, никогда не работавший в архиве, подобен футболисту, ни разу в жизни не забившему гола».
Увы, документ из архива - не всегда подтверждение исторического события. Документы-то обычно пишут люди, которые преследуют свою выгоду. Им от природы свойственно ошибаться и врать. Искажения и подчистки истины могли, разумеется, происходить и случайно, но чаще были умышленными, направленными на то, дабы создать у адресата неверное представление.
- Скажите, Пантер, среди этих документов есть и поддельные?
Пантер улыбнулся:
- Есть обработанные.
- Ну это я и имел в виду. Так значит, есть обработанные, тем лучше! Они-то и хороши. В качестве доказательств поддельные бумаги вообще ценнее подлинных прежде всего потому, что они специально изготовлены для нужд данного дела, так сказать, на заказ и по мерке... кроме того, они предпочтительнее еще и из-за своей способности переносить мысли в мир идеальный, отрывая их от нашего реального мира... (Анатоль Франс. «Остров пингвинов»).
Династия московских князей, став господствующей в Русском государстве XV-XVI в., сберегла многие документы фамильного архива. Аналогичные же материалы по генеалогии иных потомков Всеволода Большое Гнездо не сохранились.
Часто документы, переданные в Москву от прежних князей-владельцев, намеренно уничтожались московскими самодержцами, дабы избежать любых притязаний со стороны наследников бывших нижегородских, суздальских, тверских и других князей Рюрикова дома.
Случаи сознательного истребления письменных улик в XVII-XVIII веках тоже нередки. Так, указы Сената от 30 марта и 30 июля 1745 г. предписывали сжигать «учиненные принцу Иоанну присяги», грамоты, указы, патенты и другие документы (дела с известным титулом), относящиеся к правлению Ивана Антоновича (1740-1741).
Правительство Елизаветы Петровны уничтожило почти все бумаги, свидетельствующие, что императрица села на трон в результате дворцового переворота.
В период Крестьянской войны 1773-1775 гг. Екатерина II повелела ликвидировать материалы, исходящие из лагеря восставших (манифесты, указы), «посредством палача».
В юбилейном 1909 году, когда обсуждался вопрос о дне рождения Гоголя, Н. Лернер писал: «Вообще метрические записи, давая верную дату крещения, сплошь да рядом ошибаются в дате рождения; день крещения записывается очевидцем и участником самого обряда, а рождение датируется на основании чужих слов.
Гоголь был крещен 22 марта, и весьма возможно, что данное в тот день церковному притчу родными новорожденного показание, что ребенок родился три дня назад, то есть 19 марта, было понято как третьего дня, то есть 20 марта.
Пример точно такой же ошибки в дате рождения дает метрическая книга, в которой записаны рождение и крещение Пушкина… Известно, что день рождения Пушкина – 26 мая. Поэт сам знал это… Знали этот день и друзья и знакомые Пушкина; так, барон Е.Ф. Розен в 1831 году прислал Пушкину приветственные стихи, озаглавленные “26-е мая”, где говорил: “Как торжество, как лучший день весны, мы празднуем рождение поэта…”…
Между тем в церковной книге рождение Пушкина датировано 27-м числом… Верьте после этого метрическим книгам!». Лернер Н. О дне рожденья Гоголя // Русская Старина. 1909. № 5.
Возьмите любую энциклопедию и прочтите: «Антон Чехов родился в Таганроге 29 января 1860 года»... По юлианскому календарю – это 17 января. В метрической книге Таганрогской соборной церкви действительно имеется запись: «Тысяча восемьсот шестидесятого года месяца Генваря семнадцатого дня рожден, а двадцать седьмого крещен Антоний (имя неразборчиво, можно прочесть и как Анатолий -С.Ш.); родители его: таганрогский купец третьей гильдии, Павел Георгиевич Чехов и законная жена его Евгения Яковлевна; восприемники: таганрогский купеческий брат Спиридон Титов и таганрогского третьей гильдии купца Дмитрия Сафьянополу жена. Таинство крещения совершал священник собора Михаил Орловский с диаконом Моисеем Егоровым и дьячком Федором Григорьевым, что утверждается»». РГАЛИ; Письма, I, 472.
Меж тем почему-то сам Антон Павлович 16 января 1898 г. писал сестре Марии Чеховой: «Мне стукнуло уже 38 лет»; через год в письме к ней же 16 января 1899 г.: «Сегодня день моего рождения: 39 лет. Завтра именины, здешние барышни и барыни (которых зовут антоновками), пришлют и принесут подарки».
А 16 января 1900 г. В.К. Харкеевич поздравляла его: «Поздравляю Вас, многоуважаемый Антон Павлович, с днем Вашего рождения, а также с завтрашним днем Вашего ангела».
Неужто Чехов с сестрой ошибались? Или дьякон спьяну перепутал?
Кто же объяснит теперь, почему в метрические книги храмов внесены ошибочные записи (либо вовсе в них отсутствуют или противоречат официально признанным датам) о том, когда и где родились и крещены князья Рюрик и Юрий Долгорукий, Александр Невский, Андрей Боголюбский и Иван Калита, посадница Марфа Борецкая и летописец Нестор, Софья Палеолог и Мария Нагая, атаманы Ермак и Семен Дежнев, Малюта Скуратов и Борис Годунов, оба Лжедмитрия - I и II (Тушинский вор), патриархи Гермоген и Филарет, Кузьма Минин и Иван Сусанин, землепроходцы Афанасий Никитин, Василий Поярков и Ерофей Хабаров, царь Алексей Михайлович и протопоп Аввакум Петров, бунтовщики Кондратий Булавин, Степан Разин и Иван Болотников, полководцы Александр Суворов и Михаил Кутузов, Федор Ушаков и Александр Бенкендорф, поэты Гаврила Державин и Алексей Кольцов, Василий Жуковский и Иван Крылов, Александр Грибоедов и Александр Пушкин, Михаил Лермонтов и Николай Гоголь, Владимир Одоевский и Иван Суриков, Николай Некрасов и Модест Мусоргский, Афанасий Фет и Виссарион Белинский, а также Григорий Распутин и Григорий Петровский, Константин Победоносцев и Исаак Левитан, Григорий Потанин и Максим Горький?
Понятно, что никак уже не выяснить, кто прав в спорах между православными и католиками о точных дате и месте рождения Иисуса Христа. По мнению папы римского, Иисус родился не в Вифлееме, а в Назарете. «Исчисление точки отсчета в нашем календаре, основанном на рождении Иисуса, осуществлялось аббатом Дионисием Малым, который ошибся в своих вычислениях на несколько лет. Фактическая дата рождения Христа была на несколько лет раньше, чем принято считать», – пишет Бенедикт XVI в книге «Иисус из Назарета: рассказы о детстве».
Да, не два века, а два тысячелетия прошло с тех пор, и ответа на трудный вопрос не найти ни в одном из Евангелий.
Давно идут споры о том, когда именно родился и умер основатель ислама Мухаммед. Мусульманские богословы сходятся на том, что это ведает один Аллах.
Однако где и когда именно появились на свет не легендарные основатели религий, а вполне исторические деятели - вещий Олег и княгиня Ольга, Владимир Святой и Ярослав Мудрый, Андрей Рублев и Сергий Радонежский, миссионер Стефан Пермский и первопечатник Иван Фёдоров, зодчие Фёдор Конь и Василий Баженов, полководцы Михаил Барклай де Толли и Петр Багратион, Антиох Кантемир, Михаил Ломоносов и Николай Карамзин, художники Дионисий и Феофан Грек, Орест Кипренский и Василий Тропинин, Архип Куинджи и Станислав Жуковский, Нико Пиросмани, Марк Шагал и Казимир Малевич, Василий Кандинский и Виктор Васнецов, композиторы Сергей Рахманинов и Ян Френкель, скульпторы Иван Мартос и Борис Орловский, пианист Владимир Горовиц, певцы Александр Вертинский и Эдуард Хиль, писатели Евгений Боратынский и Петр Чаадаев, Аркадий Аверченко и Павел Васильев, Глеб Успенский и Надежда Тэффи, Михаил Зощенко и Осип Мандельштам, Андрей Платонов и Евгений Пермяк, Марина Цветаева и Борис Пастернак, Михаил Шолохов и Владимир Солоухин, герои гражданской войны Григорий Котовский и Нестор Махно, и Великой Отечественной - Зоя Космодемьянская и Марат Казей, шахматист Александр Алехин, советские деятели Алексей Рыков и Сергей Киров, Иосиф Сталин и Яков Свердлов, Георгий Маленков и Николай Ежов, Никита Хрущёв и Юрий Андропов, Алексей Косыгин и Николай Булганин, маршалы Александр Василевский и Михаил Тухачевский, Василий Блюхер и Константин Рокоссовский, артисты Андрей Миронов, Георгий Вицин и Анатолий Папанов, а также Георгий Товстоногов, Леонид Утесов и Марк Бернес, Владимир Богомолов и Виктор Астафьев, Иван Ефремов и Игорь Курчатов, Евгений Евтушенко и Даниил Гранин, десятки других отечественных писателей, художников, певцов, революционеров, врачей, архитекторов, историков, военных и государственных деятелей и прочих знаменитостей - все это вопросы на засыпку.
Про даты смерти и вспоминать не стоит, особенно - про даты казненных по приговорам троек.
«Немного дошло до нас подлинников древнейших письмен наших; но не нам одним эта участь: едкость времени, пожары, войны, разорения, а еще более невежество по всей Европе также истребили весьма многие первоначальные книжные и дипломатические памятники». Евгений, митрополит (Болховитинов). Примечания на грамоту великого князя Мстислава Володимировича и сына его Всеволода Мстиславича, удельного князя новгородского, пожалованную Новгородскому Юрьеву монастырю. - Москва: В Университетской типографии, 1818.
Практически ничего неизвестно об авторе грузинской поэмы «Витязь в тигровой шкуре», когда и где родился, кем был, где умер. Даже его имя - Шота Руставели - является плодом домысла. Не существует грузинского имени Шота, сам он свою фамилию писал Руставли.
Мы фактически ничего не знаем и о Шекспире. Бог знает, когда он родился и умер, где и чему учился, как стал гением...
«Отличительная черта истории жизни Шекспира… – практически все записи, относящиеся к нему, загадочным образом исчезли… Такое впечатление, будто когда-то некто или некая организация, не без согласия правительства, „проредили“ архивы и конфисковали все документы, так или иначе относящиеся к Уильяму Шекспиру…» Митчелл Дж. «Кто написал Шекспира?».
«Почему после него не осталось ни писем, ни дневников, ни записок? А стихотворения, пьесы и рукописи? Ни одной не обнаружено, и ни одна не была известна в Стратфорде тех дней. Он лишь подписывал документы, составленные другими». Филлипс Г. и Китмэн М. Шекспировский заговор.
Бумаги часто просто уничтожались.
Так же, как и ныне, сочинялись в прошлом «фиктивные» документы, спасавшие авторов от наказания, помогавшие уклоняться от налогов и т.д. «Кроме невинного подлога, с целию правильного баланса или даже для восстановления точности сведений и восполнения пропусков, могут совершаться и злоумышленные»... Гиляров-Платонов Н.П. Из пережитого, Т. 2. СПб, Наука, 2009.
Поэтому в архиве всегда можно было наткнуться на липу: документ, трактующий факты так, как нужно было автору, а то и поддельный, изготовленный задним числом и подложенный вместо настоящего, хотя и лживого.
Как известно, Цицерону, как юристу, часто доводилось обращаться к архивам, особенно когда судебные дела касались финансовых вопросов. Например, он выступал обвинителем на процессе против наместника Сицилии Верреса, подозреваемого в стяжательстве и казнокрадстве.
В качестве доказательств он привлек приходно-расходные книги по наместничеству, которые вел Веррес. Суду были представлены их копии. В речи Цицерона подробно описывалась процедура снятия копий: к ней были привлечены "лучшие люди округа", «все буквы и помарки в книгах тщательно внесены в копии; затем все было вполне аккуратно и добросовестно прочитано, сверено и запечатано людьми, заслуживающими полного уважения".
Книги Верреса и стали уликами - в обвинительной речи Цицерон указал: «Производя розыск с этими книгами в руках, я замечаю, что некоторые места подскоблены, замечаю свежие раны, нанесенные книгам...».
Часто сталкиваясь с подлогами и фальсификацией документов, он со скепсисом относился к их свидетельствам и даже назвал архивы "фабрикой подложных документов". Именно Цицерон сказал, что могилы римских магистратов надо искать в архивах. Имея в виду фактически почти бесконтрольное хозяйничанье скрибов, он заметил: «У нас нет никакой охраны законов, и, таким образом, законом становится то, что захотят наши чиновники».
Самым первым упоминанием фальсификации актов в источниках на Руси принято считать сведения о наказании в 1487-1488 гг. поддельщиков жалованной данной грамоты вологодского князя Андрея Васильевича Меньшого Спасо-Каменному монастырю. Лихачев Н.П. Дипломатика. М., 2001. С. 20.
Православные пастыри наши давно шли в авангарде отечественной приватизации, не гнушаясь сочинением липовых документов о собственности на чужое. См. например, Андреев А.И. О подложности жалованной грамоты Печенгскому монастырю 1556 года //Рус. ист. ж-л. – 1920. – Кн. 6. С. 132–157.
Крупнейший в России вотчинник - Троице-Сергиев монастырь - ряд своих земельных приобретений мошеннически объединил в сфабрикованной в монастыре грамоте 1393 г. как дар великого кн. Дмитрия Донского «игумену Сергию с братьею в вечный поминок по своей душе и по своих родителей в Радонеже». Юмор в том, что все указанные в грамоте земли монастырь "присебякал" гораздо позже.
«В наших рукописных хранилищах», - пишет академик Дмитрий Лихачев, - «имеется много подложных документов. Таковы, например, поддельные грамоты русских князей монастырям - вроде грамоты Андрея Боголюбского Киево-Печерской Лавре, или подложные произведения с целью защиты какой-либо вероисповедной точки зрения: старообрядческой против православных или православных против старообрядцев (например, Деяние соборное на еретика армянина Мартына и Феогностов "Требник"), защита русско-литовских антитринитариев против православных (писмо половца Ивана Смерты князю Владимиру) и т. д.
Часты указания и на служебные подлоги приказных. В 1685 г. кнутом был бит Феодосий Филиппов Хвощинский - он «своровал, на порожнем столбце составил было запись», в том же 1685 г. бит кнутом был князь П. Крапоткин за то, что «в деле своровал, выскреб и приписал своею рукою». В 1684 г. был пытан П.В. Кикин за то, что «подписался под руку» думного дьяка, в 1694 г. бит батогами Г.П. Языков за то, что они с площадным подьячим Я. Алексеевым «записи написали задними числами за пятнадцать лет». В 1697 г. бит кнутом и отправлен в ссылку в Азов Иов Ермолаев сын Ильяшев за то, что «по воровскому своему умыслу и по воровской составной записи сговорил было жениться на окольничего Матвеевой жене Измайлова, а та сговорена за князя Абрама Ростовского»...
Один в один ситуация - и во всех западноевропейских рукописных хранилищах, где очень много поддельных памятников. Известны старинные подделки, например, грамоты короля Дагоберта монахам аббатства С.-Дени, Псевдо-Исидоровы декреталии, некоторые грамоты Карла Великого, грамота Константина Великого папе Сильвестру и т.д.» Лихачев Д.С. Текстология. СПб., 2001, с.337.
«В течение нескольких десятилетий по всей Европе как бы звучала мощная симфония подделок.
Средние века, особенно с VIII до XII в., представляют другой пример такой эпидемии.
Конечно, большинство подложных дипломов, папских декретов, капитуляриев, фабриковавшихся тогда в огромном количестве, создавались с корыстной целью. Закрепить за какой-нибудь церковью оспариваемое имущество, поддержать авторитет римского престола, защитить монахов от епископа, епископов от архиепископов, папу от светских владык, императора от папы - дальше этого намерения подделывателей не шли.
Но характерная черта - люди безупречной набожности, а часто и добродетели, не брезговали прилагать руку и к подобным фальшивкам. Видимо, это нисколько не оскорбляло общепринятую мораль».
Марк Блок. Апология истории. М. Наука, 1973, с. 54.
В 1234 году Тевтонский орден сфабриковал дарственную на польские земли, которую ему якобы дал папа Григорий IX.
Фламандский орден иезуитов полтора века занимался масштабной подделкой жизнеописания святых (с 1643 по 1794 гг. было выпущено 53 тома). Эту бурную деятельность прервала лишь Французская революция.
Другой крупный центр фальсификаций – орден бенедиктинцев. Известно, что монахи ордена не только перепечатывали древние рукописи, но и правили их.
Не отставали от святых отцов и простые смертные.
Певец средневековой Италии Джованни Боккаччо в образе сэра Чаппеллетто в первой новелле «Декамерона» обессмертил нотариуса из Прато, который сгорал со стыда, когда какой-либо из его актов оказывался не фальшивым, а лжесвидетельствовал всегда с великим удовольствием, как по требованию заказчика, так и без всякого требования. А кроме того, гулял по девочкам, бражничал и кутил, но на смертном ложе напустил такой пыли в глаза исповедника, что простодушный брат провозгласил его святым, и с тех пор известен лукавый сэр христианскому миру как San Ciappelletto.
«Известно, с какой непонятной дерзостью средневековые рассказчики подделывали родословные, изобретали небывалые генерации и, наперекор всякому правдоподобию, жаловали своих героев близким родством с Августом или Ахиллесом». Записки Н.П. Вильбоа, современника Петра Великого. (Материалы для русской истории). Пересказ Г. Благосветлова. Общезанимательный вестник, 1858. Т.2. №4. С.186.
Да что там средневековье!
В 1912 г. археолог Доусон обнаружил возле поселка Пилтдаун в Великобритании окаменевший человеческий череп и челюсть - такую же, как у орангутангов, но с более плоской поверхностью зубов, как у человека. На заседании Геологического общества находку назвали "эоантpопом Доусона", ее поместили в специальный отдел Британского музея. К уникуму долго не подпускали исследователей (под предлогом заботы о его сохранности). Лишь в 1953 г. кости удалось наконец подвергнуть химическому анализу. Итог был шокирующим: знаменитый эоантpоп оказался подделкой. Череп, впрочем, действительно был древним, но челюсть оказалась современной, еще даже не окаменевшей челюстью орангутанга, подкрашенной специальным веществом. Для вящего сходства зубов обезьяны с человеческими их искусно обточили. Вероятно, что смастерил лже-находку тот самый археолог, кто ее и обнаружил.
Уличен был в фальсификации своих находок и доктор исторических наук В.Е. Ларичев, автор десятка популярных книг, до начала 2000-х ученый секретарь «Известий» Сибирского отделения Академии по общественным наукам, он же секретарь ученого совета Института истории, философии и филологии СО АН РФ. Начиная с 1976 года, страницы газет и журналов были заполнены его статьями о потрясающих произведениях палеолитического искусства, якобы обнаруженных им на стоянке Малая Сыя на Енисее. (см. Формозов А.А. Человек и наука. Из записей археолога, 2005).
Искусство фальсификации старо, как человеческая история. Как недавно выяснили, более трети известных ныне мумий животных Древнего Египта, вообще не содержат биологических останков, еще треть является органикой лишь частично. Только треть «муляжей», найденных археологами, - останки настоящих мумифицированных животных.
До чего все же изобретательно, трудолюбиво и предприимчиво человечество!
Плутовские генеалогические древа, лже-свидетельства, фальшивые завещания, протоколы и соглашения, липовые подписи и письма, поддельные произведения искусства, удостоверения и родословные, сфабрикованные путевые журналы, фиктивные мемуары и святые книги (апокрифы), сочиненные спустя века летописи и хроники, - все, что угодно, вплоть до создания целых фольклорных эпосов.
«…знаменитые фальшивки возникали целыми гроздьями: фальшивые привилегии Кентерберийского архиепископства, фальшивые привилегии австрийского герцогства, подписанные многими великими государями от Юлия Цезаря до Фридриха Барбароссы, фальшивка дела Дрейфуса, разветвленная, как генеалогическое древо».
Марк Блок. Апология истории. М. Наука, 1973, с. 55.
В 1794 году некий Уильям-Генри Айрленд объявил, что нашёл тайник со старыми бумагами, среди которых - долговое письмо за подписью Шекспира, а в 1795 году несколько месяцев публиковал документы собственного изготовления, якобы добытые им из «шекспировского архива». Высокому антикварному собранию была представлена переписка драматурга с его патроном, графом Саутгемптоном, письмо от королевы Елизаветы, подготовленные к печати отрывки из «Гамлета» и «Короля Лира», книги из личной библиотеки Шекспира и даже послание с приложенным к нему локоном Великого Барда(дело кончилось публичным скандалом).
Россия тоже не отсиживалась в стороне.
До сих пор идет спор о подлинности "Слова о полку Игореви".
Множество сомнений высказано историками по поводу происхождения так называемых русских былин. Известны факты изготовления фальшивых документов как усилиями отдельных лиц (П.А. Словцова, П.Ю. Львова, Д.И. Минаева, Д.Е. Василевского и др.), но и путем коллективного творчества ("завещание" Елизаветы Петровны, "Соборное деяние на мниха Мартина Арменина" и др.).
В 1812 году во Франции был опубликован документ на французском языке под названием «Завещание Петра Великого». Петр якобы приказал своим преемникам вести непрерывные военные действия, путём войн и дипломатических интриг подчинить себе Европу, разделить Польшу, нейтрализовать Турцию и завоевать Индию, добившись евразийской гегемонии. Ученые считают «Завещание» фальшивкой. По свидетельству Лефорта, «он встал из своей постели, прошел три комнаты, жалуясь, что окно было не хорошо пригнано. После такого волнения силы его начали упадать. Ночью ему захотелось что-нибудь написать. Он взял перо, написал несколько слов, но их нельзя было разобрать». Но в Европе о «Завещании Петра Великого» многие годы вспоминали, как о доказательстве агрессивных планов Российской империи.
Целая индустрия фальсификаций письменных источников связана с именами А.И. Бардина, И.П. Сахарова, Н.Г. Головина, писателей-поморов К.С. Бадигина и Б.В. Шергина...
Особое место в отечественной историографии занимает Александр Иванович Сулакадзев (1771-1832) - коллекционер древних книг и рукописей, в том числе и по русской истории. За многие годы он собрал огромную коллекцию, насчитывавшую несколько тысяч единиц. Сегодня считается, что Сулакадзев - злостный и «наиболее известный отечественный фальсификатор исторических источников, "творчеству" которого посвящен не один десяток специальных работ... Он наиболее масштабный фабрикант подделок... Непостижимая дерзость в изготовлении и пропаганде фальшивок, размах и "жанровое" или видовое разнообразие изделий, вышедших из-под его пера...». См. Козлов В.П. "Тайны фальсификации. Анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков". - Москва, Аспект Пресс, 1996, с.155.
Историк русской литературы академик А.Н. Пыпин назвал Сулакадзева «Хлестаковым российской археологии».
Хрестоматийным примером исторической фальсификации является "История Русов или Малой России", сочиненная Григорием Полетикой и изданная в 1846 году, которая считается "евангелием украинского национализма".
Различны и "жанры" фальсификаций, т.е. виды источников, которые пытались выдать за подлинные: завещания, письма, летописные записи, акты светских и духовных соборов, сказания, сказки, загадки, записи писцов, описи библиотек, песни, дипломатические донесения, речи исторических деятелей, оснащенные атрибутикой древности копии подлинных письменных памятников, мемуары... Козлов В.П. Тайны фальсификации. Анализ подделок исторических источников XVIII-XIX веков. М., 1996.
Стряпались купчие на вотчины, межевые, жалованные и духовные грамоты, грамоты на кормление, серии разрядных книг и документов дипломатических сношений. Так, известны уже опубликованные полностью вымышленные «статейные списки» посольств Андрея Ищеина к турецкому султану 1570 г. и князя Захария Сугорского к царю Максимилиану.
«Особенно критического анализа заслуживают материалы родословных росписей дворян конца XVII в. и родословных книг. Здесь мы часто встречаемся с самой беззастенчивой фальсификацией прошлого». Зимин А.Л. Состав Боярской Думы в XV-XVI веках. С.41.
"Всякого рода вымышленные разряды, поддельные статейные списки нужны были столько же для подтверждения родословных притязаний, сколько и для обоснования местнических споров, так как высокое положение в служебной иерархии измерялось как честью и достоинством всего рода, так и тем положением при дворе московского князя, которое занималось предками. И там, где не было настоящих документов, прибегали к помощи подделки или к фальсификату". Введенский А. Фальсификация документов в Московском государстве XVI-XVII вв. Труды Историко-археографического Института Академии наук СССР. Том IX. Проблемы источниковедения. Сборник 1. М.-Л. ЛО Госсоцэкономиздата. 1933.
Борьбу с фальшивыми документами историки ведут тоже давно. Видными деятелями исторического скептицизма в Российской империи еще в XVIII в. были В.Н. Татищев и Ф.И. Эмин. Например, Татищев грамоту константинопольского патриарха Константина в примечании к «Судебнику» назвал несомненным подлогом, совершенным патриархом Никоном: «о сем ангелоподобном монашестве нигде так, чаю, не наврано, как в сложенной Никоном патриаршей грамоте именем патриарха Константинопольского к великому князю Андрею Боголюбскому, которую он в своей летописи положил».
А Федор Эмин подверг сомнению даже Бархатную книгу, содержавшую родословия знатнейших родов Московского царства, заявив, что «переписчики, есть ли она когда-нибудь была справедлива, перепортили так, что ничего теперь истинного из оной понять не можно, и оные книги родословия ни с каким автором сличить нельзя».Эмин Ф. Российская история, Спб. 1767-1769 гг., т. II, с. 177.
Много шуму наделала «открытая» в 1819 г. чешским ученым Вацлавом Ганкой так называемая «Краледворская рукопись», где воспроизводилась в форме народных сказаний чешская героическая старина с битвами за родину против иноземных насильников. Лишь в начале XX в. ученые установили, что эта рукопись - мастерская подделка. Патриот Ганка, борясь против насильственной германизации чехов, проводимой Габсбургами, написал ее сам.
Впрочем, подделки документов, фальсификаты фольклорного творчества тоже могут стать предметом исследования. «По поддельным памятникам мы можем изучать мотивы, по которым они были сделаны, литературные приемы самой подделки и т.д. Это памятники быта и представлений своего времени, а часто общественной мысли и литературы. Подделка – это такой же памятник, как и всякий остальной, но сделанный с особыми целями. Д.С. Лихачев. Текстология. Л. 1983, с. 348-359.
ХХ век тоже преуспел на ниве историко-политических и литературных фальшивок.
Достаточно упомянуть о "Протоколах Сионских мудрецов", "Записках Вырубовой", "письме Зиновьева", мемуарах М.В. Родзянко, "завещании Плеханова", "Велесовой книге", интервью И.А. Бенедиктова, мемуарах Бориса Бажанова, истории учительской династии Раменских, лжепортретах офицеров русской армии, созданных А.М. Горшманом, и многих других.
На Западе давно уже действует индустрия вымышленных мемуаров, выходят поддельные автобиографии певцов, политиков, артистов, писателей, ученых.
Ряд зарубежных антисоветских псевдо-мемуаров принадлежит перу дипломата-перебежчика Григория Беседовского. С началом «холодной войны» он в Париже вместе с бывшим редактором «Matin» И. Дельбаром наладил выпуск фальсифицированных мемуаров реальных или выдуманных ими деятелей, в том числе казненного генерала Андрея Власова - «Я выбрал виселицу» (1947 г.), бывшего помощника военного атташе во Франции И. Крылова - «Моя работа в советском Генштабе» (1949 г.), полковника К. Калинова - «С вами беседуют советские маршалы» (1950 г.), сталинского «племянника» Буду Сванидзе - «Мой дядя Сталин» (1952 г.) и «Разговаривая со Сталиным» (1953 г.), наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова - «Записи для дневника» ("Notes for a Journal".1955 г.) и т.д.
"А как он писал свои книги, я узнал от него в нашу последнюю встречу, - пишет эмигрант К.Д. Померанцев. - У него было что-то вроде картотеки с именами всех известных советских и иностранных руководителей. Скажем, там было записано, к примеру, что Сталин находился такого-то числа в таком-то городе, где произнес речь, тогда как Молотов в другом городе встретился с английским или французским министром. И это было действительно так, а что они говорили, придумывал уже сам Беседовский. Так однажды он предложил мне открыть с ним вместе агентство печати. Я изумился: "А где же мы будем доставать новости?" – "За новостями дело не станет: их будет больше, чем надо!" Я, конечно, отказался, но он и не настаивал".
В 1951 году во Франции опубликовали псевдо-мемуары сталинской стахановки Евдокии Виноградовой, якобы сбежавшей из СССР.
В 1983 году в немецком журнале "Штерн" стали печататься отрывки из дневников Адольфа Гитлера. Журнал выложил 10 миллионов марок, чтобы купить 62 тетради с записками фюрера за 1932-1945 годы. Но скептики доказали, что сенсационные документы - фальшивка. Их сфабриковал некто Конрад Куйяу. Чтобы состарить бумагу, он проглаживал страницы утюгом, в который заливал крепкую чайную заварку. Материал для своих рукописей Куйяу черпал из книги Макса Домаруса «Гитлер: речи и воззвания» 1962 года издания.
В 1986 году в США были опубликованы «Тайные записки 1836-1837 годов», якобы написанные… Александром Пушкиным. Но вскоре, к сожалению издателей, и эта фальсификация была разоблачена.
Подделкой, сделанной в XX веке, оказалась и карта Винланда, выдаваемая за древнейшую карту Америки, начерченную викингами.
В современной России тоже порой издаются мемуары, написанные через 20-30 лет после смерти авторов. Например, третий том мемуаров Анастаса Микояна «Так было» увидел свет божий только в 1999 году,через 21 год после его кончины. Книгу, вероятно, сочинил его сын Серго.
Записки Якова Чадаева, главы аппарата сталинского Совнаркома, загадочным образом попали в руки публикатору Г.А. Куманеву. Известна и еще одна липа - "Воспоминания А.М. Коллонтай о встрече с И.В. Сталиным, ноябрь 1939 г." Много шума наделали изданные «Эксмо» объемные мемуары доктора Сталина А.Л. Мясникова «Я лечил Сталина» (2011). Фальшивые записки Лаврентия Берия издал лже-историк Сергей Кремлев.
В 2015 году в магазинах России появилась книжица «О Сталине с любовью», из серии «Запретные мемуары», выпущенная издательством «Яуза-Пресс», написанная якобы киноартисткой Любовью Орловой, об ее тайном романе с великим корифеем и борцом с троцкизмом. В 2016 г. та же «Яуза-пресс» издала еще одну фальшивку - мемуары «Василий Сталин: «От отца не отрекаюсь!». А через год предприимчивая «Яуза-пресс» осчастливила простаков еще и записками легендарного Камо, хранившимися с 1922 года на каком-то чердаке. Симон Тер-Петросян. «Сталин. Мой товарищ и наставник»...
Как говаривал Остап Бендер:
– При современном развитии печатного дела на Западе напечатать советский паспорт – это такой пустяк, что об этом смешно говорить…
Подделывались письма и записки В.И. Ленина, постановления Политбюро ЦК РКП (б), тексты договоров, сочинения И.В. Сталина (тома с 14 по 18 в издании ПСС Ричарда Косолапова). См. например, Вишлев О.В. О подлинности «Постановлений Политбюро ВКП(б)», хранящихся в зарубежных архивах. - Новая и новейшая история. 1993. №6, С.51–55.
Для лже-мемуарщиков совсем не важно, писал ли тот или иной человек воспоминания или нет. Вот и появляются на книжных витринах автобиографии Эдит Пиаф, Элизабет Тэйлор, Мэрилин Монро, Коко Шанель, или даже мемуары никогда не существовавшего нацистского диверсанта. См. Конрат Г. фон. Немецкие диверсанты. Спецоперации на Восточном фронте. 1941-1942 гг. Пер. с англ. Н.В. Гасановой. М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. 335 с.
Журнал "Коммерсантъ-Власть" в 2011 году опубликовал вымышленные мемуары Владислава Суркова, Василия Якеменко, Константина Эрнста и Романа Абрамовича, написанные Захаром Прилепиным, Авдотьей Смирновой, Олегом Кашиным и Станиславом Белковским соответственно. Запустив этот проект, журнал попытался представить, что могли бы рассказать люди, приближенные к Путину, после окончания путинской эпохи.
Все это лишь то, что было опубликовано и осмеяно, так сказать, вершина айсберга. Сотни фальсификаций XVIII-XX вв., разоблаченных вскоре после их создания или гораздо позже, уже исключены из нашего обихода.
Но многие из липовых документов и поныне считаются истинными...
Порой фабрикацией документов грешили и сами историки.
Впрочем, по мнению автора книги о подлогах, «в XX столетии мы все реже встречаем фальсификации исторических источников во имя доказательства исторических идей и концепций - все чаще подлоги преследовали откровенно политические цели, некие государственные интересы, нередко выходя из недр спецслужб. Следы многих фальсификаций ведут именно сюда, но доступ к их архивным материалам не всегда бывает возможным». Козлов В.П. Обманутая, но торжествующая Клио. Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке. М., 2001.
Поэтому лишь дилетанты могут считать неоспоримым любой встреченный в архиве документ. Для ученого - это смертный грех. Он должен подвергать сомнению все: учебники и монографии, стенографические отчеты партийных съездов, кинофильмы, летописи, исторические сочинения, энциклопедии и справочники, и уж тем более - дневники и мемуары, где господствует субъективизм.
Почему же, спрашивается, пожелтевшая от хода времени бумага, обнаруженная в архиве, должна восприниматься с большим почтением? Чтобы не пойти по ложному следу, историк обязан подвергнуть пристальной источниковедческой критике любой документ прошлого, т. е. тщательно доказать его достоверность, и только после этого ввести в научный оборот.
«В исторических фактах мы обретаем основу истории, ее материал, но не саму историю.... Истинность всего происходившего требует добавления недоступной взору части каждого факта. Ее и должен привнести историк». Гумбольдт В. О задаче историка. В сб. Язык и философия культуры: М., 1985. с. 293.
Так-то оно так, но наша, то бишь российская история - особь статья. Не позволяйте фактам вас дурачить!
«Не только факты нашего прошедшего не уяснены достаточно историческим исследованием и мышлением – самые источники нашей истории не разработаны научной критикой и даже далеко не приведены в известность, не попали в каталог. Во многих важных вопросах нашей истории историк вынужден еще терпеливо сидеть, сложа руки в ожидании, когда покончит свою пыльную инвентарную работу архивариус», - замечал В.О. Ключевский.
А можно ли делать фетишем архивный документ?
«Конечно, источники истории, со времени открытия книгопечатания, размножились до бесконечности, критика сделалась настойчива и искусна, факты записываются тщательно до мелочей, но надежнее ли оттого их достоверность? Это положение вещей благоприятнее ли для разыскания истины?» (граф С.С. Уваров, журнал «Современник», 1851, №1).
Юрий Тынянов в одной из статей (сборник "Как мы пишем") заметил: «Есть документы парадные, и они врут, как люди.... Не верьте, дойдите до границы документа, продырявьте его. И не полагайтесь на историков, обрабатывающих материал, пересказывающих его... У меня нет никакого пиетета к документу вообще».
«Историк должен, - пишут Ш.В. Ланглуа и Ш. Сеньобос, - a priori относиться с недоверием к каждому свидетельству автора документа, так как он никогда не уверен заранее, что оно не окажется лживым или ошибочным. Оно для него представляет только вероятность… Историк не вправе ждать, пока его наведут на сомнения противоречия между свидетельствами различных документов, он должен сам начинать с сомнения».
Свидетельство любого архивного документа никак не может быть признано достоверным без очной ставки с остальными свидетелями исторического события – данными, взятыми из иных источников, показаний авторов мемуаров и т.д. Лишь сопоставив архивную информацию с другими, историк обретает право на собственное суждение.
Тем не менее, документ из архива может много поведать о своем времени и смысле попыток его истолкования.
По словам академика Н.М. Дружинина, историки «не могут ограничиваться печатными публикациями и стремятся вести поиски новых материалов в архивных фондах. Непосредственное созерцание документа, постепенное вчитывание, вчувствование в его содержание обогащают исследователя лучшим познанием эпохи и изучаемого явления».
Между тем, обращаясь к истории России первой половины 20-го века, вдруг осознаешь, что от тех лет в архивохранилищах почти не осталось документов.
Куда же делись они, все письма, протоколы, дневники? Не уцелело в учреждениях папок с приказами о приеме на работу и увольнении, не осталось в редакциях черновиков статей, навсегда пропали и подшивки самих изданий.
А на твой запрос из очередного архива, скорее всего, придет письмецо, что, мол, извините, но…
Да бывает, еще и соврут.
Вот на интернет-форуме делится горьким опытом одна из историков: «Лет 5 назад я искала документы о Константиновском межевом институте. Меня интересовали его выпускники конца 19 - начала 20 веков, особенно 1904 года, и я написала запрос в центр хранения дореволюционных документов в Москве (тогда еще он был ЦИАМ, архив на улице Профсоюзной, у метро Калужская). Мне ответили: таких дел в архиве нет. Есть лишь за последний период деятельности института, например, за 1915 год... Года через три решила сама проверить. Оказалось, что имеются в ЦИАМе дела, и не только за нужные мне годы, а и за весь 19 век)! Были потеряны время, силы, годы поисков... К сожалению, доверять ответам из архивов на запросы нельзя, - пишет автор. - Надо обязательно ехать туда лично... http://forum.vgd.ru/1518/52613/
«Манкурт не знал, кто он, откуда родом-племенем, не ведал своего имени, не помнил детства, отца и матери - одним словом, манкурт не осознавал себя человеческим существом». Чингиз Айтматов. Буранный полустанок (И дольше века длится день). М., 1981 С. 106-107.
Имеется гипотеза, что основа социального склероза – или, по выражению Айтматова, манкуртства, - во многом субъективна.
«Мы медленно восстанавливаем свою историческую память. Первая мировая война все еще остается в России без героев, без их имен, без памятников воинам, павшим в мировой войне. Памятная дата, 90-летие начала 1-й мировой войны, у нас в стране впервые отмечалась в 2004 году. Исторических источников, документальных, а тем более вещественных, периода 1-й мировой войны сохранилось крайне мало. В редчайших случаях в домашних и семейных архивах остались фотографии родственников - участников войны 1914-1918 гг., тем более в офицерской форме, награды, Георгиевские кресты. Это были бы явные улики. Чтобы выжить в годы гражданской войны и репрессий, уничтожалось все: письма с фронта, фотографии, газеты, журналы, книги, любые косвенные свидетельства. Многие представители известных дворянских фамилий вынуждены были их сменить, скрывая свое не рабочее происхождение. И самое драматичное - люди замолчали, глубоко запрятав в себя прошлое, унося в вечность свою память». Сорина Л.М. Поэт и воин первой мировой войны Н.С. Гумилёв. - Вестник архивиста, 2006, №4-5, с.98.
Дворяне жгли документы и фотографии, дети раскулаченных крестьян брали новые фамилии, убегая из деревень, евреи при первой же возможности меняли в паспортах национальность своих детей… Борис Васильев. «Век необычайный».
Кинорежиссер Станислав Говорухин объяснял: «Почему мама скрывала от нас судьбу отца и даже сожгла фотографии? Потому что время было жестокое. Детей репрессированных родителей ждала судьба тяжелая – могли быть неприятности и с комсомолом, и с поступлением в институт. Но удалось обмануть компетентные органы. И вот моя мать, портниха, одна выкормила и дала образование обоим своим детям – мы с сестрой окончили Казанский университет – один из самых старых университетов в стране».
Из воспоминаний Александра Лигачева, сына секретаря ЦК КПСС Е.К. Лигачева: «Бабушка работала в две смены, и к 6 утра ей нужно было вставать на работу. Поэтому у нее была куча будильников, которые все время ломались. Сломанные отдавали мне. Однажды я курочил эти поломанные будильники и открыл коробку, чтобы спрятать туда детали. А оттуда вылетели фотографии. До сих пор я помню, что на многих из них люди были замазаны чернилами или с вырезанными лицами. Уже много позже, в 1970-х, мама рассказала, что там были фотографии Уборевича, Тухачевского, Якира. И когда деда (комдива, начальника штаба Сибирского военного округа Ивана Зиновьева) арестовали, они резали эти семейные фотографии».
Итоги социологических опросов свидетельствуют, что имеют родословное древо лишь 7% семей в России, только 10% наших школьников знают имена прапрадедов, 30% помнят имена прабабок и прадедов, а большинство (53%) знают лишь имена бабушек и дедушек.
Лишь спустя десятилетия начинаем мы разуметь, почему навсегда теряли друг друга, оказывались незнакомыми в 1930-е годы даже не троюродные, а родные братья и сестры. Лозунг "Кто был всем, тот станет никем" заставил уйти в тень многих "бывших": дворян, купцов, священнослужителей. В страхе за жизнь скрывали они от детей, кем были и чем занимались их родители, бабки и деды: не дай бог, ребенок, как Павлик Морозов, донесет, куда нужно, или сболтнет по дури в школе...
Теперь, по прошествии века, уже внукам приходится по крупицам собирать сведения о дедах и прадедах, даже если и сохранились какие-то фотографии и документы...
Есть и иное объяснение: «Причины утрат документов нередко связывали с действиями лиц, стремящихся скрыть свое происхождение и биографические данные... И все же главной причиной массовых утрат архивных материалов оставалось их бесхозное хранение», пишет современный историк, приводя ряд примеров, подтверждающих его суждение. Егоров С.А. Обеспечение сохранности архивных документов 1918-1941 гг. - Вестник архивиста, 2009, №4, с. 59.
Но дело, поверьте, не только в бесхозяйственности…
Так уж повелось в двадцатом веке в отечестве нашем, что при любой смене власти над площадями и помойками городов вился сизый дым: там обрекались смерти архивы, документы ведомств и учреждений.
Бумага и огонь словно созданы друг для друга.
Впервые дым заклубился в начале 1917-го, в обеих столицах империи, где народ крушил полицейские участки и жандармские управления. В первые дни Февральской революции гнев масс против павшего самодержавия вылился в стихийный разгром государственных учреждений, а особенно охранных отделений.
В Петрограде, на Фонтанке и на Пантелеймоновской улице, в огромных кострах горели архивные дела департамента полиции. Впрочем, погибло далеко не все. Что важно, «почти не пострадала комната, в которой помещался особый отдел департамента полиции». Архивное дело, 1927, Выпуск XIII, с.35.
1 марта 1917 г. громили и здание Московской охранки в Большом Гнездниковском переулке. Нахлынувшая толпа ломала шкафы, швыряла на двор пачки дел, альбомы, каталоги, расхватывала «на память» фотографии.
Очевидец этих событий так описывал их: «„Жгите, чтобы следа не оставалось! Рвите в клочья! – кричал народ, с криками „ура” уничтожая книги. Во дворе охранного отделения был сложен грандиозный костер из разорванных бумаг и книг. Альбомы с фотографиями политических „преступников”, всякие реестры и списки разрывались в клочья и тут же сбрасывались в огонь. Толпа не позволяла никому ничего брать. Та ненависть, что жила у народа к этому учреждению, нашла себе исход в этом буйном погроме. Через полчаса после начала пожара в Б. Гнездниковский переулок были вызваны пожарные, которые намеревались тушить пожар, но толпа не допускала их к работе. И только убедившись, что все внутри охранного отделения горит, а книги, реестры и дела уже уничтожены, толпа отстранилась, и пожар был быстро потушен. Вслед за разгромом охранки толпа вошла в сыскное отделение, находящееся здесь же, в Б. Гнездниковском переулке, и уничтожила все шкафы, обстановку, а дела и книги вынесла на улицу и сожгла». Романюк С. Переулки старой Москвы.
Были тут люди, ненавидевшие полицию, сами испытавшие на себе ее тяжкую руку, были обычные любители острых ощущений. Но среди них, конечно, терлись и те, кто хотел воспользоваться случаем, чтоб скрыть свое участие в полицейском терроре и провокациях охранки, - жандармы, осведомители, полицейские, доносчики и провокаторы. Видно, поэтому из архивов охранки исчезли, в основном, личные дела секретных сотрудников, «агентурные записки» и иные документы «компрометирующего» характера. Там же, с. 29.
В те весенние дни по всей империи истреблялась документация полицейских управлений и отделений охранки. Так, в марте 1917 г. погибла большая часть жандармских архивов Эстляндского, Кутаисского, Костромского, Одесского, Пензенского, Ярославского, Тифлисского управлений. Спалили почти все бумаги жандармерии в Томске и охранки в Иркутске, архивы отделений в Твери и Коломне. Жандармское управление в Гельсингфорсе тоже было разгромлено матросами, все архивы сожгли. Исчезли почти все архивы Сахалинской жандармской команды.
В Ревеле тоже были «разгромлены канцелярии губернатора, полицейских участков, окружного и военного судов. Все документы этих ненавистных народу царских учреждений были выброшены на улицу и сожжены». Типнер И. В огне революции, Таллин, 1964, с.15.
По мнению Ф. Лурье, автора книги «Полицейские и провокаторы», все архивы, где хранились досье осведомителей, были в дни Февральской революции повсеместно уничтожены вовсе не взбудораженными толпами, а руководством губернских управлений полиции и жандармерии.
Например, полковник Г.Л. Терентьев, ставший начальником казанской охранки буквально накануне отречения Николая II от престола (он приступил к исполнению обязанностей 23 февраля 1917 г.) узнал о том, что происходит в столице, 1 марта.
Храня верность присяге, новый руководитель Казанского губернского жандармского управления немедленно принял решение об уничтожении секретных документов, дабы они не попали в руки революционеров и агентов вражеских держав. За это Г.Л. Терентьев и его помощники полковник М.В. Прогнаевский и ротмистр Н.В. Кирсанов вскоре были арестованы новыми властями и переданы в распоряжение Казанского окружного суда для следствия по имевшему место факту сожжения архива КГЖУ.
До Баку эхо столичных событий донеслось к утру 3 марта. 6 марта и тут возник Исполнительный комитет, назначил нового начальника полиции. «7 марта, - извещала газета „Каспий“, - начальник бакинской полиции гражданин А. К. Леонтович вызвал в управление полицмейстерства начальника жандармского управления и потребовал от него немедленно сдать все дела и документы особо назначенной для этой цели Комитетом комиссии, во главе которой стоит гражданин А.Г. Чочия». «Нами, - вспоминал член Особой комиссии А. Хачиев, - арестован был жандармский полковник, но из-за промедления в ликвидации этих учреждений жандармские ротмистры скрылись и унесли с собой или уничтожили списки провокаторов (секретных агентов управления)». Каспий. Баку, 9 марта 1917.
Пермским губернским жандармским управлением руководил подполковник Р.Д. Демидов. Получив из Петрограда телеграмму о свержении самодержавия, Демидов лично уничтожил досье на всех секретных сотрудников и информацию о шифрах. Остальные документы он поручил сжечь подчиненным. Дела, по которым велось дознание, уничтожил его заместитель ротмистр Н.С. Заинчневский.
Едва об отречении императора и создании Временного правительства узнали в Севастополе, начальник местного жандармского управления полковник И. Дукельский, собрав у себя подчиненных, объявил, что отныне они подчиняются новой власти, поэтому теперь регистрация о политических преступниках не нужна, а документы подлежат уничтожению. Унтер-офицеры начали жечь регистрационные листки и фотографические карточки. В эти листки заносились имена и фамилии наблюдаемых, и номера дел, где имелись сведения об наблюдениях. Что касается списков секретных сотрудников и около 200 секретных дневников сотрудников жандармерии, то они по приказу Дукельского были преданы огню. Оставшиеся дела было велено перевезти в штаб крепости, где их свалили в кучу и они расхватывались солдатами. Государственный архив в АР Крым (ГААРК), ф. 556, оп. 1, д. 26, л. 16.
Но кто бы не истреблял эти документы, уцелело действительно немногое.
«Портреты участников социал-демократического движения почти не сохранились в недрах наших архивов, они все почти были уничтожены в 1917 г., когда в февральско-мартовские дни архив Департамента полиции переходил в руки новой власти», - пишет В.И. Невский в предисловии к первому выпуску 5-го тома «Материалов по истории революционного движения в России».
Несколько раз в том же 1917 году поджигали губернский исторический архив в Смоленске. В отчете Смоленской ученой архивной комиссии за 1917 г. сказано: «В башне исторического архива, как равно в других архивных башнях, неизвестные злоумышленники ломали замки, били окна, ломали двери, в архивах приводили дела в беспорядок». ГАСО. Ф.52. Оп.1. Д.159. Л.1.
С марта 1917 г. ответственным уполномоченным по обследованию и приёму архивов Министерства внутренних дел, Московской духовной консистории и Миссионерского совета был С.П. Мельгунов. Он, по специальному Декрету Временного правительства от 22 марта 1917 г., возглавил Комиссию по разработке политических дел Москвы, куда были собраны все документы по революционному движению (в т. ч. материалы Департамента полиции и Московского охранного отделения). Начались шумные разоблачения провокаторов. «Кажется, не осталось общественного слоя, общественной группы, которая не имела бы счастья в первые дни революции открывать в своих рядах презренных сочленов и товарищей, работавших в охранных отделениях: журналисты, священники, чиновники, члены Думы, члены партий, члены Советов Рабочих и Солдатских Депутатов, почтальоны, офицеры, учителя, врачи, студенты и т. д.», - писал Павел Щеголев.
Уже в начале 1918 г. С.П. Мельгунов смог выпустить в издательстве «Задруга» сборник документов Московского охранного отделения «Большевики». Публикация оказалась и последней: выяснилось, что и среди ленинцев были люди с темным прошлым – полицейские осведомители и агенты, работавшие на охранку, уголовники, иностранные шпионы. Поэтому уже 19 апреля 1918 г. Комиссия по разработке политических дел большевиками была ликвидирована.
В созданный вместо нее Архивно-политический отдел при СНК Москвы и Московской области Мельгунову и его помощникам доступ был закрыт. Все политические архивы Москвы прибрал к рукам большевик М.Н. Покровский.
Жгли архивы и в Октябре, когда соратники Ленина совместно с Российским Генштабом осуществили первую цветную - Красную - революцию.
Плыл дым из столиц по губернским городам Российской республики, свергнувшей Временное правительство: прятать архивы было некогда, вот и пылали бумаги министерств, военных и полицейских ведомств.
Архивных свидетельств октябрьских событий 1917 г. в Москве не существует - «утрачены почти все первые документы Московского Военно-революционного комитета». Конев А.М. Красная гвардия на защите Октября. М., 1989, с.46.
Оказывается, в ночь на 28 октября, когда юнкера пытались захватить здание, где размещались Моссовет и ВРК, и большевистским руководителям показалось, что начатое ими восстание может окончиться неудачей, они сожгли архив собственного Военно-революционного комитета в помещении Моссовета. (О борьбе за Советскую власть в Москве. Подгот. В.А. Кондратьев. Советские архивы. 1987. № 6. С.47-48).
Многие документы Октября 1917 г. погибли при взрыве здания Московского горкома РКП (б) в Леонтьевском переулке в 1919 г.
«Сразу после большевицкого переворота в Москве при штурме Кремля были частично сожжены солдатами документы отделения Архива Императорского Двора и Архива старых дел». Автократов В.Н. Из истории централизации архивного дела в России. Отечественные архивы, 1993, №3 С. 9-35.
Уважения к ненавистному прошлому тоже не наблюдалось.
Напомню, что первый в России государственный архив, так называемый «Царский архив», был создан еще Иваном Грозным, а 10 марта 1720 г. Петр I подписал первый в стране общегосударственный «Генеральный регламент, или Устав», определивший основы государственного управления в стране, вводивший во всех органах власти архивы и государственную должность актуариуса (архивариуса), и повелел повсеместно «письма прилежно собирать».
В 1724 г. был создан Московский архив Коллегии иностранных дел - Генеральный архив старых государственных дел - первый исторический архив России.
А в 1736 г. Сенат потребовал своим Указом строить для архивов каменные здания с железными затворами и решетками на окнах, от деревянных строений «не в близости». Архивы повелено опечатывать, а вынос документов, как и по Судебнику 1550 г., был категорически запрещен.
До 1917 года в России существовала огромная сеть архивов. В конце XIX в. в Российской империи сложилась система исторических ведомственных архивов, к которым относились:
– Архив Государственного совета;
– архивы в подчинении Министерства иностранных дел: Государственный архив в Санкт-Петербурге, учрежденный при Коллегии иностранных дел; Московский главный архив — хранилище исторических документов, устроенное при Петре I;
– Архив Святейшего синода;
– Московский архив Министерства юстиции, образованный в 1852 г. для хранения дел Правящего сената;
– два исторических архива в ведении Министерства просвещения — Киевский и Виленский,учрежденные в 1852 г. для хранения древних актовых книг губерний;
– Витебский центральный архив (1852), образованный для хранения древних актов Витебской и Могилевской губерний;
– Военно-учетный архив Главного штаба (1796);
– Архив Морского министерства, образованный из архива Адмиралтейств-коллегии, учрежденного в 1724 г.;
– петербургские и московские архивы дворцовых ведомств и архив Собственной Его Императорского Величества канцелярии;
– губернские исторические архивы.
В стране было свыше 120 тыс. правительственных и общественных (например, церковных) архивов. По подсчетам исследователей, лишь в архивах правительственных учреждений в конце XIX - начале XX в. насчитывалось от 300 млн. до 1.25 млрд. ед. хранения. Но до нас дошла малая часть этого огромного массива документов.
21 февраля 1918 года Олонецкий губисполком постановил уничтожить архивы управления земледелия и переписной комиссии как «не имеющие общественного или исторического значения», а 29 ноября 1918 г. на заседании губисполкома было принято решение об уничтожении архива Олонецкого губернского окружного суда: дабы «раз и навсегда уничтожить признаки старого буржуазного строя».
Всю Россию охватил революционный вандализм. Жгли усадьбы, врывались в чужие дворцы, крушили монастыри и все, связанное с ненавистным прошлым, что попадало на глаза. Новые хозяева помещичьих имений использовали книги на растопку, кожаные переплеты шли на починку обуви. Книги горели с усадьбами, разворовывались. Конфискованные книги передавались в школы, иногда библиотеки, гибли, бесследно исчезали, вывозились мешками... В 1919 г. Борис Пильняк печатает рассказик «Коломна» - всего две странички вокруг «выписки из книги постановлений коломенского Сиротского суда за 1784 год». Он нашел этот листок «на базаре коломенском, после разгрома коломенского архива» (располагавшегося когда-то в Спасском монастыре).
В записках о пережитом инженер Марк Ласкин вспоминал: "Начитавшись романов Данилевского, Сенкевича, Крашевского, Салиаса, я увлекся историей. В городской библиотеке читал книги по истории России, нашего края, журнал Исторический вестник. В складских помещениях близ бывшей городской управы Орши были свалены старинные архивные документы, которые растаскивались всеми. Там были указы Петра I, Екатерины II, разные Уложения и циркуляры 18-19-го веков и пр. Было это в 1920-1921-м годах. К сожалению, ничего из этих документов не сохранилось, все, наверно, пошло на обёртку, или сожжено. Ласкин М. "Сквозь годы больших перемен". - Еврейская Старина, №2(101), 2019.
Мало кто раздумывал тогда над историческим значением многовекового наследия Российской империи.
Еще в октябре 1918 г. все архивы военного ведомства по указанию Совнаркома передали в руки Наркомпроса (разумеется, для усиления централизации и улучшения учета). Работники Наркомпроса принимали от комиссии Наркомвоена архивы и учитывали их в пудах.
9 сентября 1919 г. заведующий Главным управлением архивным делом Д.Б. Рязанов сообщал в Высший совет народного хозяйства (ВСНХ) и в Главное управление государственными предприятиями бумажной промышленности (Главбум) об архивах, чьи материалы могут быть использованы на макулатуру. Он писал, что «в Лефортовском архиве (Коровий Брод, д. № 1) в настоящее время имеется архивного материала, подлежащего уничтожению, приблизительно, на глаз, до 20 000 пуд.»
Что касается других военных архивов, то по словам Рязанова, в отделе Главного штаба макулатуры до 600 пудов, в казачьем подотделе – до 200 пудов и т.д.
12 сентября 1919 г. во все архивы поступило циркулярное письмо Главархива с постановлением коллегии, ввиду кризиса в Бумпроме, котором предписывалось начать работу по выявлению подлежащих уничтожению архивных фондов.
В октябре-декабре из Лефортова было вывезено в переработку почти столько, сколько назвал Д. Б. Рязанов.
По акту №8 от 14 ноября 1919 г. для нужд Главбума выделено к уничтожению:
«1) Дела штаба Отдельного корпуса внутренней стражи 1816-1865 гг. (кроме 1831, 1849, 1854-1856, 1861 гг.) весом около 800 пудов.
2) Дела Отдельного гренадерского корпуса за те же годы, весом около 400 пудов.
3) Ведомости о штатном, списочном и наличном состоянии войск весом около 100 пудов.
4) Телеграммы турецкой войны 1877-1878 гг. весом около 200 пудов.
5) Дубликаты печатных приказов весом около 500 пудов.
6) Дела турецкой войны весом около 2500 пудов.
7) Рекрутские наборы с 1828 по 1865 г., 1500 пудов».
В том же ноябре 1919 г. было уничтожено 2000 пудов «Именных списков генералов, штаб и обер-офицеров по старшинству в чинах» за 1800-1913 гг. - ощутимая потеря для истории русской армии. Именные списки содержат сведения о сословном происхождении, семейном положении, краткие данные о прохождении службы и наградах, дают исчерпывающие сведения о составе офицерского корпуса каждого конкретного подразделения, части, управления и т.д.
За 3 месяца лишь в одном Лефортовском архиве в Москве сдали в макулатуру свыше 20 тыс. пудов дел. Вот часть перечня этой «макулатуры»:
- дела русско-японской войны 1904-1905 гг. – 2000 пудов;
- формулярные списки офицеров Русской Армии (1849 - 1900) – 4500 пудов;
- дела Комиссариатского и Провиантского департаментов ( 1811-1865)– 2000 пудов;
- месячные донесения войсковых частей, начиная с 1793 года, - 4000 пудов;
(По материалам ЦГВИА: ф.796, оп.1, д.192, л.19; ф.800, оп.1, д.654, л.45).
В 1918-1919 годах уничтожены (мол, за неимением транспорта для вывоза архивов в Петроград) фонды частей бывших Царскосельского, Петергофского и Гатчинского воинских гарнизонов, сожжен архив лейб-гвардии Драгунского полка.
Зимой 1920-го года уже в самом Петрограде передаются на топливо фонды документов лейб-гвардии Измайловского полка. Новая жизнь, 23 мая 1918 г.
А всего за 1917-1921 годы власти уничтожили от 30 до 50% фондов архивных дореволюционных хранилищ России (включая частные фонды).
Часто и о том, что творилось в первые годы советской власти, практически можно лишь догадываться...
Если от эпохи репрессий Сталина уцелели хоть какие-то следы - пусть даже в виде фальсифицированных и вымученных протоколов допросов или стенограмм сфабрикованных судебных процессов, зафиксированных на бумаге приговоров, то от предыдущих лет – времен ленинского красного террора - не осталось ни списков, ни документов. Мы не знаем имен, не знаем даже хотя бы примерного числа людей, «отправленных к Духонину». Оказывается, протоколов ВЧК за период с 20 мая по 1 октября 1918 года вообще не сохранилось. Ни одного документа! "Яков Блюмкин", ЖЗЛ.
Как признался бывший начальник Центра общественных связей ФСБ Александр Зданович, "документы исчезли неизвестно куда".
Оговоримся: уничтожение в СССР книг и архивов в ХХ веке не является чем-то беспрецедентным. Не питали в Российской империи почтения к старине и прежде.
Да и горели деревянные города гораздо чаще.
Историк Г.Ф. Миллер с горечью констатировал, что «во многих сибирских городах в архивах великие недостатки примечены: иные от пожаров, а иные дела от небрежения сгнили, или поедены были». Недаром историк Р.Г.Скрынников пишет, что «сохранность русских архивов и книгохранилищ XVI века – наихудшая во всей Европе».
Архангельск, начиная с 1611 года, сгорал дотла шесть раз. Пожар 1779 года принёс непоправимый вред истории, уничтожив архив губернской канцелярии с документами воеводского правления. «В огне, - пишет В.В. Крестинин,- безвозвратно погибли самые нужные и верные свидетельства к изъявлению прежних дел и нравов нашего двинского народа».
«В 1626 году погиб в пожаре архив Сибирского Приказа в Казанском дворце. В 1643 году полностью сгорел весь архив Тобольска, а в последующем - и архивы других сибирских городов. Поэтому документальных свидетельств истории Сибири за XV-XVI и начало XVII веков практически не существует», - констатировал Петр Буцинский в докторской работе «Описание Сибири и быт ее первых насельников». (Харьков, 1889).
В 1687 году от пожара погибла большая часть Тюмени, сгорели рубленые городские стены и башни. В начале октября 1695 г. город постиг новый пожар, уничтоживший почти весь посад. Огонь поглотил митрополичий, или Софийский, двор, девичий монастырь, три приходские церкви - Спасская, Троицкая, Архангельская. На торговой площади сгорели 24 лавки, таможенная изба, кружечный двор, богадельня, и кроме того еще 80 оброчных лавок и 604 двора на посаде.
Неспроста же в августе 1700 года в Сибирь повезли царскую грамоту «О приведении в порядок и сбережении дел прошлых лет».
«От великого государя царя и великого князя Петра Алексеевича, всея Великия и Малые и Белые России самодержца, в Сибирь, на Тюмень, стольнику нашему и воеводе Осипу Яковлевичу Тухачевскому, да подьячему Тимофею Посникову. Ведомо нам, великому государю, учинилось, что во многих Сибирских городах наши, великого государя, грамоты и дела, и столпы, и книги прошлых лет валяются под приказными избами и в амбарах, и небрежением от многих лет лежа погнили, и мыши переели, и подраны….»
