Для подготовки кандидатской работы, мне необходимо было посетить диссертационный зал Государственной Центральной Научно-медицинской Библиотеки (ГЦНБ) в Москве. С учетом того, что бедному диссертанту не по карману была гостиница на длительный срок, пришлось искать однокурсников, обучающихся в очной аспирантуре в Москве (таким диссертантам бесплатно выделялась комната в общежитии). Я был обрадован, когда среди однокурсников обнаружил моего давнего друга Зубайда.
С Зубайдом мы познакомились еще до учебы в медицинском институте – во время обучения в школе. Дело в том, что я обучался в русской школе в районном центре «Ленинский», которая была самой крупной в районе, в связи с чем все олимпиады проводились именно в ней. Район в виде подковы охватывал город Душанбе, и, если я проживал с южной стороны города, то Зубайд приезжал к нам с поселка Зидди, что располагался за городом с его северной окраины. Русские школы отличались от национальных школ – здесь и учителя были построже, и знания давались на более высоком уровне, поэтому вся «знать» района – секретари райкомов партии, заведующие всевозможных складов, продавцы, которая пользовалась в те времена перманентного дефицита неимоверным почетом, а также врачи, милицейское начальство, старались отдавать свое чадо именно в русскую школу. Благодаря этому, ребенку можно было дать хорошие знания, поднять ему планку знаний русского языка, что обеспечивало в дальнейшем более легкое поступление в высшее учебное заведение. Помимо этого, в русских школах никогда не занимались рукоприкладством, тогда как в некоторых национальных школах, что греха таить, оно, как пережиток дореволюционного воспитания, иногда имело место быть.
Однажды во время застолья брат моего однокурсника из местных, почему то с приклеившейся к нему странной для таджика кличкой «Ганс», рассказал такую историю: - Я обучался в городской школе, где процесс преподавания ничем не отличаллось от такового в русской школе и рукоприкладство было под строгим запрнтом. Отношения между учеником и преподавателем были доверительными и основывались на желании ученика получить знания. После окончания педагогического вуза я был направлен в узбекскую (локайскую) школу, царившими порядками в которой я я был поражен. На первом моем уроке физики в классе стоял такой ор, что я оглох буквально через несколько минут. Я пытался успокоить ребят, громко обозначил тему урока, но меня никто не хотел слушать, класс оставался неуправляемым. Так продолжалось несколько уроков подряд. Я обращался к старшим педагогам, но те хитро улыбались, и говорили, что почет и уважение ребят «надо завоевать», что они, возможно, придут с опытом.
Я уже думал увольняться, но тут ко мне подошел отец одного из учеников, который сказал: «Муаллим (учитель- тадж.), у Вас так дело не пойдет, вам нужно показательно наказать одного из учеников, знаете, что, я разрешаю Вам ударить моего оболтуса – совсем не хочет учиться!». Я долго осмысливал предложение, и никак не решался, но вскоре возможность представилась – когда сын этого человека в очередной раз распоясался, я взял его за шкирку, вытолкал из класса, где отвесил пару оплеух. Минут десять после этого не решался войти в класс – руки мои сильно дрожали, так как совершенное мной было против моей морали, против моего воспитания! Когда же, переборов волнение, я вошел в класс, все сидели за партами на своих местах, сложив руки одну на другую и с неподдельным уважением посматривали в мою сторону. С этого времени в классе во время занятий была такая тишина, что слышно было залетевшую в окно шальную муху, однако знаний это не прибавило – менталитет учеников и их родителей не предусматривал получения даже среднего образования. Девочки в локайских семьях бросали учебу после шестого класса, а мальчики редко заканчивали десятилетку (в то время среднее образование считалось законченным после десяти лет обучения).
