предыдущая http://www.proza.ru/2018/05/04/67
«Азов» выходит в Черное море и берет курс на пролив Босфор. И вдруг все обрывается, наступает внутренняя тишина. Нет-нет, корабль издает множество разных звуков. Непрерывно звучат сигналы различных тревог. С раннего подъема по трапу, который устроен рядом с изолятором, с грохотом проносятся матросы и старшины. В динамике громкой связи постоянно гремят голоса вахтенных офицеров. Рядом на пятачке оживает корабельная мичманская тусовка, на которой младшие командиры неестественно трезвыми и противными голосами устраивают неформальные разносы подчиненным. И которым большая политика до кормы.
Однако в этой звуковой какофонии присутствует доминанта – это информационная пустота. И наступает ощущение своей беспомощности. Нет привычных щелчков выключателей, которые под твоим пальцем послушны и так тебе нужны. На кухне вещает радио «Маяк». В детской комнате горит голубой экран телевизора. А у тебя самого под рукой стоит компьютер с Интернетом. Встаешь с кровати и читаешь свежий номер любимой газеты…
На боевом корабле ничего этого нет - это так естественно. Я - моряк, как я мог забыть? Впрочем, прошло столько лет.
Вспоминаю свой первый дальний рейс в качестве четвертого штурмана на транспортном рефрижераторе «Василий Суриков». Идем на рыбный промысел к острову Кергелен с заходом в порт Лас Пальмас на Канарских островах. Помполит судна транслирует лучшие эстрадные песни тех лет и даже выполняет заявки моряков. А чувство информационного голода таково, что смельчаки настраивают судовое радио на волну «Би-Би-Си» и «Голос Америки». Бесконечно звучит роман Солженицина «Архипелаг ГУЛАГ». Помощник капитана по политической части вынужден смирится с этим беспределом, в известных пределах. Капитан считает, что экипаж должен пройти своеобразную прививку на бациллах вражеских голосов.
Море выглядит по-другому с борта военного корабля. Синь и кучерявые гребешки волн беззаботны, но белоснежные чайки зависают над верхней рубкой корабля, как боевые истребители сопровождения. Мне не страшно, я штурман дальнего плавания, а по запасу – командир минно-артиллерийской боевой части. И непонятно почему приписан к подводникам. Я помню неповторимое чувство беззаботности и гордости за свою великую державу – СССР. Где бы мы ни ходили и ни стояли на якорях, мы знали - «Родина слышит, Родина знает». И в наше неспокойное время, после нескончаемых командировок в разного рода воинские части, меня не покидает чувство уверенности в своем народе и его Вооруженных Силах…
Мы идем в С р е д и з е м к у! Впервые за все существование "ЦТРС Минобороны России"… Мы привезем уникальные кадры, которые хранятся в архиве вечно. А в это утро я почувствовал необъяснимую тревогу. По кораблю не было сделано ни одного сообщения… «Азов» идет полным ходом правым галсом на Босфор. Артиллеристы готовят к загрузке реактивные снаряды РСЗО* «Гроза». И все же что-то не так.
Матросы носят в башню главного калибра снаряды. Но почему движения моряков заторможены? Морские пехотинцы отрабатывают приемы отражения возможного нападения противника в турецком проливе. Однако откуда в глазах молодых парней такая боль?
Звучат привычные команды по отработке корабельной тревоги «Человек за бортом».
А мы слушаем инструктаж старпома в спасательных жилетах вполуха. В машинном отделении играют противопожарную тревогу. Матросы борются с огнем. И все хорошо, можно сказать – отлично. Вдруг у оператора отказывает камера.
- Перегрелась, – успокаивает меня Мурад.
- Где бы газетку купить? – с серьезным видом я спрашиваю оператора.
Мы не знаем - в это время шифровальщик корабля обрабатывает срочную телеграмму, содержание которой потрясет экипаж БДК «Азов» до самых оснований.
Идем в изолятор. Корабельный доктор капитан медцинской лужбы Петр Хоженец инструктирует нас на все случаи корабельной жизни. Самое главное, и как мы узнаем впоследствии - самое противное, это непременно задраивать иллюминатор в изоляторе на время боевых тревог. А тревог этих за время похода в Средиземное море было великое множество. В конце концов, мы привыкаем не выполнять свои обязанности по боевой тревоге, и добросовестный доктор берет эти хлопоты на себя.
В Севастополе Мурад - человек гор, напуганный суровой обстановкой штаба Черноморского флота, в который мы заезжаем с поезда, да и за катастрофической нехваткой времени, попадает на корабле в зону сухого закона. Читаю в его специфическом взгляде вишнево-коричневых глаз, которые шарят по каюте доктора в надежде отыскать бутыль со спиртом - осознанное желание опохмелиться.
Вдруг в каюту доктора забегает запыхавшийся молоденький матрос и срывающимся голосом произносит:
- В городе Беслане боевики захватили в заложники целую школу.
Прежде всего, мне становится не по себе. Подобные чувства испытывал советский народ 22 июня 1941 года. Или это преувеличение? Вызванное эффектом плавания в открытом море?
Громко ахнув, я замечаю боковым зрением профессиональное спокойствие капитана медицинской службы Хоженца. Доктор только тяжело вздохнул. Мурад снисходительно усмехается, глядя на мое побелевшее от внезапного кошмара лицо.
- Доктор, по такому случаю, налейте спирта, – просит Мурад капитана-медика.
- Какой спирт? – восклицаю я. – На корабле могут и за борт выбросить. Срочно сбривай бороду.
Мурад носит небольшую бородку смоляного цвета, черную шевелюру и имеет классический вид кавказца – боевика. И только после того, как трагическая весть о Беслане сама собой разносится по «Азову», замполит корабля капитан 3 ранга Иван Гапеев делает информационное сообщение по корабельной трансляции.
Мурад послушно сбривает бороду. Но окрик мой насчет спирта не прощает мне никогда. Молодой здоровый парень, привыкший к походам по ночным столичным клубам и проституткам, согласившийся на командировку только из-за любопытства, Мурад еще не ведает, что ждет его впереди.
А впереди – Босфор.
Эти строки пишутся, когда идут уличные бои в Тунисе, Египте, и Йемене.
РСЗО* - реактивная система залпового огня
фото - Инет
продолжение следует