Далее следовали подробные инструкции, как с архивами должно впредь поступать.
«И те переписные столпы и книги и всякие дела, и впредь которые будут, однолично держать в великой бережи и класть сряду в сундуки, и подписывать на столпах и книгах, коих лет и в который сундук положены, а к сундукам прикладывать ярлыки, чтобы скорее и удобнее можно сыскать». Памятники сибирской истории XVIII века. СПб., 1882. Книга первая. 1700–1713. С. 77–78.
В 1705 году Тюмень опять выгорела почти полностью.
29 мая 1737 г. в Москве погибли большая часть учреждений и их архивов. Сгорело более 2,5 тыс. дворов, 486 лавок и десятки церквей. Это был самый сильный пожар века. Огнем был охвачен даже Кремль (от жара раскололся Царь-колокол).
«Все документы по ранней истории города хранились в Уфимской приказной избе и в результате пожара 1759 года сгорели». Нигматуллина И.В. Старая Уфа. Историко-краеведческий очерк. Уфа 2007.
Большой урон истории Минска причинил пожар, в ночь с 6 на 7 июня 1762 г. уничтоживший архивы минского воеводства и главного литовского трибунала – всего 358 рукописных книг за период с 1641 по 1761 гг.
Долго спорили, отчего в 1812 году горела Москва. По одной из версий, поджег Первопрестольную и взорвал пороховые склады «сумасшедший Федька», градоначальник граф Ф. Ростопчин, а москвичи в патриотическом порыве сами поджигали свои дома. По другой, Москву спалили французские мародеры - солдаты Наполеона.
Пожар начался 2 сентября и лютовал неделю. Сгорело 6,5 тысяч домов из 9 тысяч, 7 тысяч лавок из 8,5 тысяч, 122 церкви из 329, а оставшиеся храмы были разграблены и изуродованы. Погибли библиотека древнерусских рукописей, принадлежавшая Мусину-Пушкину, собрание книг и рукописей (церковного содержания), принадлежащее ректору Московского университета, профессору Федору Баузе. Сгорели Троицкая летопись, а также рукопись "Слова о полку Игореве", почти полностью пропал неведомо куда архив Дворянского собрания с родословными. В огне сгинуло множество москвичей, в т.ч. не менее 2-х тысяч раненых солдат, не успевших эвакуироваться. На улицах валялись тысячи человеческих и лошадиных трупов.
Известно, что Наполеон в оккупированной им Москве вел поиски бумаг о восстании Емельяна Пугачева. Здание архива иностранных дел до сих пор стоит в Хохловском переулке. Чудом уцелело оно в московском пожаре. Оставшиеся в Москве архивные служащие вспоминали, как 5 сентября 1812 года французы, «приехав в архив верхами… имея в руках ломы и топоры, начали разбивать замки, а разломав оные, взошед начали грабить положенное там на сохранение… дела и бумаги все выкинули на пол и топтали ногами».
С середины XVI по XIX век в Казани было 12 страшных пожаров. С 1815 по 1860 годы город горел пять раз. Пожар 3 сентября 1815 г. уничтожил 70 кварталов, 1500 домов и 19 церквей. На улице Воскресенской нетронутыми огнем остались лишь 10 домов, в том числе и университет. Сгорел архив губернского правления с ценнейшими сведениями по истории Казани и Казанской губернии, начиная от эпохи покорения Казанского ханства. Н.П. Загоскин «Спутник по Казани», 1895 г.
8 мая 1819 года случился пожар в Омске. За 6 часов сгорело полгорода: погибли 80 домов обывателей, гостиный двор, мясные ряды, питейный дом, ратуша, около 60 магазинов. Сгорело и городское управление со всеми архивными документами. Поэтому о жизни Омска в XVIII – начале XIX веков сведений почти нет.
В пожаре 14 сентября 1842 года погиб весь центр Перми, сгорело 300 зданий, среди них - дома на площади у Петропавловского собора и на Петропавловской улице - губернаторский, дома Смышляева и Походяшина, здание думы, мужская гимназия, почта, казармы, аптека, горное правление. Погибли архивы, редкие книги и музейные материалы.
По многу раз горели Саратов и Псков, Тверь и Рязань, Якутск и Томск, пылали Астрахань и Вологда, Рыбинск и Самара, Красноярск с Енисейском, Белгород и Бийск, не обошла стороной беда Колывань и Каинск...
В августе 1864 года почти целиком сгорел Симбирск.
В апреле 1879 года огонь испепелил Оренбург, а затем Ирбит в Пермской губернии.
А 22-24 июня того же 1879 года вновь загорелся Иркутск. Погибла большая часть губернской столицы. Сильно пострадал центр, горели почти все общественные и казённые учреждения и музеи, учебные заведения со всеми делами и архивами. Погибли архивы Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества, штаба иркутского военного округа, таможенный в 40 000 единиц хранения, часть архива губернского правления и другие. В музее Географического общества уничтожена огнем библиотека (10227 книг); сожжены 22,3 тыс. экземпляров естественно-исторических, этнографических и археологических предметов, масса старых дел учреждений Сибири, свитков, относящихся к царствованию Иоанна Грознаго и т.п. Тут же погиб превосходный труд А.И. Щапова о Туруханском крае.
4 мая 1895 года выгорел почти весь Брест-Литовск – около тысячи домов. В июне 1902 года была спалена большая часть Казани. 5 июля 1906 года дотла выгорела Сызрань, в 1909 году та же участь постигла Новониколаевск. А 2 мая 1917 года был самый опустошительный пожар в истории Барнаула…
Указом Межевой экспедиции от 14 января 1768 г. «после окончания межевания каждой губернии» предписывалось всю документацию «содержать в особливо» учреждающемся при Московской межевой губернской канцелярии архиве.
Состояние его описывалось в 1788 году так: «Во всех покоях, в потолках и стенах от ветхости имеются расщелины... В секретарской комнате... в недавнем времени в сводах с превиликим звуком сделалась не малая расщелина, отчего опасно, дабы от ветхости всех покоев не последовало нечаянного несчастья».
Почти все документы лежали на полу, дела были «измяты, измараны, изодраны, погнили и мышами поедены». На материалы многих уездов алфавиты и справочники не были составлены, а запросов поступало большое количество. Поэтому «...в приискивании планов и книг было великое затруднение».
После личного посещения в 1816 году Архива Инспекторскаго департамента Императорской канцелярии граф Арсений Андреевич Закревский, будущий министр внутренних дел, живописует:
«Я застал архив сей носящим одно только название сие, без всякаго соответственнаго оному устройства. Он представлял огромную груду бумаг, разбросанныя без всякаго порядка, правильности и разделения по роду и существу их, не только в самом Архиве, но в погребах и на чердаках. Присланныя в Архив разными местами и лицами вновь дела без описей, помещались без различия между старыми, ... довольно сказать, что самая маловажная справка получалась из Архива чрез месяц, два и более, других же сведений и совсем отыскать было неможно».
Из "Отчета генерал-адъютанта А.А. Закревскаго по управлению его Дежурством Главнаго штаба его Императорскаго Величества, с 12-го декабря 1815 по 1-е сентября 1823 года".
В начале 1860-х годов в Московском архиве Министерства юстиции обрекли на гибель "несколько тысяч документов, коих утрата внесла невосполнимый пробел в историю финансов России". Было сожжено 140 книг и 3147 вязок Ревизион-коллегии, 3465 книг и 1376 вязок Камер-коллегии. Собирались уничтожить и "дела под известным титулом" за 1740 год, да директор архива сменился...
Многолетнее хранение документов Московского губернского архива старых дел в неотапливаемых, сырых помещениях башен Кремля и Китай-города привело к массовой гибели документов. К началу ХХ в. из хранившихся 1 800 000 дел примерно 150 000 были утеряны или погибли от сырости.
Иркутский библиограф Н.С. Романов с грустью писал: «Ни для кого не секрет, что большинство лиц, коим были вверены старые архивы, смотрели на "дела минувших лет", как на обузу, как на нечто лишнее, напрасно занимающее место, и из года в год архивы постепенно расхищались и уничтожались; брал, кто хотел, архивная бумага продавалась с торгов пудами, каковая и покупалась для обихода в лавочки, для оклейки комнат и вообще на хозяйство».
Примером бездумного отношения к ценнейшим документам является судьба Киренского архива. В 1913 году председатель Иркутской ученой архивной комиссии сообщал, что "часть дел Киренского архива употреблена на обертки товаров в разных заведениях, а одно из помещений архива почти все уже расхищено, и дела оттуда целыми возами развезены частными лицами по домам". ГАИО, ф. 310, oп. 1, д. 4, л. 5.
„На базаре и в мелочных лавках нашего города в большом количестве попадаются не лишенные историческо-научного интереса архивные дела прошлого столетия. То встретишь путевой журнал какой-то экспедиции из Якутска до Удского острога, богатый научными географическими заметками, то меморий Беринга, то листок из дела о камчатском бунте, то письмо Штейнгеля, члена российско-американской компании о Трескине и Пестеле и др. Из библиотеки якутской прогимназии продана на вес в лавочку газета „Амур" в полном годовом издании." Корреспонденция из Якутска. Газета „Сибирь", № 39, 1886 г.
С 1858 г. на местах стали создаваться комиссии для разборки дел и уничтожения части их.
Один из виднейших архивистов Сибири проф. Н.Н. Бакай писал, что работа этих комиссий сводилась «лишь к пересмотру самых неточных, самых неопределенных, подчас безграмотно составленных архивных описей, руководствуясь которыми часть дел оставляли, а большинство продавали с пуда. Иногда и без комиссий пересмотр дел поручали одному лицу из чиновников, который и являлся вершителем судеб данного архива». Бакай Н.Н. Архивное дело в Сибири. «Труды 1 Сибирского краевого научно-исследовательского съезда», том V, Новосибирск, 1927, стр. 173.
Еще один типичный случай. 7 ноября 1883 г. на заседании городской думы Ростова-на-Дону был заслушан доклад управы об итогах торгов по продаже старых дел из архива упраздненной думы за период с 1805 по 1840 год, весом более 50 пудов. Предложено купить по 2 рубля 40 копеек за пуд, с прибылью 100 рублей. Дума под председательством городского головы Н.И. Кузьмина результаты торгов утвердила. Ростов-на-Дону. Страницы истории (1749-2009). Омега Паблишер, 2009, с.125.
Это прибыльное дельце - причина многих белых пятен в истории города.
«При русской преступной халатности нам придется, через несколько десятков лет, писать историю России по иностранным источникам…», – в 1906 г. с горечью писал современник, оценивая ситуацию в архивной отрасли Северного Кавказа.
«Волею судеб дело архивов… вручено 150-200 “ученым” в лице чиновников, исправников, безграмотных попов, отставных козы барабанщиков и недорослей», -, - после обследования деятельности ученых архивных комиссий возмущался автор архивной реформы в России Д.Я. Самоквасов.
Прочтя его труд "Архивное дело в России" (М., 1902), историк Н.П. Лихачев в письме к автору сожалел: " Книга эта создаст Вам еще большее число врагов, чем это было до сего времени и, вероятно, именно по этой причине останется гласом вопиющего в пустыне. А между тем картина растления архивов так ярка и в то же время так отчетливо правдива, что становится больно. Что говорить о мышах архивных комиссий, когда в архиве самого Правительствующего Сената трус [трусом на Руси называли землетрясение] и потоп - истребление и расшвыривание документов, доходящее до какой-то стихийной силы!"' Археографический ежегодник 1994, с. 187.
На всероссийском съезде губернских ученых архивных комиссий в 1914 г. делегат Оренбургской комиссии рассказал о гибели сотен тысяч дел о завоевании Средней Азии. «Нас особенно волновала, - сообщил он, - гибель архивов Управления бывших башкирских войск и султанского управления Киргизскими степями. Во всех этих архивах заключалась масса материалов высоконаучного значения, тут были документы по вопросам: кочевого быта, семейного права, брачного права, всяких гражданских отношений, - все это было записано в канцеляриях башкирских [войск] и султанского управления Киргизскими степями... - все это погибло...» Такие факты имели место не только в Оренбурге, по и в Омске и других местах.
Поделился на этом же съезде горем с коллегами и В.С. Арсеньев, председатель Тульской архивной комиссии: «Нам всем известно, как важны для истории последних 50 лет дела по крестьянской реформе 1861 года. В одном из уездов Тульской губернии сконцентрированы были дела почти всех мировых посредников и волостных правлений; дела эти лежали в конюшне и, в конце концов, были уничтожены за невозможностью, будто бы, их разобрать, хотя ни одно из учёных обществ не было об этом запрошено». - Труды первого съезда представителей губернских учёных архивных комиссий и соответствующих им установлений 6-8 мая 1914 года. СПб, 1914. С. 39.
Писатель Николай Шебуев накануне крушения самодержавия, узнав о похищении из столичного архива бумаг Петра Первого, горько негодовал: «те исторические документы, из которых состоит наш архив, - величайшая драгоценность. Это народное достояние. Наше и детей наших... Это кристаллы истории. Это – самоцветные камни позабытых бытов». И признавался: «Трогательно волнует мое сердце даже самая потемнелость бумаги, даже самая закоптелость иконы, даже самая почернелость красок картин». Шебуев. Дневник. Петроградский листок. 11 января 1917 г. №10. С.2.
Много фактов «бесчестного» отношения к архивам и архивным материалам привел И. Л. Юдин в докладе «О преобразовании Туркестанского кружка любителей археологии в ученую архивную комиссию», сделанном им в том же 1917 году.
Зачитав выдержку из столичной газеты, гласившую, что в провинциальных архивах в чудовищных размерах происходит уничтожение старых дел, докладчик констатировал: «Не в лучшем положении находится архивное дело и в нашем Туркестанском крае».
Он напомнил о разборке дел Штаба войск в Ферганской области, накопившихся за 25 лет, когда второпях отобрали 105 пудов «ненужных архивных материалов» и продали торговцам на обертку. А вскоре «имеющие весьма важное значение документы» обнаруживались в лавчонках и на базарах.
Юдин отметил, что такой «способ освобождения» архивных помещений от накопившихся старых дел «издавна приобрел у нас право гражданства и этому порядку воспрепятствовать никто не может». В связи с «беспорядком в архивах и в целом в архивном деле и иными обстоятельствами (вроде пожаров, наводнений, сырости помещений и прочих), огромный ущерб был нанесен архивам многих учреждений; так, например, в числе других дел исчезли материалы Раимского (Аральского) укрепления - и среди них дело Т.Г. Шевченко, отданного в солдаты, дела Управления командующего Сырдарьинской линии, дела Аральской флотилии и др.». Цит. по статье В.Г. Иофе. Архивы в Туркестанском крае (вторая половина XIX - начало XX в.). «Отечественные архивы» № 6, 2009 г.
Или такой вот однажды встретился любопытный документ.
«Приказом г. Генерал-Губернатора Западной Сибири по Главному управлению 13 ноября за №80:
Объявляется искренняя признательность за труды по разборке архивных дел, подлежащих к уничтожению, членам учрежденной на сей предмет особой комиссии:
Председателю комиссии, члену совета главнаго управления Западной Сибири статскому советнику Пеллико.
Архивариусу главнаго управления, коллежскому ассесору Куртукову.
Бывшему помощнику столоначальника главнаго управления (ныне чиновнику особых поручений при военном губернаторе области сибирских киргизов), коллежскому секретарю Титову.
Помощнику столоначальника 3-го отделения, губернскому секретарю Петру Михайлову».
Томские губернские ведомости, 1864 год.
В 1890-1896 годах по приказу губернатора Т.А. Тобизена в Томске трудилась новая комиссия по разбору и уничтожению архивных дел, списавшая еще около 200 тысяч дел (из 320 тысяч имевшихся).
Впрочем, культурный вандализм - черта не одних только россиян. Роман Рэя Брэдбери «451° по Фаренгейту» считается классикой фантастики, но в его основе - реальная мировая история. Где только не жгли книги!
Александрийскую библиотеку, чудо света, спалили еще до нашей эры. К уничтожению ее рукописей причастны и Юлий Цезарь, и Аврелиан, и фанатики-христиане.
Спалили по приказу императора Цинь Ши Хуанди все книги и в древнем Китае.
Арабский завоеватель Кутайба ибн Муслим повелел сжечь дотла библиотеку в Бухаре.
Горели устроенные инквизицией костры из книг на площадях средневековых Рима и Парижа, жгли в Берлине штурмовики-нацисты пирамиды томов, сочиненных евреями и коммунистами...
Многие власть в мире имущие тоже норовили стереть компромат на свою персону из памяти людской. Например, автор биографии президента США Гувера, историк Джон Хамилл, озадаченно признал: «Пересмотрев многочисленные источники, мы убедились, что кто-то до нас прошелся по следам Гувера, изъял, скупил и другими способами уничтожил важные документы. Даже в публичной библиотеке Нью-Йорка книги и протоколы внезапно исчезли с полок и не были найдены даже после неоднократных и тщательных поисков со стороны администрации». Hami11 J. The Strange Career of Mr. Hoover under two Flags. New York, 1931, p. 1.
«Переделка прошлого нужна по двум причинам. Одна из них, второстепенная и, так сказать, профилактическая, заключается в следующем. Партиец, как и пролетарий, терпит нынешние условия отчасти потому, что ему не с чем сравнивать. Он должен быть отрезан от прошлого так же, как от зарубежных стран, ибо ему надо верить, что он живёт лучше предков и что уровень материальной обеспеченности неуклонно повышается.
Но несравненно более важная причина для исправления прошлого – в том, что надо охранять непогрешимость партии. Речи, статистика, всевозможные документы должны подгоняться под сегодняшний день для доказательства того, что предсказания партии всегда были верны. Мало того: нельзя признавать никаких перемен в доктрине и политической линии. Ибо изменить воззрения или хотя бы политику – это значит признаться в слабости». Джордж Оруэлл. «1984».
Не ведая прошлого, трудно двигаться в будущее. Без архива нет истории, без истории нет будущего.
По мнению граждан Литвы, советский период жизни госпожи Дали Грибаускайте - сплошной набор «черных дыр». Так, журналистка Рута Янутене при работе над книгой «Красная Даля» обнаружила, что из личного дела нынешнего президента Литвы изъяты страницы - с шестой по семнадцатую.
У исследователей ее биографии куча вопросов.
Как миссис президент смогла в 1990 году стать научным секретарём Вильнюсской школы КПСС, если она (по её словам) в 1989 году вышла из Компартии Литвы на платформе КПСС и вступила в независимую Компартию во главе с Альгирдасом Бразаускасом?
Где собственноручно заполненный бланк, в котором Даля Грибаускайте расписывалась в выходе из КПЛ на платформе КПСС и вступлении в независимую КПЛ?
В каком году Грибаускайте действительно вышла из КПСС?
Не произошло ли это после 13 января 1991 года? Ведь в таком случае, она, по литовским законам, подлежит люстрации и уголовному преследованию.
Не переживайте - в январе 2015 года президент Грибаускайте запретила доступ к собственным персональным данным, хранящимся в архивах республики...
Как желчно заметил Клиффорд Саймак: «Истории трудно доверять. Ее или плохо пишут, или недобросовестно переписывают, а то и перевирают или приукрашивают люди с богатым воображением. Правду так тяжело удержать, а мифы и выдумки так легко смешиваются с реальностью, что выглядят, в конце концов, куда более логичными, чем реальность».
Но состояние зарубежных библиотек и архивов пусть тревожит историков и архивистов Европы и США.
Нас же, как граждан и патриотов России, беспокоит сохранение связи времен в родном отечестве. Не случайно тысячи россиян ведут ныне поиски предков, ведь у большинства населения страны фамильная генеалогия обрывается - в лучшем случае - на именах прадедов.
Потому-то тратят люди весь отпуск, чтобы съездить в деревушку, где когда-то родился дед, обращаются за справками в архивы, листают приходские книги.
Увы, часто все это бесполезно…
Ведь какой из регионов Российской Республики ни возьми, - ситуации с партийными, государственными и военными архивами похожи, как близнецы, независимо от их географического расположения.
Впрочем, речь не только о России…
Вскоре после захвата власти в стране большевики ввели режим государственной тайны, не ведая, что будет через полгода.
В 1907 г. Ленин писал: «Нам надо позаботиться, - и кроме нас некому будет позаботиться, - о том, чтобы народ знал эти полные жизни, богатые содержанием и великие по своему значению и своим последствиям дни гораздо подробнее, детальнее и основательнее». Ленин В.И. Против бойкота. (Из заметок с.-д. публициста). - Ленин В.И. ПСС, т. 16, с.26.
Через 10 лет, с началом гражданской войны, большевикам стало не до архивов.
Да, конечно, 1 июня 1918 г. декретом Совета Народных Комиссаров РСФСР за подписью В.И. Ленина "О реорганизации и централизации архивного дела"декларировалось: "Все архивы правительственных учреждений ликвидируются как ведомственные учреждения, и хранящиеся в них дела и документы отныне образуют единый Государственный Архивный Фонд" (ЕГАФ).
Более того, в разгар войны вышел декрет Совнаркома РСФСР от 31 марта 1919 г. «О хранении и уничтожении архивных дел».
В развитие и дополнение декрета от 1 июня 1918 года о реорганизации архивного дела (Собр. Узак., 1918, N 40, ст. 514) Совет Народных Комиссаров постановляет:
1. Все оконченные дела советских учреждений, профессиональных и кооперативных организаций сохраняются при них не более пяти лет, причем ни один документ из дела не должен быть изъят.
2. По истечении установленного срока оконченные дела поступают в соответствующее архивное отделение в качестве исторического материала.
3. Из дел, подлежащих поступлению в архивное отделение, уничтожаются:
а) Не имеющие значения для изучения истории, дипломатических сношений, политической, общественной, экономической и вообще каждой жизни в разных ее проявлениях.
б) Вполне однородные по содержанию и форме, при чем одно такое дело или бумага должны быть сохранены.
4. При выделении дел к уничтожению из них должны быть изъяты для хранения все отдельные документы, требующие постоянного хранения, а также автографы, образцы печатей, гербовой бумаги, печатных бланков и пр.
5. Разбор архивных фондов, подлежащих сохранению, и выделение из них дел к уничтожению производятся Комиссиями, состоящими из лиц по назначению Главного Архивного Управления, и из председателя того учреждения, дела которого разбираются. В Петрограде и Москве председателем Комиссии является управляющий тем отделением Государственного Архивного Фонда, в которое должны поступать на хранение разбираемые дела, а на местах заведующий губернским или областным архивом.
6. Комиссия руководствуется в своей работе общей инструкцией для разборки дела и особыми, в случае надобности, указаниями Главного Управления Архивным Делом.
7. Постановление Комиссии с описями дел, намеченных к уничтожению, представляется на поверочную комиссию при Главном Управлении Архивным Делом, состоящую под председательством старшего инспектора, из руководителя одной из секций Единого Государственного Архивного Фонда, из одного управляющего отделением и из заведующего Научно-Статистическим Отделом.
8. Заключение Поверочной Комиссии представляется на утверждение Главного Управления Архивным Делом, а после утверждения приводится в исполнение, при чем фактическое выделение дел и документов к уничтожению производится при непременном присутствии председателя или одного из членов Разборочной Комиссии, который составляет акт исполнения и доносит о сем в Поверочную Комиссию. Дела и бумаги для уничтожения передаются в губернские или центральные управления бумажной промышленности Высшего Совета Народного Хозяйства, причем при самом уничтожении обязательно присутствие представителя Главного Управления Архивным Делом.
9. Описи уничтоженных дел и вся по этому поводу переписка составляют особое дело Архивного Отделения, подлежащее хранению при нем.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).
Управляющий делами В. Бонч-Бруевич.
Проект декрета, внесенный наркомом просвещения А.В. Луначарским, принят был Малым СНК 31 марта большинством голосов; против голосовал лишь представитель Наркомата юстиции, старый большевик князь П.А. Чегодаев. Поэтому 17 апреля проект декрета был внесен в СНК. На следующем заседании 22 апреля проект утвердили и Народному комиссариату юстиции было поручено подготовить декрет “о разумном использовании старых архивов для бумажной промышленности”.
Публ.: “Известия” №137, 26 июня; “Собрание Узаконений” №28, ст. 313.
Приводится по: Декреты Советской власти. Т.5. С.87-88.
Одновременно ввели "Положение о губернских архивных фондах", установившее порядок по сбору документов на местном уровне. Архивы создавались под крылом Наркомата просвещения. Советским органам предписывалось всячески способствовать их работе.
Однако в докладе на IX съезде РКП (б) вождь заявил: «Для истории Советской власти время еще не настало. Да и если бы настало, то мы… историками быть не собираемся, а интересует нас настоящее и будущее». Ленин В.И. Соч., 3-е изд., т. 30, с.415.
В декабре 1918 г. Академия наук умоляла Ленина отпустить из Петропавловской крепости знатока русских архивов, великого князя Николая Михайловича, «на протяжении многих лет бывшего председателем Императорского Исторического общества». В семье его, социалиста по убеждениям, звали «Николаем-Эгалитэ».
«Революции историки не нужны», - написал вождь на письме М. Горького в защиту ученого с мировым именем. 29 января 1919 г. Николая Михайловича казнили вместе с тремя другими Романовыми.
Любимым словцом Ленина в те дни было: «Архисекретно».
Видный латышский большевик и философ Дзенис Освальд (с 1935 г. президент Украинской ассоциации институтов марксизма-ленинизма) в воспоминаниях, впервые изданных в 1929 г., писал:
«В истории освободительной борьбы трудящихся Латвии одно из выдающихся мест занимают дни восстания пролетариата Риги в январе 1919 года. Моей задачей не является анализ тех социально-экономических условий, в которых началась и развивалась борьба пролетариата Латвии против немецких оккупантов и национальной буржуазии в конце 1918 и в начале 1919 года.
Задача моя проще: попытаться восстановить в памяти сам ход борьбы, несколько систематизируя его. И все же эта задача трудна.
Документального материала об этом периоде чрезвычайно мало, архива - никакого. Даже комплекты газет того времени - необычайная редкость, причем и они не в состоянии дать мало-мальски удовлетворительного материала, ибо в то время у нас не было прессы, которая могла бы свободно освещать ход борьбы. У самих участников борьбы тогда не было времени писать заметки или дневники, - нужно было бороться ежедневно, ежечасно.
Следует сказать, что весь материал, который сохранился о рижском восстании 3 января, нужно искать разве только в памяти живых участников этой борьбы. Но каждый ушедший год сокращает их число, стирает в памяти отдельные моменты этой борьбы. К сожалению, до настоящего времени мы мало сделали для того, чтобы осветить в литературе этот один из наиболее ярких моментов борьбы пролетариата Латвии. И все же это нужно сделать. Если уже теперь, по прошествии 10 лет, вспоминая рижское восстание 3 января, трудно восстановить в памяти подробности стремительного хода борьбы, потом, когда пройдет еще время, это будет значительно труднее». Дзенис О. (Рукитис). 3 января 1919 года. - В сб. За Советскую Латвию. Воспоминания борцов (1918-1919 гг.). Рига, 1960, с.109-110.
В июле 1918 г. при подавлении мятежа эсеров сильно пострадал Ярославль: многие архивы и библиотеки погибли в пожарах, возникших при обстреле города тяжелыми снарядами защитников новой власти. Погибли свыше 3500 книг, журналов и документальных дел Ярославской казенной палаты. Выгорело здание Демидовского лицея с его богатейшим архивом и библиотекой.
Сгорела и тюрьма, где хранились вывезенные из Петрограда в 1917 г. документы Морского ведомства. К счастью, не были отправлены в Ярославль 12 ящиков карт «древнего архива».
А что сгорело? Размеры бедствия, нанесенного истории русского флота, были ужасающие. Несколько цитат из отчета о результатах пожара:
«1) по Главному морскому штабу - дела за 1913, 1914 и 1915 гг.;
2) по Главному морскому хозяйственному управлению дела за 1913, 1914 и 1915 гг., собрания узаконений и разное канцелярское имущество;
3) по Главному гидрографическому управлению - весьма ценные старинные карты (уники) и медные доски для печатания гидрографических карт;
4) по кораблестроительному отделу - чертежи судов парусного флота».
Погибли дела Главного судного управления и многих других учреждений, чертежи сотен военных паровых кораблей… Нет больше уникальной коллекции Петроградского Артиллерийского исторического музея, почти полностью сгинули в Ярославле ценнейшие материалы экспедиции Вилькицкого и многое-многое другое. Огонь уничтожил все старинные карты из собрания Главного гидрографического управления. Среди пропавшего исторического наследия:
- Карта части реки Иртыша с реками большой и малой Обью и Обской губою, 1734 г. (№ по каталогу 1397).
- Меркаторская карта Ледовитого моря от реки Печеры до Обской губы, сделанная с описей лейтенантов Малыгина и Скуратова 1737 г. (№ по каталогу 1391).
- Карты плавания лейт. Вакселя от Петропавловской гавани до Америки в 1741 и 1742 гг. (№ по каталогу 3011, 3012; копия 1744 г., № по каталогу 1939); плавания бота «Св. Павел» под командой капитана Чирикова в 1741 г., сочинена штурманом Елагиным (№ по каталогу 3009), капитана Левашова в 1767 г. от Камчатки до м. Алякса за подписанием лейтенанта Левашова (№ 1941, 1942), карты плаваний Биллингса разных лет, черноморские карты 1770-х – 1780-х гг., карты работ Колымской экспедиции 1821–1822 гг. с подписью лейтенанта Врангеля (№ по каталогу 1370), карты работ Литке и т.д.
- Меркаторская карта части Восточного океана с морями Охотским, Камчатским и Алеутскими островами до Американского берега от широты северной 50 до 68 град.,
с приложением плавания капитанов Беринга и Чирикова 1741 г. за подписанием вице-адмирала Нагаева, на 3 листах (№ по каталогу депо карт - 1935).
- Меркаторская карта Восточного океана от широты северной 40 до 62 град.; на разность долготы 123 град. с положением плавания капитана Чирикова от Петропавловской гавани до Американского берега, копированная 1741 г., на 6 листах, в двух экземплярах (по каталогу № 1937, 1938).
- карты морской съёмки побережья Японского моря, выполненной в 1895 г. офицерами эскадренного броненосца «Император Николай I» и крейсера «Адмирал Корнилов» под руководством контр-адмирала С.О. Макарова (№ по каталогу депо 17182 и 17183)...
К сожалению, потери, понесённые в Ярославле, были не единственными.
Уже 29 октября 1918 г. запылали помещения Морской строительной части в Главном Адмиралтействе. От огня и воды погиб новый массив кораблестроительных чертежей эпохи парового и броненосного судостроения, хранившихся в смежном помещении, принадлежавшем Главному управлению кораблестроения… Поэтому сегодня столько белых пятен в истории Русского военного флота.
В те же ррреволюционные годы сгинули архивы канцелярии губернатора, губернского правления и других учреждений в Рязани. «Архив жандармского управления (Рязанской губернии. – С.Ш.) еще в первые дни революции подвергся «разбору», делались из него «выемки», которые возобновлялись неоднократно... Полицейский архив носит следы поджога, а затем продан был в лавку, откуда ученая архивная комиссия его вывезла». ГАРО, ф. Р—3221, св. 1, д. 16.
Свидетель тех событий, первый заведующий архивом Рязанской губернской ученой комиссии И.И. Проходцов писал: «…солдаты книгами и рукописями топили печи, а в картины учились стрелять в цель… Фундаментальную библиотеку семинарии в 17 тыс. томов выбросили на улицу. Помещение потребовалось для комфорта курсантам». Страницы былого. Сборник документов. Рязань, 1998. С. 112.
В июле 1919 г. в Брянске побывал инспектор Главного Управления архивным делом при Наркомпросе М.С. Вишневский. Обследовав 34 существовавших архива, инспектор отметил их катастрофическое состояние: за сохранностью документов никто не наблюдал, они располагались в сараях и на чердаках.
Авторы издания, выпущенного к 10-летию революции 1917 года в Брянской губернии местными Бюро Истпарта ВКП (б) и Октябрьской комиссией, в предисловии жалуются на трудности, которые пришлось преодолеть им при подготовке брошюры.
«Во-первых, мы очень мало имели в своем распоряжении наиболее ценных для истории материалов, как-то: протоколов заседаний, собраний, конференций и съездов, а также воззваний, газет и других документов подобного рода. Все они за немногими исключениями, не сохранилось. Мы вынуждены были использовать, в качестве материала, главным образом, воспоминания отдельных товарищей, участников революционных событий. Понятно, что этим товарищам трудно было, по истечении десятилетия, сохранить в памяти подробности борьбы, восстановить даты и, поэтому, в таких воспоминаниях мы больше всего наталкивались на общие места и очень мало находили - конкретного материала. Но даже и таких материалов, по ряду очень важных районов Брянской губернии, к моменту составления настоящего очерка, мы не имели. «Борьба за Октябрь в Брянской губернии». - Брянск , 1927, с.3.
Сокрушаются и молдавские историки: «В работе по подготовке сборника составители встретились с большими трудностями, связанными главным образом с очень плохим состоянием документальной базы. Оригинальные документы о деятельности большевиков Молдавии и Румынского фронта и их местных организаций в партийном архиве Института истории партии при ЦК КП Молдавии не сохранились. Мало таких документов сохранилось и в других архивах. Основная часть документальных источников по теме данного сборника отложилась в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС и Центральном государственном военно-историческом архиве. В них содержатся письма, заявления, информации, отчеты, доклады, донесения, жалобы. Что же касается таких документов, как протоколы заседаний партийных бюро и комитетов, партийных собраний и конференций и других, более широко отражающих многогранную деятельность большевиков и их организаций, то они представлены значительно слабее. Отсутствие многих архивных документов частично восполняется материалами из газет того времени. В них опубликованы многочисленные корреспонденции, протоколы, резолюции, наказы, отчеты, освещающие многогранную деятельность большевиков». Большевики Молдавии и Румынского фронта в борьбе за власть Советов (март 1917 г. - январь 1918 г.). Документы и материалы. Кишинев, 1967, с.8.
«Украина, десять раз переходившая из рук в руки, - констатировал командарм И.Э. Якир, - не сохранила абсолютно никаких сколько-нибудь систематизированных материалов - документов о первом, начальном периоде организации ее вооруженных сил... Имеющиеся материалы - только в памяти участников гражданской войны. Многие уносили их с собой в раннюю могилу, погибая в борьбе с врагами революции». Якир И. Э. Воспоминания о гражданской войне, М., 1957, с.34.
Спустя 30 лет генерал-лейтенант И. Прочко в обзоре книг о гражданской войне в «Военно-историческом журнале», объяснял мотивы личного интереса к воспоминаниям: «В наших архивах хранятся богатейшие материалы о строительстве Вооруженных Сил Советского государства и о гражданской войне.
Однако не по каждому вопросу, интересующему исследователя, можно найти архивные материалы. Наиболее слабо представлены документы о зарождении Красной Армии и Военно-Морского Флота в начальном периоде гражданской войны, о событиях, происходивших на окраинах Советской республики. Это можно сказать о Закавказье, Средней Азии и Дальнем Востоке.
Вот почему каждая книга воспоминаний о гражданской войне, каждый новый факт, включенный в нее, поможет исследователям более глубоко разобраться в вопросах вооруженной борьбы первого в мире социалистического государства...
Начало исторического пути Красной Армии связано с боями под Псковом и Нарвой в феврале 1918 года. Но в архивах нет документов, которые позволили бы осветить февральские события 1918 года». Военно-исторический журнал, 1959, №4, с.97.
Почему же?
Обратимся к мемуарам А.И. Черепанова, участника обороны от германских войск в начале 1918 г.: «В Пскове было тревожно. В районе вокзала горели склады. Во дворе реального училища пылали костры: жгли какие-то документы. Февральский ветер подхватывал обрывки бумаги, кружил их в воздухе...». Черепанов А. Под Псковом и Нарвой. - М., 1957, с.122.
Гражданская война шла с переменным успехом.
Сперва наступали белые.
Большевики, покидая губернские и уездные центры, жгли списки партийцев, дела ЧК и ревкомов. Угроза скорых расправ над красногвардейцами и деятелями Советской власти требовала избавляться от документальных «улик».
Например, в начале июня 1918 года Самару захватили белочехи, и, как вспоминала большевичка М.С. Бешенковская, участница тех событий 8 июня 1918 г., "когда стало выясняться, что клуб коммунистов осажден почти со всех сторон, В.В. Куйбышев предложил уничтожить все штабные документы. Их было много, и сожжение заняло немало времени". Боевое прошлое. - Куйбышев, 1958.
Посему документов о деятельности Самарского губкома с 1917 по июль 1918 гг. не существует.
"В июне 1918 года мы оказались вынуждены Уфу сдать. Готовясь оставить город, мы вывезли на пароходе «Норд» из уфимского отделения госбанка золото и драгоценности. В спешке сожгли архив жандармского управления – я своими руками бросил в огонь свои сделанные жандармами фотокарточки". - Большевик, подпольщик, боевик. Воспоминания И.П. Павлова. М.-СПб, Институт российской истории РАН, 2015.
А когда в села и города, оставленные красными, входил враг, начинались кровавые расправы, опять вспыхивали костры.
«Серьезный ущерб городскому архиву причинил временный захват Оренбурга войсками полковника А.И. Дутова, атамана Оренбургского казачьего войска. Во время властвования дутовцев архивные материалы несколько раз перемещались и в результате оказались совершенно разрозненными, инвентарные описи на них утрачены. Часть архивных документов за 1913-1917 гг., дутовцы увезли с собой, часть погибла во время пожара». Сухачева Ю.В., Горбунова А.В. Государственный архив Оренбургской области. - Вестник архивиста, 2008, №3, 198-199.
В самом Оренбурге из 20 военных архивов уцелели лишь жалкие остатки документов нескольких учреждений. Уничтожали их и белогвардейцы и красноармейцы, так как солдат ставили на постой в брошенные учреждения, они и громили архивы, пуская их на письма, оберточные материалы, топливо. "Добивали" архивы местные жители, когда таскали ворохи бумаги для топки печей.
Члены комиссии по восстановлению архивов бывших военных учреждений Л. Курашкевич и С. Петров в докладной записке о проверке здания бывшего военного архива писали: "...Начиная от порога архива, вплоть до последнего закоулка весь пол покрыт массой хранившихся архивных дел в самом истерзанном виде, большею частью отдельных подорванных листов, измятых и грязных. Большая часть полок отсутствует...".
Архивные фонды часто расхищались (в том числе для самокруток), бумага продавалась на аукционах, часть архивов оказались бесхозными, их потом находили на чердаках и в подвалах разных зданий.
Многие архивы военных гражданских и учебных заведений г. Оренбурга были взяты в период эвакуации в Сибирь, часть документов была потеряна в пути по мере поспешности отступления, часть архивов была разорена, - сообщалось в докладе Центрального краевого архива. – «Так было с архивами казачьих войск, Женского института, Кадетского корпуса, Ташкентской железной дороги, архивами военных частей и многими другими. Архивы учреждений, которые были оставлены на месте, за это время подверглись не меньшему опустошению, будучи частью выброшены из занимаемых помещений, а частью оказались расхищенными на месте, из-за укоренившегося и господствующего взгляда, что дела архивов дореволюционных учреждений не имеют никакого значения. Многие из них были сожжены, использованы для отопления, частью разобраны на «цыгарки»; и почти все дела, благодаря общему недостатку писчей бумаги, подверглись безжалостному и самому примитивному способу выдирания чистых листов бумаги для канцелярий новых учреждений. Все это, вместе взятое, привело их в хаотическое беспорядочное состояние, смешало не только хронологический порядок дел, но и разбило каждое из них на части, смешав дела разных учреждений в беспорядочную кипу; в большинстве случаев исчезли и описи архивных дел». Такое положение с архивами наблюдалось повсеместно: архивы, эвакуированные при Колчаке из Омска, частично нашли на разных станциях Сибирской железной дороги; «в 1918 г. из фондов Семиреченского областного правления было продано с аукциона 114011 дел и 726 книг». Введенский А.Архивное строительство в Казахстане. Архивное дело. ГАУ НКВД, 1938, №4, с.84-84.
«В исключительно тяжелых условиях становилось на ноги архивное дело Казахстана, - сетует ученый из Павлодара. - В годы гражданской войны погибла масса ценнейших документов; сохранившиеся фонды оказались распыленными и в хаотическом состоянии». Мендешева З. Становление Главархива Казахской СССР. - Ученые записки Павлодарского пединститута, 1987, вып.7, с.62.
«Прежде всего, следует отметить, что архивы закаспийских парторганизаций 1917-1918 г. не сохранились», - во введении к монографии о революционном Туркестане замечал историк А. Росляков. - «Часть их была уничтожена самими партийными работниками во время контрреволюционного мятежа в июле 1918 г. и позже, во время господства контрреволюции и английской интервенции в Закаспии. Так обстояло дело с документами Казанджикской и Красноводской организаций.
Неизвестна судьба документов большевистских Кизыл-Арватской, Ашхабадской и Мервской организаций, но в советских архивах они не разысканы.
Неизвестно и местонахождение архива Чарджуйской парторганизации за 1917-1918 гг., хотя Чарджуй не был захвачен белогвардейцами. Все это крайне затрудняет и осложняет работу исследователя», - огорчен ученый.
«В частности, мы почти лишены данных о численном составе партийных организаций Закаспия, не имеем точных дат организационного оформления многих из них, не имеем списков членов организаций, не говоря о таком важнейшем историческом источнике, как партийные решения». Росляков А. Большевики Туркменистана в борьбе за власть Советов (1917-1918 гг.), Ашхабад, 1961, с.33-34.
В Горской АССР на основе декретов 1918-1919 гг. о реорганизации и централизации архивного дела в РСФСР с целью спасения архивов от гибели и расхищения во Владикавказе было создано Терское областное архивное управление, в 1921 г. реорганизованное в Главное архивное управление при Наркомпросе Горской республики. Вскоре выяснилось, что большая часть документов дореволюционного времени исчезла в годы гражданской войны. Много документов погибло и в 1920-е гг. Так, архив наместника на Кавказе хранился в сарае оружейного склада. Позже оказалось, что «часть дел перерыта до неузнаваемости, а чистая бумага извлечена из них в большом количестве помощником артиллерийского склада».
Процесс создания Государственного архивного фонда на Урале тоже шел в сложных условиях, вызванных последствиями гражданской войны. До октября 1917 года часть документов, связанная с историей региона, откладывалась и сохранялась в разных ведомственных архивах Москвы, Оренбурга, Верного (Алма-аты), Астрахани, Петербурга и других городов РФ. Значительное количество документов было утеряно, сгорело или разворовано.
Вот почему в разгар войны большевики заговорили о необходимости сохранения хотя бы их, большевиков, истории. Уже в сентябре 1920 г., выступая на IX Всероссийской партконференции РКП (б), М.С. Ольминский сетовал: «Что касается источников для изучения истории партии, то они в высшей степени в плачевном состоянии».
А М.Н. Покровский напомнил ее делегатам: «Во многих местностях, прежде занятых белыми, может и не быть наших документов. Во время нелегального существования нашей партии было нелепо создавать там архивы. Они носились в карманах секретарей и десятки раз уничтожались. В таком же положении находились товарищи во всей зафронтовой полосе, то есть почти в половине России, пока шла междоусобная война... Так что собирайте всякие материалы, чтобы комиссия, которая создана, имела возможность на что опираться в своей борьбе с буржуазной клеветой. Имейте в виду, что эту борьбу нам надо выдержать, и если мы дадим возможность этим документам пропасть, не организуя этого дела, то нашим детям придется учиться истории революции по белогвардейским книжкам».
Именно по этим мотивам и учредили Истпарт (Комиссию для собирания и изучения материалов по истории Октябрьской революции и истории Российской Коммунистической партии).
Первоначально Истпарт был создан в августе 1920 г. при Государственном издательстве.
Но 25 сентября 1920 г. Совнарком издал за подписью В.И. Ленина постановление о создании Комиссии по истории Коммунистической партии и Октябрьской революции - Истпарта при Наркомпросе. Этим актом подчеркивалось особое, по сравнению с другими материалами, положение документов по истории партии и связанных с ними документов по истории Октябрьской революции. «Все советские и общественные учреждения, а также частные лица, располагающие такими материалами, обязуются доставить их в распоряжение названной комиссии, которая в случае надобности может требовать таковые от учреждений и частных лиц, обращаясь к содействию соответственных властей».
Создавалось учреждение для организации и координации работ по изучению важнейших исторических тем, сбора, обработки, издания историко-партийных материалов с самыми широкими полномочиями, имеющее право для выполнения своих задач пользоваться «содействием партийных комитетов». Председателем Истпарта был назначен М.С. Ольминский (Александров), старый большевик, партийный публицист и историк.
А 1 декабря 1921 г. Истпарт перешёл в ЦК РКП (б) на правах отдела.
Вскоре вышло специальное постановление ЦК РКП (б):
«а) Поручить Секретариату ЦК озаботиться изъятием всех материалов, имеющих какое-либо отношение к архиву ЦК и к истории РКП и находящихся у разных лиц и учреждений.
б) Обязать всех членов партии и руководителей учреждений, у которых находятся те или иные документы, имеющие отношение к архиву ЦК и к истории партии, сдать их в архив ЦК, в оригиналах или копиях, - по соглашению с Секретариатом ЦК».
Это было первое постановление, оперирующее понятием «все материалы, имеющие какое-либо отношение к истории партии», и отвергающее право любых лиц и учреждений, кроме архива ЦК РКП (б), постоянно хранить такие материалы.
Таким образом, создание архивных спецхранов шло путем создания в партийных (а затем и государственных) архивах особых фондов, закрытых для использования учеными, и сосредоточения "секретных материалов" разных ведомств в одном месте.
8 сентября 1919 г. на заседании Полибюро Сталин заявил, что «некоторые сведения о заседаниях ЦК, хотя и в очень извращенном виде, доходят каким-то путем до наших врагов». Поэтому было решено сократить доступ сотрудников ЦК к «конспиративным» документам. В принятом по докладу Сталина постановлении предписывалось: «решения по наиболее серьезным вопросам не вносить в официальный протокол, а товарищу Крестинскому отмечать их себе для памяти и личного исполнения». Так родилась «Особая папка».
Была введена краткая форма протоколирования заседаний Политбюро. В протокол вписывался только пункт протокола, рассматривавшийся вопрос и решение. В 1921 г. постановили, чтобы в документах Президиума ВЦИК, СТО, СНК, всех наркоматов «не делались ссылки на решения ЦК». Известно и постановление Политбюро от 8 декабря 1923 г., подтверждающее «прежнее решение Политбюро, гласящее, что в протоколы Политбюро ничего, кроме решений Политбюро, записываться не должно».
Таким образом, утвердилась система протоколов, в которых фиксировались решения, принятые Политбюро. В начале 1920-х гг. протоколы заседаний Политбюро, по-видимому, по тем же соображениям, записывались от руки и лишь позднее, в 1926 г. были перепечатаны на машинке. По терминологии аппарата ЦК, существовали «подлинные», «подписные», «особые», «рассылочные», «архивные», «хранилищные», «справочные» и т. п. экземпляры протоколов.
Если подытожить, то вся эта пестрота экземпляров протоколов сводится к нескольким: «подписной» протокол с грифом «совершенно секретно», он же беловой подлинник, «особый» протокол, - решений с грифом «особая папка», «рассылочный» протокол, т. е. протокол неполного состава, предназначенный для информирования членов ЦК и ряда лиц, и подлинные материалы к протоколам.
Все остальные протоколы были копийными.
«...Вот несколько выдержек из секретных протоколов заседаний Политбюро:
1920 год: "Решения Политбюро по наиболее серьезным вопросам не заносить в официальный протокол".
1923 год: "Подтвердить прежнее решение Политбюро: в протоколы Политбюро ничего, кроме решений, записываться не должно".
1924 год: "Работу сотрудников секретариата ЦК партии считать конспиративной партийной работой".
1927 год: "Принять меры по обеспечению максимальной конспиративности"».
Радзинский Э. Сталин.
С 1921 г. началась передача важнейших дел из Сенатского и других архивов в архив Истпарта РКП (б). Тогда же ему был передан весь архив ЦК за 1917–1919 гг.
Доступ к нему был крайне ограничен, а сам он стал огромным спецхраном.
Сбору и отправке в центр подлежали бумаги, содержащие данные о деятелях партии, как всесоюзного ранга, так и местных. В Ленинских сборниках печатались имена сотен людей, сдавших документы и вещи, связанные с жизнью вождя. Пересветов В.А. Деятельность Истпарта по собиранию воспоминаний об Октябрьской революции и гражданской войне. - Вопросы истории, 1981, №5.
Повсюду в стране появились отделения Истпарта, искавшие документы по истории революции и гражданской войны. Уже к апрелю 1922 г. насчитывалось 72 бюро Истпартов, в том числе 14 областных и 58 губернских. Пролетарская революция, 1922, №8, с.231.
Но повсеместно перед Истпартами встала одна и та же проблема: изучать им практически нечего.
«Предлагаемый вниманию читателей сборник статей, воспоминаний и материалов, посвященных революции 1905 года в Вятской губернии, никоим образом нельзя считать изданием, отразившим все явления и факты рабочего и крестьянского движения в Вятской губернии. В части статей этот сборник составлен исключительно по архивным документам, которые удалось извлечь из вятских архивов. За время революции и гражданской войны мы не имели возможности уделять внимание постановке архивного дела. С давних пор вятские архивы находятся в плохом состоянии. Разыскивать материал при таких условиях чрезвычайно затруднительно… Пока же мы использовали все, что имели в своем распоряжении», - объясняли составители этого сборника, изданного Вятским Истпартом.
25 января 1922 г. член бюро Валдайского уездкома РКП(б) и заведующий Валдайским уездным отделом народного образования (УОНО) Михаил Аверин извещал Музей революции, что им был обнаружен важный документ - отношение Новгородского губернского жандармского управления Валдайскому уездному исправнику о розыске бежавшего из ссылки Л.Д. Бронштейна (Яновского-Троцкого) от 25 апреля 1907 года. Документ этот был найден «весной 1921 г. в г. Бологое в столовой обществ[енного] питания, где он был использован служащими для записи продуктов…» (ГАНИНО, Ф. 3. Оп. 1. Д. 57. Л. 2).
Редакция журнала «Пролетарская революция» (в примечаниях к статье Г. Шпилева) поясняла, что «архивные документы, преимущественно относящиеся к подпольному периоду работы коммунистов, почти совершенно отсутствуют. Этим в значительной мере объясняется, что ряд вопросов, затронутых в статье, представляющих интерес, не получили исчерпывающего изложения». Шпилев Г. Из истории партийной работы в Сибири при Колчаке. «Пролетарская революция», 1928, № 1 (72), с.67.
В заметке, помещенной в марте 1925 г. в «Правде» и озаглавленной «Нужно создать архив партии», историк В.В. Максаков подчеркивал: «Для всестороннего внимательного исследования истории борьбы и советского строительства, прежде всего, нужны документы. Нужны архивные материалы учреждений и организаций, возникавших в период революции. Без документов восстановить картину недавнего прошлого, установить отдельные факты, события будет подчас невозможно. Память человеческая – малонадежный источник исторического исследования. Это мы можем видеть по мемуарной литературе последних лет».
Один за другим авторы дают объяснения тому факту, что архивы пусты.
«Работая в 1917-19 г. г. в необычайно тяжелых условиях, наши парторганизации меньше всего заботились о своих архивах, следуя тому принципу, что историю лучше делать, чем ее писать. У Вологодского губкома нашей партии не сохранилось, например, никаких архивных материалов за 1917-1918 г. г., за исключением того, что было напечатано в газетах». Ветошкин М.К. Революция и гражданская война на Севере. Вологда, Издание Архангельского Истпарта, 1927.
Лидер курских большевиков товарищ Андрей ситуацию описал так: «Писать историю курской организации - дело довольно трудное. Насколько мне известно, никаких архивов курской организации не сохранилось. В ту пору, когда она возникла и развилась, в эпоху подполья, мы, активные курские работники, вообще меньше всего думали об истории.
Революционные задачи сегодняшнего дня постоянно требовали для своего разрешения, крайнего напряжения и использования без остатка всех наших сил, времени и материальных ресурсов организации и на долю истории почти ничего не доставалось.
В том же направлении действовали требования конспирации, заставлявшие нас беспощадно уничтожать все, что могло при обысках повести к массовому провалу, что могло помочь жандармам осветить состояние организации или скомпрометировать отдельных работников. Тот небольшой материал, который сохранялся лично у меня, погиб во время занятия Курска Деникиным в 1919 году, когда оставленная мною там при отъезде в Москву, в июле 19 г., библиотека была сожжена».
А.А. Аристархов. Летопись революционной борьбы в Курской губернии. Курск. 1923.
Спустя 10 лет историк Иван Кизрин добавит: «К сожалению, огромное количество чрезвычайно важного материала (большое количество протоколов губпартконференций), по-видимому, уже погибло для историографии, или, в лучшем случае, находится там, откуда не скоро попадет в распоряжение заинтересованного исследователя. Много документального материала погибло в бесчисленных эвакуациях и реэвакуациях губернских и уездных партийных и советских организаций в период гражданской воины. Естественно, что пробелы архивного первоисточника в полной мере не могли быть восполнены уже имеющимися печатными материалами (сборники документов, статей, воспоминаний)»… Кизрин И.Г. Очерки по истории организации ВКП(б) ЦЧО. Т. 1. Курская парторганизация в эпоху Октября и гражданской войны. Воронеж: Книгоиздательство «Коммуна», 1933.
А вскоре и вспоминать-то окажется некому. Это о нем, сподвижнике Аристархова : «Хорошо помню интеллигентнейшего, обаятельнейшего человека и старого коммуниста, доктора исторических наук Ивана Глебовича Кизрина. Темой его докторской диссертации, не без помощи которой он после ученой степени получил свои двадцать лет, было «Движение Махно на Украйне». Кизрин был блестяще эрудированным ученым и увлекательнейшим рассказчиком. Собравшись в кружок около него, мы, молодежь, забывали голод и холод, непосильный труд, слушая его рассказы о боевых днях Гражданской войны. Историю Махно он знал досконально. Умер Иван Глебович Кизрин одним из первых, тихо и незаметно». Хургес Лев. Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка.
Об абсолютном отсутствии архивов пишет в предисловии к собственным воспоминаниям и старый уральский подпольщик: «Исторических работ, освещающих путь, пройденный первичными коммунистическими организациями в условиях царского режима, выпущено мало. Объясняется это в первую очередь тем, что документы, составленные самими организациями, во время повальных обысков, уничтожались. Товарищи, хранившие документы, заботились больше всего о жизни организации и сохранении людей, чем о том, что все это понадобится для истории». Коковихин М.Н. Миньярское подполье, 1957.
Оказывается, пропала почти вся дореволюционная история партии большевиков.
«В архивах ЦК уцелело всего 1949 документов за 1898-1917 годы». Российский центр хранения и изучения документов новейшей истории. Фонды и коллекции Центрального архива КПСС. Краткий путеводитель. М., 1993, с.8.
Исчезли все партийные документы периода 1904-1907 гг. о деятельности РСДРП в Баку - как большевиков, так и меньшевиков. Раевский А. Большевизм и меньшевизм в Баку в 1904-1905 г.г. Институт истории партии им. С. Шаумяна при ЦК АКП (б). - Баку: Изд-во АзГНИИ, 1930 (предисловие).
Заведующий Истпартом ЦК ВКП (б) С. Канатчиков настойчиво напоминал активистам на местах: «Боевая задача партии состоит в том, чтобы дать в центре и на местах историю доподлинного, нефальсифицированного ленинизма. Иными словами, дать действительно научную и фактически верную историю нашей партии и Октябрьской революции».
Но почти в каждой губернской парторганизации приходилось взывать к массам:
«Перед Истпартом стоит задача осветить все эпизоды революционной борьбы в нашей губернии. Истпарт может справиться с этой задачей только тогда, когда в сборе материалов примет живейшее участие вся Брянская организация РКП и, в частности, каждый член партии, в особенности старейший партиец.
Для облегчения составления воспоминаний Истпарт рекомендует придерживаться „конспекта-минимума для воспоминаний", составленного тов. Батуриным:
1. В каких партийных организациях и когда (возможно точнее) Вы участвовали, или с какими организациями и когда находились в тесной и регулярной связи (например, сидя в тюрьме, будучи в ссылке и проч.).
2. Ваша работа в этих организациях.
3. Кто из партийных работников участвовал вместе с Вами и какую работу вел. Были ли профессиональные революционеры, их работа и характеристика .
4. Размеры и строение организации. Велась ли работа среди крестьян, солдат, женщин, учащихся.
5. Издавались ли листки и пр. нелегальная литература. На какие темы, кто был автором. Насколько часто и полно получалась заграничная литература. Что именно.
6. Как велась пропаганда. (Были ли кружки, их число, кто их вел, программа занятий). Какими легальными и нелегальными книгами пользовались, и какие из них были больше в ходу. Как велась агитация. (Устраивались ли массовки, митинги, демонстрации; темы, лозунги; кто выступал).
8. Финансы организации.
9. Какая была „техника" и насколько успешно она работала.
10. Какие вопросы (организационные, технические программные, философские) были наиболее злободневными. Была ли фракционная борьба и как она велась (в особенности после съездов и конференций).
11. Ваши наблюдения и замечания в жизни организации, не входящие в предыдущие пункты. Примечание. Если сведения об организации, хотя бы самые точные, получены вами не во время вашего личного участия в ней, то оговорите и укажите источник.
12. Как поддерживалась, насколько часто и в чем выражалась связь организации с Ц. К., с заграничными центрами, с соседними городами и областями. Были ли областные конференции. Как восстанавливались связи после провалов.
13. Если Вы были участником партийного съезда (какого), то какие воспоминания у вас остались. Ваши разговоры и впечатления при свидании с виднейшими партийными работниками.
14. Ваша партийная работа в легальных организациях (в литературе, профессиональных союзах, культурно-просветительных о-вах, больничных кассах, Государственной Думе, на легальных съездах и проч.) до 1917 года и после Февральской Революции 1917 года; во время и после Октябрьского переворота.
Такой конспект облегчит составление воспоминаний, он будет служить как бы руководящей директивой и даст возможность вспомнить каждому то, что он пережил в борьбе с царизмом и капитализмом в на губернии.
Наряду с составлением и присылкой письменных материалов (воспоминаний) Истпарт просит присылать: прокламации, листовки, брошюры (издававшиеся в подполье), знамена, газеты, литературу подпольную, гектографы, «технику» или ее части и т. д. (если у кого они сохранились). Все это нужно сохранить, все по присылке в Истпарт будет помещаться в музее Революции, который сорганизован Истпартом при клубе имени Карла Маркса.
Бюро Истпарта надеется, что его призыв найдет широкий отклик, как в рядах нашей губернской организации РКП, так и среди широких беспартийных масс рабочих и крестьян-участников революционного движения. Материалы пересылать по адресу: Брянск, ул. III Интернационала, Губком-Бюро Истпарта. Зав. Истпартом Храмченко».
Из прошлого. Революционная работа брянских рабочих 1868-1917 гг. Брянск, 1924, С.110-111.
О том же печется и бюро Рязанского Истпарта: «…у нас почти не сохранилось исторических документов, относящихся к 1917 и началу 18 года, следовательно, не зафиксированы ценнейшие страницы истории революционной борьбы в Рязанской губернии. Надо пополнить имеющийся пробел. И к этому необходимому коллективному труду мы и призываем всех участников революционной борьбы и революционного строительства Рязанской губернии». Красная быль. Вып. 1. Рязань. 1923.
Работа Витебского бюро Истпарта, начатая с мая 1922 г., протекала «в крайне трудных условиях, ибо в архивах материалы либо совершенно отсутствовали или находились в беспорядочном состоянии. Например, архив Губкома за 1917 и 1918 г. г., за исключением отдельных документов, бывших на руках у некоторых товарищей, был сожжен прежним завхозом, очевидно, как «ненужный балласт». Много материалов было уничтожено в момент немецкого наступления на Витебск. Архив Губчска за 1918 г. и 1919 г. оказался отосланным в ГПУ в Москву». Пролетарская революция, 1923, №1, с.388.
В январе 1922 г. председатель губернского Новгородского Истпарта А.П. Иванов осмотрел архив Боровичского уездного комитета РКП(б) и живописал увиденное: «Часть архива оказалась на чердаке сваленной в общую кучу, смятые, облитые, изорванные документы представляли ужасное положение в высшей степени гибельное. Документы расшитые, нескрепленные находясь в беспорядочном состоянии указывают на самую небрежную сохранность и без сомнения их много погибло от разных случайностей…» (Государственный архив новейшей истории Новгородской области Ф.3. Оп.1. Д.57. Л.8).
А 10 июля 1924 г. бюро Новгородского истпарта сообщало в Москву: «архивов за 1917 и 1918 гг. вовсе не имеется, а принят архив губкома РКП(б) с 1919 г. По имеющимся у нас сведениям, архивы до 1919 г. частью сгорели, а частью были расхищены в старом помещении губкома на Буяновской улице, и в настоящее время бюро истпарта частями собирает отдельные документы архивов 1917 и 1918 гг., попадающиеся в разных местах города и вне его». Миронова Е.С. О деятельности бюро Истпарта Новгородского губкома ВКП(б) // Новгородский архивный вестник: Научно-публикаторское издание. Вып. 9. Великий Новгород, 2010. С. 89.