Олимпиады проходили достаточно своеобразно. Ребят из нашей школы рассаживали на первые парты, а ребят из национальных школ – за нами. И тут начиналось соревнование – с какой стороны, справа, или слева у тебя лучше спишут. В моей школе, Николай Павлович, учитель математики, мужчина с хорошим чувством юмора, когда проводил оценку моей контрольной работы, сообщал: «Захаров – все примеры решил верно, но получил четверку! Почему – потому, что писал как курица лапой, поставил две кляксы, начеркал и исправлял в тетрадке ошибки!». Когда же отмечал работу моего друга, которому я постоянно давал списывать, говорил следующее: «Умаров – написано чисто, аккуратно, решил правильно, но получает тройку! Почему – потому, что даже исправленную ошибку у Захарова перерисовал!». Во время же олимпиады, никто такого анализа не делал и побеждал тот, кто списывал аккуратнее!
Зубайд же был не из этой категории профессиональных «списальщиков», он выделялся интеллигентным видом, высоким ростом, был хорошим собеседником, с которым было легко, весело и, в отличие от многих других ребят из национальных школ, интересно. Поэтому, из нескольких однокурсников, проходящих аспирантуру в Москве, я созвонился с Зубайдом, и получил «добро» на пребывание в его комнате.
Для «подселения» для меня уже была готова раскладушка, оставалось только прошмыгнуть возле вечно находящейся «не в настроении» вахтерши. Тетка прощупывала меня с ног до головы колючим взглядом, но, как правило, пропускала. В противном случае приходилось лезть через балкон соседей.
Я обычно уходил утром, целый день работал в библиотеке, и только затемно возвращался в общежитие, чтобы переспать, слегка позавтракать и вновь отправиться «грызть гранит науки» - изучать научные труды и монографии. Только в воскресные дни можно было отоспаться, ибо по воскресным дням библиотека хоть и работала, но допуск был не во все залы.
Однажды ранним воскресным утром, когда можно было понежиться в своей раскладушке, я был бесцеремонно разбужен Зубайдом – «Извини» – сказал он, - «Я забыл тебя предупредить, но сегодня Великий корейский праздник – день рождения Ким Ир Сена, и не просто День Рождения, а юбилей – 75 лет Восходящему Солнцу Кореи»- улыбнулся он, - «поэтому быстрее поднимайся!». Я сидел как будто мешком с песком ударенный и спозаранку туго соображал – то ли Зубайд тронулся умом, то ли, действительно, вступил в ряды коммунистической партии Северной Кореи, что, впрочем, было бы одним и тем же! На мой удивленный взгляд, он продолжил – «Вопросы не задавай, я тебе на улице все расскажу, нет времени, остались считанные минуты!». На улице он меня успокоил – ни в какую коммунистическую партию Кореи он не записался, праздновать юбилей корейского лидера не собирается, просто в этот день корейские студенты, которыми было заполнена половина мест в общежитии, готовят праздничную жареную селедку с овощами. «Прикинь» - сообщил Зубайд – «Вначале готовят что-то типа корейского блюда «ХЕ», а затем все это жарят на сковородке!» - «А мы то здесь, собственно, при чем?», - спросил я, ёжась от утреннего прохладного ветерка, на что Зубайд резонно ответил, что от сковородок идет такой «духан», что пережить ароматическую атаку можно только в противогазе Зеленского, либо с позором покинув место кулинарного корейского изыска! Противогаза, по крайней мере лишнего, у Зубайда не было, поэтому из гуманных соображений, он решил посвятить этот день доброму, вечному и прекрасному, короче – «На какие фильмы и представления сможем взять билеты, туда и рвем от этой вони, будем просвещаться!». Попасть удалось на две театральные постановки и два кинофильма.
