Гибель дивизии 29

Василий Чечель
                РОМАН-ХРОНИКА

                Автор Анатолий Гордиенко

  Анатолий Алексеевич Гордиенко(1932-2010), советский, российский журналист, писатель, кинодокументалист. Заслуженный работник культуры Республики Карелия (1997), заслуженный работник культуры Российской Федерации (2007).

Продолжение 28
Продолжение 27 http://www.proza.ru/2020/01/13/854

                «И никто не узнает, где могилка моя»

«Вспомнил странное слово «лакомка», которым меня обозвала мама Оля. Я не понял его, не принял, оно мне показалось обидным, и я его, это слово, переделал по-своему — «лако-мака». Валя засмеялась, дыхание её было по-прежнему свежим, девичьим.
— Между нами только дыхание, — сказал я.
— Скажи мне, Коля, ты умный, начитанный, почему всё время на планете войны? Они бушуют, как лесные пожары. Они, как землетрясения, как цунами, — регулярные, постоянные. Молох, требующий человеческих жертв. Причём ему нужна только тёплая кровь. Жизнь человеческая ничего не стоит. Все вожди знают эту истину. Человек — это звучит гордо... Чушь собачья! Что для правителя я, ты? Умрём — другие будут. Убито сто тысяч — пустяк, нарожаем мы, бабы, куда денемся. Потому, что вождь жаждет войти в историю, войти во что бы то ни стало. Чтобы золотом сияло его имя, чтобы правнуки с придыханием в голосе, с замиранием сердца говорили: «Великий наш вождь, великий полководец всех времён и народов!». Кто там стоит в темноте веков? Чингисхан, Александр Македонский, Фридрих Барбаросса, Иван Грозный, Наполеон Бонапарт. Кто ещё? Ну, конечно, Николай Второй, кровавый. Сколько на японской, на империалистической душ загубил?

  А нынче, может, даже и наш друг Адольф Гитлер, видишь, чего делает в грешном мире? Захватил Австрию, Польшу. Потому что каждый вождь хочет присоединить, присовокупить к своему отечеству новые земли, стать сильнее, богаче. Присовокупить! Ты понимаешь, какое это мерзкое слово? Совокупление, хочешь, не хочешь, а давай, отдайся! И самое страшное, что люди, тысячи людей верят своему вождю, весело и беззаботно идут за ним в огонь и воду. А почему? Да потому, что человек, всякий человек, порочный. Порок! Понимаешь? Лживость, жадность, леность, властолюбие, забвение родительских гробов, забвение родного языка.
— Страшные слова произносишь, товарищ Валентина. Я слов этих не слышал, ты мне ничего не говорила.
— Слова — это ветер, который свистит мимо ушей. Коля, зачем нам эта земля? Чужая, холодная? Или мы похожи на безмозглых муравьёв? Бабушка моя говорила: «Чи багато тому мурашу трэба? А вин все тягне и тягне». Куда? Зачем?
— А ты не помнишь слова одного бородатого дяди? Он сказал примерно так: Красная Армия полностью выполнит свою большевистскую миссию только тогда, когда мы будем владеть всем земным шаром.
— Карл Маркс?
— Молодец, почти угадала. Это изрёк его идейный советский правнук, заместитель наркома обороны Ян Гамарник. Здорово сказано, но тогда спрашивается, за что пулю себе в лоб вогнал в 37-м?

  — Ой, что ты! Давай про другое, ну его к лешему, этого бородатого. И ты бородатый, похож на чахоточного. От этих разговоров я как бабочка с оторванными крыльями. Знаешь, сколько мы в день мёртвых выносим из медсанбата? Вчера 68 человек умерли.
— Без крыльев, говоришь? Значит, никуда не улетишь.
— А ты хочешь, чтобы я была рядом?
— Давай выпьем, дружба, фляжка мешает мне жить. Но так, чтобы не отняли вон те, грешники седьмого крута ада. Душа вина — спирт, и пусть он побежит бикфордовым огоньком по нашим слабеющим жилам. У старика Павлова была обезьяна, которая открывала водопроводный кран, а я не могу справиться с фляжкой, пальцы не слушаются. Интересно, она бы отвинтила крышку?
— Если бы знала, что там спирт, то несомненно.
— Обезьяну звали Рафаэль.