Старый большевик Сергей Мицкевич, после знакомства с работой Нижегородского Истпарта, сетовал: «Вообще надо сказать, что в провинции условия для научной работы по истории вообще, и по истории партии в частности поистине варварские. Посмотрите прежде всего на положение архивного дела. Историко-революционный архив уже несколько раз перевозили из одного места в другое. Поместили было в особняке с приспособленными для хранения материалов пoдвалами, но пришлось в 3 дня его очистить для резерва милиции, а архив свалить в Кремлевскую башню. В башне провалился пол, и часть архива провалилась в «отхожее место». Потом из него украли 9 шкафов (!) и содержание их частью увезли, а частью разбросали. Так и до сих пор лежит оставшаяся часть архива в этой обстановке». Пролетарская революция, 1923, № 1(13), с.384.
Однако истребление архивов в России продолжалось и после окончания войны.
Тяжко отслеживать эту горестную сердцу хронику.
"С учреждением в 1918 г. ГА архивным делом в Петрограде все местные архивы учреждений были отнесены к ведению второго отделения VI секции Главархива. Это отделение, в составе от 15 до 25 служащих, начало свою деятельность в августе 1918 г. и закончило в ноябре 1921 года. Ему были поручены архивные фонды ликвидированных учреждений: бывш. губернского правления, городской думы и управы, градоначальства, мещанской, купеческой, ремесленной управ, губернской земской и уездной земской управ, дворянской опеки, дворянского депутатского собрания, сиротского суда.
Как видно из отчетов второго отделения, большинство фондов оно нашло в беспорядке; некоторые же архивные фонды находились в самых неблагоприятных условиях. Так, весь архив губернской земской управы оказался затопленным нечистотами из переполненных люков и водой, в результате чего целиком превратился в бумажные глыбы и погиб. В подвале постепенно истлевал архив купеческой управы, содержавший множество исторических и бытовых сведений, в особенности, конечно, по истории торговли в Петербурге. Среди мусора оказалась часть архива ремесленной управы. В большинстве больниц архивы были сброшены в сараи с протекающей крышей, на чердаки, а в бывшей Петропавловской больнице покрыты толстым слоем песку. Погибли фонды многих учебных заведений, фабрик, заводов, воинских учреждений.
...Та же картина небрежного и халатного, по меньшей мере, отношения к архивам раскрылась в большинстве случаев и при объезде в июне-июле 1923 г. командированными Бюро инструктором и архивистом части уездных и заштатных городов губернии. От архивов б. земских управ, с их весьма ценными сведениями по агрономии, медицине, школам и пр., были обнаружены в Детском Селе, Луге, Гдове, Шлиссельбурге лишь жалкие остатки. Фонд Лужской единой потребительской коммуны при перестройке здания под театр был выброшен на свалку и погиб. Весьма интересные документы полицейского архива и б. духовного правления были использованы на обертку ягод. Архив Гатчинской дворцовой охоты был продан совхозом торговцу макулатурой, и лишь часть его, уже в силу определения нарсуда, Губархиву удалось отстоять от уничтожения. В складах книжных магазинов находимы были рукописные материалы, а также старинные книги из б. особняков.
...Крайне печальные последствия для многих архивных фондов Ленинграда принесло наводнение 1924 г. Подверглись целиком затоплению расположенные в подвальных этажах архивы таких крупных учреждений и предприятий, как Ленинградская контора сберегательных касс, ЛСПО, "Красный Путиловец", "Севкабель", "б. Нобель", "б. Сименс и Гальске", "Электровакуумный завод", объединенный архив нескольких нефтепромышленных обществ, лесопильных заводов, текстильных фабрик.
В хранилищах и распределителе Ленинградского Бюро вода достигала одного метра и подмочила части фондов, находившихся в стадии разборки - Балтийского завода, Дон.-Юрьевского металлургического общества, Чрезучета, уездного полицейского управления, губернского правления, казенной палаты. Немедленной просушкой в последующие дни самая значительная часть материалов была сохранена, за исключение дел, где совершенно слиняли чернила. Во вновь отведенное Губархбюро хранилище б. государственного контроля правлением Союза Ленинградских потребительских обществ, по его просьбе, было переброшено до 75 возов затопленного архива б. Петрокоммуны, ПЕОП, части Губпродкома и др. Эти материалы были развешаны на веревках, разложены по всем полкам, просушены и, насколько возможно, восстановлены.
Таким же "ударным" способом были разобраны погруженные на баржу у Летнего сада Ленингр. отделением Нефтеторга для отправки на писчебумажную фабрику в Дубровку архивы б.б. нефтепромышленных предприятий (б. "Нобель", "Океан" и др.). Удалось спасти до четырех тонн наиболее ценного материала, в особенности относящегося к Бакинским промыслам, буровым скважинам. Через два месяца весь сохраненный материал, по просьбе Нефтесиндиката, был передан в Москву для разработки.
К сожалению, некоторые предприятия, архивы коих были затоплены, считая их совершенно погибшими, или оставляли их на гниение в тех же помещениях (заводы: Севкабель, Русский Дизель, телеграфный завод им. Казицкого), или же продавали их, или сдавали в патронаты, как-то: "Красный Путиловец" (свыше 1 000 пудов), костеобрабатывающий завод (около 500 пуд.), Электровакуумный и др. 48-ая совшкола, с одобрения совета содействия, продала на утилизацию весь архив бывшей 5-ой гимназии по 1916 г. В макулатуру попала часть архива бывшей Кронштадтской гимназии и др."
Источник: Котович А. Ленинградское губернское архивное бюро (1923 - 1926) // Архивное дело. 1927. Вып. 10. С. 84-91.
«Период с 1918 по 1924 год очень гибельно отразился на вологодских архивах: ценнейшие архивы, имеющие большое историческое и политическое значение для Северного края, подвергались расхищению, как-то: бывшей канцелярии губернатора, губернского правления, губ. присутствия, управления гос. имуществ, казенной и контрольной палат». Синицын Н. Изучайте архивы прошлого. Вестник краеведа (Вологда),1929, №2, с.25.
Не менее трагична история Волынского губернского архива. В 1918-1920 годов Житомир более 15 раз переходил из рук в руки. Бумаги из архива разворовывались горожанами на бытовые нужды. Ценные архивные материалы использовались в канцелярской работе, так как в стране не хватало бумаги.
19 октября 1918 г. Главное управление архивным делом назначило уполномоченным по охране архивных фондов в Тульской губернии А.П. Рудакова.
Через два года он подал рапорт об отставке, объяснив мотивы своего решения: «Архивы в лучшем случае рассматриваются как ненужный хлам, который следует скорее утилизировать... Нередко можно встретиться и с плохо скрываемым недоверием, с невежественным подозрением всей великой архивной работы в контрреволюционности, в охране бумаг старого режима». Два с лишним года я вел эту работу, и ныне совершенно измучен нравственно. Занимать столь ответственное место, болеть душой историка за каждый гибнущий документ и не быть в состоянии ничего сделать для его спасения - становится невыносимым... Два года я налагал вето на все попытки разгрома архивов. Два года, я, как простой курьер, бегал, подыскивая помещения для простой свалки документов и разыскивая лошадей для перевозки. Сколько при этом приходилось просить, умолять среди провинциального невежества, тупой ненависти к «старине» и узкого утилитаризма. Больше нет сил. Я задыхаюсь от бессмысленной работы, не имеющей ничего общего с работой ученого-историка, каковым являлся я. Кроме того, есть целый ряд внешних условий, при которых я отказываюсь вести работу так, как это требуется Главархиву. ...Отказ вызывает обвинение в саботаже, разрешение - есть преступление перед наукой... Сознаваясь в полной неспособности наладить работу в направлении, желаемом Главархиву, прошу освободить меня от мучающей меня должности». Цит. по: Антонова И.А. Новые традиции в организации архивного дела в Тульской губернии. - В кн. Великая революция в региональном измерении. 1917-1920 г. в Тульской губернии. Материалы конференции. Тула, 2017, с.241.
Отношение заведующего Борисовской школой им. Л.Д. Троцкого в Грайворонское уездное архивное бюро об утрате документов за 1914-1920 гг.: «Препровождая при сем архивный материал, школа сообщает, что за годы с 1914 г. по 1920 г. она не может представить такового материала, так как он был использован для курева останавливающимися партизанскими отрядами». (11 июня 1927 г.). Госархив Белгородской области. Ф. Р-689. Оп. 1. Д. 10. Л. 27.
Из доклада заведующего Ярославским архивным губбюро А.И. Смирнова "Местные архивы и их значение для изучения истории Ярославского края", 1924 г.:
"В 1921 году были разгромлены два архивохранилища, в которых сильно пострадали архивы: Виленский центральный, Рижского учебного округа, Ярославского губернского акцизного управления... Первый из них пострадал наполовину, прочие же уничтожены почти совершенно. Первые два архива помещались в палатке соборного дома, в нижнем этаже. В окна были видны сложенные дела; это, очевидно, соблазнило солдат местного гарнизона, и они проломали каменную стену и произвели там разгром. Так как дела были связаны и расставлены на полках, то архив был быстро растащен, а полки сломаны и унесены на топливо. Оставшиеся дела были разбиты настолько, что впоследствии, когда приступили к вывозке их в другое место, возчики отказались выносить их, настолько кропотлив был труд по собиранию разбитых дел. Виленский архив был очень ценным, в нем дела с конца ХVI столетия. Остатки его были вывезены и сложены в одной из палаток Афанасьевского монастыря. Новое помещение оказалось очень сырым.
Архив Рязанского учебного округа был сложен в кучи и вывезен в другое помещение. Архивы губернских акцизных управлений - Ярославского, Ковенского и Виленского - находились в запертом сарае при доме, занимаемом управлением водного транспорта... Сарай понадобился управлению водного транспорта, архивы были из него увезены и долго находились в условиях, благоприятных для расхищения, все эти архивы были расхищены. Кроме того, в этом же году сгорели архивы Поневежской женской гимназии, Гродненского окружного съезда, Гродненский нотариальный".
"...В 1922 г. был полностью уничтожен путем расхищения архив Ярославской духовной семинарии. Ярославская духовная семинария являлась самым старейшим учебным заведением в Северном крае, и материалы ее архива представляли из себя ценнейший источник по истории просвещения. Архив этот помещался в здании, занятом медицинским факультетом университета, и, казалось бы, находился под охраной. Выяснить, каким путем он исчез, губархиву не удалось.
Подвергались систематическому расхищению архивы Ярославского окружного суда, губернского правления и духовной консистории. Первые два архива постоянно подвергались налетам мальчишек, которые, разбив стекло в окне, доставали с полки длинной палкой-клюкой вязки дел и, подтащив их к решетке, развязывали вязку и вытаскивали через решетку дела. Предупредить такие хищения не представлялось никакой возможности, и на местном рынке постоянно появлялись архивные дела, иногда почтенной давности, например, ХVIII столетия.
Архив духовной консистории помещался в здании, занятом губоно, и там расхищался учительницами местных школ, выдиравшими из дел чистую бумагу, отчего дела, будучи совершенно разбиты, приходили в полную негодность. Часть этих дел тут же была сожжена в железках, в которых были истоплены и части полок. Такому уничтожению подверглась самая старинная часть архива духовной консистории, именно дела ХVIII и начала ХIХ столетий".
"...В 1923 г. был уничтожен полностью архив Ярославской земельной управы, проданный уездным отделом народного образования на выделку конвертов. Частичные хищения были замечены в архивах контрольной палаты и губернской земской управы".
"...Архивы многих учреждений, уничтоженных революцией, не попали в губернский центральный архив: одни из них - большинство - были уничтожены (так, например, нет ни одного архива учебных заведений: гимназий, реального училища и т п.). Архив лицея сгорел целиком, спасти из него не удалось ничего, между тем, архив этот имел уже столетнюю давность. Уничтожены также архивы многих должностных лиц и учреждений.
Особенно приходится сожалеть полицейские архивы и архив жандармский. Материалы этих архивов являлись богатейшим источником для изучения истории революционного движения. Также уничтожен почти весь секретный архив губернатора. Архивы некоторых учреждений до сего времени находятся на старых местах и не могут быть взяты в центральный архив вследствие полного отсутствия помещения. Из таких архивов следует отметить: архивы казенной палаты и духовной консистории, имеющие большую историческую ценность, причем первый из них представляет из себя богатое собрание материалов по экономике края".
Из статьи Т.В. Котовой (ГКУ ЯО «Государственный архив Ярославской области) https://www.yararchive.ru/publications/details/134/
Архивы Самарского губернского правления и канцелярии самарского губернатора впервые пострадали в 1917 г. при взрыве Белого дома, в котором они хранились.
По свидетельству члена коллегии П.Н. Ефимова документы архива Самарского губернского управления государственных имуществ распродавались на рынке. Документы Крестьянского банка, размещенные в одном доме с губернским продкомитетом, сотрудниками комитета расхищались, а в помещении архива была устроена продуктовая лавка.
Затем в 1920 г. в здании, где хранились архивы губернского правления и канцелярии губернатора, губисполком открыл столовую. Заведующий Самарским губархивом С.А. Хованский на встрече с председателем губисполкома Галактионовым заявил о недопустимости устройства столовой в помещении архива. В ходе беседы с Галактионовым «выяснился взгляд последнего на архивы как совершенно ненужный хлам, на перевозку которого он не только не даст средств и помещение, но в случае если губернский архив в 24 часа не уберет архив, то председатель прикажет выбросить его». После этого архив был свален в небольшой темной комнате рядом со столовой, и начал уничтожаться и растаскиваться как работниками кухни, так и посетителями. Другая часть архивов канцелярии губернатора и губернского правления пострадала от разместившихся в доме воинских частей и «была разгромлена отрядом особого назначения т. Гофмана».
Тысячи решений и протоколов ревкомов, партийных комитетов и органов советской власти повсеместно написаны были на оборотах старых архивных документов.
Когда в марте 1921 г. заведующий губархивом Яков Комшилов прибыл в Мурманск с частями Красной Армии, с архивами тут была неразбериха. В любых документах люди видели только бумагу: ими топили печи, оклеивали стены, заворачивали продукты. Документы собирали по подвалам и чердакам. У торговца на рынке зав губархивом изъял документы Мурманской железной дороги, в них тот заворачивал товар. Было их 3 килограмма. В кооперативной лавке в Коле для обертки использовали листы метрической книги Кольского собора за 1828 год. Уникальный документ в итоге погиб. В те годы архивы мерили на вес. В 1923 г. Я.А. Комшилов докладывал в президиум губисполкома: «В хранилище Мурманского губернского архивного бюро находится архивных материалов 10-11 кубометров, считая весом каждый 30 пудов, итого 300-400 пудов. Секретных материалов около 50 пудов».
В апреле 1922 г. погиб во время пожара архив Азова.
Лишь за один 1923 год в Твери сожгли около 20 тонн (!) документов городского нотариального дореволюционного архива. В том же архиве в фонде Тверской и Кашинской епархии во многих описях (перечнях дел) осталось лишь около 20% дел. Остальные безжалостно уничтожены в советское время.
В бюллетене Центрархива РСФСР от 25 мая 1927 г. публикуется распоряжение: «все исповедные росписи, начиная с 1865 года и более поздние, подлежат в архивах уничтожению, как не имеющие исторической ценности». (Впрочем, в разных архивах эти документы уничтожали по-разному. В Курском архиве, например, вообще нет никаких исповедных - ни нового времени, ни 18-го века. В Санкт-Петербурге в ЦГИА практически все исповедные росписи в прекрасном состоянии с 1730-х годов до 1865 года. После - нет ни одной).
Видные архивисты В.В. Максаков и В.И. Вяликов называют сотни фактов, подтверждая, что 1917-1920-е гг. по объему утрат ценнейших архивных комплексов вписали одну из наиболее трагичных страниц в историю архивного дела и русской культуры. Объемы погибших материалов исчислялись тысячами тонн. Вскрывались многочисленные случаи сокрытия, купли, продажи, утилизации ценных документов, проникновения в архивы «классово чуждых элементов». Максаков В.В. История и организация архивного дела в СССР (1917-1945 гг.). М., 1969; Вяликов В.И. Архивное строительство в СССР (1945-1945 гг.). Учебное пособие. М, 1976.
В Сибири было так же, как и повсюду.
«При изучении материалов «Сибирской советской энциклопедии» оказалось, что самое слабое место в освещении истории гражданской войны - ее начальный период, с Октября до падения Советской власти», - констатировал историк В.С. Познанский в статье «Вопросы истории гражданской войны в “Сибирской советской энциклопедии”». - Вопросы истории Сибири. Вып. 3. Томск, 1967, с.200.
В 1918 г. сожгли большинство материалов Центросибири, ее высшего военного органа - Сибвоенкомата, почти всех Советов и парторганизаций. Так, после отступления из Верхнеудинска Центросибирь велела обязательно уничтожать документы Советов и советских войск, в случае невозможности вывезти их с занимаемой врагом территории.
Понимая ценность документов (и для истории, и для будущего использования в борьбе за Советскую власть), партийные и советские деятели иногда пытались самое важное припрятать в укромных местах.
Так сделали председатель Центросибири Н.Н. Яковлев и председатель Чрезвычайной комиссии ВЦИК по разгрузке Владивостокского порта З.Ф. Кулинич. Уходя после падения Советской власти в тайгу, они сочли нужным, нарушая всю конспирацию, сохранить несколько документов.
Расправившиеся с группой Н.Н. Яковлева члены отряда поручика Захаренко в числе «трофеев» передали начальству чековую и расчетную книжки Владивостокского госбанка, удостоверение З.Ф. Кулинича как члена ВЦИК и его пропуск в Смольный, подписанный В.И. Лениным.
Но обычно, в условиях гибельной борьбы терпящая поражение сторона (Советы летом 1918 г., колчаковцы - с лета 1919 г.) сама истребляла свои архивы, в первую очередь - бумаги политического и военного характера.
Перед оккупацией Благовещенска японцами в сентябре 1918 г. Яков Шафир, руководитель большевиков города, весь день уничтожал в редакции архивы и документы. Утром намеревался покинуть город, перейдя на подпольное положение. Но скрыться не успел, был схвачен и расстрелян.
Перед эвакуацией Иркутска все документы губкома РКП (б) тайно вывезли на остров Ольхон на Байкале. То ли их упрятали без следов, то ли уничтожили, - неизвестно. Старый большевик А.А. Ширямов рассказывал о последнем этапе отступления Арбагарского отряда Красной гвардии: «Уничтожили все списки и документы, по которым враг мог узнать состав отряда и рабочих организаций».
Руководитель бийских большевиков И.А. Турусов в отчете Истпарту писал: «Дела за 1918 год техническим секретарем фракции тов. Михельсон были во время Колчака уничтожены, ибо сохранить их не было никакой возможности».
К.М. Ожиганов, в мае 1918 г. - делегат Бийской парторганизации на I Западно-Сибирской конференции РКП (б), после гражданской войны сообщал: «У меня записывались в блокнот выступления товарищей и доклады, но в колчаковскую реакцию во время ареста записки пришлось уничтожить».
У вождя алтайских большевиков И.В. Присягина вышло наоборот: сам он погиб, а блокнот с записями на конференции удалось спасти.
Таких примеров много.
Бывало, какие-то архивы уничтожали и красные, и белые.
«Архивы сейчас буквально гибнут, по сообщениям газет в Селенгинске архив съеден свиньями, в Кабанске – продан на обертку, в Гусино-Озерском дацане – то же, в Верхне-Удинске – то же… И это уже не при советской власти». Из доклада Н.В. Яковлева Совету министров Временного сибирского правительства о сохранности культурных ценностей. 14 декабря 1918 г. - «Принять решительные меры к охране архивов»: Документы Омского правительства. 1918–1919 гг. / Публ. Л.А. Молчанова // Исторический архив. 1997. № 3. С. 159–161.
Часть материалов Тыретского Совета летом 1918 г. уничтожили сами его члены, а остальное, отступая, сожгли колчаковцы.
Через годы, выясняя, где и как погибли архивы, доказали, что архив Павлодарского Совдепа уничтожен в ночь на 1 июня 1918 г., а документы Дальсовнаркома утоплены 2 сентября 1918 г. в Амуре у ст. Екатерино-Никольской.
После ряда провалов подполья в конце 1918 г. Сибирский областной комитет РКП (б) приказал сжигать спрятанные архивы при малейшем подозрении на возможного провокатора, обнаружении слежки или наблюдения колчаковской контрразведки.
Десятки героев рисковали жизнью, уничтожая документы и спасая товарищей по борьбе. По Енисею везли «на законный суд» в Красноярск арестованных в Минусинском уезде по обвинению в большевизме и службе в Красной гвардии, но кто-то, оставшись безызвестным, уничтожил в пути документы обвинения - папку с бумагами «Дело членов Минусинского Совдепа». С борта парохода «Барон Гинцбург» кто-то выбросил в Лену портфель с документами об участниках борьбы за Советскую власть, конвоируемых отрядом войскового старшины Красильникова в Иркутскую тюрьму.
Потом отступать пришлось колчаковцам (а также деникинцам и врангелевцам), и теперь уже запылали архивы их контрразведок, штабов и правительств.
Кроме того, перед бегством колчаковцы уничтожили большую часть жандармских и тюремных архивов не только в Томске, но и в ряде других городов Сибири, в частности - в Омске и Барнауле.
К.И. Гидлевский, М.Г. Сафьянов и Е.Н. Катаев - в 1917-1918 гг. члены Минусинского Совдепа - сообщали Истпарту: «Наиболее серьезные политические и военные дела решались у нас в закрытых заседаниях Совдепа, исполкома, военно-революционного комитета и военно-революционного штаба. Протоколы заседаний не печатались, писались от руки, а потом их пришлось сжечь. Что касается секретных материалов президиума Центросибири, Сибвоенкомата, военного командования на фронтах, то многое уничтожалось сразу после прочтения лицами, которым документ адресовался. Выписки не делались или тоже уничтожались одновременно с подлинниками. Напряженная обстановка не позволяла хранить ряд документов».
А летом-осенью 1919 г. снова гибли бумаги сибирских Советов. Белогвардейцы, где лишь могли, уничтожали захваченные год назад архивы «большевицко-комиссарской» ненавистной власти, поджигая, затопляя в подвалах и т. п.
Судя по статьям в журнале «Архивное дело», и в годы гражданской войны и после нее в Сибири тоже шло масштабное уничтожение архивов, «несмотря ни на какие вразумительные доказательства целесообразности и вреда общекультурному делу». Вишневский М. Летопись архивной жизни провинции за 1920 г. - Архивное дело. 1923. Вып. 1. С.77-101.
3 февраля 1920 г. Сибревком учредил Сибирское архивное управление (Сибархив) и принял «Положение об управлении архивным делом Сибири». Сибархиву поручено руководство губернскими архивами: Тюменско-Тобольским, Омским, Томским, Алтайским, Семипалатинским, Енисейским, Иркутским и Якутским, т.е. на территории всей Сибири в ее дореволюционных границах (включая часть нынешнего Казахстана).
Первым начальником Сибархива, расположенного в Омске, был крупный партработник Леонид Николаевич Старк. Он занимался архивами Сибири до конца марта 1920 года.
Повсюду историки, пришедшие под его руководством в 1919 г. в Сибирь вместе с 5-й Красной Армией для поиска архивов, видят одно и тоже.
Вот записи участников поиска документов в Калачинском и Татарском уездах: «Все они, по собранным справкам, погибли без остатка во время отступления белых», «были вывезены белыми при эвакуации и, несомненно, погибли в дороге», «архив уфинотдела, бывшего уездного казначейства, разгромлен и сожжен толпой белых до прихода красных».
В книге «Новосибирск. 100 лет. События и люди» сказано, что большевики смогли утвердиться в Новониколаевске лишь в 1919 году. Захватив в декабре город, первым делом они уничтожили многие документы, связанные с царской властью, - говорит писатель Геннадий Чибряков. - Ни в одном архиве нет генерального плана города, подписанного Николаем Вторым. Между тем, точно известно, что в 1906 году граф Витте вручил нашему городскому голове генплан Новониколаевска, на котором император лично начертал: «Быть по сему». Новониколаевску - 300 лет, и основан он Петром Первым? Записал Юрий Гусельников // Вечерний Новосибирск. 18.11.2004.
«Документов советских и партийных организаций Тобольской губернии за 1918 и 1919 годы в центральных и местных архивах не сохранилось». Рощевский П.И. Гражданская война в 3ауралье. Свердловск, 1966, с.12.
Огромный вред нанесла гражданская война государственным и ведомственным архивам Кузнецкого и Мариинского уездов.
Будущий историк В.И. Шунков уже в 1921 г., в дни студенческой практики выяснил, что отступавшие колчаковцы уничтожили все бумаги Мариинского уезда за 1917-1919 гг. То же случилось почти во всех уездах Сибири. Часть документов пропала вскоре после изгнания Колчака, когда в Сибири еще не было налажено контроля за архивами. См. подробнее об этом ССЭ, т. 1, стлб. 143-145.
В годы революции и гражданской войны пропали многие документы и в Томске: целиком - архивы духовной семинарии, епархиального и музыкального училищ, частично технологического института, Сибирского университета и др. Похоже даже, что, несмотря на бои с большевиками, колчаковцы целенаправленно истребляли фонды архивов Сибири. Нещадно уничтожались архивы тюрем и полиций.
В октябре 1919 года, всего за два месяца до изгнания войск Колчака из Томска, с торгов было продано почти 50 тонн документов Томской казенной палаты. Одно дело в среднем весит около 500 граммов. Значит, было продано более ста тысяч дел. Для сравнения, сейчас в фонде «Томская казенная палата» областного архива хранится лишь 14 тысяч дел. Тогда же бесследно исчез бесценный архив Нарымской ссылки.
Особенно пострадали архивы Кузнецка. 12 декабря 1919 г. в город вошел отряд анархо-коммунистов Г.Ф. Рогова и И.П. Новоселова. За те 3 суток, которые партизаны-анархисты хозяйничали в городе, они сожгли Спасо-Преображенский собор и Одигитриевскую церковь, в которой венчался Ф.Достоевский. Весь архив Кузнецкой городской думы и управы был уничтожен. Погибли документы и других учреждений, хранившиеся в здании управы.
В документах Сибистпарта встречаются скупые упоминания, как в конце 1919 – начале 1920 года вдоль линии Сибирской железной дороги подбирались материалы архивов, брошенные колчаковцами на путях отступления, об установлении опеки над «бесхозными грудами документов».
Весной по решению Сиббюро ЦК РКП (б) и Сибревкома заведующим Сибархивом и Сибистпартом стал В.Д. Вегман. Ему предстояло организовать архивную структуру в 8 губерниях на огромной территории размером в полстраны, и старый большевик колесил от Урала до Читы и, преодолевая непонимание, сипя серебряным горлом, доказывал местным руководителям, как важно порученное ему дело.
«В Чите архив Главного управления Нерчинского горного округа пустили на топливо японские войска. 250 тонн архивных документов они сожгли и 85 тонн продали лавочникам». Вегман В. Архивы и архивное дело // Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск, 1929. Т.1. Ст. 147; ГАХК. Ф. 537. Оп. 1. Д.21. Л.147.
«С октября 1921 по февраль 1922 гг. в Забайкалье было уничтожено 18% архивов. В Чите, в подвале бывшего областного правления находился архив Нерчинской воеводской канцелярии, многие дела из него бесследно исчезли. Архив бывшего Горного правления пережил годы гражданской войны в подвале здания, где ранее это правление находилось. Дела и разобщенные листы «покрывали пол приблизительно на пол-аршина». Во всех базарных лавках Читы листы из дел использовались в качестве оберточной бумаги. В учреждениях архивные документы использовались в качестве канцелярской бумаги. Осенью 1921 г. архивные материалы изъяли из читинских лавок. В некоторых из них было по нескольку пудов архивных дел, многие из которых прекрасно сохранились и относились к первой половине XIX века». Вестник архивиста, 2009, №2, с.169.
К сожалению,заниматься старыми бумагами было некогда, да и некому.
В июне 1920 г. в Томске создали губернское архивное бюро.
Поначалу разбор бумаг вели пятеро, затем архивистов осталось трое, а в начале 1922 г. архив разбирал в одиночестве начальник управления, бывший директор гимназии Н.Н. Бакай.
В декабре 1920 г. в Москве, куда Вегман ездил на 8-й Всероссийский съезд Советов, вместе с В.В. Адоратским, В.В. Максаковым и другими деятелями Главархива РСФСР они обсуждали план «спасения от гибели и хищения рассеянных по Сибири политических и военных архивов» периода 1917-1920 гг. с пересылкой всех белогвардейских материалов в центр. Вегман телеграфировал из столицы заместителю: «В Главархиве побуду еще не раз и подробно переговорю обо всем. Несколько встреч имел с Покровским и Луначарским, но все мимоходом - на съезде, после съезда переговорю с ними подробнее. В субботу буду у Ленина, который просил меня зайти».
В начале 1921 г. В.Д. Вегман потребовал от архивов губерний переслать Сибархиву экземпляры всех сохранившихся «газет, журналов, брошюр, листовок и воззваний - легальных и нелегальных; социалистических, либеральных, колчаковских, которые за период с 1917 г. до сего времени издавались в губернии».
В статье об архивах и архивном деле для Сибирской советской энциклопедии он писал, что переправил в Москву все материалы сибирских контрреволюционных правительств и частей Красной Армии, действовавших в годы гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке, а у Сибархива остались «уцелевшие документы периода первой Советской власти в Сибири», в частности «дела и протоколы Минусинского, Красноярского, Енисейского, Тарского и других Советов рабочих и солдатских депутатов; архивы (разрозненные) коалиционных комитетов и комиссариатов 1917, архив Сибирской трудовой армии, архив Сибирского союза горнорабочих с 1917 по 1922».
Позже Вегман вспоминал, что отгрузил в центр 12 вагонов документов.
Во введении к одному из сборников Томского Истпарта читаем: «...до сих пор работа истпарта в Сибири вообще, в Томской губернии в частности, протекает в крайне неблагоприятных условиях: нет соответствующего кадра работников, могущего серьезно и надолго отдаться этой трудной работе, нет самого важного для того, чтобы написать полную историю развития Томской организации РКП, - архивных материалов, по большей части хранившихся в Томском бывшем губернском жандармском управлении. Архив Томского жандармского управления исчез бесследно.
Таким образом, историю развития Томской организации и революционного движения по нашей губернии приходится восстанавливать по отрывочным, неполным, по большей части субъективным материалам - воспоминаниям...». Былое Сибири, 1923, №2, с.1.
Организованный в конце октября 1924 г. Омский Истпарт обследовал архивы местных учреждений и обнаружил, что часть документов давно отправлена в центр. Представительством ГПУ по Сибири были вывезены в Новониколаевск все документы о деятельности подпольного комитета РКП(б) при Колчаке. Очень многие архивы в годы гражданской войны были сожжены или потеряны, а всё уцелевшее сосредоточено в губархиве.
Автор предисловия к изданию Дальистпарта о борьбе за Советскую власть на Амуре предупреждает читателей: «большая часть ценнейших исторических документов погибла во время ожесточенной борьбы с интервенцией и белогвардейщиной, и теперь приходится ряд событий освещать по газетам того времени или по воспоминаниям участников. В связи с этим не исключена возможность, что в отдельных случаях будут обнаружены ошибки»… Октябрьская революция и гражданская война на Дальнем Востоке. Хроника событий: 1917-1922 гг. Хабаровск, 1933.
Недаром через много лет, при подготовке многотомной «Истории Сибири» редактор ее IV тома, профессор И.М. Разгон, перечисляя имеющиеся у коллектива авторов проблемы, заметил: «Слабо изучена история Советской власти в Сибири и на Дальнем Востоке с момента установления и до временного ее падения летом 1918 года». Разгон И.М. Состояние и задачи изучения истории борьбы за власть Советов в Сибири и на Дальнем Востоке и некоторые особенности этой борьбы в Сибири в 1917 году. - В кн. Доклады и сообщения научной конференции по истории Сибири и Дальнего Востока. Секция истории и этнографии советского периода. Томск, 1960, с.4.
Поэтому-то доктору исторических наук В.Л. Соскину и приходилось объяснять: «Важнейшими и основными источниками служат повременная печать и архивные материалы. Первый период: конец 1917 - первая половина 1918 гг. обеспечен ими весьма неполно. Многие материалы, особенно архивные, погибли в период временной победы контрреволюции... В результате общую картину событий приходилось создавать из отдельных фактов, оценок, высказываний, крупицами рассеянных в различных печатных изданиях и архивных фондах…». Соскин В.Л. Очерки истории культуры Сибири в годы революции и гражданской войны. - Новосибирск, 1965, с.18.
Что же поделаешь, если на отформатированном винте стерта вся информация?
Вот и мучились историки.
Генерал-лейтенант К.Ф. Телегин объяснял: «Мне, как участнику первых боев под Омском в 1918 г., хотелось поделиться воспоминаниями о боях Омской Красной гвардии в мае-июне 1918 года и попытаться вскрыть причины, почему Западная Сибирь оказалась недостаточно подготовленной в военном отношении к отпору врага. Трудность разработки вопроса в том, что Центральный государственный архив Советской Армии не располагает материалами по вооруженным силам Западной Сибири первой половины 1918 г.».
Генерал огорчен: «Сборники документов, изданные Омским издательством (“Омск в дни Октября и установления Советской власти. 1917-1919” и “Омские большевики в борьбе за власть Советов”) и Новосибирским издательством (“Большевики Западной Сибири в борьбе за социалистическую революцию”), крайне мало содержат документов о военно-организаторской работе партии и Советов и почти совершенно не включают документов военных органов Западной Сибири.
Лишь в библиотеке им. В.И. Ленина сохранилось некоторое количество печатных изданий того времени, освещающих военную деятельность западносибирских партийных, советских и военных организаций. В статье, помимо упомянутых документов и материалов, использованы воспоминания участников событий первой половины 1918 года в Западной Сибири, в большинстве еще не публиковавшиеся в печати. Ограниченное количество документальных материалов не дает право автору претендовать на полноту освещения, поэтому настоящая статья может явиться лишь исходным материалом для более широкой разработки этого вопроса в последующем». Телегин К. Борьба с иностранной и внутренней контрреволюцией в Западной Сибири в первой половине 1918 года. - Военно-исторический журнал, 1959, №4, с.33.
А ведь кто-то не поймет, почему адмирал И.С. Исаков в книге «Каспий, 1920 г.» признался: «Проштудировав книгу военного историка В.А. Денисова, я впервые понял, как война, операции, человеческий труд и трудности с течением времени часто получают сглаженную, смягченную окраску, в том числе в официальных изданиях, основанных лишь на архивных отчетах. Автор не задумался над нелогичностью некоторых моментов и не пытался сделать более глубокий анализ для того, чтобы исключить или разъяснить имеющиеся противоречия.
Еще позже пришлось убедиться, что в некоторых особо острых случаях необходимых документов найти нельзя. Этим поздним отвлечением я вовсе не собираюсь поставить под сомнение всю нашу советскую историографию... отнюдь нет. Я только хочу предостеречь от некритического отношения к различным историческим исследованиям и напомнить, что без слова живых людей - участников событий в виде ли статей или мемуаров нельзя получить достаточно полного и объективного представления даже об относительно недавнем прошлом нашего флота, армии и всего государства в целом».
Иосиф Гасюк, руководитель архива в г. Ирбите, энергично доказывал своему начальству, что «Архив, какого бы калибра он не был, должен быть нечто вроде справочной книжки для населения. Каждый желающий работать – найдет в нем интересующие его, живые для жизни материалы… Часто ценные материалы или за отсутствием рабочих рук, или недостаточного помещения лежат не разобранными, являясь мертвым, недоступным для изучения богатством», «…помещение не соответствует своему назначению, а именно: разбросано в трех местах города, не имеет отдельной комнаты для работы над разборкой архивов, что лишает возможности правильно сосредоточить все архивные материалы и подразделить таковые на соответствующие секции…».
Массовые обследования в 1920-х годах выявили, что многие архивы Ростова-на-Дону были разграблены, уничтожены или вывезены белогвардейцами за пределы страны. Энтузиастам приходилось в поисках архивных документов обходить все «блошиные рынки», так как были случаи хищения и продажи.
В связи с «бумажным голодом» оказались проданными архивы Управления Ростовского порта (с 1907 г.), Архивы комитета Донских гирл (с 1892 г.) И другие. Розыск архивов ростовского градоначальника и полицмейстера был напрасен - выяснилось, что они уничтожены. Погибли документы Ростовской городской думы и управы.
Но были и удачи: в подвале одного из домов в Ростове-на-Дону на ул. Старопочтовой (ныне Станиславского) нашлось более тысячи дел Донского жандармского управления.
В 1925 г. в связи с проводимой архивной Выставкой в газете «Молот» вышла заметка, что проф. Козловским у букиниста на одном из местных базаров были обнаружены документы семейного архива орловских помещиков Корсак-Уложенского и Лещинского, иллюстрирующие развитие крепостного права. Газета часто помещала статьи об таких находках: документы о крестьянских и казачьих выступлениях против самодержавия; архив Никиты Муравьёва, организатора «Союза благоденствия» (семья Муравьёвых долго жила в Новочеркасске, а он сам в молодости служил на Дону). Архив, открытый в Новочеркасском актохранилищe в 1924 г., содержал документы историко-литературного значения (в том числе рукописные материалы Никиты Муравьева о декабристском движении). Сразу после выставки оба фонда были отправлены в Москву.
В 1922 г. комиссия, назначенная Реввоенсоветом Республики, Штабом РККА и Центрархивом РСФСР, подводя итоги своей проверки военных архивов, констатировала, что «архивный материал хранился в неохраняемых конюшнях, сараях, в сырых подвалах, значительная часть архивных дел пришли в состояние совершенной непригодности для дальнейшего использования. В частности, в Военно-ученом архиве (ныне он в составе РГВИА) все дела находились в хаотическом беспорядке, вываленные из разбитых ящиков, представляют собой стог дел, перемешанных с отбитою штукатуркою и кирпичами». Максаков В.В. История и организация архивного дела в СССР (1917-1945 гг.). М., 1969, с.54-67.
Однако документов о событиях гражданской войны и первых годах Советской власти (20-30-х годах) тоже почти не найти в архивных хранилищах, хотя после окончания войны вопросы «Об архивах ЦК» стали чаще появляться в повестках заседаний Политбюро, Оргбюро, Секретариата Центрального Комитета.
Уже осенью 1923 г. был создан Институт В.И. Ленина на правах отдела Секретариата ЦК. Он стал единственным в стране хранилищем рукописей вождя и материалов о нем.
К августу 1924 года институтом Ленина получено около тысячи разных документов. Среди них 39 тетрадей с собственноручными записями Ильича - выписками из литературных произведений, газет и журналов, в том числе иностранных. Получен оригинал работы "Государство и революция". В институт переданы также университетский диплом т. Ленина, его партбилет и анкета из Замоскворецкого райкома РКП (б).
В 1924-1926 гг. директором Института Ленина был Л.Б. Каменев, а заведующим его архивохранилищем И.П. Товстуха - помощник и доверенное лицо И.В. Сталина.
Вскоре однако публикация всех текстов В.И. Ленина попала под жесткую опеку ЦК РКП (б). Поначалу она контролировалась Институтом Ленина, а с конца 20-х гг. – лично генсеком.
В феврале 1924 г. изменили режим комплектации архивов ЦК: секретные документы направлялись в секретный архив Бюро секретариата ЦК, а несекретные материалы отныне поступали в общий архив ЦК, откуда через 5 лет пересылались в Архив Октябрьской революции.
Этот архив в 1925 г. фонд ЦК РКП (б) тоже передал в Истпарт. Туда же из Общего архива ЦК перевели все документы 3-летней давности. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 112, д. 198, л. 38–38 об. См. Сборник руководящих материалов по архивному делу. 1917–1941 (М., 1961, с.105) и «Ленин, КПСС и партийные архивы» (М., 1989, с. 128).
А 24 декабря 1925 г. коллегия Центрархива приняла решение полностью изъять из всех архивов советских учреждений материалы, касающиеся деятельности РКП(б). Согласно этому решению, хранящиеся в архивах партийные документы могли выдаваться для занятий в читальный зал только по разрешению ЦК партии.
Итак, начиная с 1924 г., все документы и материалы, имеющие отношение к истории партии, скапливались в архивах Истпарта, Института Ленина и Политбюро ЦК.
Обеспечение их сохранности сопровождалось ограничением доступа к ним исследователей и усилением партийной цензуры. По "Правилам пользования архивными материалами Единого государственного архивного фонда (ЕГАФ)", ученый был обязан к заявлению о допуске к документам прилагать анкету с указанием своей партийной принадлежности и цели будущей работы, предъявлять работникам архивов для просмотра и разрешения на вынос все сделанные им выписки, заметки и копии. Xорхордина Т. История Отечества и архивы. 1917–1980-е гг. М., 1994, с.102–103. См. Узаконения и распоряжения по архивному делу. - Архивное дело, 1925, Вып. II, с. 116–117.
Сокращение доступа к архивам шло наряду с созданием в них спецхранов.
В 1924 г. в Архиве Октябрьской революции появился особый фонд из документов частей особого назначения за годы гражданской войны. Работать в нем могли лишь работники Истпарта и лица, имеющие рекомендации партийных комитетов. Савин В.А., Виноградова Я.Ю. Из истории создания и функционирования спецхрана в архиве. - Отечественные архивы, 1994, №1, с.19. Также см. Сборник циркуляров и распоряжений по архивному делу. Л., 1929, с. 31.
В 1925 г. секретный отдел был создан и в Военно-историческом архиве. Тот же процесс шел и в других архивах. В 1926 г. в инструкции Центрархива указывалось, что в спецхраны переводятся все документы секретного делопроизводства дооктябрьского и послеоктябрьского периодов. Архивное дело. 1926. Вып. VII (№ 7), с. 106.
Декрет СНК РСФСР от 31 марта 1926 г. «О порядке использования материалами ЦА РСФСР» (п. 4) предписывал организациям, получившим архивные материалы в пользование, соблюдать устанавливаемые Центрархивом правила их хранения и использования, не допускать к занятиям по архивным материалам посторонних лиц.
…Устав отбиваться от противников, Л.Д. Троцкий на январском Пленуме ЦК и ЦКК РКП (б) 1925 г. заявил, что многие из инкриминируемых ему документов принадлежат уже «целиком Истпарту», т.е. истории.
Сталин ответил.
С подтекстом: «Истпарт есть не только хранилище, но и истолкователь партийных документов... Там есть документы, которые в свое время имели силу и потеряли потом ее. Там есть документы, которые имели и продолжают иметь руководящее значение для партии. Там есть и такие документы, которые имели исключительно отрицательный характер, отрицательное значение, и с которыми партия не может мириться». Вопросы истории КПСС, 1990, №5, с.53.
Предложенная Сталиным систематизация имела право на существование.
Но спрашивается: что имел в виду генсек, когда упомянул об «отрицательных документах», с которыми партия не может мириться?
Видно, эта формула для руководства партии освящала право, если и не уничтожать документы, на его взгляд, угрожающие партийному делу или личному благополучию, то уж надежно скрывать их за семью печатями.
«Как известно, заседания Политбюро не стенографировались - такой порядок был введен Сталиным. Единственные письменные свидетельства - это короткие записи секретаря Сталина Поскребышева или личные записи, иногда по памяти». (Марьямов Г. Кремлевский цензор, М., 1993, с.76).
Сталин был очень скрытным, к документам о себе самом он не подпускал никого, не желая, чтобы кто-то копался в его личной истории. «Тайна - это когда знаю только я один, а когда знаешь еще и ты, то это уже не тайна». Когда в 1935 году преданный сталинец Е. Ярославский, работавший над его биографией, испросил у вождя разрешения на доступ к архивам ИМЭЛ, Сталин на письме Ярославского оставил резолюцию: «Я против затеи насчёт моей биографии. У Максима Горького тоже имеется намерение аналогичное с Вашим (…) Я устранился от этого дела. Я думаю, что не пришло ещё то время для биографии Сталина!!».
Увы, исследователям биографии Сталина до сих пор приходится разбираться не только с отличием фальшивок от архивных материалов, но и со всеми видами подчисток и подделок архивов.
«Охранка сгорела, но еще целую жизнь Сталин косился и оглядывался. Своими руками перелистал он десятки тысяч архивных листов и бросал в огонь целые папки, не просматривая», - обронил догадку А. Солженицын. (В круге первом. Глава «Этюд о великой жизни»).
Может, так именно и было... Пропали же архивы почти всех парторганизаций, в каких до 1917 г. числился И.В. Сталин.
Архив Бакинской организации РСДРП был захвачен полицией в 1910 г. В годы войны исчез архив Тифлисской организации РСДРП. Тот, что существовал до него, арестован охранкой в 1912 г. Куда-то канули архивы Имеретино-Мингрельского и Кавказского союзного комитетов. Погибла большая часть досье Кутаисского жандармских управлений, охранного отделения Тифлиса. Очерки истории Коммунистической партии Грузии, Ч.1. 1883-1921. Тбилиси, 1957, с. 28-29.
В 1925-1929 годах спецэкспедиции по приказу заведующего Секретным отделом Секретариата ЦК, ближайшего помощника генсека И.П. Товстухи обследовали места ссылок, уполномоченные ЦК тщательно изучали провинциальные и столичные архивы, просеивая дореволюционные фонды жандармских и полицейских управлений и тюрем, выискивая материалы, которые могли компрометировать настоящих и будущих противников И.В. Сталина. С особым усердием шел поиск документов, имеющих отношение к биографии самого Сталина, а также Ленина и его соратников.
Все это изымалось и переправлялось в Москву, в архив Истпарта (позже архив Октябрьской революции), где эти документы можно было сортировать, изучать, а при необходимости - и фальсифицировать, чтобы бумажки не стали лишними свидетелями.
В общем, в провинциальных архивах уцелело только то, что чудом ускользнуло от глаз сотен уполномоченных и комиссий. Все находки попадали в секретный архив генсека, и отныне лишь он определял их участь.
По свидетельству А.Н. Артизова, председателя Федерального архивного агентства (Росархива): «Товстуха проводил чистку архивов, внимательно просматривая документы на предмет крамолы в речах критиков и оппонентов режима. Тогда внутри ВКП (б) шли бурные дискуссии, велась острая фракционная борьба. Вот Иван Павлович и выявлял факты политической неблагонадежности, о которых тут же информировал, кого надо. Он добыл компромат на Зиновьева, Каменева, Бухарина»... Нордвик В. Никогда больше… Российская газета, 02.11.2015.
Судьба «взрывоопасных» архивных документов решалась уже не коллегиально. Архивные спецфонды стали использоваться в борьбе за власть. Ведь сказать «да» и «нет» можно тысячью способов. А написать - лишь одним.
В ноябре 1920 г. В.И. Ленин не зря предупреждал: «Перед самой Октябрьской революцией в России и вскоре после нее ряд превосходных коммунистов в России сделал ошибку, о которой у нас неохотно теперь вспоминают. Почему неохотно? Потому, что без особой надобности неправильно вспоминать такие ошибки, которые вполне исправлены». Ленин В.И. ПСС, т.41, с.417.
Увы, поздно дошло до Льва Каменева, что «история - орудие политики. История партии - тоже». Каменев Л.Б. Тридцать лет. - Правда, 25 мая 1933 г.
В конце 1926 г. «особая надобность» возникла. Взяв письма Зиновьева и Каменева за 1917 г., генсек опубликовал их в журнале «Большевик», использовав для компрометации своих противников. Большевик, 1926, №23–24, с. 107–113.
В ноябре 1927 г. "Правда" перепечатала еще и десятилетней давности статью В.И. Ленина против Каменева и Зиновьева. Ленин о штрейкбрехерах в Октябре 1917 г. Штрейкбрехерство в 1917 г. и штрейкбрехерство в 1927 г. - Правда, 1 ноября 1927.
Вместе с тем в январе 1928 г. публикация Центрархивом протоколов Петроградского ВРК была запрещена секретариатом ЦК ВКП (б), так как они не прошли партийной цензуры. Подлинники этих протоколов были засекречены, поскольку из них было ясно, что Сталин фактически не принимал участия в Октябрьском перевороте. РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 113, д. 587, л. 2.
Нет, не нравилось Кобе копание в дореволюционных архивах, очень не нравилось...
В волжском городе Ульяновске в выходной день 24 мая 1933 г. пожар заполыхал в помещении бывшего Кафедрального Троицкого собора, где тогда размещался городской архив. Среди бела дня, взломав пол, злоумышленники проникли из подвала в архивохранилище и подожгли его в двух местах. За несколько часов сильный пожар уничтожил сотни связок архивных документов старого Симбирска.
«Кто же, кроме безнадежных бюрократов, может полагаться на одни лишь бумажные документы? Кто же, кроме архивных крыс, не понимает, что партии и лидеров надо проверять по их делам прежде всего, а не только по их декларациям?» Иосиф Сталин. Сочинения. О некоторых вопросах истории большевизма. Письмо в редакцию журнала «Пролетарская Революция». Т. 13. М., 1951. С. 96.
ТОгда и стали - сперва исподтишка, потом нагло - переделывать историю. Вполне понятно, почему возмущался Лев Троцкий: «Если вы возьмете разные издания одной и той же книги, скажем, Энциклопедии, то окажется, что об одних и тех же людях или явлениях в каждом новом издании даются совершенно различные отзывы, либо все более хвалебные, либо, наоборот, все более порочащие. Под кнутом бюрократии тысячи людей выполняют систематическую работу «научной» фальсификации».
У него были основания, чтобы на весь мир без обиняков заявить: «Я обвиняю Коминтерн… в систематической фальсификации идей, фактов, цитат в интересах правящей клики Кремля. Кодифицированный сборник такого рода фальсификаций ("История ВКП (б)") переведен на все языки цивилизованного человечества и издан в СССР и за границей в десятках миллионов экземпляров. Я берусь доказать перед любой беспристрастной комиссией, что в библиотеке человечества нет книги более бесчестной, чем эта "История". Троцкий Л.Д. Письмо в редакцию "Нью-Йорк Таймс" от 4 декабря 1939 г. Лев Троцкий. Дневники и письма.
Впрочем, тех, кто не желал истории «по Сталину», тоже волновало, что будут знать о них будущие школьники.
В марте 1925 г. Ф.Э. Дзержинский в письме к старым чекистам писал: «В будущем историки обратятся к нашим архивам, но материалов, имеющихся в них, конечно, совершенно недостаточно, так как все они сводятся в громадном большинстве к показаниям лиц, привлекавшихся к ответственности, а потому зачастую весьма односторонне освещают как отдельные штрихи деятельности ВЧК-ОГПУ, так и события, относящиеся к истории революции.
В то же время кадры старых чекистов все больше распыляются, и они уносят с собой богатейший материал воспоминаний об отдельных моментах, не имеющих зачастую своего письменного отражения.
Поэтому мы, учитывая необходимость подбора материалов, которые полностью и со всех сторон осветили бы многогранную работу всех его органов, обращаемся ко всем старым чекистам с просьбой заняться составлением воспоминаний, охватывая в них не только работу органов ВЧК в разных ее направлениях, но и политическую и экономическую работу, сопровождающую описываемые события, а также характеристики отдельных товарищей, принимавших активное участие в той или иной работе, как из числа чекистов, так и местных партийцев вообще».
А сколько рукописей в 20-50 годы было арестовано вместе с их авторами или владельцами и кануло без следа! Те немногие, что все же попадали в архив, навсегда терялись в этой горе бумаг, обычно не удостоившиеся описания или снабженные тайным шифром.
Только в созданном Сталиным «Архиве оппозиционного блока» в его секретном Особом фонде было около 10 тыс. документов.
Львиную долю их составляли материалы, собранные Л.Б. Каменевым и Г.Е. Зиновьевым в 1908-1929 гг. Это дореволюционная переписка Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева по внутрипартийным делам с В.И. Лениным (в этой коллекции нашли 215 его писем), Н.К. Крупской, К.Б. Радеком, Н.И. Бухариным, Г.Л. Пятаковым, А.Г. Шляпниковым, И.Ф. Арманд, дневник Зиновьева на Кинтальской конференции, замечания к тезисам Циммервальдской левой, статьи, конспекты Каменева, Зиновьева и пр.
Среди документов, засекреченных Сталиным, надо назвать переписку Зиновьева и Каменева между собой, а также с Бухариным и Крупской об их отношениях со Сталиным и Троцким, о судьбе завещания Ленина, материалы Коминтерна, Ленинградской парторганизации перед XIV съездом РКП (б), дискуссионные листки, тексты статей и речей Зиновьева, Каменева и их сторонников 1926-1927 гг., письма о ситуации в стране бывших членов «новой» оппозиции Зиновьеву и Каменеву в Калугу в 1928-1929 гг., записи Каменева о встрече в июле 1928 г. с Бухариным.
В секретный «архив оппозиционного блока» попали также материалы Л.Д. Троцкого (документы за 1918 год, в т.ч. о ликвидации эсеровских мятежей в Москве и Ярославле, а также переписка более позднего времени) и А.А. Иоффе (его статьи и переписка за 1926-1927 гг.).
Репрессии 1935 года, как известно, затронули и ряд старых большевиков, никогда в оппозиции не участвовавших.
Среди них был директор библиотеки имени Ленина В.И. Невский, видный историк партии. Повод для травли, предшествовавшей его аресту, Лев Троцкий видел в том, что Невский в своей «Истории ВКП (б)», изданной в 1924 году, написал: «Книжки, вроде брошюрки… Молотова «К истории партии», пожалуй, не только ничего не дают, а приносят прямой вред, такая масса ошибок в них: только на 39 страницах этой книжки мы насчитали 19 ошибок!».
Через много лет догадку Троцкого об истоках явной вражды Сталина подтвердил ветеран компартии Германии И. Штейнбергер. Оказывается, Невский в тюрьме рассказал ему, что когда первый том его книги по истории РКП (б) увидел в 1924 году свет, то работа над трудом «была строжайше запрещена господствовавшим триумвиратом в партийном руководстве (т.е. Зиновьевым, Каменевым и Сталиным), поскольку он (Невский) не хотел придерживаться изданных в 1923 г. ЦК директив, предписывавших историкам партии пути и цели их исследований».
Поэтому Карл Радек горько шутил о опасности научных дискуссий со Сталиным: «Ты ему комментарий, а он статью. Ты ему сноску, а он тебе ссылку. Ты - замечание, а тебе - заключение».
Все знали, что у Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева, Л.Д. Троцкого есть свои секретариаты и архивы, документы которых используются ими для печати, и надо бы составить описи этих материалов.
Поэтому решением Секретариата ЦК в Москве создана комиссия в составе С.И. Канатчикова (зав. отделом Истпарта, председатель), К.Т. Свердловой-Новгородцевой, И.П. Товстухи, Г.И. Бокия, М.И. Гляссер, Г.А. Тихомирнова с подкомиссией в Ленинграде (председатель К.И. Шелавин). Членам комиссий поручили осмотреть архивы Истпарта, РВСР, НКИД, ГПУ, «Правды», «Ленинградской правды», а также собрания Н.И. Бухарина, Г.Е. Зиновьева, Ф.Э. Дзержинского, Е.Д. Стасовой, Н.В. Крыленко, Ф.Ф. Раскольникова и других партийных деятелей.
Судя по всему, комиссии с задачей не справились.
Ряд деятелей (Ф.Э. Дзержинский, Н.В. Крыленко и др.) никого не допустили к своим бумагам, заявив, что документов ЦК РКП (б) у них нет.
Всем активным оппозиционерам удалось сохранить свои архивы вплоть до высылки или ареста. Пересветов В.А. Деятельность Истпарта по собиранию воспоминаний об Октябрьской революции и гражданской войне. - Вопросы истории, 1981, № 5, с.48.
Все эти и другие документы с тех лет были засекречены, навсегда став недоступными не только для народа, но и для историков. Так товарищ Сталин понял слова Ленина на II Всероссийском съезде Советов депутатов: «По нашему представлению, государство сильно сознательностью масс. Оно сильно тогда, когда массы все знают, обо всем могут судить и идут на все сознательно».
Специфика реформ государственных архивохранилищ в 1920-е гг. заключалась в разделении архивных фондов на 2 части: историческую и политическую, осуществленную в интересах приспособления архивов для нужд власти. В 1927 г. вновь ужесточили правила работы в архивах.
В Центральном историческом архиве в Ленинграде созданы "особые части", материалы из которых выдавались лишь по согласованию с Центрархивом, ввели контроль за выписками и копиями документов. Пека О.В. Политизация архивной системы в 20-е годы. Кадровый аспект. - Зеркало истории. 20 лет кружку истории древности и средневековья. М., 1992. С. 129.
В октябре того же 1927 г. Главнаука при Наркомпросе разослала ряд циркуляров об изъятии политически актуальных фондов и всех материалов политических деятелей из местных и ведомственных архивов и передаче их в Центрархив. Еженедельник Наркомпроса. 1927, №41, с. 19-22; №42, с.10.
Но на январском Пленуме 1925 г. Троцкий, конечно, лукавил, говоря, что многие документы уже принадлежат лишь Истпарту.
Сам он, как и другие вожди, имел архив, состоявший как из личных документов, так и бумаг всех органов, которыми он много лет руководил: Реввоенсовета, Наркоматов иностранных и военно-морских дел, Главконцесскома. Активное создание архива началось еще в годы гражданской войны. В секретариат Л.Д. Троцкого, кроме его документов, поступали выписки из протоколов заседаний Политбюро, Оргбюро, Секретариата, иные материалы ЦК РКП (б), аппарата Реввоенсовета РСФСР, полевой канцелярии, канцелярии поезда председателя РВСР. Секретари Л.Д. Троцкого снимали копии в архивах СНК, НКИД, Коминтерна. Он хранил переписку со многими деятелями партии, в т.ч. и Лениным. Опираясь на свой архив, Троцкий часто цитирует в мемуарах ряд подписанных им документов, включая и секретные.
В 1924 г. Троцкому пришлось передать ленинские письма в Институт Ленина, в обмен на фотокопии. Большую часть архива он увез в ссылку в Алма-Ате, и продолжал его пополнять. В феврале 1929 г. Л.Д. Троцкий все же вывез его из СССР - все 28 ящиков.
В марте 1931 г. архив чуть не погиб во время пожара, когда сгорела вся библиотека Троцкого. Поэтому в 1936 г. копии более чем 800 документов из него за 1917-1922 гг. получил Международный институт социальной истории в Амстердаме, издавший их в двухтомнике «Бумаги Троцкого».
Систематически подвергались уничтожению и архивы советских представительств и консульств, находящихся за рубежом.
Из воспоминаний Георгия Агабекова.
"В середине 1927 года, после обысков, произведенных китайской полицией в советских консульствах в Шанхае и Кантоне, пришла циркулярная телеграмма для полпредства, торгпредства, Разведупра и ОГПУ с предписанием просмотреть все архивы этих учреждений и уничтожить документы, которые могли бы компрометировать работу советской власти за границей.
Полпредство и торгпредство немедленно приступили к разбору архивов. Отобрали колоссальные кипы бумаг, подлежащих сожжению. Целую неделю эти бумаги жгли во дворе полпредства. Пламя поднималось так высоко, что городское управление, думая, уж не пожар ли в советском полпредстве, хотело прислать пожарных.
Мы получили более строгое распоряжение. Москва предписывала уничтожить вообще весь архив и впредь сохранять переписку только за последний месяц, но и ее предлагалось хранить в таком виде и в таких условиях, чтобы, в случае налета на посольство, можно было немедленно уничтожить весь компрометирующий материал.
По этой спешке можно было заключить, насколько велика была паника в Москве.
Ждали нападения и обыска в посольстве даже в такой стране, как Персия, которая, в общем, дружественно относилась к советской России. Нападения ожидали каждый день.
На мое предложение отправить архивы в Москву Москва ответила категорическим приказом немедленно сжечь все, что имеется…
Жгли бумаги торгпредство и другие советские хозяйственные учреждения.
Интересный способ разбора и уничтожения секретных бумаг изобрел бывший председатель Нефтесиндиката в Тегеране Ланцов. Это был отменный пьяница, напивавшийся до безобразия. Старый член партии и рабочий, кроме всего прочего, был нечист на руку и, как потом оказалось, ухитрялся получать два жалованья в месяц, не говоря о других художествах.
В это время в Тегеране же находился член правления Нефтесиндиката из Баку, он же член ВЦИКа. Оба молодца решили совместно разбирать бумаги Нефтесиндиката и уничтожить все, могущее компрометировать советское правительство. Прежде чем приступить к делу, они решили подкрепиться коньяком.
Часа через два после начала разборки архивов сотрудники Нефтесиндиката, привлеченные возней и собачьим лаем в кабинете директора, вбежали туда и остановились на пороге как вкопанные, пораженные невероятным зрелищем: на полу лежали разбросанные дела и пустые бутылки. Ланцов с Ларионовым ползали по полу на четвереньках, вырывали зубами бумаги из дел и лаяли друг на друга. Сперва все были удивлены, а потом недоразумение разъяснилось просто. Начальство, напившись, играло в собачки…
Через некоторое время Ланцов был отозван в Баку и назначен членом Центральной контрольной комиссии Закавказской парторганизации. Он охраняет теперь партию от разложения". Агабеков Г. Секретный террор.
1929 год - «год великого перелома» - стал роковым и для архивов. Вышло новое "Положение об архивном управлении РСФСР", утвержденное постановлением ВЦИК и СНК РСФСР, по которому ужесточался контроль над получением документов, отменялась возможность получения архивных справок для научно-исследовательских целей. СУ РСФСР, 1929, №16, ст. 173. См. Сборник руководящих материалов по архивному делу (1917-1941), с. 35–61.
В коллегию архивного управления вместо ученых вошли представители наркоматов: по военным и морским делам, иностранным делам, путей сообщения, финансов и ОГПУ.
Претерпела изменения и трактовка понятия «секретные документы»: таковыми объявлялись не только документы, засекреченные каким-то ведомством, но и любые, какие пожелает обновленное руководство архивами.