Спустя пару лет, после защиты кандидатской диссертации, меня несколько раз направляли в Хатлонскую область для приема экзаменов у студентов, обучающихся в ординатуре. В первый мой приезд познакомился с офтальмологом Аганесяном и хирургом Кимом, с которыми у меня сложились хорошие дружеские отношения. С Тиграном мы сошлись на почве истории, он был степенным, рассудительным и отличался энциклопедическими знаниями. Кстати, он раскрыл мне глаза на армянских евреев. В народе ходили слухи, что армяне – это единственная нация, которая не имеет «своих» евреев. Тигран опроверг это мнение и объяснил, что ему дали при рождении имя в честь Тиграна II, которого называли Тиграном Великим и Тиграном Завоевателем. В институте древних рукописей Матенадаран имени св. Месропа Маштоца — расположенном в Ереване, являющемся одним из крупнейших хранилищ рукописей в мире, он нашел сведения о том, что Тигран II в семьдесят первом году до Рождества Христова пленил и поселил в Армении большое число иудеев, часть которых перемешалась с армянами и в дальнейшем приняла христианство, другая часть продолжала исповедовать иудаизм, а третья часть, перейдя на армянский язык, и в последующем приняв христианскую религию, именовала себя зоками (субэтничесская группа армян, по преданию еврейского происхождения). Несмотря на язык и христианскую религию, группа зоков среди армянского народа упорно именовалась евреями."Только знаешь что"- сказал Тигран-"ты армянам эту историю не рассказывай, ребята могут не понять, на неприятность нарвешься!"
В последующем из литературы удалось выяснить, что при Тигране II были завоеваны огромные территории - от Палестины, до Каспийского моря. После того, как армия полководца была разбита римскими легионерами, при отступлении из Израиля он увёл десять тысяч иудеев, семьи которых поселил в городе Армавир и в нескольких других селениях. Дело отца продолжил Артавазд II, царствовавший в 55—34 годах до н. э.- он пленил часть иудеев, принадлежащих одной из воюющих за трон сторон и разместил их в городе Ван. Первая волна переселенных Тиграном евреев со временем приняла христианство, а вторая, организованная Артаваздом (ванские евреи) — продолжала и далее исповедовать иудаизм («Еврейская история Армении II» Лев Израилевич http://www.proza.ru/2013/08/30/494; «Краткая история геоэтноса Евреи, факты без комментария» Лимарев В.Н. http://jews-history.limarevvn.ru/i6-1.htm).
Армянскими евреями были великий композитор Арам Хачатурян, создатель всей современной “древней армянской народной музыки” композитор Арам Мерангулян и знаменитая армянская художница Гаянэ Хачатурян («АРМЯНСКИЕ ЕВРЕИ» Полковник Андреев https://povalixa.livejournal.com/1238976.html). В период персидского правления большая часть евреев, исповедующих иудаизм, была вывезена в Персию. Так, в результате захвата Армении шахом династии Сасанидов Шапуром II, было выселено 83 тысячи иудеев из шести городов Армении («АРМЯНСКИЕ ЕВРЕИ» Полковник Андреев https://povalixa.livejournal.com/1238976.html).
В отличии от Тиграна, Володя Ким был веселым и непоседливым человеком с авантюристическим складом характера. Он жить не мог без каких то розыгрышей, не мог долго усидеть на одном месте, знал миллион, если не больше, анекдотов, которые очень артистично рассказывал, при этом, по отзывам, был хорошим хирургом.
