5
Офис Мины занимал одну из трех комнат квартиры, ту что поменьше. Самая большая была у гинеколога, потому что у него должны были уместиться кушетка и занавеска, за которой раздевались посетительницы. Еще одна комната вопила о ненужности и отсутствии посетителей доктора Лучиллы Ментичелли Салви, богатейшего психолога, которая за последние полгода появилась всего три раза, но бесплатную комнату записала за собой, воспользовавшись рангом жены главврача.
Вообще, оказывать здесь психологическую помощь было бы сложно, поскольку почти все просители являлись лишь за теми или иными справками.
- Дохторша, - однажды сказала ей мегера, желавшая получить паспорт, не имея при этом даже удостоверения личности, - не обижайтесь, у нас, если помощь нужна, то мы идем просить Святого Януария.
Посещаемость всегда была скорее низкой, как отметил доктор Ратаци. В квартале, жители которого боролись за выживание, где официальные правила ничего не значили и ни одно из них не вытекало из закона улицы, - если только не давало возможность получить на руки (лучше наличными) какую-нибудь субсидию, - трудно было определить, какой должна быть профессиональная помощь. Хотя со временем структура была принята жителями, и ночные налеты стали менее разрушительны, ограничиваясь, выносом канцелярских принадлежностей, атмосфера всеобщего недоверия продолжала нависать грустным облаком над квартирой на третьем с половиной этаже.
Первым важным культурным барьером был итальянский язык *, на котором упрямо и бессмысленно говорили специалисты. Даже бесплотная Моничелли, которая присутствовала лишь в виде таблички у входа (счастливцы, которым довелось ее увидеть живьем, утверждали, что в речи ее полностью отсутствовал звук «р»), не говоря уж о трех реальных докторах, упрямо пользовались этим заумным языком, далеким от диалекта улиц и жаргона смартфонов, которые теперь были у всех поголовно, даже у тех, кто не пошел дальше «мама мыла раму», - все благодаря рекламным распродажам и стараниям организованной преступности.
Тем, кто говорил на итальянском, нельзя было доверять. Принцип этот был прост, а правило - непререкаемым. На нем говорили карабинеры** и полицейские, - по крайней мере, их основная часть. Еще хуже - журналисты, которые тайком пытались снимать этологические *** документалки. Их маскировку немедленно вычисляли, и будто случайно картинку, которую снимали скрытые камеры, портили смеющиеся беззубые рожицы ребятишек.
Тем не менее, общаться в консультации приходилось часто, потому, как говорят на латыни, obtorto collo, - хочешь не хочешь, - приходилось лезть из кожи вон. Мина быстро пробежала по узкому коридору, заклеенному плакатами и афишами, на которых моделям были мастерски дорисованы огромные гениталии, и добралась, наконец, до своей комнаты, гордо именовавшейся кабинетом.
Это была темная, убогая комнатушка, где штукатурка пошла пятнами от сырости, на потолке висела, словно угроза, голая пыльная лампочка, а на исцарапанном письменном столе громоздился древний компьютер, который то и дело сдыхал, работая не больше получаса в сутки. Наиболее декоративным элементом комнаты в этот момент была Аматуро Асунта по кличке Джессика - благородная дама из числа типичных молодых матерей квартала. Ее семья лидировала по нерегулярности детского образования, потому что на счету шестерых детей была уже дюжина районных школ, в которых они успели отметиться.
Пожалуй она была наиболее прилежной посетительницей кабинета Мины. Исполняя свою роль социального работника, Мина Сентябрь однажды сказала ей, что затраты энергии на увиливание от злого государства стали бы в четыре раза меньше, если бы она для начала соблюдала его нормы. На это женщина гордо возразила, что теории, конечно, хороши, да только жизнь в них не укладывается.