Наконец, в том же переломном году изменили порядок допуска к работе над архивными документами. Для этого отныне требовалось особое разрешение государственных или общественных органов. Согласно "Правилам пользования секретными архивными материалами и выдачи справок по секретным архивам" (утвержденным ЦАУ 20 июня 1929 г.), частные лица допускались в секретные архивы после проверки ОГПУ только в исключительных случаях. Савин В.А., Виноградова Я.Ю. Из истории создания и функционирования спецхрана в архиве. - Отечественные архивы, 1994, №1, с.20.
Уже летом 1930 г., по сути, уничтожили собрание рукописей библиотеки Академии наук, куда еще до революции передавали их на хранение многие оппозиционные организации и лица (в том числе и из РСДРП). Особая комиссия (Ю.П. Фигатнер, М.А. Савельев, Я.С. Агранов, Г.М. Кржижановский, К.И. Касаткин) распределяла документы, «изъятые из фондов АН СССР», между ГПУ, Институтом В. И. Ленина, государственными архивами.
В те же годы возникла в СССР широкая сеть «спецхранов». См. Зеленов М.В. Спецхран и историческая наука в советской России в 1920-1930-е годы. - Отечественная история, 2000, №2, с.129-141.
Они создавались не только в библиотеках, но и в каждом крупном архиве; масса документов попадала в спецхран лишь потому, что мелкий «столоначальник» или канцелярист ставил на них гриф, обрекающий их на вечное забвение. В инструкциях на сей счет говорилось об охране «государственных тайн».
Но если в каком-то деле (а в нем могло быть несколько сот документов), назвать единственный листочек секретным - то все оно полностью исчезало за дверями архивохранилищ. В общей сложности, около 50% содержимого архивов СССР до начала 90-х годов было недоступно для доступа любопытных глаз. Корнеев В.Е., Копылова О.Н. Архивы на службе тоталитарного государства (1918-й - начало 1940-х гг.). - Отечественные архивы, 1992, №2, с.16-19.
Общую картину того, что в 20-30 годах происходило в наших архивах, неплохо описали авторы статьи в «Сибирской исторической энциклопедии».
«К середине 1920-х гг. конъюнктурный подход к архивному делу одержал верх, что привело к организации в сибирских архивах политических секций, подменивших собой фонды послереволюционных времен.
Была проведена перегруппировка фондов, в результате которой наиболее пригодные для хранения документов помещения отдавались под политические секции, даже ценой разрушения целостности фондов дореволюционного времени. В это же время большое распространение получила работа архивов по заданиям репрессивных органов, проходила переориентация архивистов с исследовательской на архивно-техническую деятельность. Под видом макулатуры из фонда жандармского управления изъяли ценные материалы, связанные с революционными событиями 1905-1906 гг.
В кадровом отношении 2-я половина 1920-х - 1930-е гг. характеризуются для архивных органов Сибири «вычищением» старых специалистов - сначала с руководящих, а потом и с технических должностей. В 1935 г. должности руководителей и научных сотрудников архивов вошли в номенклатуру ЦК ВКП (б), что закрепило созданный в 1920-е гг. механизм политического контроля за архивными кадрами и деятельностью архивов в целом.
В 1930-е гг. сибирским архивистам попросту было запрещено заниматься самостоятельными научными исследованиями, их задачей стало выявление архивных материалов для нужд социалистического строительства. Архивы фактически превратились в закрытые учреждения, читальные залы в них, за редким исключением, упразднялись.
Когда в 1938 г. государственные архивные учреждения и органы переподчинили до 1961 г. НКВД (с 1946 г.- МВД СССР), это наложило свой отпечаток на их работу. (Партархивы остались в подчинении партийных комитетов).
После передачи архивов НКВД был ограничен доступ к архивным документам, архивы рассматривались, прежде всего, как источники компрометирующего материала на граждан страны, что обуславливало их активную роль в деятельности репрессивных органов.
С этого дня ужесточались и требования к предприятиям, организациям и учреждениям по обеспечению сохранности документов, передаче их на государственное хранение, что позволило в тяжелых условиях военного времени не только сохранить собственно архивные материалы, но и обеспечить сохранность документов, эвакуированных из прифронтовой полосы. В годы войны в тыловой Новосибирск стали поступать архивные документы из зон боевых действий, а также Архивов наркоматов и центральных учреждений СССР и РСФСР из Москвы». Сибирская историческая энциклопедия в 3 т., т.1, Новосибирск, 2010, с. 137.
А если вспомнить, что в те годы партархивов не существовало и материалы из парткомов надо было передавать в государственные или иные хранилища, видимо, размах уничтожения бумаг можно сравнить с масштабами той же самой «деятельности» Министерства Правды из знаменитого романа Д. Оруэлла.
Обычно архивы подчищали при арестах.
Когда хватали троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев, рютинцев, изымали все: дневники, мандаты, удостоверения...
Особый интерес вызывала корреспонденция: ведь несмотря на то, что перлюстрация частной переписки, введенная еще Николаем II, была сохранена и усовершенствована советской политической охранкой, крупные деятели оппозиции имели право пользоваться фельдъегерской почтой и дипломатической курьерской службой.
Посему нежданными "гостями" подчистую изымались письма любого содержания, и подтекст невинного замечания, сделанного автором, очевиден: «...Мы все грешим тем, что не оставляем для истории даже переписку между членами партии нашего времени, а она часто дает свежую картину происходящего... Через сто лет это будут читать с увлечением и по-новому и поймут наши трудности, наши победы и достижения». (Из письма А.М. Коллонтай С.М. Мирному. 17 ноября 1950 г.).
Бессменной заведующей личным архивом Сталина и Архивом Политбюро с 1933 по 1977 год была Т.К. Силина. Она родилась в 1901 году и по профессии была учительницей. На работу в Секретариат ЦК Татьяна Константиновна пришла в 1923 году и за 10 лет прошла путь от техсотрудника до заведующей Архивом Политбюро. Сотрудников, пришедших на работу в этот Архив, знакомили не только с секретными документами, но и с неписанными правилами. К примеру, запрещалось обсуждать и знакомить друг друга с содержанием архивных документов. «Когда выходите из ворот, -повторяла Силина, - забудьте все, что узнали здесь».
Люди боялись. Документы оказывались уликами.
Цитата из речи Сталина с трибуны XVI съезда ВКП (б): «Томский присоединяется к Бухарину и Рыкову, но протестует против того, что они не сумели обойтись без тезисов, не сумели обойтись без документа, за который придется потом отвечать: “Сколько раз я вам говорил, - делайте, что хотите, но не оставляйте документов, не оставляйте следов”. (Гомерический хохот всего зала. Продолжительные аплодисменты).» Сталин И. Соч. т.13. С.18.
Не всякая эпоха благоприятствует хранению рукописей да и просто писанию откровенных дружеских писем, дневников, воспоминаний… Множество ценнейших автографов, свидетельств, письменных документов, видимо, утрачено безвозвратно в 30-50-е годы. Дневники сжигались владельцами, письма становились короче и скучнели, у людей онемевал язык. Лакшин В. Встречи с прошлым. Выпуск 7. М., Советская Россия, 1990, с.18.
После завершения следствия документы, не включенные в следственное дело, не возвращали родственникам, а по статье 69 УПК РСФСР уничтожали. См. Знания, брошенные в огонь. - Вестник Российской АН, т.66, 1996, №97, с.625-635.
Известного украинского меньшевика Якова Довбыщенко в 1937 году арестовали за контрреволюционное прошлое. "У гражданина Довбыщенко есть колоссальная библиотека, из которой изъяты троцкистско-контрреволюционные книги, - отчитывался курсант школы НКВД Риттер, которому поручили проверить 6 тысяч томов, - но я не могу провести тщательный отбор, поскольку не владею украинским языком". Лишь одну книгу - "З історії українського соціал-демократичного руху" - следствие использовало как вещественное доказательство, остальное изъятое вместе с перепиской Я. Довбыщенко уничтожили как хлам, который "не представляет интереса и не подлежит возвращению владельцу".
Все, не имевшее значения для «дела», шло в костер, и густел дым над столицами республик, областными и краевыми центрами СССР. Горели письма и книги с пометками на полях, корчились в кострах фотографии и альбомы, пылали, вопреки Булгакову, рукописи романов и книг…
В августе 1937 года в Минской внутренней тюрьме НКВД сожгли в большом костре несколько десятков тысяч (!) рукописей белорусских литераторов - Владимира Галубка, Тодара Кляшторного, Янки Неманского, Михася Зарецкого, Бронислава Тарашкевича и многих других. Моряков Л. «Только одна ночь». 2007.
Арест любого политика, писателя или ученого обычно сопровождался конфискацией их личных архивов. Не попали в Центральный партийный архив фонды А.И. Рыкова, Г.Л. Пятакова, М.П. Томского, Ф.Ф. Раскольникова, многих старых большевиков. См. Ефимова Т. Судьба личного архива А.И. Рыкова. - Советские архивы, 1989, №2, с.47-49; Шумихин С. Судьба архива Ф.Ф. Раскольникова. Несколько размышлений об архивной истории. - Наше наследие, 1988, №4, с.79-85.
После начала газетной травли и исключения из партии историк Николай Эльвов (1901-1937) понял, что настал и его черед, и принялся уничтожать документы, рукописи, книги с автографами арестованных авторов. 6 февраля 1935 г. он спалил всю переписку, организационные материалы 4-томника истории ВКП (б), официальные справки, фотографии и даже старые планы и программы курсов. Арестовали Эльвова 10 февраля 1935 г.
Бесследно исчез архив Н.И. Бухарина.
По рассказам жены Бухарина A.M. Лариной, все бумаги сотрудники НКВД забрали при обыске. Спустя много лет она вспоминала: «Пришел целый отряд, человек 12-13... Обыском руководил Борис Берман, в то время начальник следственного отдела НКВД, позже он был расстрелян... Берман попросил показать, где хранится архив Бухарина. Я решила уточнить, что он понимает под архивом. Оказалось, абсолютно все. Я отправилась вместе с ним в кабинет... в кабинете застала толпу мужчин и двух женщин. Все принялись за работу. Из сейфа вытащили протоколы заседаний Политбюро, стенограммы пленумов ЦК, опустошили все ящики письменного стола, шкафы с документами, связанными с многолетней работой Бухарина в «Правде», Коминтерне, НИСе, «Известиях». Забраны были книги, брошюры, написанные Бухариным, его опубликованные речи... из комнаты взяли папку с письмами Ленина...
Как я ни просила Бермана оставить принадлежащие мне письма... мне было в этом отказано. Так было забрано все, все до клочка... Затем подогнали к черному ходу грузовую машину, наполнили ее доверху (я видела это из окна кухни) и увезли, очевидно, в НКВД». Так что, в 1963 г. даже по специальному запросу Центрального партархива Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в КГБ нашли лишь один документ - машинописный текст доклада Н.И. Бухарина в Комакадемии «Ленин как марксист». Ларина (Бухарина) А. Незабываемое. - М., 1989, с.353.
Даже ни одного фотоснимка Бухарина в семье не осталось. Все унесли.
21 января 1938 г. саратовские чекисты при аресте уничтожили личную библиотеку Д.Б. Рязанова и его огромный архив. Как вспоминала одна из свидетельниц, они «распечатали кабинет Давида Борисовича... и начали сваливать рукописи, книги, бумаги из письменного стола, фотографии на пол. В доме была большая печь... Они разожгли ее и стали бросать туда все. Чтобы бумага горела лучше, они мяли ее в руках, рвали книги... Все это продолжалось несколько часов. Печь накалилась, не выдержала и, в конце концов, треснула от пола до потолка». Вестник архивиста, 2008, №2, с.7.
Горят рукописи, еще как горят…
По решению Наркомата ГБ СССР, к примеру, была уничтожена большая часть личного архива академика Н.И. Вавилова. Одних черновиков работ ученого сожгли 92, а еще записных книжек и блокнотов - 90 штук, 9 папок личной и служебной переписки, 8 папок рукописей, весь фотоархив и многое, многое другое.
Перед своим арестом решил избавиться от компромата и главный солист террора 1935-1938 гг. «железный нарком» НКВД. Свидетельствует И.Я. Дагин: «...Ежов вызвал меня к себе в кабинет. В кабинете на его столе была картотека и большое количество папок, на каждой из которых значилась определенная фамилия. Я стоял молча несколько минут, во время которых Ежов бегло читал какие-то документы, которые он тут же рвал и бросал в корзинку... После разговора с Ежовым я понял, что все материалы, которые находились у него в кабинете, представляют компрометирующие данные на сотрудников, которые он тут же уничтожал. Я пришел в ужас после того, что увидел у Ежова, глазам не верил. Мне стало ясно, что идет расчистка материалов, припрятанных в свое время в секретариате, - расчистка и уничтожение. Рвал бумаги Ежов и тогда, когда я второй, третий и следующие дни заходил к нему в кабинет». Цит. по кн. Павлюков А.Е. Ежов. М., 2007, с.459-460.
В те годы после каждого громкого ареста знакомые жертв в панике перебирали и уничтожали архивы. Например, в архиве Мейерхольда, в 1948 г. поступившем от вдовы С.М. Эйзенштейна - П.М. Аташевой в Государственный литературный архив (ныне РГАЛИ), не было документов с упоминанием фамилии Троцкого, хотя они часто общались и много лет состояли в переписке. Оказывается, после публикации 7 января 1938 г. Постановления Комитета по делам искусств о ликвидации Государственного театра им. В.Э. Мейерхольда, Н.А. Александрова, личный секретарь Мейерхольда по его и З.Н. Райх просьбе разобрала весь их архив. Александрова отбирала все, что могло быть инкриминировано Мейерхольду в случае возможного обыска. В первую очередь это касалось контактов с Троцким. Поэтому ни в одном из опубликованных уже сборников переписки В.Э. Мейерхольда, подобных писем не найти.
Миф о миллионах доносов, якобы бывших главной причиной массовых репрессий в СССР, разоблачил историк Олег Хлевнюк: «Первые серьезные сомнения по поводу доносов появились в начале 1990-х гг., когда ненадолго открылся доступ к материалам следственных дел 1937–1938 гг. Выяснилось, что основой обвинительных материалов в следственных делах были признания, полученные во время следствия. При этом заявления и доносы как доказательство вины арестованного в следственных делах встречаются крайне редко.
Глубокое изучение механизмов «большого террора» помогло понять, в чем тут причины. Организация массовых операций 1937–1938 гг. не требовала использования доносов как основы для арестов. Первоначально изъятия антисоветских элементов проводились на основе картотек НКВД, а затем на основе показаний, выбитых на следствии. Запустив конвейер допросов с применением пыток, чекисты были в избытке обеспечены «врагами» и не нуждались в подсказках доносчиков.
В конце 1937 г. Ежов разослал в УНКВД краев и областей указание с требованием сообщить о заговорах, которые были вскрыты с помощью рабочих и колхозников. Результаты были разочаровывающими. Типичная шифровка пришла 12 декабря 1937 г. от начальника Омского УНКВД: «Случаев разоблачения по инициативе колхозников и рабочих шпионско-диверсионных троцкистско-бухаринских и иных организаций не было».
Причины «большого террора». Историк Олег Хлевнюк о мотивах, мифах и последствиях репрессий 1937–1938 гг.Ведомости № 4358 от 7 июля 2017 г.
Но даже счесть достоверным факт, что было 4 миллиона доносов, - это не значит, что в СССР было аж 4 миллиона доносчиков.
Были среди доносчиков и свои стахановцы. В докладной записке от 15 мая 1939 г. на имя 1-го секретаря ЦК КП(б)Б Пантелеймона Пономаренко прокурор БССР Самуил Новик назвал десяток таких передовиков (записка опубликована: Раманава Ірына. «Улада і грамадства: БССР у 1919-1939 гады»).
В их числе, например, Николай Шидловский - начальник гаража Витебского фанерного завода, лишенный должности за развал работы. «После увольнения Шидловский подал более 100 клеветнических заявлений в руководящие партийные и советские органы, в редакции республиканских газет и в «Правду», в органы НКВД и прокуратуры. Во всех заявлениях Шидловский писал… что они шпионы, вредители, враги народа, предатели; требовал изоляции их». Его «сигналы» проверяли комиссии, но ничего не находили, тогда Шидловский отправлял жалобы на членов комиссии в прокуратуру. Когда ничего не находил и прокурор, доносил на него в прокуратуру СССР. Впрочем, не всегда его доносы оставались без последствий. По его заявлению был арестован коммерческий директор фанерного завода Шуб. Правда, потом освобожден, а дело прекращено.
Всего Шидловский оклеветал 26 человек. В итоге сам предстал перед показательным судом и был приговорен к 3 годам лишения свободы.
Другой «боец невидимого фронта» Михаил Пискун, по профессии счетовод, по жизни - пьяница и бездельник. Он, будучи призван в ряды РККА, получал взыскания «за самовольную отлучку, сон на дежурстве, обман командира полка, пререкания с комсостовом. В Красной армии Пискун писал десятки заявлений на командный состав части… обвинял командиров во вредительстве и других преступлениях». Уже дома, после демобилизации, Пискун устроился на работу кладовщиком в отдел пожарной охраны НКВД, откуда был уволен через месяц. После этого «в конце 1937 года и в первой половине 1938 года он подал в редакции газет и в руководящие органы БССР десятки клеветнических заявлений, в которых обвинял свыше 20 человек, в различных преступлениях, в том числе и контрреволюционных».
При этом Пискун проявлял настоящее рвение в поисках врагов. Звонил в разные организации, представлялся уполномоченным НКВД и требовал компрометирующие материалы на сотрудников. В итоге сам был арестован и предстал перед судом.
В докладной записке Новик привел статистику по республике на 15 мая 1939 года. По ней «в течение последнего года органами Прокуратуры БССР возбуждено 38 уголовных дел на 56 человек клеветников и лжедоносчиков. Из этого количества 29 дел закончены расследованием и по ним 47 человек переданы суду». Из них 30 человек уже были осуждены на разные сроки, в том числе пятеро на три года.
Словом, доносчики были, но с ними боролись, ибо их усердие мешало системе.
В 1937 г. органы НКВД вынудили бывшего директора Центрального государственного архива Красной Армии Г.К. Вальдбаха дать показания фактически на весь руководящий состав архивных учреждений. Вскоре на допросах сидели руководители почти всех центральных архивов Москвы и Ленинграда (в т.ч. и уже смещенные со своих постов): заведующая Архивом Октябрьской революции А.М.Рахлина, директор Центрального военно-исторического архива М.И.Юрцен, управляющий Центральными госархивами в Ленинграде А.К.Дрезен, директор Центрального государственного архива народного хозяйства Н.Шкипсну, заместитель управляющего ЦАУ СССР и РСФСР С.А. Пашуканис, в 1938 г. арестован и сам управляющий Я.А. Берзин, а на его заместителя Н.В. Мальцева был собран компромат. Пшеничный А.П. Репрессии архивистов в 1930-х годах // Советские архивы. 1988. № 6. С. 45.
16 апреля 1938 г. Постановлением Президиума Верховного Совета СССР Центральное архивное управление - то есть, все государственные архивы и архивные учреждения страны (за исключением партархивов) были переданы в ведение НКВД СССР. Они подчинялись Наркомату внутренних дел (с 1946 г.- МВД СССР) с 1938 по 1961 гг., что наложило специфический отпечаток на их деятельность.
Архивы де-факто отныне рассматривались как источники компромата на граждан страны. Секретные фонды архивов теперь в основном занимались не научной работой и приведением материалов в порядок, а выдачей справок для НКВД о бывших агентах охранки, провокаторах, белогвардейцах и т.п. Архивы фактически превратились в закрытые учреждения, читальные залы в них, за редким исключением, упразднялись.
В октябре 1938 г. была введена законченная система особых фондов периодических и непериодических изданий "с целью упорядочения учета, хранения и пользования материалов особых фондов при библиотеках СССР". ГА РФ, ф. 9425, оп. 1, д. 2, л. 32. См. История советской политической цензуры, с. 492.
Выступая в начале октября 1938 г. на совещании заведующих районными архивами в Смоленске, заместитель заведующего облархивом А.Е. Фролов призывал архивистов почаще совещаться, чтобы «обмениваться живым словом, как быстрее разоблачить врагов народа в архивном деле, как лучше исправить ошибки, допущенные в архивном управлении». «Районные архивы по всей системе сыграли, играют и будут играть огромнейшую роль в разоблачении злых гадов – врагов народа, которые пробираются в советский аппарат. Не случайно сейчас перед Правительством поставлен вопрос, а кое-где он уже практически проводится в жизнь, что все архивное хозяйство должно будет скоро перейти в непосредственное подчинение и административное и оперативное в органы НКВД. Это дает право подумать, насколько важен этот участок работы, насколько громадную роль играет архивное хозяйство в деле помощи разоблачения всяких вражеских элементов, пробравшихся в архивное хозяйство и в советский аппарат». Цит.: по кн. Солодовникова С.Л. История архивного дела в Смоленской области (1908-2004 годы). Смоленск, 2008.
Начальник архивного ведомства капитан госбезопасности И.И. Никитинский 16 ноября 1939 г. определил новые цели спецфондов так: "Задача отдела секретных фондов – это почетнейшая, партийная задача... Мы руководим работой по разоблачению врагов народа". Цит. по ст. Хорхординой Т.И. Архивы и тоталитаризм (Опыт сравнительно-исторического анализа). - Отечественная история, 1994, №6, с.156.
В эти годы засекречиваются не только архивные документы, но и все нормативно-распорядительные - распоряжения, инструкции. В издававшихся архивных документах печатались искаженные цифры и иные фальсифицированные данные. Например, в публикациях документов времен гражданской войны “снимались” подписи героев войны, осужденных как “враги народа”. Должность указывалась, а имя вычеркивалось.
Создаются секретные путеводители по архивам и даже секретные (не для открытого доступа) сборники документов. В архивах создаются специальные отделы - одиннадцатые отделы или “отделы секретных фондов”, - для хранения документов на “врагов народа”, которые могли быть представлены для оперативного пользования НКВД.
Таким образом, архивы помогали НКВД в реализации политики массовых репрессий.
С сентября 1939 года архивисты регулярно получали циркуляры ГАУ НКВД СССР о переносе на карточки учета всех лиц, проходивших по архивным документам определенных фондов. Эти карточки должны были использоваться при розыскной работе. Были случаи выезда архивистов с оперативными группами для производства арестов. В 1939 году архивистами было выявлено и передано в оперативные подразделения НКВД сведения на 108 694 человек, а в 1940 году - на более чем миллион человек. Архивоведение. М., 2008, с.214.
В годы репрессий хранить документы осужденных опасно стало и в партийных архивах. Назначенная ЦК ВКП (б) Комиссия (М.Б. Митин, В.В. Адоратский, В.А. Шеломович, П.Ф. Сахарова), в 1939 г. проверяя Институт Маркса-Энгельса-Ленина, нашла криминал: «Особенно следует отметить, что архив засорен бумагами врагов народа - Троцкого, Зиновьева, Каменева, Шляпникова, Рязанова, Томского, Антонова-Овсеенко и ряда других... Эти бумаги нуждаются в разработке с целью выявления связей врагов народа. В архиве партии им, конечно, не может быть места». Особым упущением в работе Центрального архива ВКП (б) комиссия ЦК сочла отсутствие контроля за хранением и обработкой документов парторганизаций на местах. В 44 партархивах (10 республиканских, 3 краевых, 31 областном), сказано в докладной, «по приблизительным подсчетам хранится около 6,5 млн. единиц. Лишь половина этих материалов разобрана и описана. Остальные находятся в самом заброшенном, хаотическом состоянии. Имеются случаи умышленного уничтожения архивных материалов врагами народа (Кинешма, Ивановская область, Ростов, Сталинград, Казахстан и др.). Много заведующих партархивами на местах арестованы органами НКВД (в Иркутске, Новосибирске, Сталинграде)».
Меры приняли мгновенно.
Новый директор ИМЭЛ М.Б. Митин (В.В. Адоратский был разжалован в редакторы) в письме Л.П. Берии доносил: «В архиве Института Маркса-Энгельса-Ленина находятся архивные материалы врагов народа - Зиновьева, Каменева и других. С целью очистки Центрального партийного архива ИМЭЛ от засоряющих его материалов, мною создана комиссия в составе: Платоновой - заведующей Центральным партийным архивом, тов. Светлова - ученого секретаря Института, для просмотра этих архивов и передачи НКВД материалов, представляющих соответствующий интерес. Прошу выделить представителя НКВД в эту комиссию».
Архивариус ведомства Л.П. Берии копаться в бумагах не пожелал. Видимо, в них не было особой нужды при выявлении вражеских связей.
Зато заведующая ЦПА А.Ф. Платонова 9 раз ставила перед дирекцией ИМЭЛ вопрос о передаче «фондов врагов народа» в НКВД. Не добившись никакого ответа, она запломбировала все опальное в одном из сейфов до осени 1941 г. А потом все сожгли…» Якушев С.В. Из истории создания партийных архивов в СССР. - Вопросы истории КПСС, 1990, № 5.
В деле по «Переписке с ГАУ НКВД и воинскими частями по архивным вопросам», хранящемся в Центральном архиве Министерства обороны РФ, уцелел ряд бумаг о работе Отдела архивов по организации выполнения совместного приказа НКО и НКВД СССР от 19 марта 1940 г. № 61/193 «О порядке сдачи архивных материалов в архивы системы ГАУ НКВД СССР».
28 февраля 1941 г. был создан 1-й спецотдел НКВД СССР (учетно-архивный), начальником которого стал А.Я.Герцовский.
Интересна общая оценка состояния архивного фонда НКО СССР перед войной:
«В войсковых частях, управлениях, учреждениях, заведениях, в штабах соединений, округов и армий имеется в большом количестве скопившийся за несколько лет архивный материал. Во многих случаях этот материал находился в неудовлетворительном состоянии, не разобран, не имеет описей, лежит кучами в углах канцелярий и даже в сырых подвальных помещениях. На архивные материалы войсковые штабы, да и штабы округов (армий), смотрят, как на тяжелую и ненужную «обузу». Имели место случаи, когда командиры (начальники) войсковых частей, управлений, учреждений, заведений и штабов соединений, округов и армий, желая избавиться от архивных материалов, продавали их как макулатуру. В проданных материалах нередко оказывались исторически ценные и даже секретные документы. Такое преступное отношение к архивным материалам дальше терпимо быть не может». Вестник архивиста, 2006, №4-5, с.189.
А дальше, как известно, началась Великая Отечественная…
В.М. Бережков, дипломат, прославившийся в будущем как переводчик Сталина, в 1941 году работал в Берлине. Он рассказал, что 22 июня после начала войны происходило в посольстве СССР.
«Сразу после нашего возвращения с Вильгельмштрассе были приняты меры по уничтожению секретной документации. С этим нельзя было медлить, так как в любой момент эсэсовцы, оцепившие здание, могли ворваться внутрь и захватить архивы посольства...
В посольство приехал заместитель торгпреда Кормилицын. Он по дороге из дома заехал в помещение нашего торгпредства - оно находилось на Лиценбургерштрассе, но внутрь его не впустили. Здание торгпредства захватило гестапо, и он видел, как прямо на улицу полицейские выбрасывали папки с документами. Из верхнего окна здания валил черный дым. Там сотрудники торгпредства, забаррикадировав дверь от ломившихся к ним эсэсовцев, сжигали документы.
…В ночь на 22 июня там дежурили К. И. Федечкин и А. Д. Бозулаев. Когда первые лучи солнца начали пробиваться сквозь ставни, которыми были прикрыты окна комнаты, раздался резкий сигнал сирены. Федечкин снял трубку телефона, связывавшего помещение с дежурным у входа в торгпредство.
- Почему дан сигнал тревоги? - спросил он.
- Толпа вооруженных эсэсовцев ломится в двери, - взволнованно сообщил дежурный. - Произошло что-то необычное. Я не открываю им двери. Они стучат и ругаются и могут в любой момент сюда ворваться.
Стеклянные входные двери торгпредства не выдержат серьезного натиска. Следовательно, гитлеровцы могли ворваться в помещение в любой момент. В считанные минуты они оказались бы у закрытой двери помещения, лишь она одна была способна задержать эсэсовцев на какое-то время. Нельзя было терять ни минуты. Федечкин вызвал коллег Н.П. Логачева и Е.И. Шматова, квартиры которых находились на том же этаже, что и служебное помещение. Все четверо, плотно закрыв дверь, принялись уничтожать секретную документацию.
Печка в комнате была маленькая. В нее вмещалось совсем немного бумаг, и пришлось разжечь огонь прямо на полу, на большом железном листе, на котором стояла печка. Дым заволакивал комнату, но работу нельзя было прекратить ни на минуту - фашисты уже ломились в дверь.
Железный лист накалился докрасна, стало невыносимо жарко и душно, начал гореть паркет, но сотрудники продолжали самоотверженно уничтожать документы - нельзя было допустить, чтобы они попали в руки фашистов. Время от времени кто-либо подбегал к окну, чтобы глотнуть воздуха, и тут же возвращался к груде обгоревших бумаг, медленно превращавшихся в пепел…
Когда эсэсовцы взломали, наконец, дверь и с ревом ворвались в помещение, все было кончено. Они увидели лишь груду пепла. Вскоре прибыл закрытый черный фургон, в него втолкнули всех четырех сотрудников и повезли в гестапо. Там их бросили в одиночную камеру. По нескольку раз в день их вызывали на допрос, били, пытаясь выведать секретную информацию, заставляли подписать какие-то бумаги. Так продолжалось десять дней. Но советские люди держались стойко, и фашисты ничего не добились. Их освободили только в день нашего отъезда из Берлина и доставили прямо на вокзал. Они еле держались на ногах. Когда я увидел хорошо знакомого мне прежде по работе в торгпредстве Логачева, то еле узнал его - он был весь в кровоподтеках»… Валентин Бережков. Страницы дипломатической истории. М.: Международные отношения, 1987.
Немцы начали уничтожать архивы раньше. Наркомат госбезопасности еще 11 июня доложил, что посольство Германии в Москве готовится к эвакуации, а «в подвальном помещении посольства сжигались архивные документы». После известий об интернировании советских граждан в здании посольства СССР в Берлине и о захвате гестапо помещений всех представительств Советского Союза, здание посольства Германии на улице Станиславского (ныне Леонтьевский переулок, 10) было блокировано. Изолировали весь персонал дипломатических, торговых и других учреждений Германии в Москве (включая и посла Шуленбурга). Через двое суток германские подданные были вывезены в Кострому, а затем к советско-турецкой границе, в район Ленинакана, для обмена на доставленных туда из Берлина советских граждан. Тогда же опергруппа НКВД под командой начальника отделения контрразведки капитана госбезопасности В.С. Рясного заняла здание резиденции посла Германии в Чистом (бывшем Обуховском) переулке, произвела там тщательный обыск и вывезла всю уцелевшую документацию.
23 июня 1941 г., - буквально на второй день войны - был издан приказ ГАУ НКВД СССР о перемещении особо ценных документов из архивохранилищ в безопасные места; 5 июля 1941 г. Совнарком СССР принял постановление "Об эвакуации архивов" (прежде всего должны были вывозить партийные архивы, во вторую очередь - советские, затем все прочие). В тот же день СНК СССР разослал в прифронтовые республики и области циркуляр с приказом об уничтожении всех архивов, которые невозможно вывезти из зоны военных действий.
В июле 1941 г. из столицы начали вывозить многие учреждения.
«5 июля 1941 г. ЦК ВКП (б) и СНК приняли решение об эвакуации ценнейших архивных документов на восток. По постановлению, фонды Центрального партархива ЦК ВКП (б) должны были быть отправлены в Уфу. В их число вошли: фонды ЦК ВКП (б), Средазбюро ЦК ВКП (б), Истпарта, Общества старых большевиков, партийных фракций, политуправлений, газет «Пролетарий», «Вперед», «Социал-демократ», Г.В. Плеханова, С.М. Кирова, Г.К. Орджоникидзе, Я.М. Свердлова, Д.Б. Рязанова, Л.Д. Троцкого, Л.Б. Каменева, Г.Е. Зиновьева, Бунда и др. Хотя переправлялись в Уфу документы пятью рейсами «с неоднократной перегруппировкой и переноской большого количества вязок, ящиков и шкафов», в дороге потерь материалов не было… Была, правда, в отчете о перевозке оговорка, что перед отправкой фонды Истпарта, Общества старых большевиков, ИМЭЛ, П.Л. Лаврова, Д.Б. Рязанова были просмотрены и материалы, не подлежащие хранению, ликвидированы. Актов об уничтожении документов в спешке не составляли... При размещении материалов в Уфе была проведена первая в истории ЦПА широкомасштабная экспертиза их ценности. Для этого создали специальную бригаду под руководством В.А. Радус-Зеньковича, которая начала деятельность с повторного просмотра фондов Общества старых большевиков, Истпарта, а также архива Г.Е. Зиновьева и Л.Б. Каменева. Акты на этот раз составлялись, но без подробного перечисления обреченных на сжигание материалов.
О размахе происходившего говорят цифры: из 115 вязок документов Общества старых большевиков оставлено на хранение только 73, рекомендовано к уничтожению 526 папок с материалами Истпарта… Экспертиза продолжалась и в 1942 г. Были проверены материалы Средазбюро ЦК ВКП (б), Бунда, «Поалей Цион», польские фонды, 86 личных собраний.
Как сказано в отчете, изо всех просмотренных личных фондов оставлено на самостоятельное хранение только 2, полностью ликвидировано 7, присоединено к иным фондам 50, передано в другие архивы 27 фондов… Какова общая цифра уничтоженных материалов? Невозможно подвести даже приблизительные итоги той экспертизы ценности, так как большинство подвергшихся ревизии фондов были к тому времени не обработаны и следов многих ликвидированных документов не осталось»… Якушев С.В. Центральный партийный архив (1941-1956 гг.). - Вопросы истории КПСС, 1989, №6, с.70- 71.
В ходе одного из первых налетов нацистской авиации на Москву зажигательными бомбами было осыпано и погибло здание Всесоюзной книжной палаты. Как вспоминала очевидец М. Белкина: «Очень страшно горела Книжная палата, одно из красивейших зданий Москвы начала девятнадцатого века... Взрыв огня! И все рухнуло в пламени, распалось... И вдруг вопль: «Книги!..» Из огня, из туго набитых стеллажей в ночное небо выстреливают книги... Не горящие – огневые! И там, под самыми звездами, раскрываются... И ветер шевелит огневыми страницами, и на страницах видны даже черные прочерки строк... Мгновение... горстка искр осыпалась вниз... А в небо еще книги, еще... И потом огневые листки – картотека...»
В феврале 1942 года составили «Примерный перечень убытков, понесенных Всесоюзной книжной палатой, в связи с бомбардировкой немцами и пожаром 23 июля 1941 г.».
Огонь уничтожил большую часть каталогов и картотек Палаты: целиком сгорели главный систематический каталог (свыше 3 миллионов карточек), включавший систематический каталог книг на русском языке, построенный по УДК; каталог книг на языках народов СССР и на иностранных языках (свыше 150 тысяч карточек); географический каталог (свыше 25 тысяч карточек); систематические каталоги журнальных и газетных статей (свыше 1250 тысяч карточек). Почти полностью погибли или были сильно повреждены: единственный в стране алфавитный каталог журнальных и газетных статей (около 1,2 млн. карточек); алфавитный каталог рецензий (около 75 тыс. карточек); систематический каталог журналов (около 25 тыс. карточек – сгорел весь); алфавитные каталоги газет (около 55 тыс. карточек) и журналов на национальных языках народов СССР (около 2 тыс. карточек); издательский каталог (более 300 тыс. карточек); картотеки предметного каталога (около 500 тыс. карточек) и ретроспективной библиографии (около 500 тыс. карточек)...
Конечно, Книжная палата - не архив...
Но и она хранила память культуры.
Война ускорила введение командных методов управления архивами. Приказом НКВД СССР от 31 июля 1941 г. Главное архивное управление НКВД СССР переименовали в Управление государственными архивами НКВД СССР.
С августа 1941 г. был ужесточен и порядок выдачи справок биографического характера. Именно с тех пор архивисты убеждены, что дело сторожа - караулить то, что лежит на складе, а не разглагольствовать о доверенных ценностях перед каждым, кто заглянет в хранилище истории. Уже в начале 90-х годов историк П.А. Колесников вспоминал, как впервые на излете сталинских лет вошел он в стены Центрального государственного архива древних актов, как «оформив документы и заказ на описи, направился к начальнику архива В.Н. Шумилову... Прекрасный знаток фондов и дел, фанатик своей службы, он постепенно утвердился в мысли, что все богатство хранилища (хотя и государственное) вручено ему с правом разрешать или отказывать в выдаче запрашиваемых дел. А решал он нередко в зависимости от настроения или по каким-то одному ему ведомым мотивам»... Колесников П.А. Путешествия в родословия. - Вологда, 1997.
Советские архивы оккупантов очень интересовали. Немцы вошли в Смоленск через три недели после начала войны, но бои за город шли еще два месяца. Однако уже в августе горожане читали объявления на стенах и столбах.
РАСПОРЯЖЕНИЕ №7
Начальника города Смоленска
г. Смоленск, 26 августа 1941 года.
В целях предотвращения уничтожения архивных материалов
ПРИКАЗЫВАЮ:
1. Всем учреждениям и лицам, занимающим помещения бывших учреждений города, не уничтожать и не выбрасывать находящихся там архивных материалов, а складывать в отдельные места, защищенные от непогоды и гарантирующие от уничтожения, и сообщать об этом в архив города (Соборный двор).
2. Лица, виновные в уничтожении архивных материалов, будут привлечены к строгой ответственности.
Начальник города МЕНЬШАГИН.
В конце июня 1941 г. началась подготовка к эвакуации наиболее ценных материалов из Ленинграда. 21 июля эшелон из 57 вагонов в сопровождении 19 архивистов выехал в город Чкалов (Оренбург). Государственный архив Октябрьской революции Ленинградской области эвакуировал документы 587 фондов, большинство фотодокументов, весь научно-справочный аппарат.
А в начале блокады Ленинграда, начиная с 8 сентября 1941 г., руководством учреждений и предприятий уничтожались архивы. Боялись их захвата неприятелем ввиду возможной сдачи города. В частности, уничтожены были архивы Ленинградского Истпарта и личные дела сотрудников Ленинградского Института истории ВКП(б).
Огромную опасность для архивов представляли бомбежки, артобстрелы и пожары. За сентябрь 1941 — июнь 1942 гг. зафиксированы 20 попаданий бомб и снарядов в здания архивов. Самые тяжелые потери понес Центральный государственный исторический архив СССР в Ленинграде (ЦГИАЛ), располагавшийся в зданиях Сената и Синода. В результате пожара, вызванного прямым попаданием снаряда в сентябре 1941 г., полностью погибли документальные материалы нескольких десятков фондов.
При приближении немцев к Москве начался великий драп. Пошли слухи, что фронт прорван, Сталин и правительство бежало из Москвы. Начальники на предприятиях и чиновники стали грузить семьи и добро в автотранспорт и оставили столицу. Всюду летал чёрный бумажный пепел: жгли важные документы.
Писатель Даниил Гранин пишет: «Всем была известна паника москвичей в октябре 1941 года. Повсюду жгли архивы, бумаги, над столицей летала копоть. Шло повальное бегство. Учреждения опустели. Начальство исчезло, бросив свои кабинеты, своих подчиненных. 16 октября считалось позорной датой в истории Москвы». Гранин Д. Все было не совсем так. - М., 2010, с.234.
Накануне Государственный комитет обороны принял постановление «Об эвакуации столицы СССР г. Москвы». Город должны были покинуть правительство, Генштаб, военные академии, наркоматы, посольства, заводы и пр.
«На улицах видел, что везде с домов снимали вывески жильцов, и в домоуправлениях приказано было уничтожить все документы, касающиеся жильцов: прописку не производят, домовые книги сданы в милицию», - это запись из дневника краеведа П.Н. Миллера.
«Везде падал какой-то зловещий снег. Ложившиеся на землю снежинки были не белыми, а черными. Это был пепел сжигаемых в учреждениях бумаг. Люди жгли свои документы на кострах во дворах. Жгли архивы, официальные документы, личные дневники, трудовые книжки, книжки по оплате за квартиру, даже телефонные справочники.
12 октября московские власти уже организовали отправку двух вагонов, груженных партийными документами. Теперь они решили, что необходимо полностью уничтожить оставшиеся документы: анонимки и угрозы, личные дела; материалы о репрессиях, о раскулаченных, о ситуации в колхозах; протоколы партийных совещаний. Документы, подлежащие уничтожению, помечались «№3». Их сжигали в котельной общественных бань, находившихся рядом со зданием партийного архива»… Москва прифронтовая. 1941-1942: Архивные документы и материалы (ред. Горинов М.). Москва, 2001, с. 259-260.
В течение этих двух дней более тысячи человек уничтожили свои партбилеты; что для лучших времен являлось бы преступлением, в этот кризисный момент в глазах НКВД было настоящим предательством. Доклад московского Комитета партии от 15 ноября 1941 года. Москва прифронтовая. 1941-1945, с. 264).
Вот почему так скудны московские архивы за 1941 год. Лишь в начале 1942 года документы снова стали, как положено, подшивать в папки столичных учреждений и предприятий. Горинов М. Будни осажденной столицы, Отечественная история, 1996/3, стр. 5.
Затянувший с эвакуацией, Партархив Московского обкома и горкома ВКП (б), (она была проведена в панике в середине октября 1941 г.), вынужден был уничтожить почти две трети материалов. По распоряжению руководства комсомола сожгли почти половину архива ЦК ВЛКСМ.
Тогда же подверглись ликвидации архивы районных отделов НКВД и столичных кладбищ, в том числе, например, погибли списки всех людей, похороненных на Новодевичьем.
В Наркомате просвещения сожгли в спешке даже архив Надежды Крупской.
В ночь с 15 на 16 октября 1941 г. были сожжены дела спецотдела, списки, адреса и другие документы МГУ. (Архив МГУ, ф. 1, оп. 10, ед. хр. 800, Записка и.о. ректора МГУ Б.П.Орлова).
Свидетель бегства чиновников из Москвы поэт Арсений Тарковский подтвердил:
«Третьи сутки жгут архивы в этом городе чужом…
А в вагонах наркоматы - места нет живой душе,
Госпитальные палаты и японский атташе».
Бежали все. На хозяйстве оставили молодого. В тот день в Кремле остался лишь один Алексей Косыгин. Паника была такой же, как в начале войны в приграничных областях.
Зам начальника 1-го отдела НКВД старший майор госбезопасности Шадрин докладывал наркому внутренних дел Всеволоду Меркулову, что в брошенном здании ЦК «ни одного работника ЦК ВКП (б), который мог бы привести всё помещение в порядок и сжечь имеющуюся секретную переписку, оставлено не было. Всё хозяйство оставлено без всякого присмотра. Оставлено больше сотни пишущих машинок разных систем, 128 пар валенок, тулупы, 22 мешка с обувью и носильными вещами, несколько тонн мяса, картофеля, несколько бочек сельдей, мяса и других продуктов. В кабинетах аппарата ЦК царил полный хаос. Многие замки столов и сами столы взломаны, разбросаны бланки и всевозможная переписка, в том числе и секретная, директивы ЦК ВКП (б) и другие документы. Вынесенный совершенно секретный материал в котельную для сжигания оставлен кучами, не сожжён. В кабинете товарища Жданова обнаружены пять совершенно секретных пакетов…». Москва прифронтовая. 1941-1942 гг. Архивные документы и материалы. М.: Мосгорархив, 2001. с. 271-272.
29 октября 1941 г. нацистские летчики во время налетов на Москву бомбили здание ЦК. Возникший пожар и вода из пожарных брандспойтов уничтожили оставшиеся в здании документы Управления делами ЦК, учетно-аналитическую картотеку и большую часть библиотеки ЦК.
Тогда же, после начала Великой Отечественной войны, опасаясь нападения Квантунской армии, решили срочно эвакуировать архивы с Дальнего Востока.
Ветеран-архивист В.И. Чернышева (в годы войны - начальник архивного отдела Управления НКВД Хабаровского края) вспоминала:
«Несколько дней и ночей архивисты не уходили домой, занимаясь упаковкой и погрузкой документов в вагоны…
С какой болью в сердце мы упаковывали и отправляли наши архивы, сосредоточившие в себе всю историю освоения, заселения и развития Приамурья». (Чернявский А. Встреча в Харбине. Тихоокеанская звезда, 22 11.2011).
В сентябре 1941 г. фонды Хабаровского краевого и Амурского областного государственных архивов были в 10 вагонах вывезены в Красноярск.
Но Управление НКВД по Красноярскому краю - из-за отсутствия хранилищ - отказалось их принять. Тогда документы переправили в Минусинск, хотя и там не было ни помещений, ни условий для их хранения.
Через 3 года хабаровские архивы оказались в Томске.
Многие фонды прибыли туда в состоянии «архивной россыпи», поскольку пострадали от переездов и всех перегрузок в вагоны и обратно. Часть документов была сожжена в ходе «чекистской чистки».
Лишь в начале 90-х годов «томский» архив вернулся на Дальний Восток. Только не в Хабаровск, во Владивосток. Там и лежит до сих пор почти неразобранным…
А на Западном фронте Красная Армия отступала, гибли десятки советских архивов.
Генерал-майор Н. Павленко считал, что, «по всей вероятности, навсегда утрачены многие важные документы начального периода войны (немало документов было сожжено при отходе наших войск)». Военно-исторический журнал, 1961, №11, с.93.
Горели в начале войны и региональные архивы.
Из всех архивов Белоруссии удалось эвакуировать небольшой объем документов лишь из трех областей: Вилейской, Витебской, Гомельской.
В 1938 г. из фондов Могилевского и Калининского окружных архивов был создан Государственный архив Могилевской области. В 1941 г. в нем хранилось 1 316 фондов с общим количеством 650 000 единиц хранения. В начале Великой Отечественной войны часть документов была эвакуирована в тыл (Тамбов и Челябинск), в оккупации полностью сгорело здание архива, погибли 1200 фондов (620000 ед. хр.), научно-справочный аппарат и научно-справочная библиотека.
Там же в Могилеве перед войной находился и Центральный архив Октябрьской революции Белоруссии. В хранилищах архива, располагавшихся в здании бывшей Братской церкви, в июне-июле 1941 г. большая часть документальных материалов погибла из-за пожара, а оставшееся подверглось расхищению. По приказу немецкого командования зимой 1941-1942 гг. основной комплекс документов архива был перевезен из Станиславовского костела в сарай и клуб швейников по ул. Ленина. Выделенные строения не обеспечивали сохранность документальных материалов: дела находились в хаотическом состоянии, намокали, многие превращались в листовую россыпь. Погибла большая часть документов и весь научно-справочный аппарат к ним.
Весной 1943 г., для выявления интересовавших оккупантов документов, фонды архива подверглись сортировке. В январе-феврале 1944 г. отобранные документы вывезли в Ригу, где наиболее ценные из них готовили к отправке в Германию. Лишь немногое из них после войны вернулось в Белоруссию.
В июле 1941 г. из ставшего прифронтовым Петрозаводска отправили в тыл три вагона самых ценных фондов и научно-справочный аппарат архива. В сентябре 1941 г. была эвакуирована вторая партия документов. Часть архивных фондов была уничтожена, растащили тысячи книг научной библиотеки. Кроме того, эвакуировались документы наркоматов, организаций и учреждений республики. Всего из Карелии в Казань, Кострому, Великий Устюг и Кадников вывезли примерно миллион архивных единиц хранения, а часть – около 30% - погибла. (По данным «Карельской энциклопедии»).
Еще горше оказалась судьба провинциальных архивов, оставшихся на территориях, занятых Гитлером.
В годы войны сильно пострадал, к примеру, Севастопольский городской архив: утрачено 364 фондов с общим количеством дел – 108 579, из них: дореволюционных – 59 фондов (10 736 единиц хранения), советского периода –305 фондов (97 843 единиц хранения).
В Пскове немцами было взорвано здание областного государственного архива, разграблены и частично сожжены материалы 372 фондов. Погибло около 127 тысяч архивных дел. После освобождения города удалось собрать лишь 23 тысячи дел. Документы находили в ямах, подвалах и даже... в уборных (оккупанты утепляли их документами архива).
Во время немецко-фашистской оккупации Курска (ноябрь 1941- февраль 1943 гг.) нацистами были разграблены документы областного архива, датируемые с 1721 по 1936 гг., в количестве 274 фондов, насчитывавших 3426 единиц хранения. Полностью погибли и все документальные материалы за 1931-1941 годы.
Из Карелии финские войска вывезли, в частности, архив Беломоро-Балтийского лагеря НКВД СССР (около 500 000 дел).
5 июля 1941 г. материалы 121-го фонда (38820 дел) Черниговского облархива были эвакуированы в Ульяновск. Но 23 августа 1941 г. Чернигов подвергся сильной бомбардировке, и прямым попаданием бомб были уничтожены 3 архивохранилища, а после оккупации города погибли и 4 уцелевших архивохранилища - вместе с документами, справочным аппаратом и научной библиотекой (102 тыс. томов).
В августе 1941 г. из-за невозможности эвакуации сотрудники Киевского областного партархива сожгли все документы.
Часть архива Одессы в самом начале войны успели вывезти в г. Уральск. Но многое - то есть более миллиона архивных единиц - до освобождения города от немцев в апреле 1944 года - все же погибло.
Из статьи С.А. Андросова «Архивы Крыма в годы Великой Отечественной войны (1941–1945 гг.)»
…В середине июля 1941 г., когда над Крымом нависла угроза немецкого вторжения, было принято решение об эвакуации предприятий и культурных ценностей в глубь страны.
Перед эвакуацией самые ценные документы районных архивов были переданы в ЦГА Крымской АССР, а все остальные уничтожены. В рапорте от 19 августа 1941 г. начальник архивного отдела НКВД Крымской АССР Д.Д. Белугин информировал ГАУ НКВД СССР: «Настоящим доношу о выполнении директивы зам. народного комиссара внутренних дел Союза СССР т. Чернышева от 30 июня 1941 г. за № 26/1-122 13 августа архивные материалы в количестве трех вагонов отправлены в указанный в директиве адрес…»
В Тюмень Омской области было вывезено 65 фондов, 49343 дела общего хранения, 298 фондов и частей фондов, 57452 дела секретного хранения, текущие документы Верховного Совета и Совнаркома Крымской АССР. Керченский, Севастопольский, Феодосийский, Ялтинские городские архивы вывезти не успели.
Эвакуация документов Крымского обкома ВКП(б) осуществлялась поэтапно.
Основная часть (37 мешков и 35 ящиков) была вывезена в Тюмень вместе с документами ЦГА Крымской АССР.
В сентябре 1941 г. протоколы заседаний бюро Крымского обкома ВКП(б) и другие секретные документы были отправлены в Краснодар, а оттуда, вместе с архивом Краснодарского крайкома ВКП(б), в Уральск Казахской ССР.
27 октября 1941 г. работник отдела Крымского обкома ВКП(б) Б.М. Вольфсон доставил в Керченский порт 148 мешков с документами Керченского, Симферопольского, Джанкойского, Колайского, Феодосийского горкомов и райкомов ВКП(б), а также горкомов и райкомов ВЛКСМ для отправки катером в Краснодар.
Но после налета вражеской авиации в порту стали взрываться боеприпасы. Остатки полуистлевших и залитых водой документов, разбросанных по территории порта, были собраны и сожжены в кочегарке. 2 ноября 1941 г. на крейсере «Красный Крым» вывезли из Севастополя в Туапсе 56 тюков учетных карточек коммунистов и комсомольцев всех горкомов и райкомов.
Потом их доставили через Махачкалу и Баку в Туркмению, в Красноводск.
В Красноводском обкоме ВКП (б) нашли пристанище также дела Керченского и Севастопольского горкомов, Кировского, Маяк-Салынского, Орджоникидзевского, Сталинского райкомов ВКП(б) и Крымского обкома ВЛКСМ.
В 1943 г. эти документы были переправлены в Челябинск. Всего в эвакуации оказалось 120 фондов парторганизаций (155628 дел) и фонд Крымского обкома ВЛКСМ (2083 дел).
Фонды первичных партийных и комсомольских организаций перед эвакуацией были сожжены.
8 апреля 1944 г. войска 4-го Украинского фронта при поддержке Черноморского флота начали Крымскую наступательную операцию. К 12 мая 1944 г. завершилось освобождение полуострова от фашистских оккупантов. В акте об ущербе, причиненном государственному архиву Крымской АССР, от 16 октября 1944 г. констатируется: «… Во время оккупации немецко-фашистскими войсками Крыма ими были захвачены и вывезены из г. Симферополя Центрального Государственного архива НКВД Крым. АССР (Исторический отдел) документальные материалы с 1827 года по 1909 год, в количестве 21 фонда, 18978 единиц хранения… Изъятия документальных материалов производил полковник «СС» Карасик (профессор Антропологического института в г. Вена)…»
В результате поджога фашистами 10 апреля 1944 г. здания отдела Октябрьской революции были уничтожены документальные материалы за 1916—1938 гг. в количестве 807 фондов, 177418 единиц хранения.
Если исходить из этих данных, то можно утверждать, что только ЦГА Крымской АССР лишился примерно 35 % от общего количества своих документов.
Столь же трагичной оказалась судьба городских архивов.
Из 330 фондов, 103357 дел Севастопольского филиала ЦГА Крымской АССР бомбардировками и артобстрелами в 1942 г. было уничтожено 320 фондов, 98357 дел.
Во дворе и помещении Феодосийского городского архива фашисты устроили концлагерь для военнопленных. Архивные документы, состоявшие из 66 фондов, 250000 дел были выброшены во двор и сожжены.
В Евпаторийском городском архиве на начало 1941 г. имелось 340 фондов, 52000 дел. В период оккупации в нем работала мастерская по изготовлению тетрадей, бумагу для которых извлекали из архивных дел, в результате архив утратил 240 фондов, 38000 дел.
Из 76127 дел Ялтинского филиала ЦГА Крымской АССР оказались уничтоженными 15064 дела и весь учетно-справочный аппарат. Потери Керченского городского архива составили 31574 дела…
В 1941 г. краевой Днепропетровский исторический архив был одним из самых больших архивов на Украине. К началу войны тут хранилось почти 1 млн. дел, кроме того, в городе были городской, партийный, многочисленные ведомственные архивы, а в Кривом Роге - филиал краевого архива. Из-за плохой организации эвакуации в оккупированном городе осталось более 90% документов исторического архива, более 50 тысяч дел архива обкома КП(б)У, остался и городской архив. Во время оккупации Днепропетровска погибла самая ценная часть архивной коллекции - фонды канцелярии Екатеринославского губернатора, губернского правления, земских учреждений, канцелярии Азовского казацкого войска, городской управы, фонды учебных, религиозных, медицинских учреждений, документы промышленных предприятий, судебных учреждений 1679-1941 г., а также большинство фондов послереволюционной эпохи. Многие из них были вывезены немецкими захватчиками на Запад.
Юрий Смолич, накануне захвата Харькова гитлеровцами бывший председателем местной организации Союза писателей, в мемуарах рассказывает: «Помню тот страшный день. Пеплом от сожженных архивов разных учреждений были засыпаны центральные кварталы города — ветер волок по тротуарам и мостовым черные обугленные бумажные обрывки: то было жуткое и раздирающее душу зрелище. И вот дошла очередь до нас. В подвале клуба писателей на Чернышевской лежали пакеты дел бывших писательских организаций и частично Литературного института имени Шевченко: бесценные для истории архивы организаций "Гарт", "Плуг", "Вапліте", ВУСПП, стенограммы литературных диспутов. Мы запаковали все это в ящики, готовя к вывозу, но прорыв произошел слишком внезапно, и городская эвакуационная тройка, решения которой не подлежали апелляции, приказала: архивы сжечь немедленно.
Я присутствовал при том, как переносили эти драгоценные ящики из подвала в кочегарку, как среди жаркого лета запылал огонь под котлом, а над трубой заклубился рыжий дым, С этим дымом ушли в никуда драгоценнейшие документы первого бурного десятилетия украинской советской литературы — все свидетельства столь важной эпохи литературного становления на Украине после Октября. Ведь это же были как бы "метрические записи" о рождении нашей литературы — в горячем революционном подъеме, в страстях творческих исканий, в пылу споров… Богатейшие архивы сгорели». Смолич Ю.К. Двадцать лет спустя. В кн. Рассказ о непокое. М., 1971.
А вот областной архив все же вывезли из Харькова в Златоуст Челябинской области, и он почти не пострадал.
Архив Воронежской области вел начало от губернского архива, учрежденного по декрету СНК РСФСР в 1919 г. На его базе в 1928 г. были созданы областные государственный исторический архив и архив Октябрьской революции. При их слиянии в апреле 1941 г. (во исполнение Постановления Совнаркома СССР от 29 марта 1941 г. №723 «Об утверждении Положения о Государственном Архивном фонде СССР и сети Государственных архивов» и распоряжения ГАУ НКВД СССР от 7 апреля 1941 г. №72 «О порядке реорганизации республиканских, краевых и областных архивов») возник Воронежский областной архив. В нем были фонды: дореволюционный, Октябрьской революции и социалистического строительства, секретные, а также научно-справочная литература. В сентябре 1941 г. 8 вагонов самых ценных документов из Воронежа вывезли в Уфу. В ходе бомбардировки Воронежа были уничтожены три здания госархива и находящиеся в них до 700 тыс. дел (т.е. две трети от довоенных пор) Погибли документы уездных и земских судов, учебных заведений, дворянских опек, сиротских судов, духовной консистории, ратуш, магистратов, промышленных предприятий, хозяйственных и строительных трестов, лечебных учреждений, торговых организаций и др. Чесноков В.И. Начало советского архивного строительства в Воронежской губернии. - Записки воронежских краеведов. Воронеж, 1987; Вып. 3; Он же. Воронежские архивы и архивисты в 1919-1920 гг. - ИИВК, 1998, Вып. 7; Алленова В.А. Из истории взаимоотношений Воронежского губернского архива и музея в 1920-е гг. - Там же, 2001, Вып. 9. В.А. Алленова. Воронежская энциклопедия в 2 т. Т.2, Воронеж, 2008, с.48.
Накануне оккупации Брянска часть документов архива была вывезена в Вольск Саратовской области (108 наиболее ценных фондов), остальные остались в Брянске. Многие документы были сожжены, погибли от непогоды, использованы для растопки печей. Было утрачено около 200 тыс. единиц хранения (из 800 тыс.), в т. ч. огромное количество метрических книг (реестров записи актов гражданского состояния до 1918 года).
Жестоко обошлась война и с архивами Орловщины. Уже после освобождения области от Гитлера, 28 декабря 1944 г., начальник Чибисовского райгосархива докладывал начальнику отдела архивов Орловского УНКВД: «К началу войны на хранении райгорархива находились документальные материалы с 1914 по 1938 годы с общим количеством 18 фондов 3200 единиц хранения. Во время подхода немецких оккупантов к городу Ельцу все документальные материалы райгорархива были уничтожены (сожжены)». В районе полностью погибли документы учреждений, организаций и предприятий за 1931-1941 гг.
Калужская область тоже побывала в оккупации. Приближение вражеских войск к Калуге заставило приступить к срочной эвакуации части документального фонда. В первую очередь эвакуировали документы секретного архива и «наиболее актуальные в политическом и научном отношении материалы». В их число вошли основные фонды дореволюционных и советских губернских учреждений, военные фонды, фонды органов милиции, суда и прокуратуры. 4 октября 1941 г. погрузка в вагоны документов Калужского архива проходила в обстановке бомбардировки города с воздуха. Все фонды, отобранные к срочной эвакуации, были вывезены в тыл полностью. Всего было эвакуировано 126 фондов (45375 ед. хр.), первоначально в Саратовскую, а затем в Курганскую области. Но часть документов при перевозках была утрачена. Документы советских учреждений и ведомств погибли на 95%, что привело к утрате едва ли не всего комплекса документов учреждений г. Калуги за 1930-е гг., в том числе и по личному составу. В акте о расследовании злодеяний войск Гитлера от 27 февраля 1945 г. сказано: "После освобождения Калуги от немецко-фашистских захватчиков установить количество сохранившихся документов не представляется возможным, т.к. оставшиеся на месте документы во время оккупации были в большинстве не учтены".
В Калинине в войну сгорели и областной архив, и областной музей. В 1941 г. документы Калининского областного партархива были вывезены в Тюмень, но часть их погибла.
Государственный архив Краснодарского края, учрежденный также в 1941 г., объединил в себе краевой исторический архив (включавший и документы войскового архива Кубанского казачьего войска), архив Октябрьской революции и филиалы - городские архивы Армавира и Новороссийска. На 1 января 1942 г. в нем числилось 673 тыс. дел (1201 фонд). В связи с началом войны в 1941-1942 гг. 840 наиболее ценных фондов Краснодарского архива и его филиалов вывезли в г. Челкар Актюбинской области Казахской ССР, а в 1944-1945 гг. вернули в Краснодар. Но большая часть документов во время оккупации города гитлеровскими войсками и при возвращении архива из эвакуации погибла. Екатеринодар - Краснодар. Историческая энциклопедия. Краснодар, 2009, с.160.
Не менее трагична и судьба архивного фонда Республики Адыгея. «События периода революции и гражданской войны привели к частичной, а то и полной утрате важнейших документальных коллекций, относящихся к дореволюционным десятилетиям, а также к периоду 1917-1920 годов. Огромный урон архиву был нанесен во время оккупации Адыгеи немецко-фашистскими войсками, когда безвозвратно были утеряны многие массивы документов», - пишет историк. Анчабадзе Ю. Политическая культура адыгов: традиционные институты и их эволюция (вторая половина XIX в. - 1920-е годы). М.: ИЭА РАН, 2012.