При втором приезде в Хатлонскую область через год, Кима среди преподавателей не оказалось. На мой вопрос: «Где Ким», Тигран ответил: «Ты, что, не слышал? Володя летом купил путевку на историческую родину!". Естественно, из СССР можно было поехать не в Южную (капиталистическую), а в Северную Корею, которая вроде бы избрала социалистический путь развития. Делегацию водили по дозволенным корейским начальством местам, где позволяли общаться со специально подобранными людьми из числа местного населения. Ответ на любой вопрос начинался с упоминания Солнца Нации, Маршала Могучей Республики, Железного Всепобеждающего Полководца и т.д. Еще при жизни товарищ Ким Ир Сен, видимо в силу природной скромности, имел не больше десяти официальных титулов, среди которых были такие, как «Генералиссимус», и «Великий вождь товарищ Ким Ир Сен». По мнению всех без исключения, вступивших в контакт, под мудрым руководством товарища Кима страна достигла невероятных успехов. Местные корейцы, бедно одетые в одинаковые одежды, с изможденными лицами и нездоровым румянцем на щеках, при любом вопросе, не выпуская мотыгу из рук, с упоением переключались на рассказ о преимуществах корейского социализма, либо восхваляли своего вождя в духе позднего сталинизма. Вначале наши граждане от услышанного впадали в ступор - неужели в двадцатом веке можно в такое верить, причем на полном серьезе без тени сомнения? Но постепенно нашлась пара хохмачей, которая вместе с Володей начала их подначивать. Местные же «шутку юмора» не понимали, воспринимали все всерьез, а наивные их попытки идеализировать тоталитарный ад, в котором они жили, вызывали бурный гогот со стороны тройки высоко возрастных оболтусов.
На второй день ответственный товарищ, из той когорты, которая сопровождала советские группы во всех зарубежных поездках, вызвал к себе троицу и сообщил, что такое безответственное поведение в Корее недопустимо: «Особенно я имею в виду Вас, товарищ Ким! Были случаи, когда излишне «резвые» туристы в Северной Корее пропадали из гостиницы, а потом мы получали уведомления, что они, «поняв всю позитивность идей Чучхе» (северокорейская националистическая государственная идеология, разработанная Ким Ир Сеном в противовес «импортному марксизму»), «добровольно» изъявляли согласие навсегда остаться на родине Великого Вождя товарища Ким Ир Сена. И, если товарища Петрова и Иванова, есть вероятность выявить в дружеской корее и вернуть, то товарища с фамилией Ким, вряд ли удастся отыскать, тем более, что профессия «хирург» очень востребована в Корее!». Услышав такое, и живо представив себя через пару лет в робе с патриотическим блеском в глазах и портретом Ким Ир Сена в руках, марширующим в колонне энтузиастов, либо с мотыгой, отбывающим трудовую повинность, оставшиеся тринадцать дней Володя провел в своем номере, скупив предварительно в баре весь алкоголь. Пил он «по- черному, не просыхая» и вернувшись в лоно семьи, до сих пор не может до конца остановиться. Вот как, оказывается, рикошетом могут повлиять на человека идеи Чучхе! Действительно, «всепроникающее» учение!
Зубайд предупредил, что праздник корейского народа обычно продолжается до 20 часов, поэтому мы и подошли именно к этому времени. Судя по запаху, вернее судя по его отсутствию, жареный ХЕ к тому времени был уже съеден, причем, полностью и окончательно! Однако Зубайд не учел, что гуляют не обычный праздник, а юбилей, поэтому при нашем приходе празднование было в самом разгаре и достигло стадии братания. С учетом того, что постояльцы общежития не корейского происхождения в честь праздника благоразумно покинули его территорию, братание происходило с людьми, не вовремя вернувшимися, поэтому буквально за нами в комнату нетвердой походкой зашел корейский представитель – что то среднее между зэковским смотрящим и комсомольским вожаком - и предложил принять участие в продолжении великого торжества. Он сожалел, что пришли мы поздно и жареной селёдки для нас (какое счастье!) не осталось, однако, зная, что мы со Средней Азии, предложил с нашей стороны организовать небольшой стол, лучше что-нибудь с рисом, на себя же он брал спиртные напитки.
Уже минут через пятнадцать на газовой плите зашкворчал зервак, первый этап приготовления плова. Зубайд профессионально руководил процессом закладки ингредиентов, а я выполнял функции подмастерья. От заложенной зиры и других специй, по общежитию пополз чарующий аромат, а где то через час Зубайд пригласил «смотрящего» на продолжение праздника, тем более, что есть нам после длительной прогулки хотелось неимоверно.
