Часть 1 http://www.proza.ru/2020/03/27/1844
Часть 2. Агата.
Прошли весна и лето, а Мария так и не решилась на разговор с мужем, да и сама не принимала никаких решений.
В сердце всегда таилось чувство вины, что не принесла она в семью дивного чуда рождения ребёнка, не дала мужу счастья стать отцом и оно незримо являлось некой преградой для полноценных отношений. Словно гвозди, торчали темы, которые старались не задевать и осторожно обходили.
Временами угрызения совести разрастались, накаляясь и обдавая испепеляющим жаром, и корила она тогда себя отчаянно и больно. В порыве самобичевания предлагала мужу развестись с ней, а после тайком плакала.
Муж не умел успокоить, он лишь раздражённо пресекал подобные разговоры, а с появлением Вареньки пришёл праздник в дом и заполнилась их жизнь приятными хлопотами, подавив это разрушающее чувство, но оказалось, что ненадолго …
* * *
Как-то спросила дочку, а хочет ли она братика или сестричку?
- Нет, - монотонно ответила Варя, как всегда даже не повернувшись.
- Ты бы с ней вместе играла.
- В мои игрушки? – Варя слегка повысила голос, - я же сказала, что нет.
И, собрав свой конструктор, ушла в другую комнату. Она явно была не расположена к разговору. Впрочем, как всегда …
- Зачем ты пристаёшь к ней с такими глупыми вопросами? – рассердился муж, - и абсолютно пустыми.
Мария нервно сглотнула: «Почему пустыми?»
- Ты что-то задумала? – спросил настороженно, тревожно.
- Да нет, - неуверенно протянула Маша.
Не знала она как подвести Анатолия к принятию решения о втором ребёнке и какое-то интуитивное чувство подсказывало, что рано ещё об этом говорить. Казалось, что всё разрешится само собой, хотя понимала, что нерешённые проблемы сами не рассасываются, чаще они наворачиваются, как снежный ком и срываясь, крушат всё на своём пути или заводят в безвыходный тупик.
Но она молчала.
Осень выдалась хмурой, неприятно промозглой и ненастной. Ещё не облетела листва, как начались обильные снегопады и, смешанные с дождём, да подгоняемые студёными ветрами, разогнали эпидемию гриппа. Школы и сады закрылись на карантин, а больницы и поликлиники жили в авральном режиме.
Детское терапевтическое отделение, в котором Мария работала медсестрой, было переполнено. Беспокойные родители атаковали врачей и медсестёр звонками и посещениями, которые были запрещены, но найдите мать, которая не найдёт способ проникнуть через любой карантин к родному дитя. И мешали обеспокоенные мамы и бабушки слаженной работе отделения, но куда было деваться – не поставишь же милиционера перед каждым входом.
- Быстрее бы уж зима, - подумала Мария, с удовольствием переодеваясь в белоснежный накрахмаленный халат и, спустя некоторое время, пошла по палатам, проверить маленьких пациентов.
В одной из них, среди сытых, напичканных фруктами и куриными бульонами, больных деток, сиротливо выделялась тоненькая, взъерошенная, словно воробышек, девчушка трёх-четырёх лет, что сидела на кровати в старой растянутой и застиранной маечке, вытянув вперёд худенькие длинные ножки. Кое-как причёсанные гладкие чёрные волосы небрежно собраны резинкой в хвост. На бледном узком личике, как нарисованные угольком, огромные чёрные глаза. Смотрит насторожено и вопросительно, а сама такая жалкая.
Мария подошла, присела на кровать: «Тебя как зовут?»
- Агата, - ответила почти шёпотом, и подняв взгляд, словно искры метнула своими жгучими цыганскими глазёнками, а в них такой потаённый страх, тоска и растерянность, что сердце заныло от сострадания.
Протянула конфету, взяла осторожно, зажала в кулачке и кивнула головой – поблагодарила.
Смотрит в глаза прямо, открыто, а пальчиками нервно мнёт конфету. Нижнюю губку закусила – волнуется. Как замёрзшего щеночка, захотелось нежно прижать к себе испуганную кроху, закрыть, словно, крылами, от невзгод – уж такой потерянной она смотрелась, да эта ещё маечка, пережившая похоже не одно поколение ...