Муж Джессики, Винченцо Аматуро по кличке Диегоармандо, полученой благодаря блестящей технике дрибблинга в отношениях с правоохрнителями, временно отсутствовал лет на десять. Причину отсутствия его жена называла юридической ошибкой, ограничивавшей свободное предпринимательство в области международной торговли веществами, по ошибке запрещенными. Продолжая родительскую линию, старший сын, шестнадцатилетний Джонатан Аматуро по кличке Билетик, подвергся подлому преследованию полиции, когда совершенно невинно сообщил четырем джентльменам в черных очках о маршрутах фургона с драгоценностями, над водителем которого те хотели дружески подшутить.
По всему сказанному, для Мины оставалось тайной, каким образом Джессика находила источники для поддержания уровня жизни, достойного наложницы шейха. На одну только одежду, украшения и косметику она тратила раз в десять больше, чем зарплата социального работника уровня Мины, - и то, если бы ту регулярно выплачивали, и не приходилось бы тратить ее на три вида транспорта, чтобы делить логово с Проблемой Номер Один, наслаждаясь прелестью неизбежного общения.
И не то, чтобы был смысл в таких капиталовложениях во внешность: Аматуро, которая ожидала ее, нервно куря и шагая туда сюда по комнатушке, словно львица в клетке, была вовсе не миловидна. Никакие ухищрения эстетики не смогли бы улучшить такой имидж. Она была сродни старому дому семнадцатого века: с округлыми навесами, лишенными аэродинамических достоинств, на пирамидальных боках, с выпирающими икрами и посиневшими бицепсами, рвущимися из узких рукавов пестрой майки, претендовавшей на родство с первой линией знаменитого дизайнера, который тут же покончил бы с собой, увидев такое.
Между краем майки и верхом черных по своей природе колготок, которые стали серыми от сильного растяжения, пролегало сантиметров двадцать голого тела, которое тянуло на картинку из фильма ужасов.
Пупок утопал в жирах, но поскольку был украшен чем-то сверкающим, искры сыпались вокруг, когда вдруг это блестящее нечто выплывало на поверхность. Резинка колготок опровергала все законы физики. Когда они пытались тихо сползти вниз, обнажалась фиолетовая борозда выше уровня натяжения, - но лишь до тех пор, пока хозяйка, вцепившись когтями, вновь не подтягивала сбегающие колготки. Зад был и того хуже. Две игривые ямочки плавали в жирах по центру, сантиметрах в десяти от расселины, пролегавшей между двумя гигантскими ягодицами. Если кого и угораздило увидеть это парализующее зрелище, оно должно было потом являться в страшных снах.
Туфли ее были желтыми. Вроде цвет неплохой. Но оттенок его был такой, что в кромешной тьме зимней ночи на него слетались бы тучи насекомых. А каблуки были такой высоты, что в некоторых странах на них потребовалось бы кадастровое разрешение, как на высотную постройку. С ними вместе рост Джессики дотягивал до метра шестидесяти пяти, но только благодаря начесу цвета электрик, который ставил ее волосы перпендикулярно голове.
Мина вздохнула, покачав головой:
- Синьора, будьте добры, вы же знаете, что здесь не курят. И потом я столько раз говорила вам, что ждать нужно в приемной, пока я не приду.
Приспущенные веки, - оттого что на каждой висело грамм по сто теней, - повернулись в сторону Мины, холодный взгляд окинул с головы до ног. Мизансцену дополняло непрерывное движение челюстей, готовивших надувную жвачку к выпуску пузыря того же цвета, что и волосы. Все вместе напоминало североамериканского быка, которого одел Уолт Дисней.
- Матерь божия, ну и вырядилась! Стыд какой. Так что ли приличная женщина одеваться должна? Спасибо скажите, что никто не оприходовал, - вырвалось из жующих челюстей
- Послушайте, синьора Аматуро, мы здесь не меня собрались обсуждать, и …
Киска улыбнулась, растянув губы, густо покрытые фиолетовым блеском, обнажив грозные резцы хищника с двумя вмурованными фальшивыми бриллиантами по карату каждый. При определенном свете эффект был ошеломляющий: вы словно заглядывали в темную пещеру, населенную светящимися монстрами. Задумчиво жуя, она произнесла:
- Дохторша, да не обсуждаем мы вас. Просто женская зависть. Не обижайтесь, но если бы мой муж не сидел в запрети под замком, вам бы пришлось автоматчиков к каждому окну приставить, а то бы штурмом вас взял.