«Так случилось, - вспоминал историк В.В. Гришаев, - что в партийном архиве Ставропольского крайкома КПСС мои настойчивые требования выдать совсем не секретные документы конца 1930-х годов закончились тем, что заведующий партийным архивом вынужден был сказать, что документы за 1930-е годы были уничтожены: под предлогом угрозы захвата архива немцами сожжены в 1941 году по указанию М.А. Суслова, работавшего в то время первым секретарем крайкома КПСС. Ситуация была необъяснимой. В те же дни 1941 г. были полностью вывезены документы и материалы Государственного архива Ставропольского края. Для этого потребовалось несколько вагонов. Для вывоза партархива нужен был всего один автомобиль. Заведующий партархивом взял с меня слово, чтобы об этой информации я никому не говорил. В то время это было опасно». Гришаев В. Историки и архивисты обречены на сотрудничество. - Вестник архивиста, 2008, №2, с.289.
В 1942 году в дни бомбежек Сталинграда сгорел областной архив. Из 498,6 тыс. дел 145,6 тыс. удалось до того вывезти в г. Уральск Западно-Казахстанской области, но огромная часть старых документов была утрачена навсегда. В огне пожара и в дни боев в городе исчезли все бесценные свидетельства о дореволюционном Царицыне: архивы городской управы, личные дела чиновников, фотографии, документы царицынского земства. А из 166 тыс. дел, находившихся в Сталинградском партийном архиве, в годы войны уцелело лишь 25 тыс. единиц хранения. Энциклопедия Волгоградского края, Волгоград, 2007, с.372.
Вывезенные в Сталинград архивы бывшей Молдавской АССР были размещены в здании неподалеку от нефтехранилища. Во время одной из бомбежек в августе 1942 г. нефтехранилище было взорвано, и горящая нефть растеклась по улицам города, уничтожив немало строений, в том числе и то, где хранился архив.
Экспонаты музея-панорамы «Сталинградской битвы» в музее-филиале «Память» до нашего времени дошли чудом. В 1943 году в Государственный музей обороны Царицына (музея-панорамы тогда не существовало) поступили большие подборки трофейных документов, захваченных в ходе ликвидации 330-тысячной группировки гитлеровских войск в Сталинградском котле. Это были несколько мешков с письмами полевой почты солдат вермахта и приказы офицеров и фельдмаршала Паулюса. До 1953 года они хранились в запасниках музея. После смерти Сталина поступило распоряжение их уничтожить. Но заведующая отделом музея Т.Н. Науменко и главный хранитель фондов А. С. Бондаренко, понимая ценность документов, спасли их от огня...
Война нанесла огромный ущерб архивам Ростова-на-Дону. Документы большинства архивов учреждений, организаций и предприятий города и области за 1930-1941 гг. пропали. Все они, не успевшие поступить на государственное хранение, погибли. По подсчетам специальной комиссии ущерб, нанесенный немецко-фашистскими захватчиками районным и городским архивам, архивам учреждений, организаций и предприятий, составил 3,5 млн. дел.
В июле 1942 года здание городской библиотеки Ростова вместе со всеми книгами уничтожили гитлеровские бомбардировщики. Уникальное собрание старопечатных и древнерусских книг, насчитывавшее до войны более 800 томов, было полностью утрачено.
В августе 1942 г. все же удалось вывезти из Ростова-на-Дону в Казахстан и областной архив. 40 вагонов с документами, эвакуированными из Ростова-на-Дону, прошли десятки тысяч километров по железной дороге и были размещены штабелями в летних помещениях сада им. Куйбышева в Омске. Работники архива (6 человек) ворошили дела, проводили экспертизу их ценности, выполняли задания Главного архивного управления по поиску документов, необходимых фронту для продвижения наших войск по территории Ростовской области.
7 февраля 1944 г. отвечавший за эвакуацию заведующий Ростовского партархива старый большевик М.Н. Корчин с горечью писал в Москву заместителю заведующего архивом Института Маркса, Энгельса, Ленина): «Архивные материалы в мешках и ящиках хранятся в тёмном подвале. “Подвальные” условия хранения архива не позволяют вести обработку и систематизацию архивных материалов. С большими трудностями отвечаю на запросы. Нахождение каждой справки требует большой затраты физического труда. Чтобы найти ответ на запрос, приходится сперва искать ящик или мешок, в котором упакованы соответствующие материалы. А это значит – перевернуть и перенести с одного места на другое десятки пудов тяжестей. Работаю один. В этих условиях никакого плана работы не придумаешь… План работы партархива придётся разрабатывать по возвращении в Ростов, когда будет подобран штат архивных работников и созданы нормальные условия для работы».
К концу 1945 г. фонды госархива Ростовской области почти без потерь возвращены назад - документы снова заняли свое место в хранилищах.
На сайте Полтавского областного архива можно найти скупую констатацию былой трагедии: "Подавляющее большинство документов дореволюционного периода погибло в 1917-1921 и 1941-1943 гг.; были потери и в ходе неоправданных сокращений объемов хранения. В начале войны из Полтавского архива лишь 108 тыс. ед. хр. смогли вывезти в Балашов под Саратовом. В оккупации погибло около 1,5 млн. ед. хр. и более 40 тыс. книг. Полтавщина. Энциклопедия. Киев, 1992, с.37.
Та же (или еще более тяжкая) участь постигла другие архивы Белоруссии и Украины, Прибалтики, Рязани, Белгорода, Курска…
Впрочем, не до архивов было стране и в тылу.
Эвакуированные в августе 1941 года в Уфу 1500 мешков с документацией Наркомата связи были свалены в деревенской конюшне в 50-ти километрах от города; осенью конюшню разобрали на дрова, 2 тонны оставшихся без крова документов начальник архива продал в утиль, остальные сгнили под открытым небом.
Многие ведомства, получив приказ об эвакуации, просто избавлялись от своих архивов: жгли документы, оставляя лишь то, что было им необходимо с узковедомственной точки зрения, не обращая внимания на историческую ценность документов.
К апрелю 1942 года из более чем 8 миллионов единиц хранения 70-ти наркоматов и центральных учреждений было уничтожено примерно 50%, то есть более 4,5 миллионов единиц хранения, а эвакуировано лишь 2 миллиона.
Так, Наркомат внешней торговли уничтожил 250 тысяч единиц хранения (из имевшихся 590 тысяч), Госплан - 37 тысяч (из 52 тысяч), Комитет по делам кинематографии - около 40 тысяч (из 69 тысяч), Наркомат рыбной промышленности - 70 тысяч (из 120 тысяч), ТАСС - свыше 11 тысяч (из примерно 23 тысяч), Наркомзем РСФСР - 70 тысяч (из 80 тысяч), Наркомпрос РСФСР - более половины из 100 тысяч единиц хранения, среди которых были дела с официальной перепиской наркома А.В. Луначарского, стенограммы съездов работников народного образования, все материалы Государственной ученой комиссии и Всероссийской комиссии по ликвидации неграмотности и другие ценнейшие материалы по истории народного образования с 1917 по 1930-е годы.
В докладной записке 1945 года указывалось, что за годы войны из общего количества документов ведомственных архивов - 27.463.012 единиц хранения, - погибло 26 558 126 единиц хранения, или 96,7%. Малышева С.Ю. Основы архивоведения. Учебное пособие. Казань: Татарское республиканское изд-во “Хэтер”, 2002.
Некоторые архивы в эвакуации оказались в неприспособленных для хранения документов помещениях. Из-за аварии в Уральске погибла часть (около 20%) партархива Курского обкома ВКП (б). В сырых землянках в г. Кирове погибли документы комитетов партии и комсомола Мурманской области.
В докладе заведующего архивным отделом Новосибирского областного УВД М.Е. Горохова «О работе отдела Государственных архивов УНКВД по Новосибирской области за 1942 год» читаем: «…Обстоятельства военного времени вызвали целый ряд трудностей… это и многократные сплошные переброски и уплотнения архивов, в результате которых уже упорядоченные обработанные архивы вследствие спешных перебросок приводились опять в хаотическое состояние…».
По свидетельству начальника отдела архива Хабаровского края Л.В. Салеевой, заслуженного работника культуры РФ, в 1942-1943 гг. архивисты Приморья проверили состояние ведомственных архивов в 1411 учреждениях края и обнаружили, что документы треста «Главмука», мельзавода №10, завода им. Кагановича (бывший «Энергомаш»), психбольницы хранились в полуподвальных помещениях, были свалены в груды или в мешки, не учтены и не обработаны. Такими же были архивы в Дальтранспроекте, в краевых отделах народного образования, здравоохранении и в краевом финансовом отделе.
«На просьбы архивистов привести документы в порядок многие руководители отвечали: «такой ерундой в военное время заниматься не будем» или «что, делать вам нечего, что ходите без конца». Кое-где пытались вообще избавиться от документов. Например, в управлении связи безвозвратно пропали, а точнее - сгнили документы за 1888-1940 гг. При ликвидации редакций газет «Тихоокеанский комсомолец» и «Знамя пионера» в 1941 г. архив хранился на складах, затем был вывезен на склад одного из домов по ул. Шевченко, 26 и варварски уничтожен, сожжен как топливный материал». Салеева Л. В.– Из истории становления и развития архивного дела в Хабаровском крае. 1923-2013 гг. Вестник архивиста. 8 февраля 2014.
В годы блокады Ленинграда погибли под бомбежками и артиллерийскими обстрелами и многие фонды Российского государственного исторического архива (РГИА (бывшего ЦГИА СССР).
Словом, в годы Великой Отечественной войны Архивному фонду СССР был нанесен невосполнимый ущерб: погибло примерно две трети от общего числа документов Государственного архивного фонда накануне войны (45 тысяч фондов). Савин В. А. Хранить нельзя уничтожить. Формирование и организация Государственного архивного фонда РСФСР-СССР. 1918-1950-е годы. М., 2000 с. 55.
Но и после войны архивы подвергались многократным ревизиям, чисткам, изъятиям. К примеру, список архивных потерь на Украине составил пухлый том: «Архівні фонди, вивезені за межі України у 1945–1991 роках» / «Національний реєстр втрачених та переміщених архівних фондів». – Кн. 2: / Упорядн. тому: Є. О. Калін, О. М. Коваль, І. М. Мага, А. І. Титаренко. Державний комітет архівів України; Український науково-дослідний інститут архівної справи та документознавства. – К., 2008. – 444 с.
1946 год... Ну, кто сейчас помнит об огромном пожаре в Центральном архиве внутренних войск, внутренней и конвойной охраны МВД? А сгорел огромный пласт документов, в том числе и военного периода...
Пожар, случившийся в Минске, в клубе Наркомата государственной безопасности БССР на площади Свободы, 2, оборвал жизни более 200 отличников учебы столицы Беларуси, 3 января 1946 г. приглашенных на костюмированный новогодний бал. До сих пор множатся догадки, что этот пожар - результат поджога, организованного оставшейся агентурой немецких спецслужб, которая боялась разоблачения. Ведь в здании клуба НКГБ находилась комната с секретной документацией и списком (картотекой) бывшей немецкой агентуры, изменников Родины. Удивительно, но о трагедии республиканское радио умолчало, ни строкой не обмолвились белорусские газеты. Зато газеты в ФРГ назавтра вышли с сообщением, что в Минске подожгли белорусский рейхстаг, в котором хранится архив гестапо, - всё о полицаях и сотрудничавших с врагами, и где сидят в ожидании своей участи пленные немецкие генералы.
Что именно произошло - неизвестно до сих пор.
Истинной трагедией для отечественных архивов были «макулатурные кампании», практикуемые с первых до последних лет Советской власти.
Еще в начале 1921 г. при Совете Народных Комиссаров РСФСР возникла Особая комиссия по использованию архивов, запасов бумажных обрезков и тряпья - Особкомбум, имевшая право изъятия на территории РСФСР архивных материалов, не представляющих "исторической или практической ценности", так как обострился кризис бумажной промышленности, ощущавшей острый недостаток в сырье. Бумажный кризис местными властями был воспринят как предлог для уничтожения архивов. Многие учреждения производили их утилизацию, чтобы избавиться от старой документации и освободить занятые архивами помещения. В советских учреждениях укреплялся строго утилитарный взгляд на архивы как на склады бумаги, пригодной для использования: одни бумаги годились только к сдаче на бумажные фабрики, а другие, чистые или исписанные с одной стороны можно было и продавать, и использовать в собственном делопроизводстве.
«В 1922 г. некоторые фабрики, например, Николо-Павдинская на Урале и Кошелевская - Новгородской губернии, работали почти исключительно на одной древесной массе (97% древесной массы и 3% бумажных обрезков). Украинские фабрики, работавшие по преимуществу тонкие сорта бумаги, потребляли, главным образом, тряпье (57%) и бумажные обрезки (33%). В качестве сырья для некоторых предприятий видную роль играли архивы всевозможных учреждений, которые шли на выработку бумаги». Народное хозяйство СССР: статистико-экономический ежегодник. Вып. 2: 1921-1922 год. Москва-Ленинград: Тип. рабочего изд-ва "Прибой", 1923.
В 1928 г. решением Политбюро ВКП (б) был отменен Декрет от 31 марта 1919 г. «О хранении и уничтожении архивных дел». Постановлением Коллегии Наркомата РКИ "О порядке изъятия из учреждений и предприятий архивной и иной бумажной макулатуры для нужд бумажной промышленности" было дан старт макулатурным кампаниям, предназначенным очистке советских архивов от "идеологически чуждых документов".
В макулатуру по всей стране сдавали ударными темпами (месяц без просмотра и два месяца - с просмотром) документы до 1917 г. За срыв постановления Коллегии РКИ отдавали под суд. В конце 20-х годов из государственного хранилища исчез фонд Казанского полицейского управления. Под видом макулатуры из фонда жандармского управления были изъяты ценные материалы, связанные с революцией 1905-1906 гг.
В общем, в ходе первой кампании в макулатуру уже к концу 1929 г. было отправлено до 20 тыс. тонн документов.
В соответствии с постановлением СТО СССР от 17 декабря 1932 г. «Об обеспечении бумажной промышленности сырьем», от архивистов снова потребовали принять все меры для выделения требуемого объема макулатуры. Параллельно с изъятием документов из архивохранилищ продолжали уничтожение архивов учреждений и предприятий, в т.ч. районных исполкомов. А всего к 1937 г. уничтожили около 28 млн. дел, изданных до 1917 г. http://5fan.info/poljgeotrjgebewmer.html
В ходе архивных погромов истребляли все, противоречащее лозунгам о порочности старого строя, представлениям о религии как «опиуме для народа». Уже не найти во многих дореволюционных фондах ходатайства крестьян об открытии храмов, проведении крестных ходов, документы о росписи иконостасов и т.п. Зато заботливо берегли компромат. Пример из Тверского архива: «О причинении дьячком священнику ругательных обид» (1826), «Об удалении от церкви священника за небрежность» (1864), «О нетрезвости священника» (1889), «О повенчании священником матроса без разрешения начальства» (1878) и тому подобное.
Межведомственная борьба вокруг архивов дворцовых, усадебных, монастырских, частных (в т.ч. семьи Романовых), нередко вела к гибели многих архивных материалов. Так, при загадочных обстоятельствах сгинули ценнейшие в политическом и историческом отношениях архивы крупнейших московских монастырей (даже в архиве Донского монастыря уцелело чуть более 8 тысяч дел), расхищенными оказались части архива Троице-Сергиевой Лавры, был растащен архив Чичерина, из архивов некоторых усадеб исчезли автографы писателей и т.д. Шла борьба не только между Центрархивом и какими-то научными центрами, претендовавшими на роль хранителей этих архивов. Не менее упорная конкуренция шла между самими научными учреждениями. Она и сейчас продолжается.
Макулатурные кампании в конце 1920-х - 1930-е гг. развернулись и в Сибири.
Наряду с отправкой в утиль архивов ряда организаций и учреждений, по инициативе властей шло очищение архивохранилищ от «непригодных» для хранения материалов.
Так, отделение РКИ в Омске предложило в 1929 г. Омскому архивному бюро отправить в утиль архивы Омской городской управы, Степного генерал-губернаторства и т.п.
Всего с января по март 1929 г. Сибирским архивным бюро было сдано в макулатуру около 391 т. документов, с апреля по август - около 285 т. Под видом макулатуры из фонда жандармского управления изъяли ценные материалы, связанные с революционными событиями 1905-1906 гг. Несмотря на негативный опыт макулатурной кампании 1929 г., она была возобновлена в 1930 г. В эту кампанию Сибирское краевое архивное бюро планировало сдать 118,4 т. макулатуры, но вынуждено было увеличить планы сдачи под давлением Сибирской краевой РКИ.
В те годы любой пустяковый случай обретал в печати политический характер вредительства, раздувался до масштабов диверсии. Например, в Томском областном архиве в предназначенную для распродажи макулатуру попали белогвардейские листовки. Это назвали умышленной акцией работников архива, причем, по словам автора, личный состав архива целиком состоял "из 'бывших колчаковцев, дворян, лишенцев и т.д."
В апреле 1929 года газета «Кузбасс» разразилась критикой в адрес архивного бюро Кузнецкого округа. «Местная контора Сибторга все время получает распоряжения о скорейшей отгрузке архивной бумаги, но не может ничего сделать, потому что окружное архивное бюро бездействует и до сих пор не предложило учреждениям сдать свои архивы Сибторгу».
После такой оплеухи работники архивного бюро приступили к срочной утилизации архивных материалов. В переработку на бумажные фабрики были переданы 12 683 архивных дела, за них Сибторг заплатил архивному бюро аж 37 рублей 60 копеек.
Точно неизвестно, какие архивы пошли на переработку, но наверняка среди уничтоженных были документы «старого режима».
В дальнейшем макулатурные кампании получили идеологическое обоснование как задача государственной важности в деле снабжения сырьем бумажной промышленности. В ходе 2-й пятилетки из хранилищ Омского, Томского, Минусинского, Кемеровского и Барнаульского архивов планировалось изъять 337,5 т. документов при общем объеме хранения в 1 350 т.
После макулатурных кампаний огромные массивы ценных исторических документов исчезли навсегда. Архивисты фактически утратили возможность контролировать процессы сохранности и уничтожения документов, комплектование архивохранилищ приняло чрезвычайный характер.
Часто пишут, что в конце 1930-х гг., то есть после передачи архивных учреждений в подчинение НКВД, макулатурные кампании прекратились.
На самом деле в конце 1940-х – начале 1950-х гг. в макулатуру передали миллионы тонн архивных документов, «не представляющих оперативно-чекистского значения».
«В конце 1940-1950-х гг. уничтожению были выделены миллионы дел: 1945 г. - 8,7 млн.; 1950 г. - 30,7 млн.; 1955 г. - 68,1 млн.; 1957 г. - 87,1 млн.; 1959 г. - 87,8 млн. Чтобы осознать размах уничтожения документов, напомним, что к концу 1980-х гг. во всех архивах, подведомственных Главархиву РСФСР, насчитывалось немногим более 90 млн. архивных дел». Введение в лабораторию историка. Учебное пособие. Под руководством Р. Пихоя. М., 2009, с.210.
Так, в фондах Государственного исторического архива СССР, где хранились документы империи до 1917 года, до самого конца советской власти уничтожались тысячи дел.
Не избежали общей судьбы и архивы КПСС.
Разумеется, в архивах партии, так же, как и в государственных, постоянно «чистили фонды». Так, в 1953 году энергичную зачистку архивов провел Л.П. Берия… В 1954 году по особому указанию Н.С. Хрущева были уничтожены почти весь личный архив Берии, а также… личные архивы других партийных и государственных деятелей, объявленных «врагами народа». Волкогонов Д. Семь вождей, М., 1995, кн.1, с.365.
Беспартийных к секретам партии не подпускали. «Члены ВЛКСМ и беспартийные исследователи (ученые, писатели, архивные работники), как правило, допускаются к работе только над документами непартийных фондов)». Основные правила работы партийных архивов обкомов, крайкомов партии и филиалов ИМЛ при ЦК КПСС. - М., 1970, с.10.
В «Положении об Архивном фонде КПСС», утвержденном постановлением Секретариата ЦК КПСС 28 декабря 1966 года, специально оговаривалось, что:
- «документальные материалы Архивного фонда КПСС, находящиеся в партийных архивах, с разрешения соответствующего партийного органа представляются исследователям, как правило, членам КПСС;
-...неопубликованные документы К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина, ЦК КПСС и примыкающих к нему международных организаций в Центральном партийном архиве являются документами особой важности. Вопрос о возможности ознакомления с этими документами решается руководством Центрального партийного архива по согласованию с дирекцией Института марксизма-ленинизма, а в необходимых случаях и с ЦК КПСС».
Когда-то Ленин пояснял: для объективности исследования «...необходимо брать не отдельные факты, а всю совокупность относящихся к рассматриваемому вопросу фактов, без единого исключения, ибо иначе неизбежно возникнет подозрение, и вполне законное подозрение, в том, что факты выбраны или подобраны произвольно, что вместо объективной связи и взаимозависимости исторических явлений в их целом преподносится «субъективная» стряпня для оправдания, может быть, грязного дела». Ленин В. И. ПСС, т. 30, с. 351.
Видно, Ильич не понимал, что «всю совокупность фактов» можно облить бензином и бросить спичку…
Впрочем, и самого вождя порой касались проблемы, связанные с хранением его документов. Однажды на вечере воспоминаний в 1921 г. Н.И. Бухарин, разоткровенничавшись, рассказал «интимную, небольшую историйку». Оказывается, на заседании ЦК РСДРП (б) в сентябре 1917 г. всерьез спорили об уничтожении ленинских писем «Большевики должны взять власть» и «Марксизм и восстание». Все же решили сохранить по одному экземпляру писем вождя...
Сейчас мало кто знает, что оригинальные тексты Ленина в СССР были не известны: его собрания сочинений, изданные в 20-х годах, являлись запрещенной литературой, как и книги Л.Д. Троцкого, Л.Д. Каменева, Я.М. Свердлова и других соратников вождя. Трудно поверить, но если при обыске у человека находили 2-е или 3-е Собрание сочинений Ленина, этого хватало, чтобы загреметь лет на 15 в лагеря!
Оба эти Собрания почти ежегодно допечатывались, и на их титульных листах обычно значилось «печатается без изменений, с матриц». Поэтому любопытно сравнить одни и те же тома его работ, выпущенные, скажем, в 1925 и 1937 годах. Они очень отличаются друг от друга. Один том толще другого вдвое. В биографических справках, данных в примечаниях, герои революции (в 1925 году) превращались в злейших врагов ленинизма (в 1937-м), противники Ленина - Молотов и Сталин - в его верных учеников, третьестепенные персонажи, вроде Жданова, Кирова или Кагановича, выдвигались на первый план.
В романе Дж. Оруэлла «1984» спецминистерство Правды занималось постоянным изменением прошлого путем переиздания старых газет с новым содержанием и заменой их во всех библиотеках. Этот феномен «управления историей» - не писательская выдумка, а зарисовка с натуры...
Пропадали не только сами люди. После внезапных исчезновений революционеров, государственных деятелей, полководцев, писателей и ученых изымались из библиотек страны их воспоминания и труды, отправлялись на свалку учебники, по которым учились поколения. Из газет, книг, учебников и энциклопедий исчезали всякие упоминания о них. После ареста «врага народа» даже намек на его существование оказывался преступным. Упомянуть запрещенные имена могли лишь в официальных изданиях ВКП (б), печатавших речи Сталина с их критикой. В библиотеки и подписчикам то и дело приходили грозные письма с приказами вырезать из энциклопедии какие-то страницы и вместо них вклеить прилагаемые вставки.
Был человек, и нет человека.
Справочники тоже пишут люди,
и, как люди, справочники лгут.
Смертельно опасными делались еще вчера общепризнанные научные и военные теории. Как пишет член-корреспондент РАН А.Н. Сахаров, «целые пласты исторической науки оказались скрытыми лишь потому, что создавались учеными, чьи взгляды не отвечали интерпретации истории России второй половины XX века в нашей стране. Другие оказались в эмиграции и потому подлежали забвению, третьи были репрессированы, что определяло подход к ним со стороны ортодоксальной идеологии». Сахаров А.Н. Предисловие к кн. Историки России. XVIII – начало XX вв. М., 1996, с.4.
Скупо упоминал об этом и генерал-майор Л.М. Сандалов: «Многое из того, что нам тогда казалось непреложной истиной, кануло в Лету, потому только, что прямо или косвенно связывалось с именами лиц, отстраненных от командования округом по вражеским наветам». Сандалов Л.М. Пережитое, М., 1961, с.37.
Выступая с докладом о проблемах историографии советского общества в свете решений XXII съезда КПСС на общем собрании Отделения исторических наук АН СССР, проходившем 7-18 ноября 1961 г., член-корреспондент АН СССР М.П. Ким заметил, что «в период культа личности разработка истории советского общества затруднялась еще и тем, что многие документы и материалы по данному вопросу были недоступны исследователям». - И осторожно, для понятливых, добавил: «Хотя сейчас положение в этом отношении резко изменилось, историкам придется преодолеть еще одну трудность, также являющуюся следствием культа личности. Дело в том, что некоторые материалы и документы, отложившиеся в архивах страны в 30-х - начале 50-х годов, потребуют пристального рассмотрения, ибо они носят на себе следы влияния культа личности»... Советские историки обсуждают задачи науки в свете решений XXII съезда КПСС. - Вопросы истории, 1962, №1, с. 9.
"Документы тех времен уничтожены или сфальсифицированы. Многое важное делалось вообще без документов. То немногое, что сохранилось, недоступно ученым и писателям. Мемуаров тогда не писали. Боялись. Не надеялись на их будущность.
Да и записывать-то было нечего. Те воспоминания, которые пишутся сейчас, есть фальсификация прошлого задним числом". Александр ЗИНОВЬЕВ. Нашей юности полет.
Подлинники многих важнейших документов советской истории были написаны на клочках бумаги, карандашами, неразборчивым почерком, иногда каракулями. От сталинского времени на страницах из блокнотов нередко остались пометы «м.нет» - «материала нет». Леонид Максименков. Душное лето 1936 года. Как советская система перемалывала своих создателей. Журнал "Огонёк" №29 от 27.07.2020, с. 40.
«На заседаниях и совещаниях, которые проводил Сталин, обсуждение вопросов и принятие по ним решений осуществлялось нередко без протокольных записей, а часто и без соответствующего оформления решений». Устинов Д.Ф. Во имя победы. - М.: Воениздат, 1988. С. 91.
Один из авторов учебника по источниковедению для истфаков, доктор исторических наук В.В. Кабанов пояснял: «Период сталинизма, затем эпохи застоя и социального лицемерия наложили сильнейший отпечаток и на литературу, и на документы. Порой документы делали специально непригодными для раскрытия исторической правды, чудовищной ложью, приписками или умолчанием заслоняя истинное положение дел». Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. Учебное пособие.- М.: РГГУ, 1998. С.520.
"...с конца 30-х годов документальные публикации во многих случаях состояли из извлечений, в публикуемых документах появилось много купюр, история приукрашивалась, замалчивались трудности и т.п. Односторонний отбор документов для издания умалял действительные трудности классовой борьбы..." Чугаев Д.А. Археография и источниковедение. М., 1969. С. 17.
Уже после смерти Сталина в 50-х годах в разгар реабилитации стала широко практиковаться публикация засекреченных прежде архивных документов, но с существенными сокращениями и изъятием части текстов, то есть редактирование имело не текстологический, а смысловой, политический характер. Так, например, поступили составители сборника документов о событиях 1917 года Курской губернии. В том самом месте, где речь зашла о крестьянском составе избранного после падения самодержавия губернского Народного совета (так в Курске назывался общественный исполнительный комитет), они цитирование текста оборвали. Слишком уж мешало это рассуждениям о буржуазном характере Февральской революции. См. Борьба за установление и укрепление Советской власти в Курской губернии: Сб. документов и материалов. Курск, 1957. С. 66; Госархив Курской области. Ф. 795. Оп. 1. Д. 508. Л.151-153.
Возьмите практически любой из сборников архивных документов борьбы за Советскую власть, публиковавшихся к юбилейным датам в СССР почти в каждой области и во всех республиках. Огромное большинство публикуемых в них протоколов собраний, приказов, распоряжений принадлежит анонимным авторам. Подписано: Председатель - и пробел. Секретарь - и пустое место. "Подпись неразборчива" - пишут составители в примечаниях.
В статье М.И. Вебера «Организовать подпольную работу в Троицке...» приводится поучительный пример политического редактирования истории. В 1962 г. в Челябинске издали сборник документов и материалов «Гражданская война на Южном Урале (1918-1919)» под редакцией П.С. Лучевникова. В нем был впервые помещен доклад большевика-подпольщика Сергея Малышева Уральскому обкому РКП(б) о подпольной работе в Троицке и Челябинске, написанный в конце лета - осенью 1918 г., т.е. еще до государственного переворота Колчака. Но при публикации из текста этого документа по истории подпольной борьбы изъятыми оказались большие и важные для смысла фрагменты, причем эти сокращения не были отмечены в тексте многоточиями. Какая же информация оказалась жертвой цензуры? Сравнение с текстом подлинника показывает, что из документа уральскими историками были выкинуты все упоминания о том, что подпольную работу в Челябинске, кроме большевиков, вели также и другие леворадикальные партии - анархисты и левые эсеры.
Трудно не согласиться с Ольгой Эдельман, перечисляющей типичные дефекты советских публикаций архивных документов:
«Помимо цензурных изъятий публикации бывали просто очень небрежными и далекими от научных стандартов.
В некоторых случаях, открывая журнальную статью или брошюру, трудно определить, где текст документа, а где комментарий публикатора, нет ни внятного заголовка, ни даты документа. Многие издания вовсе не указывали место хранения подлинника.
Сложно сказать, было ли это намеренным привнесением неясности или же простой безграмотностью ринувшихся преподносить историю партии старых большевиков.
Особую проблему представляют собой имеющиеся в публикациях архивные ссылки. По моему опыту, довольно большая их доля оказывается неверной и отсылает к несуществующим делам. Приведенный в публикации архивный шифр выглядит правдоподобно, похож на специфические шифры фонда Департамента полиции (которыми и я пользуюсь в данной книге), но при проверке выясняется, что дела с таким номером нет и, по-видимому, никогда не было; или же под этим шифром хранится совершенно другое дело и т. п.
Да и что говорить, если даже в указателе содержания журнала «Пролетарская революция» за несколько лет, выпущенном самой редакцией, попадаются ошибочные ссылки на годы и номера. Одной или двух заявленных в указателе публикаций при сплошном просмотре номеров журнала мне так и не удалось отыскать».
Эдельман О. Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках. М., 2016.
Проблемы советской историографии, а особо - изложения правления Сталина, очень напоминали те, что историки испытывали при летописании деяний основателя Римской империи Цезаря Августа.
Недаром Кассий Дион, автор истории Рима с древнейших времен (Historia Romana), написанной им в начале III века в 80 книгах, пояснял:
«Нельзя, однако, одинаково рассказывать о событиях до и после падения республики.
Ведь прежде все, даже случавшееся где-нибудь вдали, доводилось до сведения сената и народа. И поэтому все знали о том, что происходит, а многие писали об этом; так что правду о событиях, даже если у некоторых писателей изложение в сильной степени обусловлено страхом и симпатией, дружбой и враждой, можно найти тем или иным путем хотя бы у других авторов, писавших о том же самом, или в государственных анналах.
По прошествии же этих времен дела стали совершаться в тайне и безгласности, а если когда-то что-то и обнаруживается, то этому не верят за отсутствием доказательств и подозревают, что все говорится и делается по желанию тех, кто в данный момент властвует, и их соправителей. Поэтому болтают о многом, чего не случалось, и не знают многого, что несомненно совершалось, и обо всем, как говорится, трезвонят не так, как это происходило. И конечно, величина державы и обилие событий создают большую трудность для точного представления о них.
Ибо и в Риме постоянно что-то приключается, и многое происходит в подчиненных ему странах, а на враждебной территории случается постоянно и, так сказать, ежедневно то, о чем нелегко узнать достоверно кому-нибудь, кроме участников событий; а большинство людей и вовсе не слышит о том, что произошло.
Поэтому и я буду рассказывать о последующих событиях, достойных упоминания, согласно официальным сообщениям - происходили ли они так, или как-нибудь иначе. Однако к этому будет прибавлена доля моих рассуждений, насколько это дозволено и насколько я мог догадаться о чем-то большем, - по многим прочитанным сплетням, или благодаря услышанному и увиденному». Dio Cassius. Roman History. L., 1930 (Loeb Classical Library). Перевод и комментарий Н. Трухиной. Кн.53. Гл.1.
Как же культ личности отразился на архивных фондах?
Давно известно, как делается история.
В ее основе анализ и толкование имеющейся информации.
Есть информация, которая обрывочна, сплошные белые пятна... она основана на летописях, манускриптах, на предположениях и догадках.
Есть информация в виде секретных протоколов, договоров, данных разведслужб и т.д., и все это за семью печатями с грифом секретно". Эта информация - для людей из высших эшелонов власти, и не интерпретируется никак - незачем.
Есть информация и для обывателя. Та, что оказалась в открытом доступе, а также та, которая потеряла значение для правящей элиты. Именно эта информация становится предметом манипуляций - подвергается корректировке, нужное добавляют, лишнее опровергают "исторических дел мастера", или просто начинают замалчивать... в зависимости от интересов власти.
Давно известны приемы манипулирования, использующиеся для фальсификации исторической памяти:
демонизация личностей;
изложение мнений только одной стороны;
изъятие из контекста;
информационный дисбаланс;
использование анонимных высказываний;
лживые утверждения и обвинения;
ложное описание источников как объективных и нейтральных;
манипулирование статистическими данными;
манипуляции вокруг исторического значения отдельных событий или личностей;
наклеивание ярлыков, когда военнослужащих одной стороны войны показывают жестокими, агрессивными, нетерпимыми, а их противников - миролюбивыми, защитниками гражданских прав, жертвами насилия;
неполная информация;
непропорциональное использование источников;
опора на первичные источники дезинформации;
повторение ложных утверждений снова и снова до тех пор, пока они не станут восприниматься, как правда;
подтасовка фактов;
представление мнений как фактического материала, мнений как фактов;
преувеличение;
приукрашивание;
создание негативных ассоциаций, подчеркивание негатива;
сокрытие реальной картины боевых действий;
тенденциозный показ боевых действий только через призму работ историков и мемуаров из числа представителей одной из сторон;
унижение и расизм;
фабрикация сенсационных материалов.
Еще Пьер Бейль в своем «Историческом словаре» заявлял: «нет большего мошенничества, чем то, которое можно совершить с помощью исторических памятников».
Преимущество историков перед богом в том, что им по силам изменить прошлое.
А в Советской России искажение и постоянное перевирание реальных событий историками и литераторами началось с первых же дней. Не считаясь с истиной, они, рисуя ее, использовали лишь два цвета - алый и черный, что, впрочем, злило тех, кто были героями революции.
В июле-августе 1918 г. с начала чехословацкого мятежа Верховное советское командование Центросибири издавало газету «Красноармеец».
Редакторами ее были поочередно Ф.М. Лыткин и Я.Д. Янсон.
12 августа 1918 г. в газете появилось письмо красноармейца 3-го Сибирского стрелкового полка М. Фадкевича. Он, обращаясь к журналистам, просил: «...не называйте наших поражений победой, не называйте бегства стратегическим маневром, не надо нам всего этого. Если мы, скрепя сердце, с сжатыми зубами, переносим позор совершившегося факта, то верьте, мы сумеем перенести и правдивое освещение этого факта. Кроме того, мы верим в себя, верим в свои силы, верим в то, что в конечном итоге победа останется за рабочими, и тогда никто не посмеет сказать нам, что нас побеждали, ибо мы ответим всякому: «Да, мы несли частичные поражения, нас били, но, несмотря на все это, мы не бросили, не отдали, а, наоборот, еще выше подняли свое красное трудовое знамя». Военно-исторический журнал, 1964, №7, с.124.
Но к таким просьбам работники агитпропотделов РКА не прислушивались.
Не брезговали в те годы и фальсификациями.
В июле 2015 г. Е. Холмогоров поместил в Газете.Ру статью, имеющую отношение к теме. Вот отрывок из нее.
«Прокурор Крыма Наталья Поклонская всколыхнула общественность, заявив, что акт императора Николая II об отречении от престола, датируемый 2 марта 1917 года, нелегитимен и не имеет никакой юридической силы. «Процедуры отречения императора от престола в «Основных законах Российской империи» предусмотрено не было».
«Бумага, которую в учебниках по истории преподносили как отречение от власти, не имеет никакого юридического смысла. Это копия бумажки, подписанная карандашом, без соблюдения всех юридических и процессуальных процедур, форм, поэтому эта бумага не несет в себе юридической силы», – заявила Поклонская.
Эти слова вызвали истинную бурю.
Сенатор Добрынин с высокомерием посоветовал Поклонской навестить Государственный архив РФ, где ей покажут «подлинник отречения» царя.
Сразу видно, что сенатор сам в этом архиве, разумеется, не был и так называемого «подлинника» не видел.
А то знал бы, что этих «подлинников» не один, а... два. И все – подлинней некуда. Притом что во всех мемуарах об отречении упоминаются два экземпляра, которые якобы подписал император, существует еще третий «подлинник», напечатанный в 1919 году в Нью-Йорке неким Ломоносовым. Подпись царя на этом экземпляре отличается от предыдущих двух. Такое ощущение, что где-то работала целая фабрика по изготовлению царских отречений.
Все отречения – поддельные. Прежде всего поддельна царская подпись. Она на обоих «подлинниках» из ГА РФ совпадает с математической точностью. При этом реальная подпись царя, хотя и имела характерные общие черты, от документа к документу разнилась. Не обладая автоматизированной подписью, вывести два раза абсолютно идентичный росчерк даже на двух подписываемых друг за другом документах – практически невозможно.
При этом подпись под отречением имеет характерное отличие от известных нам образцов: отсутствует улетающая далеко вбок верхняя закорючка буквы «К» – наихарактернейшая графологическая черта. На «третьем подлиннике» при всем различии подписи на нем этой черты тоже нет. Приходится сделать вывод, что «подписи под отречением» были подделкой, воспроизводили друг друга, но вот царскую подпись копировали не слишком удачно.
Еще одна очевидная подделка – «подпись» министра двора графа Фредерикса, без заверения (контрассигнации) которым документ не мог считаться имеющим силу. На всех «подлинниках» стоит абсолютно идентичная «подпись Фредерикса», совпадающая опять же до черточки.
Это противоречит «воспоминаниям очевидца» – полковника Мордвинова: «Эти манифесты были, наконец, около часу ночи переписаны, как их от государя принесли в купе к графу Фредериксу, и с каким отчаянием бедный старик, справляясь с трудом, дрожащей рукою их очень долго подписывал». Подписывал так долго и так дрожа, что подписи совпали полностью. Оригинальной подписи Фредерикса, известной нам, «контрассигнация» отречения не соответствует.
Другими словами, поход Поклонской в ГА РФ по совету сенатора Добрынина может привести лишь к одному результату: ей придется возбудить уголовное дело по статье 327 УК РФ «Подделка удостоверения или иного официального документа, предоставляющего права или освобождающего от обязанностей». Все «подлинники отречения», известные нам, – поддельные.
Несовпадение документальных данных и показаний свидетелей, сфальсифицированность документов и противоречие (если не откровенное вранье) очевидцев не позволяют сделать вывод о том, что же именно произошло с царем 1–2 марта 1917 года: давал ли он акт отречения, если да, то в чью пользу и в какой форме, действительно ли царь отрекся в пользу брата Михаила, или же это было ложью узурпаторов.
Все эти вопросы требуют действительно неангажированного изучения «с чистого листа». Пока же перед нами фальшивок больше, чем правды, а вопросов больше, чем ответов. Егор Холмогоров: Все «подлинники отречения», известные нам, – поддельные. http://www.vz.ru/columns/2015/7/17/756645.html
«Что касается отречения Николая II, я сомневаюсь в том, что та бумага, которая сейчас лежит в Государственном архиве РФ, - подлинная. Она прослеживается с 1928 года, до этого момента путь её неясен. Сомневаюсь в том, что отречение как таковое было когда-либо подписано государем Николаем Александровичем», — так считает профессор МГУ им. Ломоносова, доктор исторических наук Дмитрий Володихин.
Возможно, впрочем, что гражданин Романов подмахнул филькину грамоту вполне осознанно. Уже в 1918 году бывший комиссар путей сообщения Временного правительства Александр Бубликов, арестовывавший Николая в Могилеве, писал: «Одной из основных черт характера семьи Романовых является их лукавство. Этим лукавством проникнут и весь акт отречения. Во-первых, он составлен не по форме: не в виде манифеста, а в виде депеши начальнику штаба в Ставку. При случае это — кассационный повод. Во-вторых, в прямое нарушение основных законов… он содержит в себе не только отречение императора за себя, …но и за наследника, на что он уже определенно никакого права не имел».
Известно, что А.С. Бубнов, один из активных участников Октябрьского переворота 1917 г., был одним из первых историков партии. Это он создал труд «ВКП (б)», занявший целый том Большой Советской Энциклопедии. В примечаниях к нему он писал: «Мы считаем необходимым подчеркнуть, что в ходе изложения идей и фактов истории ВКП (б) нами неизменно вносились элементы партийной «современности» Мы исходим при этом из того, что пролетарский революционер, член ленинской партии, берущий в руки перо историка, не может быть «объективным» обозревателем партийной истории, а обязан быть активным борцом за ленинизм против всех и всяческих извращений революционной теории Маркса-Энгельса-Ленина». Большая Советская Энциклопедия (1-е изд.), т. 11, М., 1930, с. 9.
Как сказал Лев Ошанин:
«Историки карты тасуют.
По знаку державной руки
они что угодно рисуют
и лепят свои ярлыки».
История страны перетасовывалась многократно, в зависимости от того, что вчера или сегодня заявил вождь. Как шутил Вольтер, «история - труп, которому любой придает то положение, какое хочет».
В предисловии к книге «Сталинская школа фальсификаций» Л.Д. Троцкий указывал на три поворота официальной историографии Октября в 20-х гг.: в 1923-26 гг., когда история партии переделывалась на потребу дня главным образом Зиновьевым, в 1926-29 гг. появляется новая оппозиция и история опять пересматривается, особенно Бухариным и Ярославским; с 1929 г., после разрыва сталинцев с правыми, теория и история пересматриваются в третий раз. Троцкий Л.Д. Сталинская школа фальсификаций. М., 1990, с. 89.
Если бы Троцкий прожил дольше, он насчитал бы не менее 10 переделок прошлого.
Самый грубый из известных способов фальсификации - когда на основе подлога документов или абсолютно произвольно измышляются факты, которых никогда не было. Более хитрый вид - используются реальные факты, но обходятся многие важные факты, противоречащие цели автора. Самая изощренная фальсификация: все достоверно известные факты автор приводит, но при этом соединяет и истолковывает их совсем иначе, чем было в реальности. В итоге возникает хоть и основанная на истинных фактах, но полностью извращенная картина прошлого.
Все эти способы энергично использовались советскими историками при сочинении опусов о недавнем прошлом России.
Неустанная борьба «против всех и всяческих извращений» шла и в тишине архивных хранилищ.
"Столь частые в наших архивах копии документов 1930-х - 1950-х годов, заменившие подлинники во время разных фондовых чисток и перемещений, далеко не всегда адекватны оригиналам, содержат подчас существенную редакционную правку, опускают делопроизводственные пометы и т.д." Покровский Н.Н. О принципах издания документов XX века.
Сталинские и брежневские цензоры, следуя изгибам «генеральной линии», изымали из архивов подлинные документы или заменяли их отредактированными копиями, не содержащими истинных фактов, компрометирующих данных, запретных имен, "копиями", в которых дела, заслуги и должности одних приписывались уже другим.
По той же причине порой объявлялись в фондах жандармских управлений письма и рапорты, игнорирующие дореволюционные реалии и нормы правописания.
Черный юмор ситуации состоял в том, что и эти фальшивки засекречивались.
«Один молодой историк сказал, что легче написать по документам историю царствования Александра III, чем историю нашего времени. Документов просто нет, а те, что есть, заведомо фальсифицированы. Надо создать новые документы, и на их основе писать истинную историю литературы, истинную историю русского общества...
Исследование судьбы современников в тысячу раз более благодарная, более важная задача, чем исследование пушкинской эпохи, как бы изящно не было это сделано». В.Т. Шаламов.
Последнее десятилетие положило начало исследованию деятельности Политбюро ЦК ВКП(б), являвшегося средоточием небывалой власти. Пало многоярусное табу («секретно», «строго секретно», «совершенно секретно», «особая папка», «хранить на правах шифра» и главное из заклинаний – неформальное «только для членов партии»), некогда наложенное Политбюро на всякий интерес к его «трудам и дням», и контуры этого загадочного феномена прояснились.
Однако оказалось, что открытые советские архивные фонды несут в себе столько ложной информации, что отличить ее от правды без научных исследований практически невозможно. Еще в начале 60-х годов доктор наук Г.А. Белов заявил, что «на состоянии архивного дела тяжело отразилась обстановка культа личности Сталина. В 30-40-е годы, - писал он, - из научного оборота были исключены целые комплексы архивных фондов, в том числе документы о ряде видных деятелей революционного движения, крупных военачальниках и другие». Вопросы истории, 1964, №3, с.159.
Например, в секретном фонде заместителя председателя Совнаркома СССР и председателя Госплана СССР Н.А. Вознесенского уцелели многочисленные описи дел, но сами документы отсутствуют. Государственный архив РФ, Ф.687.
Историки, изучавшие громкое «Ленинградское дело», пишут: «Особо следует сказать о трудностях, связанных с использованием документальных источников.
Во-первых, не являются правдивыми материалы следственных и партийных дел, поскольку они были сфальсифицированы в результате преступных нарушений социалистической законности и норм внутрипартийной демократии. В книге достаточно детально показан механизм всех этих противозаконных действий в ходе фабрикации «ленинградского дела».
Во-вторых, как выяснили авторы книги, многие материалы оказались впоследствии «подчищены» руками организаторов и исполнителей преступных репрессий. Так, Г.М. Маленков - одна из ключевых фигур в истории «ленинградского дела» - в 1957 г. «изъял из сейфа, а потом уничтожил как «личные» документы, десятки материалов из папки, на которой было написано: «Ленинградское дело»... Не оказалось записи выступления Маленкова и в стенограмме «рокового» объединенного пленума Ленинградских обкома и горкома ВКП (б) 22 февраля 1949 г.». Ленинградское дело. Сост. Демидов В.И., Кутузов В.А. - Л., 1990, с. 23 и 69.
Все документы о следствии по делу Берии, ныне имеющиеся в РГАСПИ, - фальшивки, т.к. являются не оригиналами, а машинописными копиями с них. О их достоверности даже заикаться не стоит. На них, как правило, нет подписей авторов, на многих отсутствуют делопроизводственные пометки. Поддельными оказались и все опубликованные письма Берии. Экспертиза показала различие между почерком, которым написаны письма и почерком Берии. Об этом в журнале "Отечественные архивы" (№3 за 2015 г.) рассказали А.Н. Дугин и В.Н. Шепелев. Они считают, что Берия был убит сразу после ареста, а изъятием и фальсификацией документов занималась "специальная группа из 200 сотрудников", созданная Н.С. Хрущевым. (Один из авторов - В.Н. Шепелев - заместитель директора РГАСПИ).
«В 1954 году была образована правительственная комиссия по делам реабилитации. Все городские областные суды, военные трибуналы, а также органы прокуратуры получили указание - приступить к пересмотру «дел»... Кампания пересмотра дел потребовала мобилизации огромного штата прокуроров, помощников и тысяч доверенных юристов. На Лубянке их ждал сюрприз: многие папки со следственными материалами оказались пусты. Ни протоколов допросов, ни текстов доносов, ни фамилий следователей...» Антонов-Овсеенко А. Портрет тирана. М., 1994. С. 444-445.
Из воспоминаний О.Г. Шатуновской, после ХХ съезда КПСС работавшей в составе комиссии ЦК по расследованию преступлений культа личности ("комиссия Шверника"):
«Выяснилось, что много документов исчезло. Например, во время процессов велась киносъемка, но кадров с обвиняемыми мы не нашли. Ко мне приходили сотрудники Музея революции, рассказывали, что за эти десятилетия агентами Сталина были изъяты тысячи документов, касавшихся революционной деятельности всех, кого он уничтожал. Особенно близких к Ленину людей. Все эти документы пропали бесследно. Ценнейшая информация хранилась в личном архиве Сталина. Представьте десятки огромных, от пола до потолка, сейфов, наполненных документами. Разве мы могли бы разобраться, даже если бы годами там рылись? Я позвала заведующего архивом, не помню сейчас его фамилию. Меня предупредили, что это человек Маленкова. Но я с ним стала говорить, как с порядочным человеком. Убеждать его, что мы выполняем решение XX съезда. Просить помощи. Он сидел, молчал, молчал. Потом сказал: "Я подумаю"». Шатуновская О. Долгий ящик XX съезда, Общая газета №14 от 10.04.1997.
То же самое в Советском Союзе творилось повсеместно.
Размышляя о сорокалетнем пути, пройденном журналом «Новый мир», его главный редактор Александр Твардовский коснулся и проблемы художественного воссоздания сталинского прошлого.
«Подмена подлинной картины действительности, какая она есть, такою, которая более соответствует предвзятым представлениям о ней, - несостоятельна и тлетворна не только в освещении современной жизни, - писал он. - Она не менее вредна и в освещении прошлого, всего в целом пути нашей истории, бесценного в своем реальном содержании опыта революции. В многообразном запечатлении этого опыта особая роль принадлежит подлинным личным свидетельствам, человеческим документам - мемуарам, дневникам, письмам современников революционных событий.
При относительной фактической точности таких материалов их ценность определяется степенью субъективной правдивости и искренности свидетельства. Известный период в жизни нашей страны вообще не благоприятствовал накоплению таких материалов, порождал отвычку от изъяснения на бумаге в том или ином виде личных чувств или размышлений, приглушал живую, человеческую память о подлинно пережитых событиях, о значении и роли в них отдельных лиц, имена которых были не называемы. Об этом еще придется пожалеть не только нам, но и поколениям, которые придут нам на смену.
Было и еще худшее: сознательные подделки этих «личных свидетельств», искажение фактов истории лже-мемуаристами, приспособление ими своего «аппарата памяти» к потребностям текущего дня. Немногие дневники и эпистолярные документы из того периода, появившиеся теперь в нашей печати, принадлежат перу тогдашних юношей и девушек, то есть людей, по возрасту своему менее связанных условиями, в которых жили зрелые люди». Новый мир. 1965, №1.
Забыть, забыть велят безмолвно.
Хотят в забвенье утопить
живую быль. И чтобы волны
над ней сомкнулись. Быль – забыть!
Забыть велят и просят лаской
и помнить – память под печать,
чтоб ненароком той оглаской
непосвященных не смущать...
Александр ТВАРДОВСКИЙ. «По праву памяти».
В ноябре 1991 г. Верховный Совет Казахстана решил создать комиссию по изучению голода 20–30-х годов и политических репрессий. В нее вошли историки, юристы, а также председатель КНБ, председатель Верховного суда, генеральный прокурор и другие. Одним из ученых, работавших в составе комиссии, был кандидат исторических наук Кайдар Алдажуманов:
– Более шести месяцев я сидел в архивах Алма-Аты, Москвы, изучая документы, следственные дела участников крестьянских восстаний, выступавших против методов проведения коллективизации. В марте 1992 года поехал в Ташкент. К сожалению, в Узбекистане в фонде Совета народных комиссаров сознательно изъяли все документы о голодобеженцах-казахах. Сохранилась лишь верхняя часть документа: “Рассмотрение вопроса об устройстве казахов-голодобеженцев”, а многостраничного документа как реализовался вопрос, нет. А ведь туда в поисках пропитания бежали около 278 тысяч казахов, в Киргизию – более 200 тысяч. На подступах к Фрунзе и Токмаку тогда устраивались питательные пункты для голодобеженцев. Караван: http://www.caravan.kz/article/109742
Как - уже в наши дни - признал Валерий Иофе, доцент Национального университета Узбекистана им. Мирзо Улугбека, специалист по архивоведению: «В условиях сталинского произвола сплошь и рядом из архивов изымались многие дела, документы; в итоге многие из них были безвозвратно утрачены». http://www.proza.ru/2013/07/25/622
Однако архивный произвол осуществлялся и после смерти Сталина.
Круглый стол «Трагедия 1937 г. в документах», 26 октября 2012 г.
Из выступления заместителя директора Государственного архива Ивановской области Н.А. Муравьевой.
"В государственном архиве Ивановской области хранится почти 6 тысяч архивных фондов и коллекций, насчитывающих более 1 млн. 910 тыс. ед.хр. Эти документы раскрывают социально-экономическую и культурную жизнь региона с 16 века до настоящего времени. Что касается репрессий 1937-1938 гг., то таких документов гораздо меньше. Архивно-следственные дела жителей Ивановской области на хранение в госархив из ФСБ не поступили, несмотря на Указ Президента Б.Н. Ельцина № 82 «Об архивах Комитета государственной безопасности СССР» от 24 августа 1991 г., определивший необходимость передачи архивов КГБ СССР в ведение архивных органов.
Изучение фондов ВКП(б), органов власти и предприятий свидетельствует, что эти фонды были серьезно подчищены, возможно ещё на стадии делопроизводства.
Во многих фондах райисполкомов документы обрываются 1936 годом и начинаются снова примерно с 1939. Отсутствуют такие документы, которые точно должны были отложиться, как выступление Кагановича на августовском 1937 г. пленуме Ивановского обкома ВКП(б), разосланная во все обкомы резолюция Сталина «Об антисоветских элементах» и т.д.
По словам наших бывших работников, многие документы ещё в 40-е годы были изъяты и отправлены в Москву в Центральный партийный архив, а кадровые дела репрессированных изымались органами НКВД".
Да, сгинула огромная часть центральных и местных архивов, особенно документов репрессированных людей…
Но речь не только об оппозиционерах и других «врагах народа». Еще в 1952 году МГБ СССР в докладной в ЦК КПСС предлагал «изъять из архивов органов МГБ дела на лиц, занимающих в настоящее время ответственные посты в партийном и советском аппаратах» и значительную их часть «вследствие их малозначительности и давности, уничтожить».
В другой докладной, в 1957 году, КГБ СССР рапортовал ЦК об избавлении от материалов «оперативного учета» «на честных советских людей»: «большинство этих «компрометирующих» материалов, десятилетиями хранившихся в органах госбезопасности, было уничтожено…»
В списках исчезнувших дел исследователями были выявлены дела-формуляры на Г. Димитрова, В. Пика, М. Кагановича, Г. Маленкова, дела спецпроверки на А. Епишева, М. Суслова, М. Сабурова, П. Поспелова, М. Первухина, агентурно-следственное дело на Н. Шверника, 261 страница «разной переписки» о Н. Хрущеве, материалы о М. Калинине, агентурные донесения и материалы прослушивания К. Ворошилова, 8 томов дела «Осиное гнездо» на П. Жемчужину (жену В. Молотова).
Некоторые дела-формуляры были сожжены не сразу. Сперва их отправили в КГБ для рассмотрения. В этом списке дела А. Твардовского, Н. Басистого, И. Баграмяна, Д. Устинова, В. Соколовского, В. Чуйкова, материалы на С. Дукельского, А. Горегляда, Л. Мехлиса, Р. Землячку, Д. Мануильского, С. Задионченка, С. Тимошенка, А. Поскребышева и т.п.
Н. Петров считает, что все эти материалы после передачи в КГБ были уничтожены. Петров Н.В. Первый председатель КГБ Иван Серов. – М.: Материк, 2005. – С.158..
По словам Роя Медведева, «составлять биографию даже самых известных политических деятелей в нашей стране дело нелегкое, ибо наиболее важные стороны их деятельности сохраняются в глубокой тайне. Они хотели известности и славы, они поощряли свой «малый» культ личности, но не желали, чтобы публика знала настоящие факты их политической биографии и личной жизни. Они делали политику в кабинетах за многими дверьми, они отдыхали за высокими заборами государственных особняков, они старались оставлять как можно меньше документов, по которым историку легче было бы реконструировать прошлое». Медведев Р. Они окружали Сталина. М., 1990, с.7-8.
Почти ни один из архивных фондов крупного советского или партийного органа (а также фонды личного происхождения) не избежал «чистки». Не дай бог, попадет кому в руки грязное (или кровавое) белье родной партии, которая - ум, честь и совесть эпохи...
После убийства С.М. Кирова его «бумаги разбирала специальная комиссия в составе А.А. Жданова, М.С. Чудова, М.Д. Орахелашвили». Так же поступили с документами В.В. Куйбышева, Ф.Э. Дзержинского, Г.К. Орджоникидзе. Архив ликвидированного в 1935 г. Общества старых большевиков принимали Н.И. Ежов, М.Ф. Шкирятов, Г.М. Маленков.
Уже в день смерти А.М. Горького (18 июня 1936 г.) ЦК ВКП(б) и СНК СССР утвердили Комиссию по его литературному наследству. Комиссия по Архиву А.М. Горького произвела изъятие целого ряда документов и передала их в архивы ЦК партии и НКВД. В дальнейшем вплоть до 1947 года изъятия из архива Горького проводились разными комиссиями (в общей сложности - более 300 документов), а публикация переписки А.М. Горького с писателями, партийными и государственными деятелями и другими адресатами в советские годы осуществлялась с большими купюрами.
«От ученых и журналистов, от всех, кому не безразлична историческая правда, были укрыты переписка и дневниковые записи самого Горького, дневники и мемуары его близких, его сотрудников и знакомых, тайные досье ОГПУ-НКВД, созданные и на самого Горького, и на все его окружение, агентурные доносы вертевшихся возле него людей. Среди ставшего недавно ограниченно и частично доступным - 13 писем Горького Ленину, 46 - Сталину, десятки - ближайшим его «соратникам» (Молотову, Кагановичу, Ворошилову и многим другим), десятки - будущим «врагам народа» (Зиновьеву, Каменеву, Рыкову, Бухарину), десятки, а может быть сотни - писателям и ученым, огромная и поистине ошеломляющая переписка с шефом НКВД Ягодой, 153 перлюстрированных горьковских письма, иные из которых так и не дошли до адресата, а остались подшитыми к его лубянскому досье, переписка людей из его окружения, содержащая ценнейшую информацию о Горьком, финансовые и медицинские документы, бросающие свет на многие темные страницы его жизни.
Множество материалов, имеющих самое прямое отношение к личности Горького, к его биографии и прежде всего к наиболее загадочным ее страницам, содержится в других, тоже до самого недавнего времени закрытых фондах - прежде всего Ленина и Сталина. Именно там лежала их переписка - даже, к примеру, письма Горького к Ленину дореволюционного периода. Его оценки и суждения уже и той поры никак не укладывались в схему, сколоченную в партийном агитпропе для «основоположника соцреализма» и «великого друга Владимира Ильича». Купюры, которые делались при более ранней публикации некоторых из этих документов, ничуть не менее красноречивы, чем сами искромсанные публикаторами тексты». Аркадий Ваксберг. Гибель Буревестника. М. Горький: Последние двадцать лет.
22 октября 1948 г. Политбюро ЦК ВКП(б) (протокол №65, п. 275) в отсутствие Сталина рассмотрело вопрос «Об архиве Жданова». Было принято постановление:
«В целях сохранения личного архива А.А. Жданова и установления порядка его хранения и контроля над использованием документов из этого архива создать комиссию в следующем составе: т.т. Суслов М.А. (председатель), Кузнецов А.А., Ильичёв Л.Ф., Поспелов П.Н., Кружков В.С., Жданов Ю.А., Кузнецов А.Н.
Установить, что публикация из личного архива А.А. Жданова может производиться лишь с разрешения Секретариата ЦК ВКП(б).
Архив А.А. Жданова хранить в Центральном партийном архиве Института Маркса, Энгельса, Ленина при ЦК ВКП(б)». (Ф. 17. Оп. 3. Д. 1072).
А 5 марта 1953 года, немедленно после смерти Сталина, бюро Президиума ЦК «поручило тт. Маленкову, Берия и Хрущеву принять меры к тому, чтобы документы и бумаги товарища Сталина, как действующие, так и архивные, были приведены в должный порядок».
После расстрела Л.П. Берии члены Политбюро немедленно уничтожили все документы из его сейфа. Хрущев говорил, что сделал это, даже не читая тех бумаг, которые у Берии хранились.
Хотя культ вождя разоблачили, но практика изъятия документов почивших коллег по власти продолжалась. Комиссия из Общего отдела ЦК сразу после смерти конфисковала все бумаги М.Ф. Шкирятова (1954), А.Н. Поскребышева (1956) и Н.С. Хрущева (1971). В том же 1971-м году был конфискован домашний архив умершего А.А. Андреева.
Достоверно известно, что в 1974 г. и в дом умершего маршала Г.К. Жукова тоже нагрянула особая комиссия. Она увезла все черновики рукописи и варианты его книги «Воспоминания и размышления», часть переписки с читателями и сослуживцами, поздравительные письма и открытки…
Когда 20 ноября 1976 г. скончался академик Трофим Лысенко, сыгравший страшную роль в отечественной биологии, то первыми, кто занялся его творческим наследием, были… чекисты. Не успело еще остыть тело отца «мичуринской агробиологии» и любимца двух вождей, Сталина и Хрущёва, как товарищи из КГБ явились с обыском в его служебный и домашний кабинеты. Впрочем, сами они скромно обозначили действо как «осмотр архивов». О результатах оного председатель КГБ Юрий Андропов уведомил ЦК КПСС 8 декабря 1976 г. служебной запиской с грифом «Секретно». Оказывается, товарищей в штатском интересовала переписка академика с товарищем Сталиным.