Тронул образок Пресвятой Богородицы, что висел на верёвочке поверх.
- Кто это у тебя? - спросила.
- Мама, - слегка улыбнулась. На бледных щёчках вдруг проступил румянец.
- Чья мама? – Мария растерялась.
- Моя …
- Кто тебе это сказал?
- Бабушка, - голосок тоненький, тихий.
- А бабушка где?
- Спит, - ответила и закашлялась хрипло, надрывно. Затряслись тоненькие плечики, потекли слёзки.
- Господи! - вскричала Маша, - порывисто обняла, слегка постучала по худенькой спинке, уложила, накрыла. Посмотрела на тумбочку: яблоко, два печенья и две конфеты – угостил кто-то и больше ничего. «К ней, поди, никто и не ходит», - подумала, вздохнув, и пошла к старшей узнать чья девочка и откуда.
- Да уж мы тут вчера обревелись все, - рассказывала старшая медсестра, - из деревни привезли. С бабкой жила, где-то на отшибе. Та померла во сне и малышка несколько суток сидела в доме одна с покойницей. Соседи не сразу заметили, что печь не топится. Зашли в избу, а Агата укутала бабку всем, чем можно и сидит рядышком.
«Спит, - говорит, - бабушка. Совсем замёрзла, я её тепло накрыла». Хорошо, что холодно было да все окна-двери закрыты и труп не начал разлагаться. А сама голодная – крупу сырую жевала, да озябшая до посинения. Вот привезли на обследование. Вроде воспаления нет, но бронхит серьёзный.
- А родные есть?
- Говорят, что нет. Из опеки обещали вещи привезти, да вот уж третий день везут. Мы тут нашли кой-какое бельишко. А девчушка-то – красавица, да и нравом хороша: тихая, спокойная, в детском доме-то ей не сладко будет. Ох, и жалко. «Да, очень жалко, - подумала Маша, а вслух сказала, - я одежду завтра принесу».
Вот и пригодились аккуратные стопки, ставших маленькими, детских вещей, что хранила на антресолях. Анатолий часто ворчал и предлагал отдать кому-нибудь эти коробки: «Ну нам-то они зачем?"
А Маша не могла с ними расстаться. Выходит, ждали маечки, да костюмчики своего часа.
Не шла из головы рассказанная история и печальные глаза Агаты. Она помнила этот сиротливый взгляд детей из детского дома и хорошо понимала его – страх, потерянность и глубочайшая травма, что живёт у каждого отверженного. Даже уже в подростковом возрасте, когда они становились ершистые, порой агрессивные и озлобленные, в душе всегда оставались неуверенными и недоверчивыми, и в каждом из них жила потаённая обида и разочарование.
Дома сбивчиво рассказывала мужу об Агате. Не заметила, что к разговору прислушивается Варя.
- Так не бывает, - девочка явно испугалась, - чтобы не было мамы.
- Бывает, - резко ответил Анатолий. Временами он становился очень нетерпимым к дочке. Никак не хотел понять, что это не испорченный характер и не избалованность.
- Нет, не бывает. Мамы всегда есть.
- Бывает, бывает, - глупо настаивал на своём отец.
- Зачем ты так? – в сердцах крикнула Маша.
Варя испугалась, глаза заполнились слезами. Быстро обняла дочку: «Конечно, не бывает и у тебя всегда будет мама … А давай мы Агату к себе заберём и у неё будет мама».
Муж вдруг недовольно, даже зло, пробурчал: «С ума сошла! Мало нам одной беды!»
Как плетью ударил. Не ожидала она такого от него и не знала, что сказать. Провели весь вечер молча и только глубокой ночью уже в постели, рассказала она рекомендации доктора.
- Вспомни, - убеждала, - как трудно найти ребёнка для усыновления. Чем меньше он, тем легче с ним. Брать уже из детского дома ещё опасней. А Агата всё-таки жила с родной бабкой.
Анатолий молчал.
- Я заберу её, возможно, а ты делай, что хочешь, - отвернулась обиженно, - подумай, случишь, что с нами – Варя одна ведь пропадёт.