Мина подумала, что ее собеседница напоминает железный сейф, разукрашенный импрессионистом-дальтоником, и что различия между ней самой и Асунтой по кличке Джессика были и впрямь слишком очевидны.
Потому она решила сменить тему:
- Синьора, перейдем к делу. Как я понимаю, обычный вопрос.
Джессика демонстративно бросила окурок на пол, загасив его мыском желтой подпорки и выплюнув дым в лицо социальному работнику, вновь мысленно оценившему блага фитнеса.
- Дохторша, это издевательство. Бедная женщина чудом поднимает столько детей, и младшенькую Шакиру, - беда такая, заразу подхватила, левое ухо сейчас лечим. И надо им было еще с Кевином проблемы создавать, без малого в двенадцать лет парня в школу засунуть! Разве это дело?
Мина кашлянула:
- Синьора Аматуро, мы об этом много раз уже говорили и …
- И что, - когда по вашему мужчина должен начинать сам на жизнь себе зарабатывать? Или вы думаете, что мне Святой дух деньги дает на содержание детей? Кевин должен в доставке работать, которая… В общем должен делать, что положено. Ему даже скутер дали, новый, большой, и …
Социальный работник вытаращила глаза, сняв очки:
- Как, - скутер? в одиннадцать лет, не рано? И что за доставка?
Аматуро расслабленно рухнула на стул, вызвав колебание всех предметов в комнате.
- Во-первых, почти двенадцать, щас у нас ноябрь, а ему в мае будет. И потом, он умеет, - всегда шустрым был. Он рослый, до земли пальцами ног достает. Надо же нам как-то жить, дохторша. Давайте на чистоту, ну вот закончит он школу, - это, правда, исключено, потому что он при виде книги сразу сыпью покрывается, - и что дальше? Запишется в очередь на трудоустройство и потом будет три месяца сидеть на телефоне обзвоны делать? Знаете сколько получают за обзвоны? Я знаю, - там дочка парикмахерши работает, инженер-механик: только такую работу и нашла - четыреста евро. Понятно? Я ее матери за укладку два раза в неделю и то плачу в два раза больше, притом никаких налогов, потому что она ко мне на дом приходит. Вот и Кевин на скутере проедется и за два часа в шесть раз больше выручит. Я вас и спрашивать не хочу, сколько вы в этой дыре зарабатываете, - знаю прекрасно. Так может объясните, зачем он должен время на школу терять?
Мина забилась, словно выловленная скумбрия на палубе:
- Потому что тогда он не окажется в местах, где его отец и брат, ясно?
Поверить не могу, что именно вы, после такой семейной потери, может…
Джессика залилась смехом, похожим то ли на клич боевого петуха, то ли на вопли рожающей ослицы:
- Дохторша, да хорошо бы и ему так свезло! Их Бог отметил и наградил, они там среди друзей, а парнишку там еще ремеслу обучают. Конечно, по мужу я скучаю, но тюремщики хорошие есть, пускают к нему, когда навещаю, - так и Шакира родилась, - красавица, в мать пошла. Короче, вы должны с этими школами разобраться, а то звонят и звонят домой. Нельзя там Кевина вычеркнуть из списков?
- Но как… во-первых, - нельзя, и не надо каждый понедельник приходить и просить меня об этом, и потом, - это неправильно. Вы, как мать семейства, должны переломить семейную традицию, направить ее в правильную сторону. Как можно из поколения в поколение передавать детям в наследство криминальный образ жизни? У Кевина возможно есть способности, какие-то стремления, которые…
Асунта напустила на себя вид оскорбленной в лучших чувствах добродетели, что сделало ее чрезвычайно похожей на морского льва перед схваткой с соперником.
