Начало повести, Пролог, – http://www.proza.ru/2019/09/30/578
* * * * *
Посёлок Озёрный совершенно не отражал в своём названии географического местоположения. От него до озера было топать и топать!.. Да и не озеро это было – за берёзовым леском, жавшимся хилой порослью к гранитным валунам, за разбитым шоссе, огибавшем поселковый холм с трёх сторон, за тёмным бором в глубокой лощине, словно щёточкой ресниц укрывшем прищуренный голубой «глаз» каньона. Вуокса – не озеро, а река с множеством островков, неспешно текущая из одного каменного «блюдца» в другое, то молчаливо разбегаясь широкой гладью, то бурно сердясь перекатами в узких гранитных протоках. Мало в верховье реки пологих берегов, всё больше обрывы да уступы… А если и есть песчаные низинки, так непременно заболочены – того и гляди увязнешь по уши!.. Потому крошечное местечко Русалия было редким исключением.
Несколько неказистых домиков, словно кочки, торчали из зарослей лещины и можжевельника среди вековых елей, теснивших подальше от воды корабельные сосны. Дорога – поросшая высокой травой и скорее напоминавшая параллельные тропинки, – петляя среди огромных валунов, сбегала от шоссе к крошечной дощатой пристани. Пара плоскодонок, с вёслами в уключинах и удочками на мокром дне, принадлежала старожилам – братьям Русаловым. Кроме них, с чадами и домочадцами, в местечке жили несколько «пришлых» семей, ещё с тех пор как существовала здесь заготконтора по сбору грибов и ягод. Собирали дары леса всем Озёрным, а в Русалии грузили на плоты и сплавляли вниз до Приозерска, или на лодках поднимали вверх до финского Сайма. Заготконтора просуществовала недолго, народилась в годы нэпа и «приказала долго жить» в войну, что повыкосила немногочисленный народ из здешних мест! Демобилизованная «мОлодежь» надолго не задержалась и укатила на «стройки века», лишь ближе к пенсии возвращались «несолоно нахлебавшиеся» в родные места, чтобы жить охотой и рыбалкой, питаться своим огородом и дарами Берендея. Потому рады были жители почти таёжного захолустья редким постояльцам из Ленинграда и Выборга, что наезжали на сезон охоты или рыбалки, для беспечных прогулок по грибным и ягодным местам, не догадываясь о существовании заповедных, трепетно хранимых старожилами.
Кто-то из любителей весенней корюшки, что плотным косяком приходит на нерест к недальним заболоченным берегам, привёз в Русалию художника! Три дня парень почти не ел и не спал – всё рисовал углём и сангиной по-весеннему «голые» пейзажи... А в июне приехал уже с мольбертом и рулоном загрунтованного холста, снял за небольшую плату крохотную каморку под крышей одного из Русаловых, довольствуясь скромным угощением. Старуха Кирилловна и рада была бы кормить постояльца мясом, так где ж его взять! А парень, явно сын гор – черноглазый, горбоносый, с кольцами смоляных волос на голове и плотной «шерстью» по всему телу – был не требователен. Вероятно потому – хрупок, как тростник, гибок, как лоза, и быстр, как озёрная чайка!..
С первыми петухами он был уже на ногах. Бежал в одних плавках вниз по росистой тропинке и нырял с разбега в ледяную воду, взрывая хрустальными брызгами сонную речную гладь. И она покачивала лодки у причала, лизала тёмными языками пологих волн покрытые мхом его вековые столбы.
После яичницы и кружки козьего молока с шанежками уходил юный художник – с холстом, красками да краюхой домашнего хлеба – куда-то в лес или уплывал вдоль берега и возвращался лишь в сумерках. А порой писал пейзажи и в полусвете белой ночи, ориентируясь в выборе краски по белоснежной вспышке спичек. На просьбы написать портрет, живописец отвечал лишь улыбкой, и вскоре всем стало ясно, что пока он не перерисует всю округу, на людей внимание своего таланта не обратит. Но не бывает правила без исключений!.. И таким исключением стала Полька, вернее – Пелагея, внучка второго из братьев Русаловых. Не зря говорится, что противоположности притягиваются…
* * * * *
На фото: лесистые скалы Вуоксы.
Продолжение, глава 2-я "Знакомство", – http://www.proza.ru/2019/10/06/188