Начало рассказа, Пролог, – http://www.proza.ru/2019/09/30/578
* * * * *
Поля жила с родителями «на горе», в Озёрном, рядом со школой. Её мать была учителем труда, черчения и рисования. Школа была невелика, хотя и в два этажа – старая финская усадьба, и разновозрастные классы совмещали уроки: русский с литературой, математику с алгеброй, физику с химией, рисование с черчением… А уроки труда, как и физкультуры, в «малокомплектной» восьмилетке проводились одновременно со всей школотой в пятнадцать человек...
Летом всех учеников, от восьми до четырнадцати лет, вывозили – за счёт профсоюза леспромхоза, где работала основная часть Озёрного – на первую смену в пионерский лагерь, на юг… Новгородской области. В июне на Карельском перешейке ветрено и сыро, иной год в скалистых распадках под прошлогодней листвой ещё прячется хрупкий ледок. А в «Заветный», лагерь на берегу крошечного озера невдалеке от молочной фермы, местные своих детей, пока корпуса и бельё не просохнут, отдавать не торопились, боясь сквозняков и… вшей, что благополучно зимовали во влажных подушках и матрасах.
«Озёрные» дети холодов не боялись, обожали жирное коровье молоко, что каждое утро парным привозили с фермы, а вши… Не каждый год они и злобствовали!
В тот год июнь выдался жарким! Под конец смены было разрешено купаться в мутной, пахнущей навозом воде «лагерного» озерца. И детям, вернувшимся из «Заветного», предсказуемо поставили диагноз «педикулёз». Мать отправила Пелагею к бабке, а та, чтоб по старческой слепоте не мучиться с вычёсыванием кос, решила проблему кардинально – волосы обрезала «под горшок» и оставшиеся намазала керосином! Девчонке кос, что растила с детского сада, было жаль, но природная чистоплотность победила, да и властной бабке перечить было бесполезно.
Потратив полдня на «санитарные процедуры» и ворчание, бабуля отправила внучку за ягодами, а сама забралась подремать на высокую «перину» из прошлогоднего сена, ещё сохранившего тонкий аромат мяты, чабреца и зверобоя. Поля погремела в кухне, выбирая небольшую тару под лесную землянику, что только-только закраснелась на взгорках, глянула на себя в маленькое зеркальце над рукомойником и улыбнулась этому незнакомому «солнышку»! Волосы, обезжиренные после мыла с керосином, распушились и, словно золотистый нимб, дыбились вокруг головы, оголив тонкую шейку и розовые ушки. С этой, направленной вглубь себя, счастливо-задорной улыбкой и литровым бидончиком в руках девчонка и выпорхнула на порог…
Джамал, с папкой для акварели подмышкой и небольшой скамеечкой в руке, поднимался по тропинке от озера и вдруг застыл, как вкопанный! На пороге тёмных сеней соседского дома в косых лучах солнца застыла тонкая, как былинка, фигурка с шаром пепельных волос вокруг бледного личика со светлыми бровками и распахнутыми ярко-голубыми глазами. Девчонка улыбалась чему-то, счастливо и смущённо одновременно. И художник забыл откуда и куда шёл – надо было сию минуту запечатлеть эту хрупкость, нежность и воздушность, подобную серебристому одуванчику на грациозно изогнутом стебельке… Дунь! И исчезнет это волшебство линий и света… Парень даже не заметил – как оказался сидящим на скамеечке с раскрытой папкой на коленях перед белоснежным листом!.. А девчонка застыла, удивлённая поведением незнакомца, стесняясь спуститься с крылечка и пройти мимо парня, обдав его предательским запахом керосина...
Вот так и появился первый, карандашный, рисунок хрупкой девочки с пухом волос и распахнутыми миру выразительными глазами. А потом и портреты в красках, но на всех набросках и картинах главным были – тонкость ключиц и запястий, изящность пальцев и ушных раковин, кротость и смешливость взгляда, веснушки на кнопочке носа и синева глаз под нежной золотистостью пушистых волос.
Джамал и Полина стали почти неразлучны, а впрочем, в Русалии иной мОлодежи и не было. Ребятня Озёрного предпочитала ездить на велосипедах к пляжу ниже по реке, где озеро сужалось перед узкой протокой. Там вода замедляла, итак небыстрый, бег и на песчаной отмели успевала прогреться за до-о-олгий ясный день, не успевая остыть за коротенькую белую ночь.
Беспокоила ли взрослых дружба белобрысой девочки и безусого мальчишки-брюнета?.. Дурное никому и в голову не приходило – в простодушии своём взрослые понимали, что Пелагея совсем ребёнок, и для студента-художника она всего лишь объект эстетического восхищения. Да и пара «о глупостях» не помышляла! Полина, знавшая окрестности, как свою ладонь, уводила живописца в невероятно красивые бухты и каменные распадки, помогала донести подрамник с холстом или краски и баночки с маслом и растворителем, протирала кисти и… стала рисовать! Рисовала она и в детстве, но желание матери каждый рисунок обратить в психологический тест отбили у девчонки стремление к самовыражению. А теперь, чтобы рядом с художником не маяться от безделья, Полина присаживалась на пенёк или ствол упавшего дерева, бывало – на скамеечку Джамала, лишь бы не садиться на камень, и в «школьном» альбоме рисовала карандашом цветы и травинки, что были под ногами, ветки с прихотливостью листвы, что топорщились со всех сторон, птиц и бабочек, стремясь передать их полёт. Стесняясь своей «бесталанности» не решалась перейти на краски, искренне восхищаясь способностью Джамала с южной теплотой передать прелесть северного пейзажа!..
* * * * *
Продолжение, 3-я глава "Аграфена-купальница", – http://www.proza.ru/2019/10/15/1667