Точно такие же комиссии изымали документы в квартирах и кабинетах покинувших сей мир А.А. Гречко (1976), А.И. Микояна (1978), А.Н. Косыгина (1980), В.М. Молотова (1986), Г.М. Маленкова (1988), Л.М. Кагановича (1991). Мурин Ю.Г. Единый архив Общего отдела ЦК КПСС в 1960-1980-х гг. - Вестник архивиста, 2007, №1, с.39-40.
Думаю, что личные архивы, оставшиеся от упокоившихся Ф.Р. Козлова (1965), К.Е. Ворошилова (1969), Н.А. Булганина (1975), Ф.Д. Кулакова (1978), М.П. Георгадзе (1982), Л.И. Брежнева (1982), Н.В. Подгорного (1983), А.Я. Пельше, Ш.Р. Рашидова, Т.Я. Киселева (все - в 1983), Ю.В. Андропова (1984), Н.А. Щелокова (1984), Д.Ф. Устинова (1984), А.А. Громыко (1989), В.В. Щербицкого, В.В. Кузнецова, А.П. Кириленко (все в 1990), а также Н.В. Талызина (1991), В.В. Гришина (1992), Г.К. Цинева(1996), Н.А. Тихонова (1997) и других видных деятелей партии и государства, постигла та же судьба.
В книге «Партийная разведка», со ссылкой на Виктора Прибыткова, помощника К.У. Черненко, Александр Байгушев пишет, что после кончины любого партийного лидера все находившиеся у него документы изымались, систематизировались и отправлялись в секретный сектор. Подобные архивы были почти у всех работников высшего ранга. Так, Анастас Микоян оставил после себя не менее трех грузовиков бумаг. А вот шкафы и сейф в кабинете Михаила Суслова оказались абсолютно пусты. Бесследно исчезла даже «особая» папка, содержимое которой было засекречено...
Инструкции ЦК уравняли понятия «государственной» и «партийной» тайны, на тысячах бумаг стояли грифы: «Секретно», «Совершенно секретно», «Особой важности» и т.д.
По мнению Б. Илизарова, профессора Московского Историко-архивного института, «из 20 млн. архивных единиц по истории советского общества на режиме особого хранения пребывало в архивах 17, 6 миллионов а.е.». Илизаров Б. Кому выгодны тайны? Литературная газета от 1 июня 1988. На самом деле, грифы секретности имели к 1991 г. до 90% партийных и до 20% документов союзных архивов. Полностью были засекречены все данные о массовых репрессиях, большинство данных о деятельности высших органов госаппарата, партии.
Фактически в Центральном Архиве Октябрьской революции СССР наглухо замурованы были для исследований фонды Главлита СССР, Совета по делам религии при СМ СССР, а в Центральном государственном архиве народного хозяйства СССР - фонды Госплана и ЦСУ. Документы из них можно было увидеть лишь с разрешения ведомства.
Правда о Великой Отечественной войне тоже утаивалась.
Знаменитый приказ Сталина №269 от 8 сентября 1943 года гласил: «23 февраля 1943 года гвардии рядовой Матросов в решающую минуту боя с немецко-фашистскими захватчиками за деревню Чернушки, прорвавшись к вражескому дзоту, закрыл своим телом амбразуру, пожертвовал собой и тем обеспечил успех наступающего подразделения. […] Великий подвиг товарища Матросова должен служить примером воинской доблести и героизма для всех воинов Красной Армии. Для увековечения памяти Героя Советского Союза гвардии рядового Александра Матвеевича Матросова приказываю: […] Приказ прочесть во всех ротах, батареях, зскадронах. Народный комиссар обороны И. Сталин».
Тот, кого принято именовать Александром Матросовым, родился 5 февраля 1924 года. Правды в его официальной биографии немного: дата рождения, упоминание о детских домах, место гибели и Указ о присвоении Золотой звезды Героя. Все остальное действительности не соответствует… Звали его Шакирьяном Юнусовичем Мухамедьяновым, подвиг он совершил и погиб 27 февраля 1943 года.
Пишут, что в конце сороковых годов по распоряжению Сталина были уничтожены все личные карточки постановки военнообязанных на призывной учёт, заведённые перед Великой Отечественной и во время неё. Это было сделано для сокрытия истинной цифры людских потерь в войне.
3 марта 1968 г. на заседании Политбюро Леонид Брежнев, сменивший Никиту Хрущева на высших постах партии и государства, заявил: «У нас появилось за последнее время много мемуарной литературы… Освещают Отечественную войну вкривь и вкось, где-то берут документы в архивах, искажают, перевирают эти документы… Где эти люди берут документы? Почему у нас стало так свободно с этим вопросом?» Архив Президента РФ. Рабочая запись заседаний Политбюро ЦК КПСС, 1968 г., 3 марта, с. 93.
Министр обороны А.А. Гречко заверил генсека, что обязательно наведет порядок. Микрофильмы, содержавшие важнейшие документы по главным операциям войны и находившиеся в военных НИИ и вузах, были срочно отозваны и уничтожены. К 1972 г. они были оставлены только в Академии Генерального штаба и Военной академии им. Фрунзе - под гарантию строжайшей секретности. Допуск к документам в военных архивах был ограничен – туда стали допускать только доверенных историков.
Через 45 лет после окончания войны заместитель начальника Генерального штаба М.А. Гареев известил общественность: «Документы Ставки ВГК после войны были изъяты из Генштаба… Как ни печально, но, трезво оценивая обстановку, видимо, придется считаться с тем, что к какой-то части документов доступ будет открыт еще не скоро». (Красная звезда, 27 июля 1991 г.).
Кстати. Именно по приказу генерала армии М.А. Гареева 10 июня 1991 г. в Генеральном штабе ВС СССР было сожжено 5 тонн документов, относящихся к периоду начала войны. Обоснование: негде хранить. Суворов В. Святое дело. М., 2008. С. 229–230.(С 1993 года Махмут Ахметович Гареев - президент Академии военных наук).
Из воспоминаний Кима Иванцова, автора очерка о героях-молодогвардейцах Краснодона:
«Препятствие властей явлению на свет божий моих работ о краснодонских партизанах было для меня непонятным. Тем более, что орган ЦК КПСС газета «Правда» в 1968 году опубликовала мою заметку о Краснодонском партизанском отряде. А ведь «Правда» тогда считалась глашатаем истины. В том, что она утверждала, никто не имел права сомневаться. Через два года та публикация в главной газете страны вошла в коллективный сборник «Великим именем озарено», выпущенный партийным издательством СССР «Правда» к 100-летию со дня рождения В. И. Ленина.
И после всего этого запрет местных боссов.
В конце концов, минуя Луганский обком КПСС, я добился допуска к документам архива Института истории партии при ЦК Компартии Украины и ЦАМО. Там нашел немало бесценных документов о формировании, боевой деятельности и расформировании нашего отряда. Ободренный успехом, надписал большой очерк «Срока у подвига нет» и предложил его «Ворошиловградской правде».
Редактор П. Евтеев, умнейший, глубоко порядочный, хорошо знающий свое дело журналист, откровенно сказал:
- Негласный запрет на печатание твоих материалов о краснодонских партизанах не снят. Единственно, кто может тебе помочь, - КГБ.
Начальник управления государственной безопасности по Ворошиловградской области генерал Ю. Шрамко, с которым я встретился, оказался настоящим чекистом, каких я знал не только по книгам и кинокартинам, но и встречал в жизни. Выслушав меня, он проговорил:
- Знаю ваш отряд по документам. К его действиям, как и к личному составу, у нас претензий нет. - Бегло просмотрев очерк, вынул из бокового кармана пиджака авторучку, зелеными чернилами в верхнем левом углу первого листа рукописи написал: «Согласовано». Расписался, поставил дату.
Я покидал кабинет Юрия Меркурьевича довольный до умопомрачения. А он, генерал, на прощание проронил ободряющее:
- В случае подобных затруднений ссылайтесь на нас. Всегда поддержим.
Когда положил на стол Евтеева тот очерк, он изменился в лице. Не скрывая удивления, воскликнул:
- Надо же!.. Тебя сам Шрамко принял? И завизировал? - После раздумья пояснил: - С подобными вопросами в то учреждение должна обращаться газета, а не частное лицо - автор материала. Извини, что я тебя подставил. - Тут же удовлетворенно добавил: - Как бы там ни было, а я рад, что все так получилось. Теперь преград для публикации твоего произведения нет.
Вскоре очерк появился в трех номерах «Ворошиловградской правды». Впоследствии Павел Николаевич рассказывал, что ему за ту публикацию обком партии все же намылил голову. Однако спорить с КГБ партийный орган не стал.
Порадовали меня также отклики на публикацию.
Вот некоторые из них:
«Редактору газеты «Ворошиловградская правда». Уважаемый товарищ Евтеев! Благодарим Вас за то, что напечатали в газете 4, 5, 7 марта с. г. материал о нашем Краснодонском партизанском отряде под названием «Срока у подвига нет». Очень приятно, что написал это наш; товарищ по отряду Ким Иванцов — он был самым молодым в отряде, ему было 15 лет. Все, о чем он написал, в действительности так и было. Большое спасибо автору статьи, что он упомянул о тов. Могилевиче-Борцове, коммунисте Ленинской гвардии… это был наш начальник, организатор и руководитель… Бывший комиссар Краснодонского партизанского отряда А. Г. Берестенко».
Из письма К. П. Донцова: «Ким Михайлович, здравствуйте! Большое-большое спасибо за бандероль с воспоминаниями… Когда прочел сначала сам, потом в кругу семьи - как будто перенесся в Краснодон 1941 года. Помню, когда наш шофер Ваня Кочутовский готовил свою полуторку для перевозки Краснодонского партизанского отряда. Большое Вам спасибо еще и за то, что упомянули доброе имя Лиды Шапошниковой. Сколько я писал писем в краснодонские организации о ее подвиге… но получал лишь пустые ответы на красивой бумаге со штампом и печатью. Ваши воспоминания были прочитаны коллективно в среде моих сотрудников - их 15 человек. Все молодые. Слушали с жадностью, ведь некоторые комментарии были и с моей стороны…»
Из письма Т. А. Мосиной-Чистовой: «Уважаемый Ким Михайлович!.. Я прочла ваши воспоминания о партизанском краснодонском отряде, где Вы вспомнили своих друзей по отряду, среди которых был мой отец Мосин Алексей Иванович. О судьбе своего отца мы ничего не знали… И вот Ваша весточка… Спасибо!..»
Из письма Р. Н. Федорченко: «Здравствуйте, уважаемый Ким Михайлович! Пишет Вам Федорченко Раиса Николаевна. Прочитав в газете «Ворошиловградская правда» статью «Срока у подвига нет», где Вы упоминаете и о моем отце Федорченко Н. В., и хорошо знакомых нам Федоренко П. С, Мосине А. И. Статья нас очень взволновала, все в памяти встало. И последний приход отца домой 18 февраля 1942 года, потом больше о нем мы ничего не знали, присылали бумагу, что пропал без вести, пока Вы не написали через десятки лет, как все было. …наш отец был призван райкомом партии г. Краснодона в партизанский шахтерский отряд. И есть у нас одна фотография отряда, по-моему, это даже фотография от т. Могилевича…»
Несмотря на успех очерка «Срока у подвига нет», продолжал меня мучить вопрос: почему обком партии препятствует публикациям не только о Краснодонском партизанском отряде, но и Краснодонском истребительном батальоне? Почему все делается для того, чтобы сложилось мнение: до «Молодой гвардии» никаких военных патриотических формирований в Краснодоне не было, что прославленная подпольная организация родилась на пустом месте.
Однажды я об этом спросил первого секретаря Ворошиловградского обкома КПСС Б. Т. Гончаренко. У Бориса Трофимовича было прекрасное настроение. К тому же он относился ко мне неплохо. До этой встречи даже кое в чем помог, притом довольно существенно. Указав пальцем в небо, Гончаренко проронил:
- Так велено… - И не стал ничего объяснять.
А я со своей стороны не докучал вопросами, лишь попросил:
- Как бы сохранить для потомков те архивные документы о нашем партизанском отряде, которые я передал в обком партии…
- Это можно, - Борис Трофимович немедля вызвал заведующего архивом А. М. Семененко. Сказал ему: - Занеси Краснодонский партизанский в список неутвержденных отрядов. А бумаги, что он тебе передал, - указал на меня, - сохрани в качестве официальных документов.
Семененко подобострастно склонил голову. Вот перечень некоторых из тех документов:
- Сводка № 3 о партизанском движении направления Южного фронта от 15 ноября 1941 года, подписанная начальником политуправления фронта дивизионным комиссаром Мамоновым и начальником 8-го отдела политуправления полковым комиссаром Сыромолотным;
- Докладная записка сотрудников 8-го отделения поарма-12 начальнику 8-го отделения батальонному комиссару Завальному;
- Отчет о работе 8-го отделения за период с 1 по 25 января 1942 года, подписанный заместителем начальника политотделу 18-й армии полковым комиссаром Калашниковым и начальником 8-го отделения старшим батальонным комиссаром Могилевичем;
- Доклад политотдела 18-й армии «О состоянии и боевой деятельности партизанских отрядов, действующих в прифронтовой полосе», подписанный начальником поарма-18 Мельниковым начальником 8-го отделения Могилевичем - март 1942 года.
Во всех этих документах говорится и о Краснодонском партизанском отряде.
О краснодонских партизанах сообщается также в ряде других бумаг. В их числе:
- Письмо персонального пенсионера союзного значения Могилевича-Борцова А. А. в Ворошиловградский обком КПУ от 5 октября 1978 года. Подпись Могилевича заверена секретарем первичной парторганизации и печатью этой организации, а также секретарем Ленинского РК КПСС г. Москвы и печатью райкома;
- Письмо бывшего сотрудника 8-го отделения поарма-18 Донцова К. П. в архив Ворошиловградского обкома КПСС. Подпись Донцова заверена секретарем первичной партийной организации и печатью организации;
- Письмо бывшего комиссара Краснодонского партизанского отряда Берестенко А. Г. и шести бывших партизан отряда в Ворошиловградский обком КПСС.
Семененко также были переданы четкие фотографии 1941-1942 гг., на которых запечатлены Л. Шапошникова, другие партизаны нашего отряда, в том числе автор этих строк, перед отправкой нас в тыл противника. Среди партизан - начальник 8-го отдела политуправления Южного фронта Сыромолотный, начальник 8-го отделения поарма-18 Могилевич.
Чтобы разыскать и собрать эти бесценные свидетельства патриотизма краснодонцев, я потратил долгих тридцать лет! Поскольку закона об архивах в СССР не было, и допуск к хранящимся в них документам зависел от настроения руководителей организаций, которым они принадлежали, приходилось изыскивать десятки способов, чтобы пробраться к той или иной бумаге.
В сентябре 1995 года я получил письмо от А. Берестенко, в котором он сетовал, что наша партизанка Нюся Крапивченко никак не может добиться положенной ей пенсии участника боевых действий. Комиссар просил меня помочь Анне Семеновне. «Нюсе уже восемьдесят, она ослепла, к тому же страдает от страшной гипертонии…»
Я немедля бросил все дела и в полной уверенности, что решу этот вопрос за пять минут, направился в бывший облпартархив - теперь честь государственного архива. Каково же было мое изумление, когда, выслушав меня, сотрудница архива заявила:
- Такого партизанского отряда у нас не было…
Я не поверил своим ушам. Предположив, что ослышался, попросил:
- Да вы посмотрите документы…
- Какие документы? Говорю же вам: у нас не было такого отряда. Следовательно, никаких документов не может быть.
- Прошу вас, это очень важно… Ну, пожалуйста…
Она молча удалилась. Вскоре возвратилась, держа в руках две тощие папки.
- Вот список утвержденных партизанских отрядов, - подала мне одну из папок. - А это список неутвержденных, - протянула вторую папку.
Я внимательно рассмотрел те списки. Сотрудница архива сказала правду.
- Но ведь я сам, понимаете, сам лично передавал те бумаги Семененко. И Борис Трофимович в моем присутствии обязал его сохранить их…
- В таком случае можете выяснить у самого Семененко, - тут же назвала номер его телефона.
Я позвонил, рассказал об услышанном.
- Все верно, - голос бывшего партийного чиновника звучал безмятежно. - Там, в архиве, ничего такого быть не должно.
- Как «не должно»? - переспросил я и почувствовал - глаза мои расширились, затем полезли на лоб. - Я ведь столько документов вам передал.
- Ну и что? Мы все уничтожили.
- Уничтожили? - теперь моя голова пошла кругом, ноги задрожали, я почувствовал, что вот-вот могу лишиться рассудка.
- Да, уничтожили. То ведь была переписка. А она, согласно закону, хранится не более шести месяцев. - Бывший заведующий областным партийным архивом говорил ровным спокойным голосом, с сознанием правильности содеянного, не чувствуя никакого угрызения совести.
- Какая переписка! - возмутился я. - Там ведь копии архивных документов… подлинные свидетельства организаторов краснодонского подполья, нашего партизанского отряда… К тому же Борис Трофимович в моем присутствии обязал вас… - В трубке послышался кашель, потом частые прерывистые гудки.
Так коммунистические партбилетчики завершили дело по вычеркиванию из истории родного края Краснодонского партизанского отряда. Так замшелый комчиновник не только выказал презрительное отношение к подвигу однопартийцев, настоящих коммунистов, но и повторил гнусный поступок изменника Родины, старшего следователя краснодонской полиции Т. В. Усачева, который, убегая вместе с фашистами, сжег следственное дело, возбужденное оккупантами и их пособниками против «Молодой гвардии». На допросе 20 августа 1946 года он показал; «31 января 1943 года, когда Красная Армия подошла к реке Северный Донец и находилась в 20 километрах от Краснодона, Соликовский предложил мне собрать все подследственные дела, в том числе дело «Молодой гвардии», отвезти в Ровеньки и сдать в окружную жандармерию… Когда я приехал в Ровеньки, начальник окружной жандармерии отказался принять от меня дела в связи с тем, что они уже сами готовились к отступлению. Тогда я положил их на подводу и повез с собой. Отъехав от г. Ровеньки примерно 10-15 километров, я развел костер и сжег в нем все следственные дела Краснодонской полиции, в том числе и дело «Молодой гвардии»...
Все архивы СССР делились на три категории: об одних архивах историки знали, в них они работать могли. В другие, хотя и известные ученым, историков не пускали. И наконец, существовали гигантские хранилища документов, о которых не знал никто, не только историки.
В 1992-1995 гг., в связи с открытием доступа к перемещенным фондам трофейных документов, об архивах страны много судачили отечественные СМИ, критикуя их недоступность и часто обращаясь к теме архивов европейских стран, вывезенных в СССР после 2-й мировой войны. Политически ангажированные СМИ объясняли «закрытость» российских архивов «политическим заказом», либо меркантильностью работников архивов, все продавших Западу.
Трофейные архивные документы, спрятанные в Центральном государственном особом архиве СССР (с 1992 г. - Центре хранения историко-документальных коллекций, далее - ЦХИДК, включенном в 1999 г. в состав Российского государственного военного архива), - в основном документы тайных организаций, захваченные Гитлером на территории оккупированных стран.
Среди них были секретные документы масонских организаций стран Западной Европы, сионистских организаций, а также архивы гестапо, полиции и других секретных служб фашистской Германии; самые ценные части архива других иностранных секретных служб и полиции - Голландии, Бельгии, Люксембурга, секретные материалы «Сюртэ Женераль» (французский КГБ) и разведки с наполеоновских времен до захвата Франции Гитлером.
После войны все архивы из Восточной Германии были вывезены в Москву.
Интрига, связанная с французскими архивами, с юридической точки зрения оказалась запутанной. В 1940 г., после оккупации, гестапо захватило большую часть государственных архивов Франции и отправило их на хранение в Судеты (Чехословакия). В 1945 г. советская военная комендатура вывезла эти архивы в Москву. В середине 50-х годов документы были систематизированы и упрятаны под грифом «Секретно». Стоимость некоторых из них, например, конституции масонской ложи «Великий Восток Франции», оценивается в сотни тысяч долларов.
До начала 1990-х гг. факт обладания трофейными архивами СССР не афишировал и передал Франции и Польше лишь малую часть документов.
В 1991 г. возможность доступа в Особый архив появилась, и многие страны, среди которых была и Франция, стали выдвигать претензии на свои архивы.
13 октября 1993 г. был подписан двусторонний Протокол о реализации соглашений. С декабря 1993 г. по май 1994 г. Франции было передано более 900 тыс. дел перемещенных архивных фондов французского происхождения, хранившихся в ЦХИДК.
Французская сторона профинансировала микрофильмирование документов, отобранных российскими экспертами из переданных ей фондов (7 млн кадров).
Россия получила в обмен от Франции 12 судовых журналов российских и советских судов, осуществлявших плавание в Средиземном море в 20-е гг., 255 дел из фондов русской эмиграции и около 300 тыс. франков для Росархива для «надлежащего содержания архивов»5.
Заключение этих соглашений, а точнее их реализация, вызвала шумный резонанс, обмен был признан «несоразмерным до абсурда», и все это в общественным сознании оказалось связанным с процессом общего рассекречивания архивов.
В феврале 1994 г. появился «Отчет о работе российских и французских экспертов по вопросам возвращения документов, перемещенных из Франции в годы Второй мировой войны» с рекомендацией экспертов вернуть Франции 26 фондов, среди которых материалы ЦК Всемирного еврейского объединения, Совета иностранных католических миссий в Париже, печатные издания и документы троцкистских заграничных организаций, архивы масонских лож и французской ветви Ротшильдов.
По оценке Софи Кёре, Франции в 1994 г. было возвращено 944 718 документов.
Но известие, что из России в огромном количестве вывозятся исторические документы, до Госдумы дошло только в мае 1994 г., когда в ЦХИДК осталось 50 тыс. французских архивных дел. У здания архива выстраивались пикеты. Депутат С.Н. Бабурин на заседании Госдумы потребовал прекратить вывоз.
К этому времени уже вступил в силу новый закон «О культурных ценностях, перемещенных в результате Второй мировой войны и находящихся на территории Российской Федерации», до появления которого Дума запретила любую передачу перемещенных культурных ценностей.
В мае 1994 г. по рекомендации Госдумы и Совета Федерации российско-французский обмен был приостановлен вплоть до 1998 г., когда депутаты Госдумы приняли постановление о продолжении обмена архивными документами.
В конце 1990-х гг. руководство Росархива во главе с В.П. Козловым вновь заговорило о возвращении находящихся в России перемещенных архивов Франции. Речь шла о документах Главного управления национальной безопасности, 2-го бюро Генштаба, Военного министерства, ряда правоохранительных органов Франции.
Одновременно Росархив выдвинул требования о взаимных уступках, касающихся возвращения архивов генерала Зенкевича и полковника Игнатьева, которые, согласно документам, были переданы Генштабу Франции после 1-й мировой войны, проведения выставки возвращаемых документов и реализации проекта по составлению электронного каталога архивных фондов российской эмиграции во Франции после 1917 г.
Блокирование возобновления передачи документов прекратилось, по мнению С. Кёре, благодаря В.В. Путину, и между 2000 и 2002 гг. произошла новая передача части трофейных архивов Франции в количестве 164 708 документов.
Буквально на днях, в марте 2016 года, Министерство обороны РФ раскрыло и архив трофейных документов нацистской Германии, вывезенных в СССР в годы Второй мировой войны. Архив документов нацистской Германии, хранящийся в Центральном архиве Минобороны (ЦАМО), состоит из 28 тыс. дел объемом почти 2,5 млн листов.
По словам директора ЦАМО Игоря Пермякова, часть из них захвачены на полях сражений в первой половине Великой Отечественной. После войны документы собирались и отправлялись в Москву. В 1960 году сотрудники архива рассортировали их и отправили на хранение. В следующие десятилетия научным изучением фонда практически никто не занимался. Доступ к документам, хранящимся в ЦАМО, впервые получили эксперты Германского исторического института в Москве.
На всех уровнях вытравливался любой сюжет, который хотя бы косвенно мог напомнить о репрессиях. Как заметил автор классического исследования о терроре в СССР английский историк Роберт Конквест, «советский историк не мог провести подобное исследование в связи с тем, что существовал запрет на факты. Только иностранец способен был выполнить эту работу и остаться в живых». Еще в 1990 г. Конквест считал, что изучение советской истории напоминает скорее исследование истории античности, чем современную историогрфию Запада.
Хотя часть информации публиковалась в официальных советских источниках, многие документы по-прежнему были неизвестны исследователям, а известные материалы, например, стенографические материалы Пленумов ЦК, часто фальсифицированы. Даже телефонные справочники Москвы и Ленинграда за 20-70-е годы, как, впрочем, и других городов СССР, оставались засекреченными.
«В 1970–1990 годах в советских ЗАГСах сотнями томов уничтожались и вывозились на свалку старинные метрические книги XIX - начала XX века, только на основании того, что такие метрические книги существовали в двух экземплярах и второй экземпляр не считался ценным», - пишет В.В. Семенов, председатель общественной организации «Архивный дозор». Право на корни. Сборник. М. 2023, с.14.
Фактически уже для бабушек и дедушек, а тем более для родителей нынешних студентов и старшеклассников, единственными носителями запретной памяти о репрессиях были люди, пережившие ГУЛАГ. Эта память долго жила в тайных кладовках прошлого, в кухонной и семейной истории, в молчании, в сокрытии правды, и может быть, еще и поэтому вызывала такой интерес.
В семьях репрессированных людей о них боялись упоминать, словно хотели вычеркнуть их из памяти, сведения о них скрывали от детей.
Если чьи-то предки происходили с какой-то окраины Российской империи (Польши или Финляндии), то с высокой степенью вероятности можно предполагать, что потомкам об этом в советский период могло быть и не рассказано. Для их же спокойствия и блага.
Если же в какой-то семье были связи с дальним зарубежьем, то такие факты в СССР часто были под суровым табу.
Несколько примеров того, как граждане СССР сталкивались с проблемами из-за зарубежных связей: «Проверкой установлено, что инструктор РК (райкома партии) т. Медунецкая И.А. начиная с 1944 года и до 1948 года систематически поддерживала связь со своим дядей Захаровым А.А., с 1914 года проживающим в Америке. Регулярно отвечала на его письма, а также получала несколько посылок <…>. Кроме того, установлено, что второй брат отца - Захаров Н.А, в 1935 году был выслан из Ленинграда. Все вышеуказанные факты т. Медунецкая ни в автобиографии, ни в анкетах не указала. <…> Установлено также и подтверждается самой Медунецкой, что ее дедушка до Октябрьской революции имел три пятиэтажных дома в гор. Ленинграде по Бронницкой улице. Ленинский РК считает невозможным дальнейшее пребывание Медунецкой в аппарате райкома».
От печальной участи падения с партийного олимпа районного масштаба не уберегло тов. Медунецкую и загодя направленное заявление на почту об отказе от всех посылок от зарубежного дяди: «8 декабря 1947 г. Директору Главпочтампта. Прошу Вас дать указание отделу посылок из-за границы, что в случае поступления для меня посылок из Америки (город Чикаго от дяди Захарова Алексея Александровича) отправлять их обратно в Америку». Справка 1949 года Ленинского райкома ВКП(б) г. Ленинграда в Горком ВКП(б) // ЦГАИПД СПб. Ф. 409. Оп. 5. Д. 49. Л. 5-8.
При выявлении «скрытых» партийцем фактов в биографии у него самого или родных, как правило, его ждало исключение из партии с вытекающими последствиями. Вот, например, за что был исключен из партии бывший управделами Валдайского райкома ВКП (б) М.Я. Ильин: «При вступлении в партию Ильин скрыл свое социальное происхождение, скрыл также его в момент проверки и обмена партдокументов. При новом руководстве РК ВКП (б) проверкой установлено, что отец Ильина имел в г. Валдае два дома, один из них перед революцией продал. Имел также купчую на землю и лес, которые также продал. Всего у отца и матери Ильина М.Я. было в г. Валдай 4 дома. Кроме этого отец Ильина во время к/р восстания в 1918 году в г. Валдае с оружием в руках активно в нем участвовал. Мать Ильина все время торговала баранками. Все это Ильин от партии скрыл».
Заполнение анкет советским человеком - процесс сюрреалистический: «Бесконечные умолчания, искажения и маскировки - одна из черт советской жизни. Неполные биографии и автобиографии, вымаранные страницы жизни, забытые знакомые. <…> Многие семьи десятилетиями жили в таком режиме... Посадский А.В. Бывшие люди. От кого и от чего мы произошли // Новая газета. 14. 11. 2012. №;129. С. 20-21.
И хотя все семь десятилетий отделы кадров учреждений и органы ЧК-ГПУ-НКВД-МГБ-КГБ активно занимались собиранием генеалогических сведений о современниках, качество этой информации, отраженное в анкетах и автобиографиях, далеко не всегда удовлетворительно. Кобрин В.Б. Перспективы развития генеалогических исследований // Опричнина. Генеалогия. Антропонимика. Избранные труды. РГГУ. М., 2008. С. 217.
У меня была единственная цель - скрыть от партии дворянское происхождение своей жены. Для этого я пошел на преступление. Протокол допроса Родичева Степана Николаевича, 1899 г. р., от 31. 12. 1935 // ЦГАИПД СПб. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1429. Л. 280-283.
Люди до недавнего времени не занимались своими корнями, потому что дедушка был купец (или священник, царский офицер, дворянин, а то еще хуже - кулак). Боялись даже и говорить об этом, с подобными данными человек не всегда мог устроиться на работу. Многие, занимавшие руководящее положение в партии и стране, по этим причинам жили под страхом разоблачения в подаче ложных сведений о предках. Г.А. Алиев, в брежневское время член Политбюро ЦК КПСС, имел официальную биографию, в которой было сказано, что он происходит из рабоче-крестьянской семьи. На самом деле среди его предков были богатые люди из знатных тюркских и курдских родов. Исследователь Николай Митрохин, проводивший опрос доживших до наших дней цековцев брежневских лет, с удивлением обнаружил что двое из них оказались детьми служивших при немцах старост, и анкетный недостаток биографии («пребывание на оккупированной территории») не помешал их карьере. Один признался, что в детстве знал в лицо по портретам гитлеровских главарей не хуже, чем членов современного ему политбюро.
…Впрочем, порой что-то выяснить можно, изучая бумаги, вывезенные за рубеж.
В 1951 г. бывший посол Временного правительства в США Б.А. Бахметев, известный тем, что после Октября 1917 г. присвоил несколько десятков миллионов долларов, перечисленные в США на закупки оружия для армии еще Министерством финансов Российской империи, передал деятелям русской эмиграции 1.600 тыс. долларов на поддержку культурных и благотворительных учреждений. Так возник Бахметевский фонд, на средства из которого при Колумбийском университете в Нью-Йорке организовали Русский исторический архив - подлинную сокровищницу материалов по истории русской революции, Гражданской войны и эмиграции. Это - одно из самых крупных за рубежом собраний документов России. Тут хранятся фонды Г.В. Адамовича, М.А. Алданова, Г.А. Алексинского, П.Б. Андерсона, Н.С. Арсеньева, Б.А. Бахметева, С.С. Белосельского-Белозерского, Н.Т. Беляева, Г.П. Беннигсена, Н. А. Бердяева, А.А. Бехтеева, А.А. Бобринского, В.Л. Бурцева, В.В. Вейдле, Г.В. Вернадского, П.М. Волконского, Б. П. Вышеславцева, Б.К. Зайцева, протопресвитера Василия Зеньковского, Н.М. Зернова и С.М. Зерновой, В.И. Иванова, И.А. Ильина, М.М. Карповича, Н.Т. Каштанова, Е.П. Ковалевского и П.Е. Ковалевского, В.Н. Коковцева (Коковцова), А.В. Кривошеина, Н.О. Лосского, В.А. Маклакова, матери Марии (Скобцовой), Н.Е. Маркова, П.Н. Милюкова, В.Д. Набокова, Вас. Немировича-Данченко, С.Г. Пушкарева, А.М. Ремизова, Н.А. Рубакина, Е.В. Саблина, А.К. Свитича, протоиерея Иннокентия Серышева, А.А. Стаховича, А.М. Суханиной, М.А. Таубе, А.В. Тырковой-Вильямс, Г.П. Федотова, А.Г. Чеснокова, протопресвитера Георгия Шавельского, И.С. Шмелева, YMCA в Сибири, Издательства им. Чехова, газеты «Русская мысль» и др.
Большая часть архива Л.Д. Троцкого находится, начиная с 1940 г., в Гарвардском университете США. По завещанию Троцкого доступ к его документам был закрыт до 1980 г. Затем кое-что из этого архива стало на русском языке печатать издательство «Chalidze Publications». Уже вышли «Дневники и письма», мемуарная работа «Портреты». Из ученых СССР в библиотеке Гарвардского университета работали И. Краснов и В. Старцев. Им удалось купить для Центрального партархива ИМЛ микрокопии ряда документов - письма В.И. Ленина Л.Д. Троцкому, протоколы межпартийной комиссии, созданной при выезде революционных эмигрантов из Швейцарии в Россию, письма Л.Д. Троцкого М. Истмену за 1929-1932 гг. и др. Краткое описание его зарубежного архива дал Н. Романовский в статье «Где архив Троцкого?». См. Знания - народу, 1989, №2, с. 36-40.
Многие годы для зарубежных историков главным источником сведений о жизни СССР служил Смоленский областной архив, захваченный гитлеровцами в 1941 году и в конечном счете оказавшийся в США. Архив включает в себя часть документов Смоленского партархива. В основном, это дела по истории Смоленской губернской парторганизации и Смоленской парторганизации в составе Западной области (1929-1937 гг.) - 541 дело с 1917 по 1938 гг. Однако в нем и немало документов по районам Брянской, Калужской, Тверской, Псковской областей, газетных вырезок, информационных материалов, книжных и журнальных статей об экономическом, социальном и политическом развитии Белоруссии, Украины, Биробиджана, других регионов страны, СССР в целом. Оригиналы хранятся в Национальном архиве в Вашингтоне. Архив микрофильмирован. Гетти А. Фонды "Смоленского архива" в США. Советские архивы. 1991. № 1.
Кому-то из искателей посчастливится порой найти случайно укрывшийся ценный документ в куче финансовых отчетов или в груде пыльных писем на старом чердаке.
Омский историк В.С. Познанский сообщал, что, благодаря своим поискам, он «располагает списками лиц, которых разыскивали в ноябре 1918 г. следственные комиссии белогвардейцев как видных деятелей Советской власти. В красноярском списке около ста фамилий, перечисленных в алфавитном порядке (от В.Ф. Артамонова до Ф. Ярлыкова). Несколько имен общеизвестных: Ф.К. Врублевский, А.И. Окулов, Г.И. Теодорович, М.И. Фрумкин, Б.З. Шумяцкий. Несколько больше имен известно по краеведческой литературе (С.М. Бальбатов, Д.П. Долбешкин, В.И. Дмитриевский, М.П. Замощин, Н.М. Копылов, В.Я. Лейман, М.И. Соловьев и др.). Основные материалы Красноярского Совета благодаря замечательной (первой и, к сожалению, пока единственной в Сибири) пофондовой публикации - (Красноярский Совет. Март 1917 - июль 1918 г. Протоколы и постановления съездов Советов, пленумов, исполкомов. Сборник документов. Красноярск, 1960) - доступны каждому. Имеется возможность, даже не перелистывая протоколы, сравнить состав людей, значащихся в советских и белогвардейских документах, по именному указателю в сборнике. Совпадение потрясающее: белогвардейцы называют те же лица, которые проходят по документам Совета, однако указывают их имена и отчества (одни имена или инициалы) полнее, чем составители сборника. Лица, упоминаемые в списке следственной комиссии, известны красноярским архивистам, музейным работникам, историкам: это командиры красногвардейских отрядов, советские активисты среди железнодорожников, деятели профсоюзов. Напрашивается вывод, что враг оказался отлично информирован о руководящих работниках павшей Советской власти. Члены следственной комиссии, в их числе полковник Ауэ, многих разыскиваемых знали лично; могли привлекать к допросам родственников скрывавшихся советских деятелей. Но составлен список не таким путем. В его основе - скрупулезная работа ищеек-чиновников по документальным материалам советской стороны, захваченным после переворота. Понятно, такой документ представляет большую ценность, чем, если бы список составлялся путем опроса (сознательное сокрытие и искажение в показаниях арестованных противников контрреволюции и родственников разыскиваемых, возможные неточности в показаниях доносчиков и т. д.)». Познанский В. Очерки истории вооруженной борьбы Советов Сибири с контрреволюцией в 1917-1918 гг. - Новосибирск, 1973, с.23.
Архив по истории Тамбовского крестьянского восстания уцелел чудом. В 1933 году документы о подавлении антоновщины, находившиеся в архиве губвоенкома, решили уничтожить в печи. Сжигали их в Зимней церкви Казанского монастыря, но в здании неожиданно начался пожар, горящие бумаги залили водой и забросали песком. В 1982 году расположенный в бывшей церкви областной архив переехал в новое здание. Однако под слоем песка в алтаре бумаги сохранились – одни в неплохом состоянии, другие – подпорченные водой и песком, но годные для прочтения.
Причем, кроме бумаг губвоенкома, спаслись и те, что связаны со знаменитым рейдом генерала К.К. Мамантова 1919 г., документы о репрессиях в 1920-1930 гг. Все они - приказы командования Красной армии о подавлении восстания, переписка с Москвой, доклады об использовании химического оружия против крестьян, документы Союза трудового крестьянства и другие – вошли в книгу Б.В. Сенникова «Тамбовское восстание 1918-1921 гг. и раскрестьянивание России 1929-1933 гг.», изданную в 2004 году в Москве.
Но гораздо чаще нынешние историки признают, что не сулит открытий и уцелевший документ.
«В XX в. Россия пережила 3 революции, 4 войны, 5 государственных образований (Российская империя, Российская республика 1917 г., РСФСР, СССР, Российская Федерация). На протяжении всего века - сложнейшие социально-экономические изменения: столыпинская реформа, «военный коммунизм», нэп, индустриализация, коллективизация, освоение целины, «развернутое строительство коммунизма», «перестройка» 80-х годов, постперестроечное время. Эти процессы отражены в огромном количестве документов, но значительная часть событий не оставила после себя никаких следов». Кабанов В. Исторические источники советского периода. - В кн. Источниковедение. Источники российской истории. М., РГГУ, 1998, с.506.
Разумеется, первая проблема: «как проникнуть за завесу времени, через барьеры почти абсолютной секретности в тайны, доныне хранящиеся за надежным государственным запором?»
С иронией изобразил порядки в архивах СССР 70-х лет доктор исторических наук А. Некрич: «Если вам повезет и вы все же получите доступ к архивным материалам, вы останетесь в неизвестности, все ли материалы вам показали. Девушка в архиве лучше вас знает, какие документы вам нужны для вашего исследования. Она вам их принесет сама, и, пожалуйста, не надо просить у нее описи документов. До чего просто и удобно!
Вы хотите знать, чья подпись стоит под документом? А зачем это вам? А вдруг это.. ? А вдруг, чего доброго, это..? И имейте, пожалуйста, в виду еще и следующее: были, конечно, у нас в прошлом отдельные неполадки, отдельные негативные факты и даже акты беззакония. Но, право, зачем же обобщать?! Некрич А. Наказанные народы. Нью-Йорк, 1978. С.14.
Уже в 1998 г. военный историк генерал О.Ф. Сувениров, автор одной из немногих содержательных и правдивых книг о репрессиях 1937-1941 годов в армии и флоте, подвел черту под своими трудами в архивах.
«До сих пор каждого российского историка, попытавшегося разобраться в событиях 1937-1938 гг., прямо-таки преследует какой-то жупел секретности» - пишет он. - «Я прослужил в кадрах Красной (Советской) армии почти четыре десятка лет, в том числе и всю Великую войну безвылазно (кроме времени излечения после ранений) на фронте, в действующей армии, и прекрасно понимаю, что пока мы живем в разделенном мире, неизбежно есть и будут государственные и военные тайны и будут соответствующие степени секретности.
Но кто из решающих ныне эти вопросы деятелей может внятно объяснить, почему сейчас, когда во всей мировой (в том числе и нашей) открытой печати публикуются абсолютные данные о вооружении и личном составе сегодняшней Российской армии, немало сведений по истории РККА 30-х годов все еще остаются засекреченными. Действительно, паноптикум какой-то. Но кому-то это нужно… Volens-nolens, наши историки, изучающие советский период истории России выглядят какими-то неполноценными, недоношенными, недопеченными что ли по сравнению с зарубежными коллегами. Вот до сих пор в отечественных журналах не появилось ни одной основанной на материалах архива КГБ исследовательской статьи о репрессиях в Красной Армии в 1937-1938 гг. И все потому что расстреливать расстреливали, а точных данных об этих расстрелах соответствующие чиновники до сих пор историкам не дают: «Не положено!».
Трудности исследования данной проблемы по «первоначальным источникам» исключительно велики, - констатирует Олег Филатович. Ведь все первичные документы, связанные с арестом, следствием, судом, приведением приговора в исполнение до сих пор находятся за семью замками и практически недоступны не только для зарубежных, но и для российских историков.
Порядок возвращения рассмотренных судами дел в органы НКВД был установлен еще циркуляром НКВД, Прокуратуры и Верховного суда СССР № 01533/3002516 от 21 августа 1934 г. и директивой председателя военной коллегии Верховного суда СССР № 00331748 от 15 сентября 1934 г. Следственные производства по всем расследуемым органами Главного управления госбезопасности НКВД делам подлежали возврату в органы ГУГБ НКВД, где они до сих пор и хранятся (если еще хранятся), а по сути укрыты от глаза людского.
Однако засекреченность любых отечественных архивов, по мнению Сувенирова, отнюдь не главный враг исследователя. Он убежден, что «вряд ли когда-нибудь историки сумеют полностью реконструировать реальную картину всего происходившего во время предварительного следствия, если даже им полностью откроют архивы НКВД. Во-первых, любые, самые достоверные архивные документы не могут адекватно отобразить многообразный исторический процесс. Во-вторых, как уже неоднократно отмечалось в печати, немало документов из этих архивов «таинственно» исчезли, то ли перепрятаны, то ли совсем уничтожены. А в-третьих, необходимо иметь в виду определенное своеобразие документов, запечатлевших ведение предварительного следствия. Ведь все они готовились или составлялись непосредственно теми самыми следователями НКВД, которые вели и своей головой отвечали «за успешность» завершения этого самого следствия».
«Но самая главная опасность состоит в том, - заключает Сувениров, - что на наших глазах под антитоталитарный перезвон по разным причинам происходит самое настоящее исчезновение бесспорно существовавших ранее многих ценнейших, основополагающих по данной проблеме документов». Сувениров О.Ф. Трагедия РККА. 1937-1938. М., 1998, с.17-18.
Еще одна перманентная беда для историков – это нескончаемые реорганизации и переименования архивов. Судите сами. Вот что творится, к примеру, с архивами златоглавой столицы.
Московский областной исторический архив (МОИА), созданный в 1937 году, уже через четыре года, а именно в мае 1941 года, был реорганизован и переименован в Государственный исторический архив Московской области (ГИАМО).
В 1963 году он получил другое название - Центральный государственный архив города Москвы.
В 1976 году, после переезда в новое здание, он стал именоваться Центральным государственным историческим архивом города Москвы (ЦГИАМ).
В мае 1993 года из названия архива исчезло слово «государственный», и он стал просто Центральным историческим архивом Москвы (ЦИАМ).
В День смеха (1 апреля) 2014 года все столичные архивы по щучьему велению превратились в отделы (точнее, в "Центры хранения документов") единого - Центрального государственного архива города Москвы (ЦГА Москвы).
Название бывшего архива МГК КПСС переменилось предсказуемо: из ЦАОПИМа он превратился в ЦХД ОПИМ (Центр хранения документов общественно-политической истории Москвы).
А вот название ЦИАМа стало очень странным: он теперь - Центр хранения документов до 1917 года (а ЦАГМ, соответственно - "после 1917 года").
Если в 1960 году кто-то ссылался в своей монографии или диссертации на документ из архива, то в 2014 году весь научно-справочный аппарат работы уже оказывается непригодным.
В последние 30 лет на Россию обрушился настоящий шквал «околоисторического мусора», фальсифицирующего представления общества об нашей истории. Прежде всего, это попытки ревизовать оценки преступлений Сталина, затушевать их, представить гораздо менее значительными, или хотя бы оправдать их политической целесообразностью.
А. Некрич, в книге «1941, 22 июня», переизданной в 90-х годах под названием «Утопия у власти», писал: «В июне 1989 г. была создана официальная комиссия съезда народных депутатов СССР для оценки советско-германского пакта о ненападении. В докладе А.Н. Яковлева не была дана оценка второму договору - о дружбе и границе от 28 сентября 1939 года, хотя он и упоминается в окончательном тексте решения по этому вопросу 2-го съезда народных депутатов СССР.
Не могу не вспомнить, что упоминание о существовании этого договора в 1965 г. в моей книге «1941, 22 июня», вызвало резкое замечание одного из членов КПК - зачем я упомянул об этом.
Да, дружба с нацистами, официально зафиксированная в государственных документах и была, конечно, подоплекой ожесточенных дебатов на 2-м съезде народных депутатов в декабре 1989 г.: некоторые из них прямо требовали исключить из решения всякое упоминание о секретном протоколе, поскольку подлинник его не был обнаружен.
Но еще до бурной дискуссии на съезде, этот вопрос обсуждался и на заседании комиссии по оценке договора, и в печати.
Уговаривая сомневающихся членов комиссии признать существование секретного протокола, начальник Историко-дипломатического управления МИДа СССР на заседании комиссии ЦК КПСС по вопросу международной политики в конце марта 1989 г. заявил, что секретные протоколы не обнаружены ни в архивах МИДа, ни в архивах ЦК КПСС, КГБ или Министерства обороны.
«Если они существовали, - добавил он, - то „кто-то“ принял очень серьезные меры по уничтожению не только этих протоколов, но и значительной части их следов».
Высказывая догадки о том, кем мог быть этот всемогущий „кто-то“, - Некрич иронизирует: «Любопытна аргументация тех, кто призывает признать в той или иной форме достоверность договоренностей между Германией и Советским Союзом, сформулированных в секретных протоколах.
Директор академического института предлагал сделать публичное признание в какой-либо форме: «Реальная версия такова, что кто-то, видимо, уничтожил советский вариант протоколов. От признания этого обстоятельства наше положение не ухудшится, главное – на нас будут смотреть, как на честных людей».
Что ж, бывает и такого рода ностальгия…
Очень сходны с этой аргументацией доводы главного редактора «Известий»: "Наступил, наконец, период, когда мы можем сказать всю правду и когда в принципе нам выгодно сказать правду, даже если она в каких-то аспектах не в нашу пользу". Некрич А. Утопия у власти, М., 1998, с.63.
Впрочем, если даже случайно важным бумагам как-то удалось избежать чисток, то и это не давало возможность их изучения. Архивы в СССР были не хранилищами «документальной памяти нации», а, скорее, некрополями документов, что и отмечалось в правительственном решении: «Во многих архивах был установлен чрезвычайно сложный порядок допуска исследователей к работе над архивными материалами… Важные архивные фонды не были приведены в порядок, хранились в непригодных помещениях... Документы, пришедшие в ветхое состояние, своевременно не реставрировались... Слабо внедрялось микрофотокопирование документов»...
Кроме того, Совет Министров СССР указывал на «недооценку работы государственных архивов по использованию документальных материалов, слабость научно-публикаторской работы, особенно по изданию сборников документов по истории советского общества, и др.». Постановление Совета Министров СССР от 7 февраля 1956 г. «О мерах по упорядочению и лучшему использованию архивных материалов министерств и ведомств».
Но главное - в другом.
Историков попросту не подпускали к архивам партии и КГБ.
С горечью, опираясь на 34-летний опыт работы с архивными учреждениями, историк В.В. Гришаев заявил, что сложившаяся еще при Сталине и закрепленная в инструкциях система общения ученых и архивистов - основная причина фальсификации отечественной истории: «отношения работников архивов и исследователей не всегда безоблачны, - подчеркивал он. - Причем, как правило, конфликтные ситуации решаются не в пользу ученых. Ведь архивист - держатель, хозяин богатства, а ученый выступает в роли просителя, чтобы архивист поделился с ним этим богатством, преследуя при этом благородную цель: сказать людям правду о прошлом. Ученый, не получивший по тем или иным причинам необходимые ему документы, поневоле становится фальсификатором, если ему не удалось восполнить пробел в работе другими источниками. В том, что история России, особенно XX века, оказалась во многом фальсифицированной, вина не только историков, но и тех, кто лишил их возможности получить для изучения и предания гласности всей совокупности документов и материалов из архивных фондов». Гришаев В.В. Историки и архивисты «обречены» на сотрудничество. - Вестник архивиста, 2008, №2, с.287.
Еще в первой половине 80-х годов тогдашний заместитель председателя КГБ СССР генерал-полковник В.П. Пирожков откровенно признал: «Что касается материалов архивных дел, то частных лиц мы с ними не знакомим. И прежде всего по мотивам, связанным с действующим законодательством. Нельзя не учитывать и того, что эти материалы создают нередко искаженное и неверное представление о самом репрессированном, его поведении на следствии и в суде, а также затрагивают интересы других невинно пострадавших лиц. Главное - не опорочить так называемыми «признательными показаниями» доброе имя человека, честно посвятившего свою жизнь делу партии, народа и социализма».
Вот под этим лукавым предлогом засекречивались не жертвы, а палачи. Фактически советские исследователи аж до начала 90-х годов были лишены реальной возможности вести научный самостоятельный поиск.
Мариэтта Чудакова, которая сама в архивах проработала много лет, с уважением вспоминая о коллегах по совместной работе, свидетельствует, что «те же самые люди порой казались совсем другими: когда решался вопрос – выдать или не выдать исследователю ту или иную «единицу хранения». Что-то хищное, жестокое чудилось в их лицах в эти моменты.
– А зачем ему это читать? Незачем ему это совершенно давать! Никакого отношения к нему это не имеет! – говорили они безапелляционно». Чудакова М.О. Архивы в современной культуре. Красная книга культуры. С.383.
От ученого требовали сообщить точный номер документа, под которым он значится в фондах, в распоряжение историка выдавали лишь те документы, которые сотрудники архива считали возможным ему предоставить. Более того, перед выдачей в читальный зал архивные документы иной раз подвергались своеобразной вивисекции: в них заливались черной тушью подписи, заклеивалась или вырезалась та или иная часть текста или фотографии…
Доктор наук Анатолий Аврус делится личным опытом: «Теперь уже не так много осталось тех, которые помнят, как приходилось работать в партийных архивах. Попытаюсь рассказать об этом.
Во-первых, огромная масса партийных документов хранилась под грифом «секретно» или «совершенно секретно», при этом правила такого хранения были приняты Оргбюро ЦК РКП (б) ещё в 1923 г. (вскоре после того, как Сталин стал генеральным секретарём ЦК, и Оргбюро попало под полный его контроль).
Какие только документы не попадали под этот гриф!
Приведу только один пример. В начале 1990-х гг. я писал очерк о В.Б. Островском и изучал документы о нём в бывшем Саратовском партийном архиве. И вот получаю одно из дел о нём с грифом «совершенно секретно», открываю его и нахожу выписку из решения бюро Саратовского обкома ВКП (б) о рекомендации в аспирантуру.
Вот, оказывается, какой секретный документ не мог раньше выдаваться исследователю!
Чтобы получить любой документ в партийном архиве, исследователь должен был иметь допуск, оформлявшийся первым отделом ректората (спецчастью). Допуски были трех степеней (они, кстати, нужны были и для работы в спецхранах библиотек, где находилось огромное количество литературы, изъятой из общего доступа). Кроме допуска, ещё должна была быть резолюция на вашем заявлении с просьбой допустить работать в партийный архив, подписанная на уровне секретаря обкома партии по идеологии.
Я помню, как трудно было попасть на приём к секретарю Саратовского обкома КПСС В. М. Черныху, чтобы получить такую резолюцию, и как быстро решался этот вопрос в Волгограде.
Во-вторых, все формальности преодолены, вы получили допуск и нужную резолюцию, приходите в архив, заказываете дела, начинаете с ними работать.
Тут возникают новые проблемы. Вы должны принести в архив пронумерованную постранично тетрадь, в конце которой работник архива подтверждает количество страниц и ставит печать.
Каждый день после работы в архиве вы обязаны сдавать эту тетрадь работнику архива, он запирал её в сейф.
Получали вы эту тетрадь на руки или когда кончали работу в архиве, или когда закончена тетрадь.
Открывали тетрадь и что там видели: половина, а то и более ваших записей вырезана архивными работниками, от некоторых документов остались рожки да ножки.
Обращались к работнику архива за разъяснением и получали ответ: у вас слишком много негатива в записях, а часть записей не имеют отношения к вашей теме (конечно, работник архива лучше исследователя знал, что нужно, а что не нужно автору).
При работе в Центральном партийном архиве (в Москве) вы вообще не получали своих записей на руки, а они после проверки и такой же обработки ножницами высылались фельдъегерской почтой в адрес первого отдела вашего вуза, где вы их получали под расписку иногда через какое-то время. И тут уже некого было спросить, почему что-то вырезано.
Конечно, наш человек при всех режимах научился обходить законы и распоряжения.
Поэтому исследователи, работая в партийных архивах, нередко на каких-то клочках записывали особенно для них важное, рассовывали их по карманам и выносили из архивов. Обладавшие хорошей памятью по возвращении домой старались воспроизвести нужные им данные».
Аврус А.И. Почему и как я стал историком? Известия Саратовского университета. Новая серия. Серия История. Международные отношения. Вып. №4, т. 13, 2013.
Историк Фридрих Фирсов, проработавший в Институте марксизма-ленинизма при ЦК КПСС более 30 лет, имел допуск к архивам Коминтерна по должности.
Но и для него «правила работы в архиве были весьма жесткими. Исследователь не имел возможности по описи самостоятельно выбрать и заказать интересующие его документы. Описи он просто не видел. За него это делал сотрудник архивной секции, который подбирал материалы для исследователя. Этот сотрудник был полностью ответственен перед своим руководством за то, чтобы документ, содержащий любые сведения, которые в интересах КПСС не подлежали оглашению, не попал к исследователю. Выписки, сделанные из архивных документов, полагалось сдавать на проверку работникам архива. Все, что, по мнению проверяющего, являлось опасным и каким-либо образом могло «принести вред партии», из этих выписок удалялось. В результате нередко исследователь получал назад свою тетрадь, в которой многое было густо зачеркнуто или просто вырезано. Неизменно вызывало подозрение у проверяющих, когда выписки были сделаны из документов Троцкого, Зиновьева, Бухарина и других “врагов народа”». Фирсов Ф.И. Секреты Коммунистического Интернационала. М., 2011, с.9.
По мнению В.В. Гришаева, доступ ученых к архивным фондам резко сократился после хрущевской «оттепели» и наступлением «брежневского периода». «Началось скрытое и открытое манипулирование архивной информацией. С 1966-го по 1987 гг. доступность архивных фондов стала сокращаться как «шагреневая кожа»: 50% архивных фондов системы Госархива СССР стали фондами закрытого и ограниченного доступа для юридических и физических лиц. И это пришлось ощутить на практике при работе, особенно в партийных архивах - ЦПА и архиве Новосибирского обкома КПСС. Некоторые тетради, полученные после проверки работниками партархивов, представляли жалкое зрелище: от части страниц с записями оставались лишь четвертинки. На глаза навертывались слезы, хотелось крикнуть: «Что же вы делаете?! Почему вы толкаете меня на фальсификацию? Это же преступление!..» Гришаев В.В. Там же, с.288-289.
Иначе говоря, сегодня реставрация отечественной истории 20-50-х лет практически невозможна, так как все документы эпохи Сталина погибли или сфабрикованы. Хотя период сталинской диктатуры - один из самых интересных в истории человечества, но научное изучение его в принципе неосуществимо. Привалов В.Ф., Колосова Э.В., Иванова И.В. Обеспечение сохранности документов на различных этапах архивного строительства. - Советские архивы. 1984, №1, с.14-21.
Но созданная Стальным старцем фабрика лжи орудовала и после его смерти.
После распада СССР историки, получившие доступ в кремлевские архивы, обнаружили, что после ареста Берии кремлевское «коллективное руководство» решило подчистить записи медицинского консилиума о болезни и смерти Сталина. По свидетельству академика А.А. Фурсенко, имевшего доступ к архивам Кремля, медицинский журнал, который велся на протяжении 2-5 марта, был уничтожен и подменен машинописным текстом на 20 страницах, подписанным всем составом консилиума в июле 1953 года... Фурсенко А. Конец эры Сталина. «Звезда», № 12, 1999.
Впрочем, коммунистические летописцы жаловались совсем на другое. Историк И.Е. Горелов, готовя к переизданию досье Московской охранки, отмечал: «До сих пор документальная база изучения истории нелегального периода деятельности большевистской партии представлена особенно слабо. И это не удивительно. В нелегальных условиях, когда найденный у подпольщиков материал обрекал их на каторгу и ссылку, партийным организациям трудно было сохранять документы. Зачастую на заседаниях партийных комитетов протоколы не велись. Секретарь записывал сущность принятых решений позднее. Многие из них безвозвратно утрачены, а часть попала в руки охранки во время арестов партийных работников». Большевики, 3-е изд., М., 1990, с.6.
А на деле партийные бумаги десятилетиями перемалывались в муку. "В 60-70-х годах в партийных архивах было уничтожено свыше 25 млн дел, среди них оперативная информация, поступавшая в партийные комитеты, дела по приему кандидатами в члены КПСС, персональные дела коммунистов. (Для справки: к 1991 году архивный фонд КПСС насчитывал менее 80 млн дел.)". Рудольф Пихоя, руководитель Государственной архивной службы России в 1991-1996 гг. "Не попасть в историю". (Огонёк. 2003. № 43. 30 ноября).
Та же участь постигла и Кремлевский архив самого Сталина. Первым узнал о пропаже хранилища документов генсека Дмитрий Волкогонов, когда в 1988 г. работал в архивах ЦК КПСС над первой в СССР его научной биографией, заказанной отделом пропаганды ЦК. «Сталинский сейф был пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг, - пишет историк, - несмотря на все попытки, мне не удалось выяснить ни содержания, ни судьбы личных записей вождя». В биографии Кобы, изданной в 1996 г., он повторяет: «После его (Сталина) смерти личный фонд вождя подвергался неоднократной чистке».
Поэтому вся история партии, как сказал бы В.И. Ленин, - «субъективная стряпня».
Бездарно и торопливо сочиненная по приказам семи генсеков, она насквозь фальшива, - это в 1989 году вынужден был признать даже главный журнал ЦК КПСС: «В ряде писем, адресованных «Известиям ЦК КПСС», указывается на неточности и ошибки в опубликованных материалах, главным образом исторического плана. Они касаются биографических сведений о деятелях прошлого (разночтения в датах жизни, в написании фамилий и инициалов и т. п.). Одной из причин неточностей (говорим об этом не в порядке оправдания) являются искажения, сознательно произведенные в 30-40-е, а также в 50-60-е годы и попавшие в справочные и научные издания. Например, многим репрессированным в те годы произвольно указывались даты смерти, производилось как бы «рассеивание» их по различным годам. (Скажем, даже последние справочники указывают год смерти А.В. Чаянова - 1939-й. На самом деле он был расстрелян в 1937 г.). Известия ЦК КПСС, 1989, №9, с.131.
Но архивы продолжали гореть. Иногда по чьему-то злому умыслу, а порой...
И в архиве ведь может случиться короткое замыкание.
31 августа 1974 г. произошел пожар в Саратовском областном архиве. Потери из-за непотушенного окурка огромны: огонь уничтожил свыше 800 фондов советской эпохи, погибли многие документы советских и партийных органов, начиная с 1918 года, протоколы писательских собраний до 1947 г. и другие.
16 августа 1982 г. в Костроме сгорел государственный архив со всеми делами, а их было около 10 миллионов, в том числе много личных фондов, монастырских и иных, с XVI века http://kosarchive.ru/archive/fonds/before1917/destroyed/. Удалось спасти только библиотеку, читальный зал и в хранилище очень немного из "дел".
22 октября 1992 г. Центральный государственный архив Абхазской АССР (ЦГАА) и Абхазский НИИ истории, языка и литературы имени Д.И. Гулиа были уничтожены грузинскими оккупационными властями.
Эта трагедия - в одном ряду с гибелью Государственного архива Чечено-Ингушской АССР, где хранились важнейшие архивные документы не только Чеченской Республики, но и Ингушской, образовавшейся в начале 90-х годов. Из 1500 фондов Центрального Госархива Чечено-Ингушетии (Национального Архива Чеченской республики чудом сохранилось меньше половины единственного фонда. Из 12 райгосархивов были полностью уничтожены 4, частично – тоже 4. В огне войны сгорели почти все (несколько десятков) ведомственные архивы; уцелели только два. Погибли почти все текущие архивы учреждений и организаций и личные архивы. В общей сложности в 1994-1995 г. бомбежками были уничтожены почти 700 тысяч архивных дел Национального Архива ЧР, а ведь эти документы отражали чеченско-ингушскую историю с начала ХVIII века по 70-е годы ХХ века.В 1999 г. в Самаре сгорело здание областного управления МВД России - самый страшный пожар в истории МВД России,57 погибших, пропали все документы.
В апреле 2003 г. огонь охватил архив в городе Каменец-Подольский Хмельницкой области. Может, впрямь произошло замыкание старой электропроводки или же, как говорят, захотелось кому-то заполучить недвижимость в историческом центре города. Важно, что случился пожар, и почти все пропало. А потом архив тушили водой и пеной, и те документы, что не сгорели, погибли от воды. То немногое, что уцелело, было заморожено и убрано в холодильники. До сих пор лежит.