К нашему удивлению вслед за комсоргом в комнатку просочилось еще тринадцать радостных корейцев, которые, усевшись по-восточному, заняли на полу все свободное пространство. Посуды катастрофически не хватало, поэтому по распоряжению комсорга корейцы принесли свою, в которую, как мы не экономили, был разложен весь плов без остатка. Нам с Зубайдом плова не досталось, но зато в грязь лицом не ударили – душа радовалась, что каждому гостю без исключения досталось по порции душистого плова.Корейских товарищей удивило, что советские плова себе не положили, на что мы с гордым видом заявили, что перед возвращением посетили наше комсомольское собрание, где очень плотно покушали.
Перед началом дегустации, комсорг было затеял длинную речь. По напряженному лицу и театральному движению рук, было видно, что комсорг говорит о самом сокровенном – о вожде, и, судя по блеску глаз рядовых корейцев, это был не спич, а идеологически выдержанная речь на пару десятков минут. Учитывая, что плов не терпит пафоса, послушав минут пять забористую речь на корейском, Зубайд очень корректно прервал поток красноречия оратора, сказав, что по правилам приличия хозяин должен сказать первый тост, а в рюмки пока еще ничего не налито и грех задерживать поздравление такого великого человека.
По всей видимости спиртные напитки в Северной Корее так же были под запретом, и разрешались по великим праздникам и только после произнесения здравицы в адрес вождя. В данном случае правила приличия были соблюдены, вступительная речь сказана, и теперь можно было расслабиться. По сигналу комсорга один из студентов важно достал из сумки бутылку спиртного. Мы ожидали, что это будет какой то экзотический корейский напиток, ну, например, со змейкой внутри, но к нашему удивлению это оказалась бутылка «Русская водка», да, к тому же на треть выпитая. Водку пришлось разлить по колбам и мензуркам, которые были заняты в соседей комнате общежития у аспирантов - химиков, которые всегда "входили в положение", когда у студентов не хватало тары для выпивки. После того, как мензурки были розданы, все присутствующие застыли в ожидании, устремив взгляд на хозяина. Зубайд незаметно подмигнул мне и сказал: «Дорогие друзья! В этот торжественный день я хочу Ваш народ от имени Советского народа поздравить с большим праздником, юбилеем Великого Кормчего корейского народа товарища Ким Ир Сена и пожелать ему крепкого здоровья и долгих лет жизни!».
С Великим Кормчим он, конечно, палку перегнул – так изначально в религиозной литературе именовали Бога, затем, в тридцатых годах - лидера СССР И. В. Сталина, в последующем китайские товарищи стали обозначать этим термином руководителя своей компартии Мао Цзэдуна, а вот Ким Ир Сен как то до Великого Кормчего не дотянул, тем не менее, корейским товарищам это сравнение явно понравилось. После бурных аплодисментов, переходящих временами в овации, корейские студенты, отворачиваясь от своего гуру (по корейским обычаям показывать начальству ноздри – верх неприличия), дружно опустошили мензурки. Ловко орудуя невесть откуда взявшимися палочками, корейцы вмиг опустошили миски. К нашему удивлению после выпитого, корейских товарищей явно развезло – лица стали розовыми, до этого с трудом понимаемая русская речь стала вообще невразумительной. По всей видимости для них на сегодня это была не первая выпитая бутылка, а быть может запретный плод стал ненароком слишком "пьяным"?
Когда все наши запасы были съедены, в том числе булка хлеба, приготовленная на завтрак и последняя пачка сливочного масла, посовещавшись на корейском, ребята стали подниматься, поддерживая друг друга, но у порога комнаты остановились и предложили пойти вместе с ними. Оказалось, что корейцы всей толпой решили забросать американское посольство пустыми бутылками. На мой вопрос «зачем?», очень удивились, и как маленькому ребенку с патриотическими нотками в голосах наперебой разъяснили, что все это - в честь "юбиляла". Нам с Зубайдом с трудом удалось отмазаться, в ход даже пошел весомый аргумент - необходимость подготовить протокол комсомольского собрания, на что корейские товарищи понимающе кивнули и удалились в темноту вечерней Москвы с одухотворенными от предстоящей миссии лицами.