  — Рафаэля я знаю. В детстве я мечтала стать художником, недурно рисовала, ходила в кружок, получала за акварели пятёрки. И вот однажды...
Однажды я рисовала на пленэре, было жарко, кофточку белую — прочь, бросила на куст. Рисую, рисую, а потом кисти стряхнула, и капельки краски полетели на руки, на грудь. Так и остались, так и живу. Ты разве не заметил мои веснушки? Вот уже сейчас проступают, весну почуяли. Хочешь, на груди покажу?
— Не хочу. Валя-Валентина, что со мной теперь? Был мужик, да весь вышел. Не обессудь. Твои уста по-прежнему пахнут парным молоком, а от меня идёт устойчивый запах мочи. А запах мочи — это запах старости. На днях один начальствующий дядя назвал меня вонючим интеллигентом. У него прекрасный нюх! Не знаю, что ругательнее — «вонючий» или «интеллигент». Ты меня слышишь? Бездомный и одинокий вонючий интеллигент, играющий в любовь. «Где найти приют влюблённым, чтоб бездомье усыпить». Читал я тебе эти стихи или нет? Можно, я подремлю у тебя на руке?
— Человек, Коля, создан для любви. Надо, чтобы его любили. Ну хотя бы чуть-чуть, капельку. В моей душе нет тепла. Ищу тепло в объятиях мужчин.

  Проснулся я от страшного грохота. Земля качалась, мигал керосиновый фонарь на столбе землянки. Снаряды неслись то ли к нам, то ли куда-то дальше. Закрыв уши ладонями, я вжался в шинель Валентины, обнаружив вдруг, что её нет рядом.
Валентина сидела в обнимку с капитаном Васильевым и пела. Голос у неё звонкий, высокий, куда делась хрипотца? Девушки подхватили, все они сгрудились вокруг мерцающей печки, пели изо всех малых сил своих, хотели перекричать вой снарядов:
«Сухой бы я корочкой питалась,
Холодную б воду я пила.
Тобой бы я только любовалась,
Лишь только б ты любил меня».
С безразличным видом я вылез из землянки. Луна, как вор, пробиралась между рыхлых туч. Говорят, луна посылает женщину к мужчине. В ту страшную ночь 6-го февраля у нас на хуторе были самые большие потери.

  Из услышанных разговоров.
Парни из карельской деревни Сямозеро — Алексей Костин, Пётр Попов, Егор Нефедов, Иван Макаров, Андрей Белокуров — держатся стайкой, всегда вместе. У них самая лучшая палатка, самая глубокая яма, самые лучшие берёзовые дрова.
По-карельски, по-своему говорят только когда одни, а так — по-русски, хотя и трудно им.
Вспоминают, чего в жизни хорошего сделали:
— Я бабушке баньку новую поставил.
— Мы с Андреем рыбаков спасли. Из Алекки мужики были, лодку их разбило. Совсем немощных подняли. Помнишъ-то?
— Учителъка наша прочитала в «Пионерской правде», как парнишка из Белоруссии Ваня Савин жеребят для конницы Будённого выращивает, и мы тоже взялись в своём колхозе.
— Тимуровцами были, это точно. Старичкам помогали дрова заготовлять.
— Пожар-то, пожар в лесу загасили. Пиджаками мокрыми огонь сбивали...

  Потом стали вспоминать о неприглядных своих делишках:
— Я тёткиному петуху голову отвернул. Шибко кричал поутру. Только с гулянки придёшь, только заснёшь, а он уже горланит, будит.
— Помнишь, Петя, как на пожне были, ещё школьниками? Кухарке сонной за пазуху рака живого пустили.
— А я у тебя, Егорша, Наташку-то хотел отбить.
— Драку учинили с городскими...
— И я грешен, братцы: взял у начальника лесопункта денег взаймы, да так и не отдал — в армию призвали.
— В камышах я любил засаду делать, девок голых разглядывал. Дно мелкое, они долго идут до большой воды.
— Мало хорошего сотворили, надо нам выжить, — подвёл черту Андрей Белокуров. —Наверстаем, когда домой вернёмся...
Мина прилетела к ним в палатку на прошлой неделе. Сямозерские все погибли».

   Продолжение в следующей публикации.