В 2010 г. в Тарусе Калужской области сгорел архив К.Г. Паустовского в доме-музее писателя, а в Москве полыхал пожар в архиве ФСБ России.
В беседе с редактором газеты «Транссиб» случайно узнал, что лет 8 назад сгинул в огне архив крупнейшей в России Западно-Сибирской железной дороги, то есть Великой Сибирской магистрали.
22 декабря 2014 г. в Луганске сгорели областные архивы... Огнем были уничтожены не только часть перекрытий и оргтехника, но и важная документация Главного управления труда и социальной защиты населения Луганской облгосадминистрации, архива земельного Луганского регионального филиала ГП Центральной государственной земельной комиссии при Госкомземли Украины и других организаций.
Горят и более мелкие, городские и ведомственные архивы. То в Краснодаре, то в Новосибирске, то в Гдове, то в Ярославле – окурок, короткое замыкание, поджог…
Пожары в архивах мэрии Красноярска и Уральского лесотехнического университета - в Екатеринбурге, пожары в здании ПромстройНИИпроекта во Владивостоке, в Москве - в зданиях отдела судебных приставов по Северо-Восточному округу и Таганского суда, наконец, в архиве Счётной палаты РФ.
А бывает, случаются в архивах и наводнения.
В 2007 году прорвало трубу горячего водоснабжения в хранилище в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) на Большой Пироговской, 17.и Число пострадавших документов точно неизвестно; вероятно, до 10 000 ед. хр., если не больше. Это материалы ряда центральных учреждений 18 в. (Сенат и герольдия, кажется, наиболее востребованные из этого комплекса, практически не пострадали).
В Калининграде прорвало трубу на чердаке и все пять этажей здания областного архива затопило. Пришёл в негодность читальный зал, залило водой хранилище площадью 310 кв. м. В нём находились документы, начиная с 1946 года.
В Ульяновске в одном из помещений областного архива сработала пожарная сигнализация. С потолка на стеллажи полилась вода. К счастью, на верхних полках в зале, где это случилось, располагались подшивки районных газет 60-80-х годов ХХ века. Но специалисты так и не смогли назвать причину, по которой активизировался датчик, и хлынула вода на полки.
С рассеянными учеными тоже беда.
24 мая 1964 года, в дни Шевченковых празднеств сгорела крупнейшая украинская библиотека - Киевская публичная библиотека Академии наук УССР. Сгорела именно украиника, в том числе старинные, редкие книги, рукописи, архивы (например, архив Б. Гринченко, архив "Киевской старины", архив Центральной Рады и другие). Часть архивов не была даже описана и разобрана, так что никто не знает, что там сгорело. Сгорели и специальные фонды украиники, которые до 1932 года собирались по указанию М. Скрипника, а затем, после устранения М. Скрипника, были "засекречены", как и вся украинская история. Сгорела картотека, так что невозможно восстановить реестр уничтоженных книг. На суде называлась цифра в 600 тысяч томов. Причина пожара - поджог.
В ночь на 15 февраля 1988 года в Ленинграде запылала Библиотека Академии наук СССР. В двух противоположных концах здания, отгороженных друг от друга железобетонной стеной, практически одновременно вспыхнули два фонда, но версии об умышленном поджоге остались недоказанными. В списке потерь - около 400 тысяч книг и периодических изданий, среди которых тысячи редких и дорогостоящих, в том числе 2640 подшивок газет (с 1922 по 1953 годы, треть всего газетного фонда).
Академик Д.С. Лихачёв назвал произошедшее «культурным Чернобылем»:
«Сгорел основной фонд старейшей в нашей стране научной библиотеки, существующей с 1714 года. Огнем уничтожен более чем на 25 % газетный фонд Библиотеки, среди сгоревших были уникальные подшивки, имевшиеся только в БАН. Полностью сгорело свыше 10 % русского книжного фонда из размещенного на этажах, охваченных пожаром. Более всего пострадал иностранный фонд БАН (188 000 книг на иностранных языках). Сотни тысяч книг были залиты водой в процессе тушения пожара (допотопным способом: 25 брандспойтов 19 часов качали воду в здание). Книги пострадали от воды, проникавшей через перекрытия и стены. Миллионы книг в той или иной степени впитали влагу из воздуха. В результате от воды и влаги на 100% пострадали книги русского книжного фонда, расположенные на трех этажах хранилища; более чем на 17 % - книги иностранного фонда. Фактически полностью увлажнен фонд справочных изданий; залиты водой и увлажнены славянский фонд и фонд редких книг на восточных языках.
Как ни жаль книг советского периода, эта утрата, однако, почти полностью может быть восполнена. Но почти безвозвратной является потеря иностранного фонда. Что находилось среди уничтоженных книг? Зарубежные книги из библиотеки Аптекарского приказа, формирование которой началось еще в XVII веке; фонд библиотеки курляндских герцогов, существовавшей не менее столетия до передачи ее Петру I; личные библиотеки лейб-медика Роберта Арескина, дипломата и переводчика Андрея Виниуса, видного английского ученого Рибейро Санчеса и многих других деятелей культуры XVIII в. В огне горели книги, поступившие в библиотеку на протяжении XVIII, XIX и начала XX веков». Дмитрий Лихачёв. «Горькие мысли после пожара». Личное мнение: сборник писательской публицистики. М. 1990. Вып. 2. С. 306-312.
5 февраля 1997 г. случился пожар в библиотеке Главной астрономической обсерватории в Санкт- Петербурге. От огня и воды пострадало приблизительно 15 тыс. единиц хранения, в том числе 5 тыс. редких печатных изданий из так называемого "Фонда Струве" (потери 20% коллекции), книги из отделов философии и справочной литературы (потери около 15%), отдела брошюр (потери около 20%).
31 января 2015 г. в огне погибла значительная часть уникальной библиотеки и архива Института РАН ИНИОН. Утрачены документы Лиги наций, ООН и ЮНЕСКО, комплект материалов Генеральной ассамблеи ООН на русском языке, международные справочники, материалы Международного суда, парламентские отчеты США (с 1789 г.), Англии (с 1803 г.), Италии (с 1897 г.), документы НАТО, часть библиотеки Института мировой литературы на иностранных языках и Института славяноведения на разных славянских языках, фонд справочно-библиографического отдела. Национальной бедой стал тот факт, что книги и документы этой библиотеки почти не были оцифрованы. Всего здесь хранилось около 14 млн разных документов. Перевести в электронную форму из-за недостаточного финансирования смогли только 7 тысяч экземпляров. Сервер, на котором хранились немногие цифровые копии, тоже сгорел. Погибла и картотека. Теперь уже не узнать, что именно утрачено...
Ну, и наконец летом 2019 г. в Москве пылал Государственный архив литературы и искусства, где собраны уникальные материалы по истории отечественной литературы, музыки, театра, кино, изобразительного искусства, архитектуры. В архиве хранятся фонды органов управления в сфере культуры, личные фонды писателей, критиков, художников, композиторов, деятелей театра и кино, коллекции документов. Один из телеканалов сообщал, что "горят рукописи русских писателей с 1911 по 1990 годы, а также документация Госкино СССР с 1963 по 1991 гг. и Союза кинематографистов СССР (за всё время его существования)". Слава богу, успели быстро потушить, и как нас уверяют, документы не пострадали.
Мало кто знает, что пожару в РГАЛИ предшествовало ЧП в РГАСПИ. Там крыша оказалась дырявой, и во время ливней вода хлынула на верхние этажи архива. Руководство РГАСПИ до сих пор не сообщило, какие понесены потери. Общество не знает, потоп затронул только помещение читального зала или вода затопила и архивохранилище...
Я уж не распространяюсь, до чего влекут архивные сокровища любителей поживы. Впервые, кстати, умышленные хищения архивных единиц в СССР были выявлены еще в 1970-е годы. Пострадали тогда от воровства два важнейших государственных хранилища СССР - архивы древних актов и звукозаписей.
В 1984 году обворовали Исторический архив в Ленинграде (ныне Центральный государственный исторический архив Санкт-Петербурга). Выдав себя за журналиста, Владимир Файнберг стащил несколько десятков ценных документов. Уже после отсидки он организовал новое ограбление этого же архива. В общей сложности им было похищено исторических материалов на сумму в 24 миллиона долларов США – вполне достаточно, чтобы без забот жить за кордоном. Его подельников поймали и осудили, а он скрылся в Израиле.
В 1997 г. в Санкт-Петербурге при попытке сбыта был задержан кандидат исторических наук, сотрудник одного из отделов Санкт-Петербургского филиала Института истории РАН, у которого изъяли 16 документов, представляющих историческую и культурную ценность. В их числе: письмо короля Карла X к Екатерине Великой, письма князя Меньшикова, великого князя Николая Михайловича и др. Предварительная оценочная стоимость похищенного составила свыше 200 тыс. долларов.
В 2003 г. Департамент по сохранению культурных ценностей Минкультуры России проверил состояние военного архива. Оказалось, что исчезли рассекреченные в 1995 г. Минобороны России приказы Ставки Верховного Главнокомандования за 1941 г., приказы Наркома обороны – Министра Вооруженных Сил СССР за 1942-1946 гг. за подписью И.В. Сталина. Эти материалы были предложены США для продажи.
А в марте 2017 года бывший сотрудник того же РГАЛИ спер уникальные книги стоимостью в 300 тысяч долларов каждая и продавал их на «Авито» за 500 (пятьсот) и 1000 (тысячу) рублей.
…Недавно довелось мне перечитать грустные думы академика С.О. Шмидта.
«Правда истории может не раскрыться, когда заведомо нет материала. Но если этот материал скрыт преднамеренно, то это уже тоже правда истории. После ордынского нашествия сгорели почти все письменные памятники Владимиро-Суздальской, Киевской Руси. Тут уж ничего не поделать... Но если в близком нам времени без пожаров и иных подобных бедствий вдруг исчезают все документы, об этом надо хорошенько думать. Зачем они исчезли? Кому это было выгодно?
Правда возникает от нарастающего умения видеть. И конечно, приходится снимать те наслоения, которые громоздят люди, заинтересованные в скрытии истины. Тут и примитивные извращения, такие, как ложь Екатерины в письмах к Вольтеру о русском мужике, который, мол, обычно ел курицу, а сейчас предпочитает индейку. Но это примитив. Есть куда более изощренная ложь - с очернением людей. Сколько их было ошельмовано в годы культа Сталина!.. Рассказать о них правду - тоже задача историка. Он просто профессионально должен бороться за истину. Без повышенного и обнаженного чувства правды - нет историка. Пусть уж тогда лучше называет себя политиком с дипломом историка. Истина все-таки - конечный итог работы историка.
Но власти имущие всегда не понимали одного: степень дозированности правды об истории - это всегда показатель степени распространения правды о настоящем, показатель опасения будущего или уверенности в нем. Опубликованные документы - лишь малая часть сохранившейся документации о нашем времени. Дело не только в государственных и политических соображениях, по которым часть документации не могла быть опубликована. Нас интересует не только государственно-политическая линия, но и жизнь нормального человека. А она сейчас находит порой большее отражение в художественной литературе, нежели в опубликованных документах. И это вопреки нынешнему общему стремлению узнать именно документальную правду.
В мировой практике на архивную документацию устанавливается определенный срок давности, после которого архив открывается для всех. У нас такого срока нет. Это большая помеха. Часть архивов остается малодоступной. В частности, это привело к тому, что у нас очень неконкретные представления о развитии нашей страны, об истории партии. В итоге в нашем прошлом мало видим полнокровных личностей и много теней. Так, оказалось, что самая великая революция, положившая начало новой эре в истории, происходила почти без участия людей, без борьбы мнений. Куда как подробней мы знаем, как боролись между собой выступавшие вначале вместе Дантон и Робеспьер, чем о столкновении тех деятелей, которые были членами ленинского ЦК в 1917 г. По литературе, по рассказам старшего поколения можно лишь смутно представлять, какие страсти кипели в тот период. Сейчас пишут, что каждый год 70-летия был годом значительных явлений. Но ведь эти явления непременно связаны с конкретными людьми, с определенным, как сейчас стали повторять, преодолением ошибок. Это не были сплошные достижения, которые затем почему-то оборачивались тем, что с кем-то надо было все время бороться.
Творческие люди хотят коснуться настоящей правды, и если у них нет на это надежды, нет чувства, что они станут первооткрывателями, они просто будут уходить в какой-то другой период, где все-таки есть надежда на первооткрывание. Недаром практически все ученые говорят о необходимости расширения доступа к архивным материалам. Пока же положение, мягко говоря, странное. По-настоящему историю тех или иных событий знают все-таки историки-профессионалы, но не они решают вопрос, что засекретить, а что - открыть. Некоторые документы, например, давно скопированы и опубликованы за рубежом, и историки это знают, но даже сослаться на такие материалы они не могут». Шмидт С.О. Путь историка. Избранные труды по историографии и источниковедению. М., 1996.
Впрочем, фальсифицировали историю все преемники Сталина, и даже «демократ» М.С. Горбачев.
В качестве иллюстрации статья Дмитрия ЮРАСОВА «Об уничтожении архивов.
Уничтожение последнего судебного архива 30-х -50-х годов». - «Русская мысль» № 3688, 28 августа 1987 г.
Последним хоть в какой-то степени доступным архивом в СССР, где еще сохранялись дела невинно осужденных и почти всегда погибших в 1930-е - 50-е годы советских граждан, оставался Объединенный Особый архив Военной коллегии и Верховного суда СССР. Архивы Прокуратуры СССР и министерства юстиции были «расчищены» от подобных дел (то есть они были полностью сожжены) в 60-е - 70-е годы. Центральный архив КГБ недоступен практически никому, что и как там хранится, неизвестно.
Но многолетние председатели Верховного суда СССР А.Ф. Горкин и Л.Н. Смирнов спасали Особый архив от уничтожения, укрывая его как совершенно секретный и особо важный. Более того, была разработана инструкция, по которой через 15 лет документы передавались из ведомственных архивов (ими являются архивы и Прокуратуры, и Верховного суда, и КГБ) в государственные, по преимуществу в ЦГАОР - Центральный государственный архив Октябрьской революции, где все документы должны быть уже на вечном хранении.
С перемещением В.И. Теребилова с поста министра юстиции в председатели Верховного суда СССР и С.И. Гусева из первых заместителей Генерального прокурора на пост первого заместителя Теребилова Особый архив стал срочно подвергаться «расчистке». В нем еще оставались все дела осужденных в 30-е - 40-е годы, сроки передачи которых были пропущены ко времени появления инструкции. Уже два года эти дела планомерно уничтожаются.
К настоящему времени архивисты Военной коллегии уничтожают дела 1940 года, а архивисты Верховного суда - 1948-1949 годов. Некоторые дела (в основном, расстрелянных по ст. 58) забирают в архив КГБ, что прямо противоречит инструкции, так как идет передача из одного ведомственного архива в другой, а не в государственный с вечным хранением; остальные - сжигаются. Сперва сжигали в печке во дворе Верховного суда СССР, теперь (много дыма в центре города - до 1500 дел за субботник) увозят сжигать куда-то за город.
По рассказу очевидцев, С.И. Гусев вызывал этой весной на прием начальника архива С.М. Фомичева (к слову, этот «архивист» - бывший начальник хозяйственной части Верховного суда СССР, и во всем архиве нет ни одного человека со специальным историко-архивным образованием и лишь один - с высшим) и интересовался ходом уничтожения архива. При этом был повышен план - 1000 уничтоженных дел в месяц на человека…
Мало кому сейчас известно, что начиная с лета 1985 г., из библиотек и спецхранов страны изымались книги по истории партии и сборники мемуаров, изданные при Ленине и Хрущеве. Есть, есть в этом византийское лукавство: провозгласив гласность, по-барски распахнуть двери к полкам, книги с которых догорают на помойках!..
В конце 80-х на пике перестройки стали заниматься поиском массовых захоронений увековечением памяти жертв коммунистических репрессий. Тогда ещё в разгар разоблачений сталинщины были живы те, кто что-то видел, слышал или знал. Правда, страх, засевший в души, даже в годы перемен многим не позволил преступить обет молчания. Официальные данные о преступлениях ленинско-сталинских лет до сих пор скрываются в архивах за семью печатями, несмотря на давность лет, поэтому ещё долго будут идти споры: кого убили, кто убивал, за что, где...
…В своих мемуарах последний начальник КГБ СССР Леонид Шебаршин приоткрыл одну из тайн, связанных с афганской войной. «Секретных документов, освещающих процесс принятия решения о свержении Х. Амина, создания правительства во главе с Б. Кармалем и ввод советских войск в Афганистан, в КГБ не существует. По рассказам моих друзей, немногие документы исполнялись от руки в единственном экземпляре и были уничтожены по личному распоряжению Ю.В. Андропова. Не знаю, чем руководствовался Юрий Владимирович. Возможно, уже тогда он почувствовал, что дело добром не кончится». (Шебаршин Л.В. Рука Москвы. Разведка от расцвета до распада. М.: Алгоритм, 2013. с. 220).
По свидетельствам бывших работников Института истории партии при ЦК КП Молдавии, в 1990 г. после прихода к власти правительства М. Друка, из тогдашнего партархива в Кишиневе были изъяты и сожжены почти 200 тыс. личных карточек членов партии.
О масштабах уничтожения документов в военных архивах сообщил историк В.И. Алексеенко. Он пишет: “Я долго не мог найти источник, на который опирались многие авторы, когда писали, что перед войной у нас в строю было 1,5 тыс. самолетов новых типов. Вот и в 3-томнике “Воспоминаний и размышлений” Г. К. Жукова (М., Новости, 1990, т.1, с.346) сказано, что в западных приграничных округах насчитывалось более полутора тысяч таких самолетов. Приводится ссылка на “Историю второй мировой войны 1939-1945 гг.”. (М., Воениздат, 1975, т.4, сс. 25, 26) с переадресовкой на новую ссылку: “Документы и материалы ИВИ МО РФ, фонд 244, on. 100, д. 1 (39 листов)”.
Решил убедиться лично, съездил в октябре 1997 г. в ИВИ(по письменному обращению руководства ВНО при ЦДРА от 10 октября 1997 г., N135), и мне в архиве заявили, что все материалы этого фонда (7 тонн военных документов 1941 года) были уничтожены по указанию тогдашнего начальника Института военной истории генерал-полковника Д. Волкогонова по акту от 14.04.90 г. (входящий института N231)”. Алексеенко В.И. Советские ВВС накануне и в годы Великой Отечественной войны.
А на излете эры «Горби», 23 марта 1991 г. вышло постановление Секретариата ЦК КПСС «О некоторых вопросах обеспечения сохранности документов Архивного фонда КПСС», в котором шла речь о необходимости уничтожения части документов в связи с «усиливающейся опасностью захвата партийных архивов антикоммунистическими и антисоветскими силами и использования документов КПСС в деструктивных целях».
Чтобы спасти от этой напасти архивные секреты (а точнее, тайны партийного руководства), решили пойти на новую чистку: «провести экспертизу научной и практической ценности документов Архивного фонда КПСС периода 1946-1985 годов, выделив из него документы <...>, не подлежащие постоянному хранению». Экспертизу успели осуществить в 64 республиках и регионах СССР. Было выделено к уничтожению 6 569 062 архивных дела. Фактически успели уничтожить 2 324 213 дел. Не попасть в историю. - Огонек, 2003, №52.
А после краха ГКЧП снова закурились дымки - в Москве и Ленинграде, в Хабаровске и Курске, - словом, над всей Российской Федерацией. Жгли, подливая из канистр бензин, чтобы лучше занялся картон, - и пламенели в который раз картотеки, вновь разгорались папки с делами, корчились в рыжих языках огня фотографии на анкетах, полыхали досье, пылали опять скоросшиватели со справками…
Участник событий - будущий Председатель Комитета по делам архивов Российской Федерации Р.Г. Пихоя вспоминал : «Сразу же после провала августовского путча, 22 и утром 23 августа, в Роскомархив стали поступать сведения о том, что в зданиях ЦК КПСС на Старой площади началось уничтожение документов. Ясно осознавалась и другая опасность - здания были окружены многотысячными толпами демонстрантов. В случае проникновения большого числа людей внутрь судьба документов могла оказаться непредсказуемой. Утром 23 августа мы обратились к Президенту России с предложением о необходимости срочно обеспечить сохранность документов ЦК КПСС. За полчаса до встречи Верховного Совета РСФСР с Президентом Горбачевым, вернувшимся из Фороса, помощник Президента России А.И. Корабельщиков передал распоряжение: обеспечить сохранность документов ЦК КПСС. Для выполнения этой работы следовало установить посты милиции, подчиненной российскому МВД.
Добравшись до здания на Петровке, 38, удалось взять офицера милиции и, продираясь через толпы демонстрантов, зайти в здание ЦК. Там были испуганные и растерянные сотрудники аппарата. В здании оказалось две охраны: прежняя - КГБ и новая московская милиция. Полы зданий ЦК были устланы толстым слоем уничтоженной текущей документации. В углах коридоров стояли забитые клочками бумаги контейнеры, выведенные из строя бумагорезки, так как второпях в них летели документы со скрепками. С помощью А.И. Музыкантского, представлявшего мэрию Москвы и фактически руководившего охраной зданий, и профессора С.В. Кулешова, тогда консультанта Роскомархива, человека, очень помогшего своими советами, удалось найти ответственного сотрудника Общего отдела ЦК КПСС, который указал два крупнейших собрания документов, известных к тому времени, - текущий архив ЦК и архив единого партбилета. Эти помещения были опечатаны печатями Роскомархива и была установлена круглосуточная охрана». Цит. по книге: Введение в лабораторию историка. М., 2010, с.218.
Еще в 1989-1990 гг. по приказу руководства КГБ при Совете Министров СССР, по свидетельству В.В. Бакатина, сожгли в печах 105 томов «Оперативной разработки» по А.И. Солженицыну (значился под псевдонимом «Паук») и 550 томов по А.Н. Сахарову («Аскет»). Печи после сожжения были проверены, о чем составлены требуемые акты. Бакатин В. В. Избавление от КГБ. - М., 1992, с.33.
Президент России В.В. Путин свидетельствует, что в 1989 году массово уничтожались документы советской разведки в ГДР: «Я лично сжег огромное количество материалов. Мы жгли столько, что печка лопнула. Жгли днем и ночью. Все наиболее ценное было вывезено в Москву».
В последние месяцы существования КГБ были уничтожены многие архивные документы и в центре. А 21 августа 1991 г. всеми республиканскими, краевыми и областными управлениями КГБ СССР в 10-20 по Москве был получен приказ: срочно уничтожить все агентурные документы, в т.ч. дела с данными на секретных сотрудников. Архивы центрального аппарата сжигались на Лубянке, во внутреннем дворе КГБ СССР.
В Краснодарском краевом партийном архиве на 1 января 1991 г. имелось 976 тыс. дел. В августе 1991 г. по постановлению ЦК КПСС из 137 фондов архива было списано и уничтожено 457 тыс. единиц хранения. Екатеринодар-Краснодар. Историческая энциклопедия. Краснодар, 2009, с.651.
Впрочем, в 1991-м туман бумажных пожаров тянулся над всеми странами СНГ.
Это огнепоклонники жгли память о себе…
По словам В. Илюхина, один из бывших сотрудников Общего отдела ЦК КПСС рассказал ему, что в 1991 году, накануне распада СССР, заведующий VI сектором (архивом Политбюро) Лолий Мошков «портфелями носил» в кабинет заведующего Общим отделом В. Болдина секретные документы Политбюро, в т.ч. и из «Особой папки». Делалось ли это по приказу Горбачева, или же то была инициатива Болдина, выяснить трудно.
Все ли документы вернулись в архив в первоначальном виде?
В декабре 1991-го, после своей отставки Горбачев прихватил с собой весь архив, накопленный им за 6 лет работы в Кремле. Сейчас он хранится в Москве, в здании Горбачев-фонда на Ленинградском проспекте, 39. В этой коллекции более 10 000 материалов, большинство - из разряда секретных. Как считает германский журнал «Шпигель», в них «содержится многое из того, о чем Горбачев предпочел бы умолчать». «Шпигель» уверен, что бывший генсек и президент «пошел по пути многих отставных политиков, решив значительно приукрасить свой образ реформатора».
Полны горькой иронии строки Пастернака:
Грядущее на все изменит взгляд,
и странностям,
на выдумки похожим,
оглядываясь издали назад,
когда-нибудь
поверить мы не сможем...
Вот что Б.Н. Ельцин поведал в мемуарах «Записки президента»:
«Запомнилось, как Горбачёв передавал мне свой секретный архив. Он достал кучу папок и сказал: это из архива генеральных секретарей, берите, теперь это все ваше.
Я ответил, что до той поры, пока все это не обработают архивисты, не притронусь к бумагам. Я знал, что там есть и вовсе не стратегические, а просто очень интересные и важные материалы для историков - например, письма репрессированных писателей на имя Сталина, неизвестные эпизоды из политической жизни Хрущева, Брежнева, история Чернобыля, афганской войны и так далее.
Кстати, через несколько месяцев именно в этом архиве были найдены оригиналы всех знаменитых секретных соглашений пакта Молотова — Риббентропа. Двухметровые карты с подписями Сталина и Риббентропа - у Сталина красный карандаш, у Риббентропа синий. Видно, как они „правили“ границы. Один тут правит, другой там… И потом крупными буквами их подписи. Нашли десять секретных соглашений. В них абсолютно ясно видна вся грязная политика Гитлера и Сталина.
На съезде народных депутатов Союза А. Н. Яковлева назначили председателем комиссии по правовой оценке пакта Молотова — Риббентропа. Этой комиссии удалось найти только копии документов. И то не всех, трех вообще не было.
Яковлев обращался к Горбачеву с просьбой помочь в поисках документов. Горбачев сказал, что все было уничтожено в пятидесятых годах. Сейчас выяснилось, что пакеты с оригиналами документов были вскрыты руководителем секретариата Горбачева Болдиным. Естественно, Болдин доложил своему шефу о том, что обнаружены документы, которые искали историки всей планеты.
Когда мне сообщили о том, что найдены эти документы, я тут же позвонил Яковлеву: „Александр Николаевич, нашлись документы“. Сначала я услышал его радостный возглас: „Наконец-то, я всегда в это верил!“ Ну а потом он в сердцах добавил несколько слов - повторить их я не решаюсь».
К августу 1991 г. свыше 7 млн дел в архивах СССР находилось на секретном хранении. В числе самых первых указов президент Б.Н. Ельцин подписал и тот, что касался национализации партархивов и создания на их базе Центра хранения современной документации (позже переименован в Российский госархив новейшей истории).
…Поначалу архивы новой России были открытыми.
Главархив перебрался на Ильинку, в здание бывшего ЦК ВКП (б).
Началось раскрытие тайн КПСС и СССР в декабре 1991 г.
Комиссию по рассекречиванию партийных и государственных документов возглавлял военный историк Д. Волкогонов. В мае 1992 года Росархив провозгласил принцип «общедоступности документов архивов России, равных прав в пользовании ими российских и зарубежных пользователей».
А в июне 1992 года Б.Н. Ельцин подписал Указ:
«Учитывая законное право граждан на получение правдивой информации о творившемся произволе, необходимость преодоления его тяжелых последствий и недопущения подобного в будущем,
п о с т а н о в л я ю:
Рассекретить законодательные акты, решения правительственных, партийных органов и ведомственные акты, служившие основанием для применения массовых репрессий и посягательств на права человека…
Снять с этих актов ограничения на ознакомление с ними и их публикацию...
Рассекречиванию подлежат также сведения о числе лиц, необоснованно подвергшихся наказаниям в уголовном и административном порядке и иным мерам государственного принуждения за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и другим признакам, протоколы заседаний внесудебных органов, служебная переписка и другие материалы, непосредственно связанные с политическими репрессиями…»
Указ Президента России от 23.06.1992 г. № 658 «О снятии ограничительных грифов с законодательных и иных актов, служивших основанием для массовых репрессий и посягательств на права человека».
Указ Президента России сыграл важную роль в оглашении архивных фондов, связанных со сталинским террором, он способствовал вводу в оборот массы документов по этой теме. Большая группа и наших и не наших исследователей бросилась разрабатывать сенсационную тему на гранты зарубежных фондов. В 1992 г. в архивах России было рассекречено 2600 тыс. ед. хр., в 1993 г. - 800 тыс ед. хр.
Затем дело пошло на спад. В 1993 году, в связи с принятием закона «О государственной тайне», фактически прекратила работу комиссия по рассекречиванию документов ЦК КПСС.
Тем не менее покрова государственной тайны в 1993-1995 гг. лишилось более 4,5 миллиона документов. Историки ликовали: "в первой половине 1990-х годов открыты для изучения 74 миллиона дел архивов КПСС, более 600 тысяч дел архивов КГБ". Кип Дж., Литвин А. Эпоха Иосифа Сталина, с. 208-209. (Вероятно, не дел, а единиц хранения. Все цифры, разумеется, на совести авторов).
Эти годы величают архивной революцией. Именно тогда для общества открылись архивы главных. межведомственных фондов и отраслевых министерств СССР за период до 1942 г. (а некоторых учреждений - до 1963 г.), а всего более 230 тыс. ед. хр. Всё это немедленно издавалось за деньги «американских и европейских друзей».
Прячет история в воду концы.
Спрячут, укроют и тихо ликуют.
Но то, что спрятали в воду отцы,
дети выуживают и публикуют.
Борис Слуцкий. Отложенные тайны.
«К сожалению, первыми в архивы устремились ловцы дешевой, но, видимо, хорошо оплачиваемой сенсации. Выхватывая отдельные документы о тех или иных недостатках, без глубокого изучения всей информации, они под лозунгом «Все новое в истории Великой Отечественной войны лежит в области негатива» в многочисленных сочинениях подвергли сомнению массовый героизм и сплоченность нашего народа, искусство советских полководцев, величие Победы над фашизмом и многое другое», - с обидой пишет полковник в отставке, ведущий научный сотрудник Института военной истории МО РФ В.Г. Матвеев. Материалы международной научной конференции, посвященной 60-летию Битвы за Кавказ 1942-1943 гг. - Владикавказ, 2003, С.50.
«Имеет место приватизация архивной информации, основанная на узурпации служебных возможностей». Максимова Элла. Продавцы сенсаций из Архива Президента. Известия, 13 июля 1994.
Уже в 1995 году вернули особый режим доступа ко многим уже открытым для публики материалам. За 1996-1997 гг. гриф снят был лишь с 450 тыс. ед. хр., а процедура доступа к ним - прежде всего, для нищих историков России! - резко усложнена. Аналитический обзор "Развитие архивного дела в Российской Федерации в 1991-2000 гг.". М., ВНИИДАД. Раздел 5. Научная информация и использование документов.
Пресса взвыла: караул! «Доступ к секретным документам вновь закрылся, бесценные документы уходят на дно, многие исчезли навсегда». Красная звезда, 25 марта 2000 г.
Начиная с конца 2000 г., объем рассекречивания снова растет - до 920 тыс. ед. хр. в год. Но теперь из тьмы забвения архивы выводят в основном те фонды, которые не имеют особого, резонансного значения.
Академик А.О. Чубарьян возмущенно негодовал: «американцы, например, издают по близкой мне проблеме «холодной войны» бюллетени, в которых публикуют массу документов из российских архивов. У нас же эти документы после 1994 года оказались вновь засекреченными». Чубарьян А.О. Ожидание перемен в деле рассекречивания документов КПСС: мнения хранителей и пользователей. Отечественные архивы. 2001 г. № 5, С. 7.
Главной задачей созданного в 1991 году архива Президента Российской Федерации было объединение документов из бывшего архива Президента СССР Михаила Горбачева, а затем времен Бориса Ельцина. В Президентском архиве около 15 миллионов разных документов, но ныне лишь 5 миллионов из них (треть) находится в открытом доступе.
Прежде чем документы попадают на продление засекречивания в Межведомственную Комиссию, они проходят экспертную оценку комиссии ФСБ. Эксперты ФСБ рассекретили часть документов - очень хорошо.
Однако доступа к документам по-прежнему никто не имеет: хотя они рассекречены, но вот перечень их имеет гриф: «Для служебного пользования». Никто не может узнать, что там за документы. Это называется «рассекретили»?
Авторы-составители справочника «Система исправительно-трудовых лагерей в СССР» не зря сетуют: «Практически недоступно даже краткое описание документов Центрального архива МВД РФ, выпущенное в 1988 г. для служебного пользования» (Система исправительно-трудовых лагерей в СССР, 1923-1960. М., 1998. С. 7).
В 2004 году особым «Заключением Межведомственной комиссии по защите Государственной тайны» был продлен на 30 лет, т. е. до 2044 года, срок секретности большого массива документов, засекреченных ВЧК-ФСБ в 1917-1991 годах.
В соответствии с этим «Заключением» было принято «Решение Центральной экспертной комиссии ФСБ...» о продлении сроков секретности вышеуказанных документов. Одновременно было решено рассекретить (полностью или частично) ряд документов Секретного делопроизводства Особого отдела НКВД СССР, Секретариата НКВД СССР и Секретно-политического отдела НКВД СССР за 1936 и 1937 годы. Остальные годы репрессий остались под грифом тайны.
Лишь 15 сентября 2006 г. Минюст зарегистрировал новое Положение о порядке доступа к материалам прекращенных уголовных и административных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, а также фильтрационно-проверочных дел.
Оно подписано министром культуры и массовых коммуникаций А. Соколовым, министром внутренних дел Р. Нургалиевым и директором ФСБ Н. Патрушевым, вступило в силу 29 сентября и касается всех архивных дел - как по политическим репрессиям, так по делам советских военнопленных, оказавшихся на временно оккупированной территории, реэмигрантов и других категорий пострадавших от советского режима.
Увы, увидеть эти дела дано не каждому.
Много тайн еще скрывает период Великой Отечественной войны.
Военный историк Игорь Ивлев:
«Засекреченные архивы скрывают от нас правду о войне».
Несколько цитат.
…Искусственно разделили архивы Минобороны на периоды до 22 июня 1941 года, создав для этих документов Центральный государственный архив Советской Армии (ЦГАСА, ныне РГВА), а с 22 июня 1941 года по настоящее время – архив МО СССР, ныне ЦАМО РФ.
То же самое во флоте. Центральный военно-морской архив (ныне филиал ЦАМО РФ) и Российский государственный архив военно-морского флота (РГАВМФ) тоже разделены датой 22 июня 1941 года.
Всё это крайне усложняет работу по анализу сведений даже из открытых источников, мешает связывать цепочки данных воедино, ведь все эти архивы находятся в разных городах. Поскольку до 1990 года простым смертным сложно было вообще в военные архивы попасть, историю слагали вдоль и поперёк проверенные ЦК КПСС и КГБ СССР историки. Я бы назвал их «рассказчиками». Они для остальных рассказывали то, что было позволено высшим руководством страны.
Всерьёз относиться к опубликованной в 1961-1965 годах истории Великой Отечественной Войны и истории Второй Мировой Войны (1973-1982 годов) попросту нельзя…
"К подводной части "исторического" айсберга, которая все эти годы активно охраняется, исследователи отсекаются на дальних подступах прежде всего сохранением грифов секретности для хранимых документов.
Более того, исследователь не имеет права даже ознакомиться с названиями дел в описях секретного хранения, т.к. не имеет возможности получить сами описи для изучения, ибо они тоже секретны.
Вот почему с момента выхода в 1998 г. в свет сборника "1941 год" новых подлинных документов в рассматриваемой плоскости практически не опубликовано. Историческая наука России ещё в 1998 г. встала на некой "мёртвой" точке, не в силах пока преодолеть заслоны секретности по событиям 70-летней давности. Видимо, исследователи уже приблизились к барьеру, за которым, если его преодолеть, могут открыться совершенно неудобные и, наверное, даже стыдные и позорные страницы реальной истории страны, в т.ч. военной. И потому функционеры официальной Межведомственной комиссии по защите государственной тайны вновь не дают "добро" на рассекречивание миллионов подлинных документов".
...Уровней секретности у нас, как известно, три: секретно («С»), совершенно секретно («С. С.») и совершенно секретно особой важности («С. С. О/В»). Формы допуска № «3», «2», «1»…
Плюс несекретные фонды документов, которые на самом деле следующие. Даже в тех фондах, которые рассекречены, оставлено, тем не менее, громадное количество документов на секретном хранении, который был назначен фондообразователем при передаче им документов в архив. Опись таких фондов несекретна, с ней можно знакомиться и работать без оформления форм допуска, но секретные документы из неё не заказать без формы допуска и без персонального разрешения начальника Генерального штаба ВС РФ. Независимый исследователь никакой формы допуска и разрешения не получит. Для получения их любой исследователь должен работать в организации, имеющей лицензию ФСБ РФ на право работы с секретными документами. Если не работаешь в такой организации – ничего не получишь. А если и работаешь в такой организации, и получишь допуск, то что толку? Публиковать полученные секретные сведения нельзя.
До сих пор имеют статус "Для служебного пользования", и соответственно, не предназначены для ознакомления "неслужебных" граждан России следующие издания:
- "Сборник приказов и директив Ставки Верховного Главнокомандования, НКО СССР, НКВМФ СССР, Генерального штаба и начальников родов войск о преобразовании объединений, соединений, частей и кораблей в гвардейские и о сформировании гвардейских частей, соединений и объединений" в 3-х томах (М.: МО СССР, 1970);
- "Сборник приказов РВСР, РВС СССР, НКО, Верховного Главнокомандования, Министерства Вооруженных Сил, Военного Министра и Министра Обороны СССР о присвоении наименований частям, соединениям и учреждениям Вооруженных Сил СССР" в 3-х томах (М.: Управление делами МО СССР, 1967);
- "Сборник приказов РВСР, РВС ССР, НКО и Указов Президиума Верхвоного Совета СССР о награждении орденами СССР частей, соединений и учреждений Вооруженных Сил СССР" в 2-х томах (М.: Управление делами МО СССР, 1967);
До сих пор нет в открытом доступе сводного труда по операциям РККА в годы Великой Отечественной войны с приложением карт. В СССР данное издание было выпущено Воениздатом в 4-х томах в 1958 г., называлось "Операции Советских Вооружённых Сил в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 гг." и до мая 1993 г. было секретным...
С момента выхода в 1998 г. в свет сборника архивных материалов «1941 год» новые подлинные документы публикуются очень дозированно. Более того, исследователи даже не имеют права ознакомиться с названиями дел в описях секретного хранения.
В 2011 году в Минобороны РФ уничтожен архив Главного ракетно-артиллерийского управления (ГРАУ). Там хранились сведения обо всех российских арсеналах и производстве оружия за 500 лет. Об этом "Интерфаксу" сообщил бывший начальник ГРАУ генерал-полковник Николай Свертилов. "Даже у большевиков в 1917 году не поднялись руки, чтобы ликвидировать архив Главного артиллерийского управления царской армии. А теперь при оптимизации центральных управлений военного ведомства под предлогом того, что нет лишних площадей, решили уничтожить ценнейший архив ГРАУ. Фактически мы собственными руками уничтожаем историю", - сказал генерал...
По закону о государственной тайне максимальный срок засекречивания документов — 30 лет. Через 30 лет документы должны быть рассекречены или секретность должна быть продлена.
Но Федеральный закон «Об архивном деле в Российской Федерации» ввел запрет на доступ к документам из архивных, уголовных, следственных дел - на 75 лет со дня создания.
По закону - это документы, содержащие сведения о личной и семейной тайне гражданина, его частной жизни, а также сведения, создающие угрозу для личной безопасности.
Ограничение может быть снято раньше – но только с письменного согласия этого гражданина или его наследников.
Это в теории.
Но на практике это ограничение распространяется на все материалы дел, в том числе и на те, которые к семейной и личной тайне отношения не имеют.
Статья 11. Реабилитированные лица, а с их согласия или в случае их смерти - родственники имеют право на ознакомление с материалам и прекращенных уголовных и административных дел и получение копий документов. Ознакомление других лиц с указанными материалами производится в порядке, установленном для ознакомления с материалами государственных архивов. Использование полученных сведений в ущерб правам и законным интересам проходящих по делу лиц и их родственников не допускается и преследуется в установленном законом порядке
Реабилитированные лица и их наследники имеют право на получение сохранившихся в делах рукописей, фотографий и других личных документов...
К данной статье закона прилагается следующий документ:
http://www.garant.ru/products/ipo/prime/doc/12049362/
Приложение к приказу Минкультуры РФ, МВД РФ и ФСБ РФ от 25 июля 2006 г. N 375/584/352
Положение о порядке доступа к материалам, хранящимся в государственных архивах и архивах государственных органов Российской Федерации, прекращенных уголовных и административных дел в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям, а также фильтрационно-проверочных дел.
Регистрационный N 8296. Текст приказа официально опубликован не был.
Доступ исследователей к делам реабилитированных установлен следующим образом:
«Другие лица могут быть допущены к материалам дел до истечения 75 лет с момента создания документов с письменного согласия реабилитированных лиц или лиц, в отношений которых велось производство по фильтрационно-проверочным делам, а после их смерти - наследников - на основании соответствующего заявления или ходатайства, при предъявлении документов удостоверяющих личность, а также доверенности, оформленной в установленном законом порядке, от реабилитированных лиц и лиц, в отношении которых велось производство по фильтрационно-проверочным делам или их наследников»...
Практически такой порядок навечно закрывает эти дела для историков.
Найти родственника или наследника умершего через 75 лет практически невозможно.
От «посторонних глаз» де-факто закрыт весь архив дел о репрессиях.
В частности, это:
прекращенные уголовные и административные дела в отношении лиц, подвергшихся политическим репрессиям и реабилитированных в установленном законодательством РФ порядке, в том числе материалы кассационного, надзорного и реабилитационного производств, если таковые приложены к делам;
групповые уголовные дела в части, касающейся проходящих по ним реабилитированных лиц;
фильтрационно-проверочные дела на российских (советских) граждан, попавших в плен и окружение, оказавшихся на временно оккупированной территории, угнанных на принудительные работы в Германию, другие страны Европы и репатриированных в период Второй мировой войны, послевоенный период, а также реэмигрантов.
фильтрационно-проверочные дела иностранных граждан, лиц без гражданства, попавших в плен и окружение, оказавшихся на временно оккупированной территории, угнанных на принудительные работы в Германию, другие страны Европы и репатриированных в период Второй мировой войны, послевоенный период, а также реэмигрантов.
Однако сама идея юридической и общественной реабилитации жертв политических репрессий предполагает открытость, публичность, широкое распространение информации. Списки реабилитированных, с указанием биографических данных, обвинений, по которым они признаны реабилитированными, по закону «О реабилитации жертв политических репрессий» публикуются в СМИ.
Иными словами:
архивные материалы в отношении репрессий являются свидетельством нарушения прав и свобод человека и гражданина, относятся к фактам нарушения законности органами власти и должностными лицами, и, следовательно, не могут быть отнесены к государственной или иной тайне, охраняемой законом.
сам процесс восстановления реабилитации жертв репрессий предполагает не закрытость и анонимность, а, напротив, прозрачность, публичность, в силу своей социальной значимости. Эта информация не может быть отнесена к «частной жизни, личной и семейной тайне».
- Все это, конечно так, но… - и законодатель отводит хитрые глаза в сторону. – Много знать будете, скоро состаритесь…
Имеют право на это, конечно, сами репрессированные, по доверенности - их представители, или же родственники (наследники) – после смерти жертвы. Все «прочие лица» могут быть допущены к материалам дел до истечения 75 лет с момента создания документов с письменного согласия лиц, в отношений которых велось производство (после их смерти – наследников). Причем требуется оформить и заверить надлежащую доверенность.
К категории «прочие лица» относятся журналисты, историки и общественные организации. Де-факто это блокирует любые исследования. Без согласования выдается лишь информация об основных биографических данных. Или же сам реабилитированный (его представитель, родственник, наследник) должен снять гриф защиты персональных данных.
Но что делать с делами, по которым уже истекло 75 лет (а красный террор начался раньше 1931 года, например, жертвы «Кронштадтского мятежа»), в инструкции ничего не сказано. В архивах России XXI века до сих пор хранятся сотни тысяч дел далеких 1920-х годов, закрытых для изучения грифами секретности.
"Засекреченность многих ленинских бумаг в Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ) свидетельствует не так о жгучести тогдашних проблем, как об опасении затронуть теперешние болевые точки. География секретности поразительно совпадает с проблемными регионами сегодня: это Прибалтика, Украина", - пишет Леонид Максименков, автор статьи «Гостайна века», опубликованной в журнале "Огонек". - Например, полностью засекречены письма Ленину дипломатического представителя (посла) РСФСР в Эстонии Максима Литвинова. С 22 февраля по 12 октября 1921 года (РГАСПИ. Ф. 5. Оп. 1. Д. 2161). "Под тотальной цензурой в частности, - телеграммы дипломатических представителей РСФСР по Украине с января 1919 по 7 ноября 1922 года".
"От историков скрывают и такой ключевой момент пребывания раннего большевизма у власти, как период от заключения сепаратного Брестского мира с Германией до ноябрьской революции, которая свергла кайзеровский режим.
Совсем недавно, уже после 1991 года, вновь засекречено дело №2133 "Письма и докладные записки дип. представителя РСФСР в Германии Адольфа Иоффе о советско-германских взаимоотношениях и по другим вопросам внешней политики, направленные В.И. Ленину". Бумаги с 9 мая по 31 октября 1918 года, это 185 страниц", - пишет автор.
Он удивлен, что "в ленинском фонде полностью засекречены сводные ведомости и справки Наркомата финансов и Комиссии Совета труда и обороны по золотому фонду в РСФСР за 1920-1922 годы". "Во вселенной интернета на упоминания об этой комиссии хватит пальцев одной руки.
Большевик Шведчиков жаловался Ленину на стиль работы этого абсолютно сверхсекретного до сих пор органа: "...Рассматривали вопрос не по существу, а формально, простым поднятием рук". То есть царское золото и валюту в умирающей от голода и от разрухи стране тратили направо и налево "поднятием рук". За что руки поднимали - не знаем по сей день", - говорится в публикации.
"В Архиве политбюро поныне засекречены документы о Гохране (Государственное хранилище ценностей), куда складировались конфискованные сокровища империи, в том числе из разграбленных монастырей и церквей. В подразделе "Иностранная валюта и о вывозе за границу драгоценностей" там есть коллекции документов о золотом фонде и о расходовании золотой валюты, о вывозе за границу драгоценных металлов". До сих пор под семью замками дело И.Д. Левина - о злоупотреблениях бывшего председателя правления Госбанка за границей. Автор напоминает, что "финансовые секреты революции и советской власти - одни из самых охраняемых, неразгаданных и загадочных; до сих пор мы так и не знаем, сколько российского и царского золота на момент революции хранилось в западных банках и какова его судьба". Он акцентирует, что "сегодня нам никто не скажет, сколько царского золота было на хранении в швейцарских банках и кто им распоряжался".
Помните биографии из серии "Пламенные революционеры", изданные Политиздатом? Для нее творили Юрий Трифонов, Василий Аксенов, Анатолий Гладилин, Владимир Войнович, Булат Окуджава, Натан Эйдельман и многие другие "шестидесятники". "От нас до сих пор скрывают (как это ни парадоксально) реальные биографии самых пламенных революционеров - вождей Октября...
Надежда Крупская умерла 78 лет назад. Все сроки секретности давно прошли. А ее личное дело в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ) не выдают (Ф. 3. Оп. 62. Д. 109). Вот что отвечает Росархив, мотивируя отказ: ""В соответствии с Федеральным законом N 125-ФЗ от 22.10.04 ограничить доступ как к содержащим сведения о личной и семейной тайне граждан, их частной жизни, а также сведения, создающие угрозу для их безопасности". Решение Межведомственной комиссии по защите гостайны N 517-рс от 22.11.11 г.". Личная и семейная тайна Крупской - это частная жизнь Надежды Константиновны и Владимира Ильича? И угроза для их безопасности через сто лет после революции имеется? Выходит, именно так.
Феликс Дзержинский умер и того раньше - 91 год назад. Почему боятся обнародовать партийное дело основателя ВЧК-ОГПУ?
Михаил Фрунзе скончался на операционном столе 92 года назад... Знаток деятельности царских спецслужб Зинаида Перегудова в книге "Политический сыск в России. 1880-1917" пишет: "Начинают дискутироваться вопросы о том, были ли агентами охранки Свердлов, Калинин, Сталин. Что касается Фрунзе, то ссылаются на слова Тухачевского о том, что смерть Фрунзе на операционном столе была "согласована" с ним, так как якобы к этому времени открылись его связи с охранкой... Дореволюционный период жизни Фрунзе, его аресты не подтверждают высказанной версии. Нет никаких даже косвенных данных в отчетах различных ГЖУ (Губернское жандармское управление) о его секретной работе..." Но очевидно: не будет ни "косвенных", ни прямых данных, пока личное дело Михаила Фрунзе останется засекреченным (РГАНИ. Ф. 3. Оп. 62. Д. 186). А если власти его так упорно скрывают, то извините, отказ - красноречивее ответа. И тогда все версии имеют законное право на существование. Зачем скрывать тайны смерти Фрунзе сегодня? Если все же есть причины, то какими же шокирующими они могут быть?", - вопрошает автор.
Еще более вопиющ факт сокрытия личного дела Георгия Чичерина. Чем объясняется секретность в этом случае? Если блюстители морали блюдут тайны сексуальности отца -основателя советской внешней политики, тут тайн давно нет. Н. Богомолов и Дж. Э. Малмстад в монографии "Михаил Кузмин: искусство, жизнь, эпоха" пишут о Чичерине - ближайшем друге юности и молодости певца эллинской любви: "Довольно хорошо известно, что Чичерин, подобно Кузмину, был гомосексуалистом и, вероятно, отчасти и этим были вызваны его продолжительные пребывания в разных германских нервных клиниках". Но архивная папка Чичерина засекречена.
А еще засекречено личное дело Леонида Красина, наркома финансов Советской России и одновременно посла и торгпреда в Великобритании.
Чего боимся? Остается только гадать...
"О событиях 1917 года на Украине, в Прибалтике или в Польше даже заикаться не следует - к архивным тайникам не допустят... Так что трудно не согласиться: кто контролирует прошлое, тот контролирует будущее", - заключает автор. ("Огонёк" №2 от 16.01.2017 г). https://www.kommersant.ru/doc/3187062
Трудно удержаться от эмоций при чтении новых правил пользования архивами. С одной стороны, новое положение закрепляет право знакомиться с находящимися в делах документами, получать их копии и использовать полученную информацию. Причем копирование документов выполняется архивами бесплатно (так в документе). Более того, сами реабилитированные и их наследникам предоставляется возможность получить сохранившиеся в делах подлинники рукописей, фотографии и другие личные документы. С другой же, «сотрудники архивов обязаны исключить ознакомление пользователя с документами, содержащими сведения, доступ к которым ограничен законодательством РФ».
Какие же это тайны? По сути, все запретные для ознакомления материалы могут быть сведены в две категории: документы, которые выставляют советский режим в крайне негативном свете, и документы, которые каким-либо образом касаются предков современных политиков, о чем хотелось бы умолчать.
Вряд ли, видимо, вызовут интерес шпиона чертежи новейшей для тех лет военной техники.
Зато вот дела, содержащие сведения о сотрудничестве граждан на конфиденциальной основе с органами, осуществляющими разведывательную, контрразведывательную и оперативно-розыскную деятельность, могут предоставляться лишь этим гражданам, причем без права копирования.
То есть и нынче, по истечению 70 лет, жертвы террора не могут узнать имена стукачей. А, зачастую, и фамилии следователей.
Во всех документах, выдаваемых родственникам репрессированных, все сведения о работниках органов и их помощниках, работниками архивов вычеркиваются.
Зато подробно описана процедура ознакомления с делами тех, кто может быть допущен, чтобы они не увидели ничего лишнего. При выдаче пользователю дела документы, содержащие не предназначенную для ознакомления информацию, вкладываются в конверты, которые прошиваются и опечатываются так, чтобы была исключена возможность несанкционированного доступа к ним.
Архивам рекомендовано оригиналы документов пользователю не выдавать, а делать копию - причем, с изъятием всех персональных данных.
Один из правозащитников, подвергшийся гонениям в Ленинграде еще в 60-е годы, поражался: «Когда меня судили, то я мог свободно знакомиться со всеми материалами дела. Это было при советском режиме. Сейчас же, при правовом государстве, часть документов того же дела засекречена. То есть реабилитированный в России имеет меньше прав, чем подсудимый в Советском Союзе?».
Сами работники отечественных архивов тоже критикуют идиотизм тайноохранительства:
«По моему разумению, порядок должен быть прямо противоположным нынешнему: все документы за пределами 30-летнего срока объявляются открытыми за исключением тех, которые сохраняют признаки государственной тайны», - считает доктор исторических наук, профессор Сергей Мироненко. (В 1992-2016 годах - директор Государственного архива РФ).
«Я уже много раз говорил, что у нас неверно трактуют Закон о государственной тайне. В России принят закон, который устанавливает 30-летний срок секретности, т.е. после окончания 2008 года все документы по 1978 год должны быть автоматически рассекречены. Если есть документы, секретные за пределами 30-летнего срока, их нужно не рассекречивать, а засекречивать, но с точным указанием срока, по миновании которого с документов снимается гриф секретности. У нас же все перевернуто с ног на голову: у нас и за пределами 30-летнего срока существует дорогостоящая, медленно действующая система копирования, привлечения экспертов, решения Межведомственной комиссии по защите гостайны. Мы, наверное, очень богатая страна, которая может позволить себе тратить огромное количество денег на этот процесс рассекречивания при наличии Закона о государственной тайне». Из интервью заведующего ГАРФ С.В. Мироненко: "Историк, который не работает в архивах, - неполноценный историк". (2008 г.). https://polit.ru/article/2008/10/14/mironenko/
Недавно (в 2011 году) завершившееся в Архангельске дело против профессора-историка Супруна и начальника местного архива УВД Дударева, опубликовавших архивные материалы о репрессированных советских поляках и немцах, высланных на спецпоселение в Архангельскую область в 1940-х годах, было возбуждено под предлогом «защиты личной тайны». Их осудили - хотя условно, - именно за нарушение неприкосновенности частной жизни.
Историки настаивают: период личной тайны должен быть ограничен сроком жизни человека.
- Архивы спецслужб для исследователей истории сталинизма стали практически недоступными. Процесс над профессором Супруном показал, что проникновение в эти архивы судом трактуется как уголовное деяние. Интервью с председателем Совета НИЦ «Мемориал» Александром Марголисом. Московские новости. 27.10.2012.
Документы, хранящиеся в ведомственных архивах и «доверительном» Президентском архиве, труднодоступных для исследователей, публикуются их сотрудниками и отдельными допущенными «в порядке исключения» учеными лишь выборочно. Возникает своеобразный феномен «приватизации» архивной информации лицами, обладающими привилегированным доступом к ней.
Между тем, для создания объективной истории и написания исторических трудов, основанных на полноценном комплексе источников, прежде всего, нужен свободный допуск исследователей в ведомственные архивы, где хранятся крупнейшие комплексы документов по советской истории. Это Архив Президента РФ, Центральный архив ФСБ России, Архив внешней политики РФ, Центральный архив МВД РФ и другие.
Давно пора установить и в них те же правила работы, какие существуют в государственных архивах РФ. Необходимо отменить порядок, когда ведомственные архивисты сами подбирают для историков дела по заявленным темам, самовольно решая, что давать, а что нет.
Научно-справочный аппарат ведомственных архивов (описи, каталоги) должен быть открыт исследователям, а сами они должны получить право самостоятельного поиска в архивах по тематике их исследований.
Должны, следует, необходимо...
Но от сладких слов во рту не слаще.
Из беседы с Александром Колпакиди, автором книг о военной разведке.
«Нынешний начальник управления регистрации и архивных фондов ФСБ Василий Христофоров говорит, что было рассекречено множество документов, едва ли не миллион.
Это, мягко говоря, не совсем так!
Рассекретили они действительно массу всякой никому не нужной дребедени.
Но реально важных документов никому не дают.
Даже операцию «Трест» уже 10 лет никак не рассекретят.
А важнейшая тема репрессий 1937-38 гг.?
До сих пор все закрыто.
Этой своей политикой они фактически парализовали изучение истории СССР.
Как работают наши архивы, могу рассказать на собственном опыте.
Есть у нас такой военный архив на Водном.
Как-то мне случайно там вместе с открытыми материалами (делами) и описями, дали даже не документы, а опись закрытых документов времен войны (кстати, мне же потом и скандал устроили, зачем я ее взял).
Это были дела знаменитого ОМСБОНа.
Столько ценнейшей информации о наших диверсантах, о судоплатовском управлении - я год не мог прийти в себя.
Однако самих дел по этой описи мне, естественно, не дали. А там же нет никакого компромата, только данные о наших героях-партизанах.
Судя по описи, там есть все – биографии, операции и т.д. Мечта любого историка.
Почему все это до сих пор засекречено?
Чья это глупость?
Зато в открытых, выдаваемых исследователям делах лежат продуктовые талоны омсбоновского батальона НКВД, а зачем хранить 400 штук талонов на повидло?
Я не шучу! Некоторых историков пускают в архив и какую-то информацию дают. Некоторых не пускают и не дают ничего. Даже ведомственным историкам - Александру Здановичу (генерал-лейтенант ФСБ, в 1999-2002 гг. руководитель Управления программ содействия ФСБ, потом заместитель гендиректора ВГТРК и председатель Общества изучения истории спецслужб) и Владимиру Хаустову (начальник кафедры истории Академии ФСБ) дают, судя по сноскам в их книгах, очень мало принципиально новой информации, какие-то крохи»...
Марина Латышева. Интервью с А. Колпакиди: «Никто не хочет печатать книги о спецслужбах». Agentura.Ru 2.09.2010.
На какую из стран бывшего СССР не взгляни, напрашивается общий вывод: государство считает целесообразным хранить лишь то, что ему нужно и уничтожать (или же - не заботиться о сохранности), что ему НЕ нужно.
Бывает и третий вариант - когда государство временно «уходит» от проблемы сохранности документов.
Кто прячет прошлое ревниво,
Тот вряд ли с будущим в ладу...
Александр ТВАРДОВСКИЙ. «По праву памяти».
Вот например, что происходит на Украине.
До принятия Закона о реабилитации жертв политических репрессий 17 апреля 1991 г. украинское законодательство полностью соответствовало общему законодательству СССР на сей счет, а своих нормативных актов не было. 17 апреля 1991 г. был принят закон, и хотя на Украине любят подчеркивать, что он был принят раньше чем в России, но нужно признать, что законопроект фактически был списан с тогдашнего российского и во многом с ним перекликается.
В архиве Службы государственной безбеки Украины процесс рассекречивания начался лишь по указу президента Ющенко в 2009 году. Но тогда все дела пересматривались в индивидуальном порядке, медленно, и за первый год было пересмотрено всего 2–3% от общего числа архивно-следственных дел и других документов о политических репрессиях.
Потом их стали пересматривать целыми категориями, процесс ускорился, и к концу 2011 года был пересмотрен весь архив документов советского периода о политических репрессиях с грифом «секретно» и «совершенно секретно». Эти документы, в основном, были рассекречены, в СБУ называлась цифра 95%, а остальные 5% получили гриф секретности, уже в соответствии с украинским законом о гостайне.
Практика отказа в доступе к советским документам с грифами была незаконной, поскольку документ, на основании которого они были засекречены, а именно инструкция № 0126, сам был секретным, что противоречит Конституции Украины.
СБУ постоянно критиковали, обвиняя их в незаконном отказе в доступе к документам. Может быть, и это повлияло, но архив СБУ был пересмотрен.
Более того, в архиве МВД Украины произошло то же самое, а архив МВД – это более миллиона дел раскулаченных и депортированных, на которых тоже стояли советские грифы секретности, хотя 75 лет прошло (по украинскому закону об архивных учреждениях – максимальный срок ограничения доступа). Пересмотрели, открыли, и сегодня доступ к этим документам не ограничивается грифами секретности.
Там другие проблемы – всего 6 сотрудников в архиве МВД, очень маленький зал, фактически нет его, и работать невозможно с документами, поэтому посетителей почти не принимают.
Но справки стали выдавать, что существенно.
Нельзя сказать, что всё это изменило практику доступа к архивным делам на Украине коренным образом, поскольку действует такое же правило, как в России – информация о гражданине является конфиденциальной, и доступ к ней может быть дан только с разрешения самого лица или его потомков, которых зачастую просто невозможно найти. Ограничение доступа по мотивам секретности сменилось ограничением по мотивам конфиденциальности.
Практика складывается по-разному и сильно зависит от тех, кто именно работает в архиве и тех, кто пытается получить доступ к документам.
Если архивно-следственные дела реабилитированных переданы в областные архивы Украины, то к делам нереабилитированных, которых много (по разным данным, их почти столько же, сколько и реабилитированных), доступ по-прежнему закрыт.
Никаких законных оснований для ограничения доступа нет, однако и доступа нет.
Для того чтобы получить доступ к делу, вообще-то нужно подтверждать родство, но тут действуют разные факторы (давнее знакомство, сотрудничество, отношение архивистов в исследователю, его репутация и т. д.).
Можно утверждать, что есть люди, которым показывают абсолютно всё! Они не родственники, а просто исследователи, как, например, профессор Юрий Шаповал. Он публикует многие дела, документы, одна из его последних книг – «Охота на „Вальдшнепа". Рассекреченный Микола Хвылевой» по материалам оперативного дела Хвылевого. Родственники могут прийти, сказать о своем родстве, и с большой степенью вероятности им дело покажут. Но действует практика, когда в архиве без оснований запрещают копировать документы процессуального характера.
Считается, что этого нельзя делать, поскольку там могут быть фамилии или другие данные следователей, судей, клички доносчиков и пр. Но в то же время выходит толстенная книжка о репрессиях против греков в Харьковской области, вся наполненная такими документами.