С полчаса сидели вдвоем молча, злые и голодные. Затем Зубайд спросил – «Водка есть?», - «нет» - ответил я, - «но есть бутылка настоящего армянского коньяка» - «Доставай» - сказал Зубайд. Пройдет немного времени, и от знаменитого армянского коньяка, останутся рожки да ножки и теплые воспоминания. Во времена перестройки знакомый прокурорский работник сообщил, что направляется в командировку в тогда уже суверенную Армению и поинтересовался – нужно ли что оттуда привезти. Соскучившись по вкусу армянского коньяка, естественно, я попросил привезти пару бутылок его, родимого.
Отечественный коньяк стали разрабатывать еще при царском правительстве. Производство было освоено Николаем Шустовым. Торговый дом «Шустов с Сыновьями» был зарегистрирован в 1863 году и имел своей целью производство и продажу спиртных напитков. Уже в начале двадцатого столетия компании принадлежали заводы в Москве, Ереване, Кишиневе и Одессе. Ингредиенты для приготовления коньяка тщательно отбирались, накапливался вино материал, подготавливались специальные бочки, в конце концов сложилась целая школа специалистов по производству полюбившегося россиянам напитка.
Первый армянский коньяк был выпущен в 1902 году. За короткое время шустовский коньяк узнала вся Россия, оставалось лишь признание заграницы. Для этого Шустов анонимно послал образцы своего коньяка на выставку в Париж. Жюри, состоявшее из знаменитых французских дегустаторов, присудило неизвестному производителю коньяка гран-при. Ходят легенды о том, что когда же дегустаторы с удивлением узнали, что коньяк не французский, а армянский, в порядке исключения коньяк Шустовского производства разрешили именовать КОНЬЯКОМ. Больше такого права за всю историю коньячного производства не удостаивался никто! Французы еще несколько раз проводили аналогичные конкурсы, но при слепой дегустации, когда были скрыты данные производителя, раз за разом побеждали армянские коньяки! То, что Шустов получил на дегустации гран-при, это непреложный факт, а все остальное напоминает сказку, но уж больно хочется в нее верить!
В Советское время производство армянских коньяков продолжалось, появилось множество разновидностей с непревзойденным букетом и ароматом, к тому же к этому времени появились выдержанные коньяки, еще заложенные при Шустове.
По приезду из Армении, прокурорский работник о коньяке не обмолвился, когда же я напомнил об этом, грустно улыбнулся и сообщил, что об армянском коньяке можно забыть- "Настоящий армянский коньяк выдают только членам армянского правительства из потаенных закромов в количестве не более одной - двух бутылок!". С его слов после распада Советского Союза, французы, помня армянскую "кость в горле", обратились к хозяевам армянского производства с "лестным предложением" – открыть совместное армяно-французское производство, обещали подсобить деньгами. Говорят, что это был чуть ли ни единственный случай, когда армян на таком уровне смогли обвести вокруг пальца – обладая контрольным пакетом акций, французская сторона стала вывозить накопленный за столетие вино материал цистернами. Пока спохватились и смогли остановить разорение, оказались у разбитого корыта – нужны десятилетия, чтобы восстановить нанесенный ущерб!
Разливая коньяк, тогда еще с чудным ароматом, и предвкушая божественный букет, я уточнил - за что пить будем, Зубайд с "кислой" улыбкой ответил: «Как за что – за жареный ХЕ, будь он неладен, по крайней мере за то, что не вдохнули его аромата, за юбилей не хочу, уже выпили, вот, давай за коньяк выпьем, за этот прекрасный армянский коньяк, и, чтобы он никогда не кончался!
Теперь и не знаю – хороший ли из Зубайда пророк, хотелось бы надеяться, что хороший- уж больно коньяк был славный!
Вадим Захаров, январь 2020 года.