Любая обида делала Машу решительней и настойчивей. Жил в ней какой-то протестный дух и умела она рассердиться так, что способна была горы свернуть – такой сильный нрав имела и не смотрите, что бледная и анемичная, худенькая и маленькая, словно подросток. Не сила духа в ней была, а силище!
Сон не шёл. Выбирала из коробки маечки, футболки, трусишки; собирала игрушки, гостинцы и обдумывала вопросы, которые предстоит решить.
Информация об Агате, что она узнала, была неутешительной. Её умершая бабушка никогда не была замужем, с рождения имела увечье – одна нога короче другой, да ещё и косая на один глаз, а нравом была лёгким, добродушным. Детей любила и умела заговаривать много детских болезней.
Как-то подкинули ей на крыльцо коробку с малышкой. Кто, откуда – так и не узнали, но все догадались, что не случайно. Ох и обрадовалась же она находке, добилась оставить подкидыша у себя и полюбила всем сердцем. Холила и лелеяла, да видно кровь была дурная. Не успела школу закончить, как начала с дальнобойщиками ездить. И ремнём, и уговорами боролась мать с блудливой дочкой – ничего не помогло. Всё реже домой возвращалась и как-то пропала надолго, а четыре с лишним года назад вернулась с животом. Родила Агату – от кого – неизвестно, пожила чуток и опять сбежала. И ни слуха о ней, не духа до сих пор.
Расстроилась Мария, ребёнок вообще без корней, а те, что есть – напрочь гнилые. Да и мать, по всей видимости жива. В органах опеки ей объяснили, что пока будут разыскивать родных, жить Агата будет в детском доме и вопрос об усыновлении пока поднимать рано. «У девочки есть мать», - сухо отрезала представительная дама в строгом костюме. «Почему они все такие одинаковые и злобные, - подумала Маша, - как можно быть такими истуканами, работая с обездоленными детьми».
- Но проведывать девочку в детском доме я могу?
- Да, согласно расписания.
* * *
Муж не поддержал Машу. Недовольно молчал, часто раздражался и, чтобы вразумить жену, решил заручиться поддержкой своей многочисленной родни. В своё время, это суетливое мещанское семейство развернуло такое сражение против их брака, что до сих пор непонятно, как зависимый от них и слабовольный Анатолий посмел ослушаться. Видно Маша сильнее их всех оказалась.
«Детдомовская, бесплодная, худая да страшная», – били словом, стараясь уколоть больнее, а после махнули рукой и подчёркнуто не замечали. Варю не приняли – своих родных детей и внуков был полон дом и вот сейчас, когда встал вопрос об усыновлении второго ребёнка, поднялась недовольная орда родни и каждый был уверен, что творит благое дело.
- Я же добра тебе желаю, - первой пришла старшая сестра мужа, - пока ты устраиваешь жизнь брошенных детей, ваша собственная проходит мимо. Мало, что ли, вам племянников – любите, как своих родных, кто мешает и ходите в театры, музеи – наслаждайтесь жизнью – возьмите из неё то, что недоступно другим.
После приходила средняя и младшая. Вроде бы случайно, пробегая мимо, заходили тётки и другие и каждый считал своим долгом предостеречь Марию от роковых ошибок и даже звучало кощунственное - отказаться от «дикарки», то есть Вари.
- Зачем ты всё это делаешь? – спросила, - Для чего меня так жестоко атакуют твои родственники? Мы же всё это должны решать сами.
- Да я просто им рассказал.
- Нет, не просто - ты жаловался и просил у них поддержки. У тех, которые так и не признали ни меня, ни Варю.
А после подключилась «тяжёлая артиллерия» - пришла свекровь.
Глядя на неё, Маша порой думала, что лучше вырасти в детском доме, чем маяться всю жизнь под тяжёлым прессингом психопатической натуры, но всегда терпеливо сносила все поругания ради мужа и благополучия своей семьи.
Она молчала и стоически выдержала все набеги, отбила все атаки, так и не сумев разобраться - от добра и любви они это делают или нет.
Да вскоре перестала об этом печалиться и продолжала навещать Агату в детском доме.
Продолжение: http://www.proza.ru/2020/03/29/1455
28.03.2020