Архив дает дело, запрещая фотографировать – но переписать можете от корки до корки. Всё время действуют двойные стандарты и логика личных отношений.
Активно ведется на Украине и редактирование архивной памяти.
Так, недавно президент Украины Петр Порошенко подписал закон, по которому коммунистический режим, «правивший страной с 1917 по 1991 год», признается «преступным». Этот документ инициирует разрушение памятников и изменение названий сотен улиц и площадей по всей стране, а также предоставляет широкие полномочия Украинскому институту национальной памяти, который должен заняться реализацией государственной политики в сфере «восстановления и сохранения национальной памяти украинского народа», то есть, пересмотром и иной интерпретацией исторических фактов.
По данным издания «Корреспондент», за 2016-й год на Украине переименовали 987 городов, сел и поселков, более 50 тысяч улиц, проспектов, парков, скверов и площадей, а также снесли 2389 памятников (из них в честь Ленина - 1320). Лидеры по темпам «декоммунизации» - Винницкая, Харьковская и Киевская области, где переименовали 4882, 4116 и 3411 объекта топонимики.
Вам не доводилось читать «Список лиц, какие подпадают под закон про декоммунизацию»?
По-украински он называется так: «СПИСОК ОСІБ, ЯКІ ПІДПАДАЮТЬ ПІД ЗАКОН ПРО ДЕКОМУНІЗАЦІЮ»
Рекомендую ознакомиться...
Авторы этой топонимической описи, куда пока вошли 520 имен, предупредив, что они будут дополнять и расширять его, скупо поясняют, кто будет отныне вычеркнут из истории и действительности Украины.
«До переліку увійшли історичні діячі, чия діяльність підпадає під дію законів про декомунізацію. Вулиці та інші топоніми, названі на їхню честь, мають бути перейменовані до 21 листопада 2015 року. Це - список прізвищ осіб, які обіймали керівні посади в комуністичній партії, вищих органах влади та управління СРСР, УРСР, інших союзних або автономних радянських республік. Названі співробітники ЧК-ГПУ-НКВД-КГБ, а також діячі комуністичної партії, Жовтневого перевороту 1917 року. Також під декомунізацію потрапляють ті, хто встановлював радянську владу в Україні, переслідував учасників боротьби за незалежність України у XX столітті. У поданому списку коротко вказано злочини згаданих осіб. Список створений істориками для зручності місцевих громад, які обирають нові імена комуністичним вулицям згідно Закону України “Про засудження комуністичного та націонал-соціалістичного (нацистського) тоталітарних режимів в Україні та заборону пропаганди їхньої символіки”. Він не є вичерпним, співробітники УІНП продовжують над ним працювати».
Видимо, "документ" составлен в жуткой спешке - ошибочны многие даты, перепутаны должности, имена, многие из них искажены на новоукраинский манер: Владислав и Владимир именуются например, Властимиром и Властиславом.
В списке стоят писатели Николай Островский, вместе с созданным им Павкой Корчагиным, Аркадий Гайдар (о нем сказано лишь, что он чекист и коммунистический деятель) и Александр Фадеев, герои гражданской и Отечественной войн Иван Кочубей, Николай Щорс и Григорий Котовский, Виталий Баневур и Сергей Лазо, Сидор Ковпак и Епифан Коптюх, а также Михаил Фрунзе, Василий Блюхер, Михаил Тухачевский, Карл Маркс и Фридрих Энгельс, Валентина Терешкова и Алексей Стаханов…
Вписаны, разумеется, в перечень посмертно репрессируемых и персональные данные всех людей, убитых бандеровцами, именами которых в Советской Украине были названы улицы, площади и деревни.
О всех них теперь на Незалежной помнить запрещается, - так считает Институт национальной памяти Украины...
Когда речь заходит об этом институте, западные ученые часто высказывают некие обвинения в адрес его директора Владимира Вятровича. Например, Джеффри Бердс, профессор истории России и СССР в Северо-Восточном университете в США, заявил, что Вятрович занимается фальсификацией исторических документов. «Я это знаю, поскольку видел оригиналы и сделал с них копии. Я сравнивал его стенограммы с оригиналами», – заявил Бердс. Это сказано о книге расшифрованных документов на 898 страниц, которую составил один из коллег Вятровича. Бердс назвал эту книгу «памятником чистке и словесным фальсификациям, в которой из документов удалены целые предложения и даже абзацы». «Что удалено? - продолжает Бердс. - Любые материалы о зверствах украинского национализма, с выражением недовольства и проявлениями разногласий в рядах руководства ОУН-УПА, разделы, где респонденты сотрудничали с властями и давали показания против других националистов, записи о кровавых злодеяниях».По его мнению, Украинский институт национальной памяти под руководством Вятровича представляет собой «бомбу замедленного действия».
Сам Вятрович о своих планах заявил совершенно откровенно: «Мы собираемся в корне изменить все представление о Второй мировой войне и об участии в ней украинского народа... Мне поручена информационно-просветительская работа... Нашей целевой аудиторией будут молодые люди и т. наз. «среднее поколение», не испытывающие страха перед переосмыслением своих внутренних ценностей и исторических представлений».
По его приказу сотрудники архива СБУ перелопачивают фонды и документы, не вписывающиеся в официальную концепцию, отправляют в бумагорезку, а полученную «вермишель» сжигают. О находках всех «подозрительных» документов докладывается по начальству и сам Вятрович лично решает «помиловать» их, или превратить в дым.
Но «история – наука, и если превращают её в свод мифов, то рождаются страшные доктрины господства одних над другими, немыслимые без крови». Юлиан Семенов.
Как сказал украинский историк: «История начинается тогда, когда появляются писаные источники... Без них нет истории». Прицак О.И. Меня прежде всего интересует наука. Хроника 2000. Украинский культурологический альманах. Наш край. Выпуск И.К. Доверие, 1992. С.15-16.
Продолжая мысль уважаемого члена национальной академии Украины, уточним: история кончается именно тогда, когда Институт памяти истребляет документы.
Как-то почти незаметно прошла новость, что историки Латвии встревожены пропажей из архивов ряда документов КГБ ЛССР. Специалисты давно уже знают, что эти архивы подвергаются «подчистке» - заинтересованные лица тайком уничтожают свидетельства своего сотрудничества с всемогущей «конторой».
Председатель госкомиссии по изучению архивов КГБ ЛССР Карлис Кангерис сообщил, что суд Рижского района отказался предоставить ему информацию о возможном сотрудничестве с «конторой» Ивара Годманиса - указав, что в его распоряжении нет таких документов.
О том, что И. Годманис (возглавлял Кабмин Латвии в 1990-1993, 2007;2009) и экс-премьер-министр Литвы Казимира Прунскене (1990;1991) были агентами советской спецслужбы, заявлял еще в августе латвийский юрист Линард Муциньш.
Так называемые «мешки КГБ» (картотека агентуры Комитета госбезопасности) хранятся, главным образом, в рижском Центре документации последствий тоталитаризма. Также они рассредоточены по различным архивам - суда, полиции, прокуратуры и МВД. Доступ к 4 тысячам карточек ныне строго ограничен.
Работник Латвийского национального архива Мара Спруджа сообщила, что просьба проверить, есть ли дело в архиве, направлено в филиал в Сигулде, где хранятся документы суда Рижского района. Но вероятность того, что дело Годманиса все ещё там лежит, невелика.
«Мы считаем, что материалы суда очень существенны, в них много свидетельств людей и бывших сотрудников КГБ - что очень важно для исследования. Поэтому мы обращаемся ко всем судам и учреждениям - эти документы нельзя уничтожать», - призвал Кангерис...
Тема «мешков КГБ» всякий раз всплывает накануне очередных выборов. А пока документы постепенно «исчезают». Так, зампредседателя комиссии по изучению наследия КГБ Кристине Яриновска обмолвилась, что архивных бумаг органов госбезопасности ЛССР со временем становится всё меньше, так как они «имеют свойство пропадать». Бывшие депутаты Айварс и Илга Крейтусы признались еженедельнику Kas jauns («Что нового»), что «картотека ЧК и распродавалась, и подвергалась политическому воздействию».
Как пишет газета Eesti Paevaleht, комиссия по расследованию обстоятельств ликвидации КГБ ЭССР, созданная эстонским парламентом, тоже не нашла документов. Ее председатель Аймар Альтосаар заявил, что документы эстонского КГБ вряд ли были уничтожены, но комиссия не знает, где они могут быть. По его словам, оригиналы документов в архивах правительственных учреждений Эстонии отсутствуют, есть лишь несколько разрозненных архивных дел. Имеется также копия акта о прекращении деятельности КГБ СССР в Эстонии, подписанного 18 декабря 1991 года. Под ним стоят подписи генерала КГБ Вячеслава Широнина, тогдашнего госминистра Райво Варе и последнего руководителя КГБ ЭССР Рейна Силлари. На этом документе, полученном из национального архива, стоят подписи всех троих, но не указаны число и год...
Если верить литовским СМИ, в Вильнюсе в республиканском архиве КГБ были восстановлены дела на всех пяти президентов Литвы. Но почему-то в деле Витаутаса Ландсбергиса, "патриарха литовской демократии" и первого руководителя Литвы после распада СССР, нет половины страниц. Сам Ландсбергис, естественно, заявил, что эти страницы уничтожили работники КГБ.
В Грузии сначала верили, что архив КГБ сгорел в ходе гражданской войны в эпоху Гамсахурдиа. Однако когда пришедший к власти президент Грузии Михаил Саакашвили объявил, что «у новой Грузии нет никакого обязательства перед бывшим СССР, и старые архивы бывшего СССР, которые хранятся в министерстве госбезопасности Грузии, должны стать доступными для широкой общественности», то вскоре после этого он сообщил, что «большая часть архивов бывшего КГБ была вывезена Игорем Георгадзе в Россию, когда он занимал пост министра госбезопасности».
7 сентября 2019 года первый премьер-министр Армении Вазген Манукян напомнил, что в начале 1990-х, когда они пришли к власти, сразу же возник вопрос, открывать или не открывать архивы КГБ. Но "оказалось, что Советский Союз был умнее, и за несколько дней до нашего прихода к власти вся документация КГБ была вывезена самолетами в Смоленск". Фактически советских архивов в Армении нет.
А газетное собрание Института истории КП Армении (Армянского филиала Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС в Ереване) было уничтожено и разграблено в дни антикоммунистического движения в Армении на рубеже 1980-1990-х гг.
Но вернемся в Россию. Недавно я прочел, что от материалов последней переписи населения СССР 1989 года решено сохранить лишь 5% именных переписных листов! Остальные 95% уничтожают! Наступаем на те же грабли, что с переписью 1897 года! Ныне от переписи 1897 г. уцелела лишь малая доля! А ведь она бесценна для тех же родословных поисков! Генеалоги сейчас с горечью говорят о пропаже фондов той переписи! Это через сто лет может повториться и с переписью 1989 года...
Ныне в связи с переездом Главного военного архива РФ в новое здание, планируют уничтожить многие уцелевшие документы гражданской и Великой Отечественной войн...
Март 2016 года…. В Москве в районе Лубянки обнаружены выброшенные папки из центрального архива КГБ, сообщает агентство «Мослента». Около сотни пустых коробок лежат вдоль стены по улице Большая Лубянка, 14, прямо у дома Орлова-Денисова, который ещё называют «палатой Пожарских». «Во дворе лежат папки с архивами КГБ, - рассказал корреспондент издания. - Я сделал пару кадров на телефон, и тут же ко мне подбежала охрана, сказала: «Вы что? Нам звонит ФСБ. Что вы тут делаете?», - и попросила прекратить съемки».
Можно начать сокрушаться по этому поводу. А лучше вспомнить признание деятеля времен перестройки: «Рассекречивать нечего - никаких бумаг уже нет. Боюсь, что все уже уничтожено. В 41-м несколько дней жгли в Кремле документы. И в 91-м, кстати, тоже». Яковлев А. Н., бывший член Политбюро ЦК КПСС и председатель Комиссии ЦК КПСС по реабилитации. - «Вести», 5 октября 2000 г.
Только те архивные документы точно не будут рассекречены никогда, - документы, которые были уничтожены. Тот, кто сжигал архивы и заставлял людей переписывать мемуары, чтобы уничтожить следы времени, знал, чего хотел. Людьми, не ведающими прошлого, легче управлять, думал он. Вот и остались мы в стране, будто в комнате, где злодей стер отпечатки кровавых пальцев…
На сайте «Ахилла» бывший протоирей Алексей Суханов поведал, как истребляется память о прошлом в учреждениях РПЦ: «Когда в 2010 году из Москвы пришло решение отозвать архиерея и назначить нового, вновь на полную мощь заполыхала бочка, поглощая в огне владычные бумаги и документы за неполное десятилетие управления епархией. Выглядело сие действо не очень благочестиво, напоминало скорее уничтожение улик, сокрытие следов преступлений или эпизод из военных действий, когда при оставлении позиций уничтожается то, что ни в коем случае не должно достаться врагу…. А документы всякие у нас вообще не любят хранить. Уничтожаются всякие метрические книги, записи кто и когда служил. Фотографии старых служб, служащих священников. Все уничтожается либо старым настоятелем, либо новым пришедшим». http://ahilla.ru/ogon-bumaga-i-vechnaya-pokornost...
Порой даже возникает безумная догадка, что
«всё, начиная с рисунков наскальных,
до Геродота и далее –
это всего лишь догадки и сплетни,
как ни печально.
То, что мы учим, зубря,
от усердья потея –
только гипотезы, предположения
или же козни злодея».(Дмитрий Евсеев, 2015).
Чем добросовестнее изучаешь источники, тем с большей грустью убеждаешься в сомнительности всякого исторического свидетельства. Стефан Цвейг. Мария Стюарт.
Нельзя порой не поразиться той бесхитростности, с какой архивисты пытаются скрыть фактическое отсутствие документальных свидетельств истории. Например, в сборнике документов по истории Ставрополья можно прочесть: «В связи со значительной утратой архивных материалов за 1930-е годы для наиболее полного отражения событий коллективизации крестьянских хозяйств в издание включены хранящиеся в архивах документы и фотографии о работе сельхозартелей и МТС Кубани, Северной Осетии, Карачаево-Черкесии, Дагестана». Голоса из провинции: жители Ставрополья в 1930–1940 годах. Сост. Никитенко Г., Колпикова Т. – Ставрополь: Комитет Ставропольского края по делам архивов, 2010. с. 26.
Сколько еще архивов предстоит открыть? В 2015 г. на 4 заседаниях Межведомственной экспертной комиссии по рассекречиванию документов при губернаторе Санкт-Петербурга рассекретили 4420 дел за 1919-1991 годы...
Сколько осталось? Тайна сия велика есть.
Несколько лет назад наконец рассекретили шифрограммы Политбюро.
Перед каждым томом, перед любым делом есть список уничтоженных документов ,как потерявших деловое значение. «Как потерявшие деловое значение», - в 1954-1955 годах это написано. Что интересно: оказывается, деловое значение потеряли документы, в основном подписанные Сталиным и Берия. А ничего не значащие документы, подписанные мелкими деятелями, делового значения не утратили.
Несомненно, что документы были изъяты, но не уничтожены.
Ни в коем случае. Даже писать это смешно.
По-прежнему закрыты многие документы, связанные с деятельностью высших органов власти советского периода. Поныне недоступны рабочие записи заседаний Политбюро ЦК КПСС - за 1960-е, 1970-е, 1980-е годы.
Порой приходит в головы страшное подозрение: а что если все наши архивы многократно сфальсифицированы с разными целями?
«В наше время перед историками, историками-архивистами стоит сложнейшая задача восстановления исторической истины, поскольку повсеместно на крупицы правды наслоились груды чудовищной лжи. И это нельзя забывать ни на минуту, работая с источником». Источниковедение: Теория. История. Метод. Источники российской истории. Учебное пособие. - М.: РГГУ, 1998. С.527.
Вы все еще считаете, что архивы России - это наша память?..
Но нужна ли кому эта память? Мы же ленивы, нелюбопытны, равнодушны к прошлому. По некоторым оценкам, почти 95% из всех дел, хранящихся в государственных архивах России, еще ни разу не выдавались на руки, то есть никогда не прочитаны и не изучались, - не только историками, а вообще никем.
Но бумажный вал бюрократии, обрушившийся на мир, становится все мощнее. Как ни истребляют человечество, а оно растет, как на дрожжах. За последние сто лет оно возросло в 6 раз, и вместе с тем гигантскими темпами множится объем исписанной бумаги. Что из этого океана должно сохраниться в архивах?
Очень актуальны ныне слова управляющего Московским архивом Министерства юстиции Российской империи Н.В. Калачова: «…бумаги с течением годов разрастаются так, что, наконец, в уме архивариуса невольно возникает вопрос: где их помещать на будущее время, так как архив ими уже переполнен, да и нужно ли оставлять их на вечное хранение? Затем он приходит к мысли, что, конечно, многие из принимаемых им дел совершенно бесполезны и впредь не потребуются и что, следовательно, их необходимо уничтожить, по крайней мере, для того, чтобы очистить место для будущих дел. Но при этой мысли он опять останавливается на вопросе: а как мне знать, что когда потребуется? Могу ли я безнаказанно уничтожить дела, вверенные моему хранению? Легко уничтожить все, что попадает под руку, но если дело, действительно не нужное для учреждения, в котором оно производилось, имеет за собою, тем не менее, интерес исторический, то неужели можно его уничтожить; однако и оставлять такое дело в этом архиве не следует, так куда же с ним деваться, кому его сдать для дальнейшего вечного хранения?» Цит. по Чудакова М. Беседы об архивах. М., 1980. С. 16–17.
А будни современных архивов - о них бы Гоголю сочинить новые "Мертвые души"...
В соответствии с «Основами законодательства Российской Федерации об Архивном фонде Российской Федерации и архивах», принятыми 7 июня 1993 г. Архивный фонд Российской Федерации делился на государственную и негосударственную части.
В архивном деле утвердилось понятие собственности.
В негосударственную часть АФ РФ вошли архивные фонды и архивные документы, находящиеся в собственности общественных, в том числе - с момента отделения церкви от государства - религиозных объединений и организаций, действовавших на территории Российской Федерации, или находившихся в частной собственности и представлявшие собой историческую, научную, социальную, экономическую, политическую или культурную ценность.
Много лет назад академик Н.Ф. Дубровин уверял: «История России невозможна без помощи официальных документов, хранящихся в разных архивах, и ее успех в значительной степени зависит от хорошего устройства архивов и от большей или меньшей приспособленности их к ученым занятиям». Цит. по кн. Каманин И.М. Чем должны быть описи архивов. Киев, 1895, с.5.
Прошло 120 лет. Тысячи неудобств, связанные с неведомо кем установленными в порядками заказа и выдачи дел, копирования документов, режимом работы, режимом приема заказов и т.д. - вот действительность архивов России.
Конечно, идти в ногу с веком пытаются и тут.
В некоторых архивах занялись оцифровкой своих фондов.
Интересен иркутский опыт.
У архивных (особенно рукописных) документов - 3 врага: огонь, вода и время.
Годы стирают чернильные строчки, как ластик, (по архивной терминологии это называется «затухающий текст»), а бумажный грибок превращает страницы в труху.
Спасательная операция началась в Иркутском областном госархиве в 2012 году. Приобрели пару сканеров и принялись переводить самые потрепанные раритеты в электронный вид. Отдел информационных архивных технологий во главе с историком Иваном Чукавиным поставил работу на широкую ногу. За два года в электронный архив заложено 250 тыс. листов.
– Это сейчас в хранилищах держат нужную температуру и влажность, воздух вентилируют, – рассказывает Чукавин, – а в старину городской архив засунули в Московские ворота, и, как установила ревизия, документы были просто свалены в кучу. В них селедку заворачивали. Из-за этого варварского обращения мы сейчас над ними трясемся, на руки боимся выдавать, того и гляди рассыплются.
В Германии для иркутского госархива было закуплено оборудование для микрофиширования (последняя разработка, уверяет Чукавин), обошедшееся областной казне в 7 млн рублей.
Аппарат печатает на пленку размером с открытку, называемую микрофишем, сразу 92 электронных листа. Сам щелкает кадры, сам проявляет, закрепляет, сушит. То есть заменяет собой целое фотоателье.
За день три сканера оцифровывают 1200 листов. За неделю – 6000.
А немецкому «фотографу» хватит дня, чтобы перевести это количество на пленку. То есть он занят лишь один день в неделю. По сути дела, бездельник.
Можно заправить готовую пленку в специальный просмотровый аппарат, навести резкость и читать как обычную книгу.
Однако микрофиши предназначены не для чтения. Они - страховой фонд, дубликат бумажного архива, и будут храниться в холодильных шкафах, при пониженной температуре. При соблюдении нужных параметров могут пролежать без ущерба для здоровья полтора столетия.
Иван Чукавин подсчитал: при нынешних темпах на оцифровку требуется 96 лет.
Чтобы ускорить дело, нужно гораздо больше сканеров. Вывод верный, но... невыполнимый. Даже нынешняя техника здорово потеснила сотрудников, а новая - вообще выселит их из кабинетов.
– Что переводите в цифру в первую очередь? – на этот вопрос ответила Елена Щапова, заместитель директора госархива.
– Наиболее востребованные документы, к примеру, метрические книги. Ну и, конечно, старинные документы с затухающим текстом. Многие сейчас интересуются своей родословной, и если выдавать эти книги на руки, их мигом замусолят. А сейчас включай дисплей и читай сколько угодно. Самые древние, писанные руками еще воеводских подьячих, датируются 1650 годом. Сохранились, например, листы переписи тогдашнего населения Приангарья. От XVII века уцелело много документов, но в начале 60-х годов большую часть забрали в Москву, в центральный архив.
– Жаль, конечно, но материала для историков у нас и без них достаточно. К нам, чтобы покопаться в архивах канцелярии иркутского генерал-губернатора, власть которого простиралась от Енисея до Камчатки, едут отовсюду: с Сахалина, Забайкалья, Красноярска…
Между прочим, наиболее бедно представлены не «предания старины глубокой», а конец прошлого века, лихие 90-е. То ли бумага была в дефиците, то ли в умах был разброд и шатание, но как бы то ни было, а поток указов, приказов и прочих реляций, поступающих из госучреждений областного уровня, резко обмелел.
Жаль, что в архиве уже почти не остается площадей и для самих документов. На пяти этажах архива сегодня хранится 993,7 тыс. дел, а рассчитан он на миллион. Еще немного, и двери в историю захлопнутся. Часто можно услышать: «Неужели нельзя все бумажные документы в архивах оцифровать, занести на электронные носители информации?»
А что делать с оригиналами? На помойку после оцифровки выкидывать? Копии, в том числе и электронные, разумеется, можно и нужно делать. Но непреходящую историческую ценность имеют только подлинники.
Однако оцифровка - это лишь первые шаги.
Создание электронных копий, по сути, бессмысленно, если ими не могут пользоваться все желающие.
Виртуальный документ, доступный лишь в стенах архива - нонсенс.
Еще более нелепы участившиеся попытки заменять реальные архивные документы их электронными подобиями.
«Сегодня студентов обучают палеографии на электронных копиях, - жалуется специалист по летописям Е.В. Белякова, - более того, и исследователям предоставляются электронные копии (это особенно впечатляет, когда после преодоления тысячи километров держишь в руках не рукопись, а диск, который тебе могли мгновенно переслать)... Наверно, это в ряде случаев оправдано с точки зрения сохранности документа, но если не допускать историков к источнику станет правилом, то труд историка во многом потеряет смысл. Никакие выставки не заменяют исследователю-медиевисту встречи с источником. Экран компьютера может помочь лишь тому, кто уже имеет большой опыт работы с памятниками и может смоделировать источник, к тому же в редких хранениях указывают размеры рукописей. Кроме того, чтение современных источниковедческих работ, анализирующих, например, почерки писцов или особенности редакций без их воспроизведения, создает такую сложность, через которую может прорваться только специалист, но которая способна отпугнуть студента». Вспомогательные исторические дисциплины в современном научном знании. Материалы ХХV международной конференции, Москва, 2013, ч.2, с.213 .
Сколько за последние десятилетия было болтовни, что людям, занятым великим делом - розыском исторической памяти - поможет Интернет.
Не вправе я, конечно, судить о ситуации во всей России, но исходя из личного опыта общения с двумя десятками столичных и областных архивов, могу твердо заявить, что задача публикации в Интернете научно-справочного аппарата российских архивов пока решается крайне медленно и при этом бестолково.
На фоне сайтов архивов Германии, Франции, Эстонии, Швеции наши выглядят не то, что бедно, а глупо. Похоже, что архивисты изо всех сил создают видимость дела, а сами стараются не ударить пальцем о палец.
Мало где исследователь имеет возможность пользоваться информационно-поисковыми базами архивов даже в читальном зале, не говоря уж о Сети.
Очередной рапорт из Перми радует: В Государственном архиве Пермского края запустили поисковую систему «Поколения Пермского края». В систему занесено 1752244 записи о рождении, браке и смерти населения Пермской губернии. Отсканированные архивные источники можно изучить через всемирную паутину и по фамилии найти своих родственников, получить документальное подтверждение информации о своем роде. На 1 февраля 2014 г. было отсканировано 2149 дел с метрическими книгами.
В системе поиска теперь доступны список архивных дел с источниками генеалогической информации и их электронные образы, описание метрических книг, которые содержат информацию о рождении, браке и смерти жителей, а также информация о населении, занесенная в систему после распознавания записей из метрических книг и справочная информация для работы с генеалогическими источниками по поиску предков.
Но как не понять праведное возмущение пенсионера из Пермского края краеведа Георгия Гудовщикова:
"Нравится мне читать в компьютере перечень дел и заголовки архивных материалов в архивах Перми, Екатеринбурга, Москвы. Они сами предлагают пользователям компьютерной сети. Однако дальнейший просмотр платный.
Из нашего районного Юсьвинского архива увезли в Пермь все метрические книги, якобы с целью внести в общий каталог, чтобы все могли читать. Нехорошие люди. Заголовки введут, а "метрики" ни платно, ни бесплатно не прочтёшь. Надо ехать в Пермь.
А у меня одна радость была - в архиве с документами поработать. И той лишили.
Ездил я в Пермь. Работал в краевом архиве. Замучаешься ездить. Пенсии не хватает, вместо книг дают сканированные документы, или того хуже, ксерокопированные на бумагу, на которой ничего не видно".
Да, путеводители по нескольким архивам опубликованы на сервере «Архивы России», причем даны ссылки на другие информационно-поисковые справочники on-line.
Слишком мало в Сети справочников, содержащих описание на уровне единицы хранения и документа, - архивных описей и каталогов, являющихся основой поиска данных.
Можно просмотреть описи фондов Российского государственного исторического архива, есть путеводители на сайтах Томского и Ульяновского областных архивов, но большая часть архивов, находящихся и в Москве, и в регионах России, недоступна для отдаленных пользователей.
Много шуму не так давно наделал международный проект «Архив Коминтерна», однако коминтерновские фонды недоступны в Интернете по сей день, этой системой можно пользоваться только в стенах РГАСПИ.
А виртуальный архив Сталина? Нахожу сайт "Документы советской эпохи", где выложен архив фонда Сталина.Читаю : Доступ для пользователей с доменным адресом RU.
И далее:" Доступ к документам фонда Сталина от иных пользователей обеспечивается издательством Йельского университета."
Конечно, университет из США лучше, чем Минкульт РФ, понимает, что такое история России...
Однажды ведущий научный сотрудник Института биологических проблем Севера Юрий Марусик решил воспользоваться услугами Петербургского отделения Архива РАН. Ученому понадобились копии рисунков 200-летней давности, созданные естествоиспытателем Петром Симоном Палласом. Не тут-то было! Вот что сообщил Ю. Марусик в письме из Магадана:
"В начале 19 века была опубликована книга Палласа о рыбах России с описанием множества видов (96 видов). По разным причинам книга вышла без иллюстраций. Эти иллюстрации, черновики и чистовики есть в Архиве, но ни у кого нет денег (нужно 650 000 рублей или 10 000 $), чтобы получить эти иллюстрации и иметь возможность опубликовать.
Архив мог бы разместить иллюстрации в интернете, но и сам копировать не хочет, и другим не позволяет. В интернете, кажется, на странице Архива РАН, есть только одна картинка, в виде рекламы.
Компьютерные копии доступны только за большие деньги.
Архив, видно ждёт, когда эти иллюстрации и другие документы сгорят, или их затопит водой. За одну страницу могут с частного человека взять и 10 тысяч. С организации и того больше.
Цена составляется из:
1) самой оцифровки.
2) от того, частное лицо или юридическое.
3) от древности (18 век дороже 19-го, а тот дороже 20-го).
3) за намерение использовать в публикации.
Вот фрагмент переписки с Архивом:
"Сканирование документов архив осуществляет на платной основе. Для сведения: стоимость сканирования 1 изобразительного документа XIX в. (при заказе от физического лица) составляет 513,4 руб. Поскольку рисунки к трудам Палласа относятся к особо ценным документам, то их копия стоит в 3 раза дороже, т. е. 1540,2 руб. за 1 изображение. В случае, если документ используется для издания, то с заказчиком заключается договор на право одноразовой публикации и стоимость еще увеличивается на поправочный коэффициент, который зависит от параметров издания".
Интернет - Интернетом, но жадная глупость бюрократа остается глупостью.
А министр культуры господин Мединский в упор не видит, что на глазах у всей страны творится форменное издевательство над ее историей.
Похоже, что для многих архивов России иметь свой сайт – престижно, но не нужно.
На таком сайте можно обнаружить справку об итогах работы архива за истекший период, прочесть прейскурант о стоимости его услуг, увидеть ссылки на другие архивы, но главного – информационной возможности, не выезжая с Камчатки, заглянуть в описи в Ялуторовске или пользоваться фондами центров хранения документов в Москве - у граждан России нет, как и не было.
Вот возмущается Константин Пчелинцев, директор историко-родословного общества «Однодворец»:
- Будучи в Белоруссии, я решил проверить, сохранилась ли актовая запись о рождении моего отца. Удивительно, но такая запись сохранилась, и я без проблем заказал и тут же получил дубликат его свидетельства о рождении.
Удивительно, но в отличие от России, в Белоруссии не принимались идиотские законы, заставляющие людей мучиться и тратить уйму времени, чтобы доказать, что ты не верблюд.
Так, в Белоруссии я получил прекрасное полноценное свидетельство о рождении моего отца, с отчеством и местом рождения. В России, увы, в аналогичной ситуации я бы получил его без отчества и без места рождения.
Чтобы получить полноценное свидетельство о рождении, в РФ нужно писать заявление о внесении изменений в актовую запись с просьбой дополнить её отчеством и местом рождения. При этом заявление рассматривается 2 недели, тратится время, заседает какая-то комиссия, выносящая решение о внесении изменений, и только после этого можно получить свидетельство о рождении такое, какое я получил в Борисове за 15 минут, включая оплату госпошлины в ближайшем банке.
Но и это ещё не всё. В Российских ЗАГСах вот уже с десяток лет подняли планку секретности актовых записей с 75 до 100 лет. В Белоруссии же этого не делали. Поэтому там открыты, в принципе, любые актовые записи до 1938 года. В Белоруссии и законы человеческие, и жизнь человеческая...
И у нас человеческая. На договорных началах...
Думаете, бумажки хранить можно бесплатно...
Из пояснительной записки к проекту постановления Правительства РФ
«О передаче архивных документов, образующихся в деятельности территориальных органов федеральных органов исполнительной власти, федеральных организаций, иных государственных органов Российской Федерации, расположенных на территории субъекта Российской Федерации, в государственную собственность субъекта Российской Федерации в случае передачи их на постоянное хранение в государственные архивы субъектов Российской Федерации и в муниципальную собственность в случае передачи их в муниципальные архивы»
(письмо Минкультуры от 14.04.2006 г. № 18–01–35/05-ЛН)
…Средняя стоимость [хранения одного дела в государственных архивах субъектов Российской Федерации] на начало 2005 г. составляла 10 руб. [в год].
Из доклада заместителя начальника Управления комплектования, организации услуг и архивных технологий, начальника отдела Росархива Т.А. Мещериной «О реализации Федерального Закона «Об архивном деле в Российской Федерации»», 14 июня 2005 г.
В 46 республиках, краях и областях стоимость хранения 1 дела в государственном архиве субъекта Российской Федерации колеблется в размере от 3 до 10 рублей, в 16 — от 10 до 20 рублей, в 11 — от 20 и выше.
Минимальная стоимость хранения 1 дела:
Курская обл. - 2,90 руб./год;
Новгородская обл. - 3,60 руб./год;
Владимирская обл. - 3,68 руб./год;
Брянская обл. - 3,69 руб./год;
Рязанская обл. - 3,79 руб./год;
Тверская обл. - 4,00 руб./год.
Максимальная стоимость хранения 1 дела:
Ханты-Мансийский АО - 133,00 руб./год;
Таймырский АО - 68,13 руб./год;
г. Санкт-Петербург - 51,00 руб./год;
Ярославская обл. - 50,00 руб./год;
Магаданская обл. - 38,48 руб./год;
Коми-Пермяцский АО - 32,71 руб./год.
Источник: http://www.delo-press.ru/articles.php?n=5149
Не потому ли один из искателей личной генеалогии как-то на весь Интернет возопил:
"У меня в последнее время складывается убеждение, что архивы работают лишь из-под палки, чтобы конституционные права граждан России осуществлялись формально, для видимости.
Об оптимизации работы исследователей в архиве никто не думает. Почему, например, нельзя подавать требование о выдаче дела за своего приболевшего приятеля?
Почему мы вправе указать в требовании лишь пару-тройку дел (какой смысл тогда требование делать в виде таблички с двумя десятками пустых строк)?
Никто не задумывался, что пара заказываемых дел может состоять из пары страничек?
Исследователь едет через весь город в архив, в лучшем случае получает пару листочков, чтобы за 5 минут их выписать и удалиться, а в худшем случае получить отказ из-за требования реставрации.
Копирование документов - это отдельная тема.
Отдать 200 рублей за копию странички из метрики - это бессовестно много. Интересно, Федеральная антимонопольная служба никогда не интересовалась этими расценками? Ведь платные услуги архивов необоснованно завышены.
Они торгуют не принадлежащей им историей России, пользуясь монополией, и им безразлично, кто обратился в архив - историк или пенсионер, взявшийся за мемуары.
Принцип один - согласно инструкции, деньги на бочку.
У человека с инструкцией совести никогда не имеется...
Кстати, архивы могли бы гораздо эффективнее проводить экономическую политику: зарабатывать оборотом недорогих услуг. К примеру, при более низкой цене нашлось бы больше желающих отксерокопировать нужные документы.
Получая на руки отказ по причине реставрации, осознаешь: через 10 лет ты это дело все равно не получишь, из-за его незначительности для архива его реставрировать не будут.
В итоге дело окончательно рассыпется и его спишут, а затем уничтожат: так запросто может пропасть чья то история.
Здесь архив - как собака на сене: тебе дело не дала, а через какое-то время списала.
А что такое проекторы для просмотра микрофильмов?
Кто в РГАДА был, тот поймет о чем я. Проблемы со зрением - будут точно.
А почему нельзя подпитать к сети низковольтные ноутбук в ЦИАМе?
Чтоб жизнь сахаром не казалась: сиди и пиши все от руки.
Многие скажут, что проблемы архивов - из-за отсутствия должного финансирования, рабочих рук и прочих бед.
Хочу возразить: архивы подчинены Федеральной архивной службе, которая является по сути дела целым министерством и его частная задача - добиваться должного уровня финансирования.
Плохо значит добиваются увеличения части затрат из Федерального бюджета.
Есть организации, которые сидят на таких же бюджетных деньгах, но которые стремятся сделать свои услуги более удобными и массовыми.
Взять к примеру, Ленинку, там руководство старается: цифруют каталоги, книги и целые диссертации, активно внедряют технические средства.
Еще в мою бытность соискателя ученой степени, я активно пользовался цифровыми каталогами Ленинки по Интернету прямо из дома.
А чем центральные архивы хуже Ленинки?"
Письмо гневное, во многом справедливое, в чем-то с перебором, - как говорится, черт всегда обожает обобщать, - но похоже, что чиновники делают историю недоступной для народа.
Так им удобнее жить...
Об их покое заботится и отечественная Фемида. Оказывается, российские архивы вовсе не обязаны выкладывать в Интернет отсканированные ими архивные документы. К такому решению 2 декабря 2015 г. пришел Невский районный суд в Петербурге. Его судья Елена Ерунова отклонила иск историка Кирилла Белоусова, который судился с Федеральным архивным агентством, более известным как Росархив.
С точки зрения Белоусова, для «десятков тысяч россиян», интересующихся собственной семейной историей, крайне важен онлайн-доступ к архивным документам. Кирилл – директор компании «Инфопоиск», которая помогает клиентам искать информацию в библиотеках и архивах. Он часто обращается в Российский государственный исторический архив (РГИА), что в Петербурге, и Российский государственный архив древних актов (РГАДА) в Москве.
Но…
- В этих учреждениях давно существуют электронные копии ценнейших архивных материалов – ревизских сказок, формулярных списков, метрических книг. Отсканированы тысячи исторических документов из фондов Совета министров Российской империи (1905-1917 гг.), Центрального статистического комитета МВД, материалы ревизий – переписей населения XVIII в., – рассказал «Фонтанке» Белоусов. – Но все электронные копии хранятся на жестких дисках РГАДА и РГИА, доступ к ним возможен только в читальных залах самих архивов. Историки и краеведы страны, люди, интересующиеся своим прошлым, не могут свободно искать и изучать информацию, если живут далеко от Петербурга и Москвы.
Белоусов попытался с помощью суда заставить Росархив раскрыть важные для миллионов людей документы для всеобщего сведения. Тем более что, с точки зрения историка, значительных финансовых затрат для этого не требуется.
Однако Невский райсуд решил иначе. Судья Елена Ерунова отказала заявителю в иске.
– Мотивировочная часть пока не изготовлена, но я намерен обжаловать решение, – отметил Белоусов.
Ранее историк пытался выяснить отношения с Росархивом напрямую. Но на его письмо ответили, «что работа по организации удаленного доступа к архивным документам требует значительных финансовых и технических затрат». http://www.fontanka.ru/2015/12/02/089/
Хотя оцифровка старинных документов в государственных хранилищах уже началась, но в большинстве архивов нет удалённого доступа.
«Историкам уже давно не выдают подлинники — если приходишь в читальный зал, то работаешь с электронными образами на компьютерах. Но когда читальный зал (в связи с короновирусом - С.Ш.) закрыт, нет возможности работать и с этими документами (хотя трудно назвать документами электронные сканы, которые легко фальсифицировать - С.Ш.). Вот если бы был удалённый доступ, можно было бы заниматься, не выходя из дома», — сетует кандидат исторических наук, сотрудник Института истории СО РАН Татьяна Морозова.
Правда и то, что за последние полгода неожиданно сменилось руководство в восьми крупнейших архивах страны, а на свои запросы в архивы республик, краев и областей я стал получать человеческие ответы. Ведь даже простое сообщение, что в архиве нет такого-то документа важно для историка иногда не меньше, чем новость о том, что он нашелся. В общем, требуется поглядеть.
«Архив - это не только след вчерашнего дня, принадлежащего нашим предшественникам, это мы сами в завтрашнем дне, мы – какими увидят нас потомки». Ираклий Андроников.
Вместо постскриптума. 4 апреля 2016 года.
На встрече с Президентом РФ новый руководитель Росархива Андрей Артизов произнес:
«Мы - великая архивная держава. Состав Архивного фонда России - 500 миллионов дел. Это такой информационный ресурс, которому могут позавидовать многие государства. Эти документы отражают не только нашу историю, но и мировую историю, и они не совпадают с современными границами России, потому что это всё историческое наследие Российской империи и Советского Союза».
Я вкратце выписал все самое важное из его доклада В.В. Путину.
По состоянию на 1 января 2016 г. действует почти 2,6 тыс. государственных и муниципальных архивов. Их деятельность обеспечивают свыше 16 тыс. чел.
С 2000 по 2015 годы в эксплуатацию на федеральном уровне введено 88 тысяч кв. метров архивных объектов.
Ныне здание Государственного исторического архива РФ в Петербурге называют лучшим в Европе.
А за 70 лет советской власти для архивов было построено всего 118 тысяч кв. метров, причем их сейчас приходится модернизировать.
Здание Архива литературы строили в конце 40-х годов немецкие военнопленные. Там пришлось поменять всю электрику, установить новейшие системы кондиционирования, понемногу модернизировать все хранилище.
Летом этого года будет введено в эксплуатацию здание Архива внешней политики Российской империи на Большой Серпуховской.
В 2016 году намечен переезд и текущего архива ЦК в здание на Софийской набережной, чтобы этот архив (где хранятся все документы высшего политического руководства СССР с 1953 по 1993 годы), наконец, получил достойные условия.
Продолжается стройка Центрального архива Министерства обороны в Подольске. Там 20 зданий, и в нескольких первых зданиях будет архив Великой Отечественной войны. Всё по Великой Отечественной войне будет сосредоточено в одном месте, все военные документы.
Намечено строительство здания для киноархива в Красногорске.
За несколько лет в архивах страны примерно на 40 % увеличили площади читальных залов, чтобы не было очередей. Потому что в них людей много. И наших, отечественных, исследователей, и иностранных.
Второе, в качестве дополнительной услуги повсюду будет действовать виртуальный читальный зал.
Среди информационных ресурсов Росархива в интернете главный, конечно, сайт «Документы советской эпохи».
В Сети теперь имеется весь архив Коминтерна (1 миллион 600 тысяч образов документов, решения Политбюро и постановления Политбюро по 1934 год (все оцифрованы), фонд Сталина – самая интересная часть. Полностью к 70-летию Победы оцифрован фонд Государственного комитета обороны. Все документы, без деления на «хорошие» и «плохие», – всё, как было на самом деле. Они все рассекречены и оцифрованы, это почти 300 тысяч образов в интернете.
Президент России заявил, что принял решение о рассекречивании множества архивных документов — он подпишет указ об этом уже сегодня.
«Некоторые документы общество удивят. Собственную историю нужно знать, какой бы она ни была»,- добавил Путин.
«Речь, насколько я знаю по информации из архивного ведомства, идет о периоде с 1930 по 1989 года. Там есть дела, простите, стукачай — как и невинно репрессированных, с очень интересными фамилиями. Там будут данные о космических и военных разработках, которые уже можно сообщить. Кроме того, рассекречиваются данные о ходе сражений, приказах и полученной развединформации во время Великой Отечественной войны, также как и о межгосударственных отношениях в период войны Холодной»,- заявил источник, близкий к Росархиву.
Важный момент — сразу после рассекречивания все документы будут доступны на официальном сайте Росархива http://archives.ru/, для чего уже создана специальная база данных.
Напомним, что ранее были рассекречены 1400 уникальных директив Сталина, распоряжений Ставки, фронтовых приказов, оперативных карт, постановлений и фотографий того времени, еще недавно находившихся в архивах под грифом «совершенно секретно». Также с именами и фактами были опубликованы материалы, показывающие — немецкие оккупанты широко использовали националистов для организации в оккупированных областях УССР, так называемого «нового порядка».
К 9 мая 2016 г. в Интернете появятся все постановления Совнаркома СССР за 1941–1945 годы.
И последнее.
Недавно В.В. Путин подписал текст изменений, внесенных в закон об архивном деле. Их цель - сокращение сроков хранения документов, с информацией о персональных данных. Теперь срок хранения таких документов будет 50, а не 75 лет.
...Как следует из ответа Генеральной прокуратуры РФ на обращение пользователей, письмо Федерального архивного агентства от 19 июля 2016 г., в котором предлагалось оказывать "услугу" по копированию собственными техническими средствами на платной основе, отозвано с исполнения. Таким образом, в настоящее время у архивных учреждений нет никаких правовых оснований требовать оплату за самостоятельное изготовление копий исследователями.
Недавно мне довелось быть свидетелем очередной конфликтной ситуации в читальном зале одного из федеральных архивов.
Исследователь при работе с делом сделал несколько фотокопий архивных документов, что не осталось не замеченным сотрудниками читального зала. Один из них подошел к исследователю и потребовал удалить с телефона все фотографии, обещая в противном случае "закрыть доступ в читальный зал". После непродолжительного эмоционального обсуждения требование было выполнено, фотокопии удалены. "Мы делаем вам последнее предупреждение", - сообщил в заключение архивист и удалился.
Прежде всего, напомню сотрудникам архивов, что "закрыть доступ в читальный зал" решением администрации архивного учреждения на законных основаниях невозможно. В соответствии с п. 3.7 действующего в настоящее время Порядка использования архивных документов в государственных и муниципальных архивах выдача пользователю подлинников архивных документов может быть только временно ограничена - на период рассмотрения дела об административном нарушении. Но такое дело нужно еще возбудить, с привлечением должностных лиц, уполномоченных составлять протоколы об административных правонарушениях.
Во-вторых, подобные конфликты прежде всего являются следствием неправильных по существу действий и решений Росархива, ограничивших возможности для самостоятельного копирования исследователями архивных документов.
В 2017 г. Федеральное архивное агентство утвердило новый Порядок использования архивных документов, согласно которому самостоятельное копирование превратилось в "услугу", оказываемую на платной основе. Копирование исследователями собственными техническими средствами особо ценных и некоторых других категорий документов оказалось запрещено. Все эти новшества стали возможны потому, что в Федеральный закон "Об архивном деле в Российской Федерации" по инициативе Росархива были заблаговременно внесены соответствующие поправки.
Установленные Порядком использования архивных документов ограничения на самостоятельное копирование не только способствуют возникновению конфликтов между исследователями и архивистами, но и создают существенные препятствия для проведения исследовательской работы.
Очевидно, что с учетом состоявшихся в 2018-2019 гг. судебных постановлений и позиции нынешних руководителей Федерального архивного агентства рассчитывать на положительную динамику в решении этого вопроса в ближайшем не приходится. Однако и сегодня отдельные инициативы, направленные на отмену соответствующих положений Порядка, могут быть реализованы заинтересованными лицами.
Террор снимают с учета
В России на основании засекреченного межведомственного приказа 2014 года уничтожаются архивные учетные карточки со сведениями о репрессированных в СССР. Об этом директор Музея истории ГУЛАГа Роман Романов сообщил советнику президента РФ Михаилу Федотову, попросив его разобраться в ситуации.
Уничтожение карточек означает полное удаление информации о нахождении осужденных в системе ГУЛАГа, говорится в письме.
Как заявил “Ъ” господин Федотов, сохранение документов, относящихся к этому периоду истории, крайне важная задача.
Центр документации музея истории ГУЛАГа столкнулся с неожиданной информацией, игнорирование которой может, по мнению сотрудников центра, иметь катастрофические последствия для изучения истории лагерей и получения данных о жертвах репрессий. Так начинается обращение директора музея Романа Романова к советнику президента РФ, председателю Совета при президенте РФ по правам человека (СПЧ) Михаилу Федотову (есть в распоряжении “Ъ”).
Романов пояснил, что исследователи прошлого получили ответы из МВД, в которых говорилось об уничтожении архивных учетных карточек осужденных.
«В случае если заключенный умирал или погибал в лагере, его личное дело отправлялось на бессрочное хранение,— пояснил “Ъ”
Романов.— А если человек освобождался, то его дело уничтожалось, но составлялась архивная карточка, где указывались ФИО, год и место рождения, передвижение заключенного между лагерями и лагерными пунктами, а также дата освобождения».
О практике уничтожения карточек узнал один из партнеров музея, исследователь Сергей Прудовский. Этой весной он разыскивал информацию о репрессированном крестьянине Федоре Чазове, чей брат Григорий выжил после расстрела, смог дойти в 1938 году до председателя Всероссийского ЦИКа Михаила Калинина и опять был отправлен на расстрел.
Федор Чазов был осужден на пять лет лагерей и выслан в Магаданскую область.
«Я запросил УМВД по Магаданской области. Они ответили, что личное дело заключенного было уничтожено еще в 1955 году согласно приказу тех лет. При этом выяснилось, что архивная учетная карточка тоже была уничтожена»,— рассказал “Ъ”
Прудовский.
На его вопрос, на каком основании это сделано, начальник информационного центра УМВД России по Магаданской области Михаил Серегин сообщил, что есть межведомственный приказ под грифом «для служебного пользования» от 12 февраля 2014 года «Об утверждении наставления по ведению и использованию централизованных оперативно-справочных, криминалистических и разыскных учетов, формируемых на базе органов внутренних дел РФ».
Этот приказ подписан совместно МВД, Минюстом, МЧС, Минобороны, ФСБ, ФСКН, ФТС, ФСО, СВР, а также Генпрокуратурой и Государственной фельдъегерской службой.
«Срок хранения карточек на осужденных — до достижения ими (осужденными) 80-летнего возраста,— говорится в ответе Серегина.— Срок хранения карточки на Чазова Федора истек в 1989 году, уничтожена карточка по акту от 11 сентября 2014 года».
«Уголовные дела граждан хранятся в ФСБ либо в госархивах. Но все они заканчиваются датой осуждения и сведениями о приговоре: расстрел или лагерь. С расстрелом понятно. А информация, куда был отправлен приговоренный к лагерям, выжил ли, переводился ли из одного лагеря в другой, находится только в учетных карточках, хранящихся в МВД. И эта информация после уничтожения карточки предается забвению»,— пояснил Прудовский.
Он отметил, что количество осужденных в годы советских репрессий неизвестно. Только на 1937–1938 годы приходится более 1,7 млн арестов по политическим статьям. По подсчетам международного общества «Мемориал», общее число репрессированных может достигать 12 млн.
В Росархиве исследователю сообщили, что все документы об осужденных в советское время должны пройти экспертизу. В случае признания документа ценным он ставится на госучет и подлежит бессрочному хранению.
Прудовский направил в УМВД по Магаданской области вопрос, проходили ли уничтоженные документы подобную экспертизу. “Ъ” также запросил комментарий Росархива.
Это не единственный пример уничтожения материалов, выяснил “Ъ”.
В 2014 году жительница Московской области Нина Трушина пыталась найти информацию о своем родственнике, осужденном в 1939 году, и получила ответ из УМВД по Магаданской области о том, что учетная карточка отложена на уничтожение на основании служебного приказа.
Тогда Трушина подала иск в Верховный суд РФ, указав, что приказ, затрагивающий ее права, засекречен и официально не опубликован, что противоречит ч. 3 ст. 15 Конституции РФ.
Однако ВС оставил иск без удовлетворения, указав, что приказ содержит служебную информацию, а указ президента РФ от 1996 года позволяет не публиковать документы, затрагивающие права людей, если в них есть конфиденциальная информация, к которой, согласно указу президента РФ за 1997 год, отнесена служебная информация.
Трушина обратилась в Конституционный суд РФ, но он отказал в принятии иска, пояснив, что полиция хранит и уничтожает данные на основании законов.
Председатель СПЧ Михаил Федотов заявил “Ъ”, что изучит проблему. «Мы всегда будем защищать сохранение архивных материалов, они содержат очень важную историческую информацию,— подчеркнул господин Федотов.— Это принципиально важно, так как это средство противодействия фальсификации истории. Когда есть документ, его фальсифицировать практически невозможно. А когда документа нет, можно придумать все, что угодно. Поэтому нужно сохранять по возможности все документы, которые относятся к тому периоду».
Федотов не исключил, что вопросом займется возглавляемая им межведомственная рабочая группа по увековечению памяти жертв политических репрессий.
Анастасия Курилова. 8 июня 2018 г.
Через день в "Российской газете" вышло опровержение:
Заместитель министра внутренних дел России Игорь Зубов опроверг появившуюся информацию об уничтожении архивных карточек репрессированных в СССР граждан. Об этом говорится в сообщении Совета при Президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека.
«Карточки являются документом строгой отчетности и подлежат хранению вечно. Что касается отсутствия карточки того или одного конкретного заключенного, то этот вопрос следует рассматривать отдельно», — пояснил он на на заседании президентской межведомственной группы по координации деятельности, направленной на реализацию Концепции государственной политики по увековечению памяти жертв политических репрессий.
8 июня директор Музея истории ГУЛАГа Роман Романов рассказал газете «Коммерсантъ», что с 2014 года в России действует засекреченный приказ, на основании которого уничтожаются архивные данные о репрессированных гражданах СССР. Согласно этому документу, карточки с информацией о репрессированном гражданине СССР и его пребывании в ГУЛАГе должны уничтожаться по достижении им 80 лет.
Об этом стало известно после попытки найти данные о репрессированном крестьянине Федоре Чазове, чей брат Григорий был отправлен на расстрел, а сам он оказался осужден на пять лет лагерей и выслан в Магаданскую область.
«Уголовные дела заканчиваются датой осуждения и сведениями о приговоре: расстрел или лагерь. С расстрелом понятно. А информация, куда был отправлен приговоренный к лагерям, выжил ли, переводился ли из одного лагеря в другой, находится только в учетных карточках, хранящихся в МВД. И эта информация после уничтожения карточки предается забвению», — отметил тогда партнер музея Сергей Прудовский.
По данным международного общества «Мемориал», общее число жертв сталинских репрессий (с учетом раскулаченных и переселенных народов) составляет 10-12 миллионов человек.
«За последние десятилетия власть рассекретила десятки тысяч уникальных документов, но они по-прежнему отечественным исследователям недоступны.
В то же время эти документы периодически всплывают на Западе. Такое впечатление, что существует целая архивная мафия, которая организует масштабную продажу рассекреченных документов европейским или американским университетам за спиной у наших исследователей.
Во время пандемии обнаружились и другие странности.
Мы знаем, что в свое время власть организовала оцифровку большей части документов из фондов Коминтерна, потратив на это колоссальные средства. Многие историки, когда началась пандемия и все библиотеки закрылись, попытались на удаленке получить доступ к цифровым копиям этих материалов. Но ни у кого это не получилось.
Еще один пример. Несколько лет назад был оцифрован почти весь архивный фонд Сталина. Но попробуйте попасть на сайт с этими документами в Крыму, после посещения, например, Ливадийского дворца. У вас ничего не получится. Жителям и гостям Крыма вход на этот сайт заблокирован.
Вопрос: кем?
Росархив пояснений не дает.
Историки подозревают, что серверы находятся не в России, а на территории других стран, и именно Запад решает, кого допускать к сайту с архивным фондом Сталина, а кого от всех коммуникаций отрубать».
Такой бардак, что не приведи господи! Вячеслав Огрызко - о рассекреченных властью, но недоступных архивах, всплывающих на Западе, и о «душителе свобод» Михаиле Суслове. Независимая газета. 24.06.2020 г.
Рецензии на «Раздумья на архивном пепелище» (Сергей Шрамко)
Я прочитал "Раздумья...", очень сильная и аргументированная вещь.
Это сколько же надо было перелопатить материала!..
В годы перестройки, поражённый обилию ранее закрытых материалов и тем, я пытался выписывать и "глотать" массу из того, что выходило: от Коротичевского "Огонька" до "Известий ЦК КПСС"...
В одной из статей в "Огоньке" (№ 28 от 1990 г.) Натан Эйдельман опубликовал статью "Такие люди...", где рассказал о двух блестящих архивистах: Борисе Ивановиче Николаевском и Николае Владиславовиче Валентинове - оба в разное время покинули СССР и вывезли архивы за его пределы.
Маленькая цитата из статьи:
"И Николаевский, и Валентинов были уверены, что сохранить и записать надо всё. Только Николаевский считал, что писать нужно объективно, а Валентинов возражал: "Всякое личное воспоминание должно быть правдивым и художественным. Оно неизбежно должно исходить не из холодного рассудка, а именно из страстей, присущих пишущему. Тогда это будет его правда".
Прочитав статью, я заболел этими людьми и мечтал, что когда-нибудь о них напишут правдивые книги. Стучался в открывшийся Книжный Клуб "Терра", членом которого являюсь два десятка лет...
Дождался! В 2012 г. "Центрполиграф" выпустил книгу Ю.Фельштинского и Г.Чернявского "Через века и страны" - о Б.И.Николаевском. Блестящая книга о блестящем историке и великом архивисте. Поистине - "Нет пророка в своём отечестве!"... А у нас от "Росархива" и вниз сидят чинуши, которые, как Вы написали, "делают историю недоступной для народа".
Летом 2012 получил отписку от "Росархива", где они, в частности. писали: "...дело осуждённого Ф.П. Попова (моего деда) было уничтожено по "Акту уничтожения личных дел освобождённых из мест лишения свободы Ухтижемлага НКВД СССР в 1939 году" № 15 от 8 декабря 1955 года.
Основанием для уничтожения дел послужили приказы МВД СССР 1950 года № 0600 и 1955 года № 0208, текстами которых ГИАЦ МВД России не располагает..."
Они предложили мне обратиться в ГАРФ, что я и не преминул сделать, хитро обосновав необходимость этого. Представьте себе - получил копии этих СЕКРЕТНЫХ приказов, первый из которых был подписан заместителем министра внутренних дел СССР генерал-полковником И.Серовым, а второй - министром внутренних дел генерал-полковником С. Кругловым. Если первый предполагал бессрочное хранение определенной части документов (относимых к Архивному фонду), то второй допускал иные сроки хранения и последующее уничтожение.
Думаю, что это было связано с предстоящим XX съездом, где Никита готовил к разгрому "Культа личности" и ребята "подчищали хвосты" (достаточно прочитать этот доклад Хрущёва, чтобы многое понять).
Виталий Голышев. 14.02.2015.
Благодарю, Виталий. Такая у нас история. Сергей Шрамко. 15.02.2015.
Всё Вы правильно и толково написали. Я это знаю по своему собственному опыту работы в архивах. При смене руководства вновь мы увидим дымы над архивными зданиями.
С дружеским приветом, Владимир
Владимир Врубель 04.03.2014 21:15
•
Это кусок из большой книги, которую я пишу. Если хотите, могу высылать завершенные куски. Спасибо за добрые слова Вам, Владимир. С уважением -
Сергей Шрамко 04.03.2014 21:19
Да, уважаемый Сергей, с архивами у нас в стране просто беда. Вот скажите: отчего я могу через и-нет бесплатно почитать финский архив (оцифровали, демоны, и бесплатно выложили! Правда, весь интерфейс на финском...), а наш - фикус в кактус?! Ну, ладно, понимаю: недосканировали. Не знаю, как у Вас, а в нашем ГАСО до сих пор даже описи, и те не оцифрованы! И процентов этак 10 не выдаётся на руки по причине ветхости или же гриба, чтоб его. Как работать - ума не приложу. А уж сколько было уничтожено - и вовсе Бог весть.
Всё, пожаловался, отлегло ;-) Успехов Вам!
Дмитрий Криушов 01.03.2014 20:11
Дмитрий, Вы, вероятно, историк? Я сейчас пишу книгу о наших архивах, то, что Вы прошли, это - кусочек. Именно уничтожалось, целеустремленно, планомерно, а потом все это дополнялось массовой подделкой документов. Благодарю Вас за отзыв и полностью разделяю Ваши чувства. С уважением -
Сергей Шрамко 01.03.2014 20:17
ГАСО - Это Саратов, Самара, Смоленск, или Свердловский архив?
Сергей Шрамко 02.03.2014 13:33
Свердловской области. Далее, я не историк, а так.... Поскольку давненько уже пишу о событиях двухсотлетней давности - как же тут без архива-то? Так что - я раскрываю лишь часть "истрического полотна", живописуя его в своих текстах, а всякой там "рентгенографией артефакта" и прочими тонкостями пусть занимаются профессионалы. Моё дело - подсказать, где рыть надо.
Дмитрий Криушов 02.03.2014 19:15
Я понял. 6 лет учился в УрГУ. Свердловск люблю. Имею кое-какие книги по истории Урала. С уважением -
Сергей Шрамко 02.03.2014 20:01 Заявить о нарушении правил / Удалить
По одним коридорам ходили;-) Правда, я не "журналюга", а "филозОф"...
Дмитрий Криушов 02.03.2014 22:06
Мы дружили с искуствоведами с философского факультета. Хорошая была компания. Знаете, у меня на странице есть сборник Общая тетрадь, в нем Стая. Это об УрГУ.
Сергей Шрамко 02.03.2014 22:17
Сергей, Вы нарисовали яркую и ужасающую своим цинизмом и глупостью картину. Получается, что, по сути, человеку, желающему осветить ту или иную страницу прошлого, воссоздать часть эпохи, не на что опереться. Войны и революции сжирали историческую память, документы, архивы... Подлинников мало, а к тем, что есть, ещё и надо пробиться, одним словом, жуть. Не знала, что архивное дело в такой разрухе.
Спасибо, было интересно. С уважением, Н.Н.
Ната Алексеева 27.02.2014 00:01
Добрый вечер!
На самом деле, все еше хуже. Это лишь маленький кусок из большой книги. Рад встрече! Спасибо за отклик - Ваш
Сергей Шрамко 27.02.2014 00:05
Мой костёр в тумане светит,
искры гаснут на ветру.
"Искра" тоже нам не светит,
документов ни гугу...
Он Ол 26.02.2014 23:11 •
Эт-то точно... Документы уничтожены, факты скрываются или превращены в легенду, не имеющую никакого отношения к истине.
Сергей Шрамко 26.02.2014 23:24
"Так уж в ХХ веке повелось, что при каждой смене власти над площадями и помойками городов в нашем отечестве вился сизый дым: там обрекались огню архивы, документы ведомств и учреждений. Впервые заклубился этот дым в начале 1917-го".
Отнюдь. Это произошло после смерти Ивана Грозного. Далее - везде.
Ольга Не 26.02.2014 22:16
Я знаю, Ольга, историй таких много. Но в тексте - "так уж в ХХ веке".
Благодарю Вас за отзыв! С уважением -
Сергей Шрамко 26.02.2014 23:27
Разве не первая обязанность исследователя истины прямо стремиться к ней, не оглядываясь ни вправо, ни влево? Карл Маркс.