- Ооо! Выбирайте слова, дохторша, это кто криминальный? Такие бизнесмены как он, пострадавшие от противоправных действий невежественных и близоруких судебных властей, не способных соответствовать новым финансовым реалиям, которые…
В открывшуюся дверь, прервав ее фразу, заглянул мужчина в белой рубашке. Стоявшая спиной к нему Мина отметила поразительное изменение выражения лица Джессики, чьи глаза, - по крайней мере, та их часть, которая не была закрыта лазурными веками, - вдруг словно поплыли, а челюсть отпала, представив миру пломбы, кариес, а также огромный, полностью обработанный за долгие часы, ком синей жевательной резинки.
Теплым, как звук кимвала, голосом мужчина произнес:
- О! Прости меня, Мина, я думал здесь никого. И вы простите, синьора.
Джессика вновь закрыла рот, с почти металлическим щелчком, затем заговорила со столь изменившейся интонацией, что это напомнило Мине сцену из «Экзорсиста» («Изгоняющего дъявола»), в которой дьявол овладевал девочкой.
- Ну что вы, дорогая дохторша, такая честь у вас побывать, такая радость вас увидеть.
Дикция стала безупречной, голос полным женственности, несмотря на низкий регистр, заставлявший вспомнить сдерживаемый рык. У Мины Сентябрь возникло впечатление, что Джессика готова прыгнуть на мужчину и буквально сожрать его. Даже если бы та вдруг заговорила на арамейском наречии, это не могло бы удивить социального работника сильнее.
Она со вздохом обернулась и напустила обычное для такого случая суровое выражение:
- Да, Гамардела, как ты верно подметил, я занята. Когда освобожусь, я тебе сообщу, а сейчас извини…
Доктор заморгал, словно от пощечины. Темно-русые, взлохмаченные волосы его взметнулись, почти независимо от владельца. Правильные, редкой красоты черты приняли расстроенное выражение, а широкое плечо, видневшееся в приоткрытую дверь, обескураженно опустилось. Сходство доктора с молодым Редфордом в фильме «Босиком по парку», - не говоря уж о том, что это был один из любимейших фильмов Мины, - временами было просто невыносимым.
- Позвони, пожалуйста, Миммо. Извини, - у меня срочное дело, понимаешь… Не хотел… Тогда я пойду тебя там подожду, там куча народа, - не так безотлагательно, но стоит обратить внимание, и… Ладно, я тебя отрываю, извини еще раз.
Мина вновь обернулась. Пробормотала, не вслушиваясь в его слова:
- Ладно. Иди, иди, Гамардела. Я сама тебе позвоню.
- Позвони мне, Миммо. Конечно. Чао. Извините. Прошу прощенья.
Конечно. Ухожу. Спасибо.
Он тихо прикрыл дверь, оставив Мину в состоянии нелогичного и трагичного дискомфорта, который возникал каждый раз, когда она понимала, что плохо обошлась с единственным мужчиной, к которому питала слабость, словно пятнадцатилетняя девчонка.
Аматуро пристально изучала ее, как монахиня, застукавшая ученицу церковной школы курящей косячок за алтарем.
- Вы что это так с ним обращаетесь, дохторша? Что он вам сделал? Это ж ангел с небес спустился, такой он красивый! Что он вообще тут делает, когда ему только в порно сниматься? У меня подруги часами в очереди ждут, чтобы он только потрогал их, а вы даже не смотрите на него! Девушкой умереть хотите?
Мина покраснела:
- Я не девушка!
Джессика, похоже, искренне удивилась:
- Ух ты, грех-то какой! Изнасиловали, что ли? Потому что иначе я и представить не могу, как это случилось.
Покачав головой с начесом, она выплюнула жвачку на пол и вышла вон.
_______________________________________________________
*/ итальянский яз. - государственный. Население Неаполя разваривает на неаполитанском диалекте.
**/ карабинеры - аналог ОМОНа
***/ этологические - рассматривающие повадки
Продолжение: http://www.proza.ru/2020/01/16/2041