из сборника «Мемории»
http://www.proza.ru/avtor/mirzoyan&book=2#2
*
часть первая –
http://www.proza.ru/2019/06/19/888
часть вторая –
http://www.proza.ru/2019/06/23/39
часть третья –
http://www.proza.ru/2019/06/24/296
часть четвёртая –
http://www.proza.ru/2019/06/26/155
*
… и только я уже решил,
что бесценная историко–масонская память маслёнки
мною уже сосчитана и вычислена,
как, неожиданно в тусклом блеске крышки
серебряной тенью скользнула по ней новая фигура.
Которая изменит историю уже не только Франции,
но и всей Европы.
*
Вернее – две тени...
*
Выясняя историю этих двух серебряных теней,
(прям Rolls–Royce Silver Shadow какой–то получился,
два Rolls–Royce Silver Shadow)
я с удивлением обнаружил,
что Ропеспьер и компания в тот вечер в «Ledoyen».
сделали всё,
чтобы через год с небольшим
эти две тени, изменившие ход истории Европы,
соединились.
*
И соединились именно в «Ledoyen».
В ресторане, откуда эта маслёнка.
*
Потому что именно в этот день,
26 июля 1794–го года,
8 термидора II года,
одна мадам из Бордо, двадцати одного года,
разведённая, с пятилетним ребёнком на руках,
в тюрьме Карм (Les Carmes) ожидающая назавтра гильотины,
сумела передать на волю своему возлюбленному записку:
«Je meurs d’appartenir а un lаche».
«Я умираю потому, что принадлежу трусу».
*
И этот клочок бумаги
изменит историю Франции.
*
И вспомнил я,
как коллекционер мой за очень хорошим коньяком,
мельком бросил,
что он историк по образованию –
занимался Великой французской революцией,
особо выделив первое слово.
*
И понятнее мне стало,
зачем ему вдруг приглянулась в коллекцию
эта совершенно неуместная там моя серебряная маслёнка.
*
И она своим тусклым серебром и синим кобальтом стекла
как будто испускала мне какие–то импульсы,
словно говоря –
ты ещё не всё обо мне знаешь –
ищи…
*
… ну и стал я искать…
*
В этой революции французов –
(впрочем, как и в нашей)
поди – разберись –
жирондисты, якобинцы, депутаты какой–то Горы, депутаты Равнины и Болота –
сам чёрт ногу сломит.
*
Но первое, что бросилось в глаза:
Робеспьеру завтра – конец,
всей компании конец –
их убьют.
А они – словно не чуят этого.
Сидят, едят себе сливочное маслице со свежими булочками из моей маслёнки.
*
А ведь нужно им было всего–то –
арестовать трёх человек.
Трёх.
И они были бы спасены.
*
Ну, хорошо – не сообразил один,
бывает,
но их трое –
три триумвира, три правителя Франции –
Робеспьер, Сен–Жюст и КутОн
+
смотрите, кто ещё с ними –
командующий Нацгвардией АнриО
мэр Парижа Флёрио–ЛескО
председатель Революционного трибунала Дюма
=
все при власти...
*
... ну и остальные – люди в Париже не последние и не глупые
+
Дюпле – одна дочь которого невеста Робеспьера,
а вторая – жена ЛебА
(этот Дюпле – он родственник, да ещё и дед впридачу) –
и что–то вроде начальника охраны:
собрал тридцать быков с дубинками –
по десять на каждого триумвира охранять их.
*
Цитата:
- «Дюпле объединил три десятка головорезов,
которые не теряли Робеспьера из виду ни в Конвенте, ни у Якобинцев, ни на улице,
всегда готовые напасть со своими дубинками на первого прохожего,
который посмотрит на него косо».
*
Обратите внимание на слово головорезы.
*
Кстати, где они сейчас, эти быки с дубинками –
сидят, катаются на карусельных лощадках перед входом?
*
Или все триумвиры слепцы, не видящие очевидного?
*
Но, нет – ЛебА вроде, чётко понимает ситуацию –
воспоминания его вдовы Элизабет Леба:
- «… кажется, за четыре или пять дней до 9 термидора, Филипп сказал мне: «Не будь это преступлением, я застрелил бы тебя и застрелился бы сам; мы хотя бы умерли вместе… Но нет! У нас есть это бедное дитя!».
*
Получается - застрелиться они - всегда пожалуйста,
но никто из них ничего не делает,
чтобы себя спасти.
*
Кто–то там из них сказал:
- «Пламенный сторонник священных прав человека не должен рассчитывать на долгую жизнь».
*
Красиво, конечно – герои так и должны говорить.
Но говорить – одно,
а когда смерть дышит в затылок…
*
Или может, они мечтают, как Гракх Бабёф написал в последний вечер перед казнью:
- «Я упокоюсь на груди добродетельного сна».
*
Ещё красивее.
Может, они понимают, что их время вышло –
и они смирились.
И желают вечного покоя.
*
Но нет – они готовы драться.
И они готовы победить.
И они уверены, что победят.
Они за этим и собрались в этот вечер в «Ledoyen»…
*
… Сен–Жюст готовит речь.
Он завтра по списку выступает первым в Конвенте.
и он назовёт имена заговорщиков.
И те будут арестованы прямо в зале -
но всё в юридически-правовом поле...
*
… и создаётся странное ощущение,
что у этих героических революционеров, ужинающих в «Ledoyen»,
при всех их умах и предчувствиях,
напрочь отсутствует инстинкт самосохранения…
*
… примерно через 15 часов
их арестуют,
ещё часов через 6
они чудом будут освобождены Коффиналем–Дюбаем,
который по случайности не был арестован,
а ещё чуть позже…
... ну, вы уже читали – их ещё раз придут арестовывать,
но Робеспьер выстрелил себе в голову, да не попал,
Леба застрелился и т.д…
*
… а вдумайтесь –
зачем сталкивать с лестницы инвалида Кутона,
если его нужно арестовать?...
*
… почему выпрыгнул в окно Огюстен Робеспьер?...
*
… что за загадочная «травма головы» у командира Нацгвардейцев Анрио?...
*
… да их пришли перебить, как курей!
Ранили Робеспьера,
убили Леба,
Огюстен усёк, что это не арест - сейчас убьют
и кинулся в окно –
июль, термидор, ночная духота – окно открыто...
*
...Анрио отправили вниз головой туда же...
*
... ну а этого инвалида спустили с лестницы вместе с его тарахтящей коляской…
*
… заговорщикам не нужны ни герои, ни мученики.
Заговорщикам нужны самоубийцы.
Трусы,
испугавшиеся отвечать перед Конвентом,
ничтожества,
не желающие отвечать на гильотине перед французским народом.
*
Всего около тридцати часов осталось до гибели…
*
… или триумвирату высокая кухня «Ледуйаена» отбила нюх
и они не чуят этого,
или…
*
... или у них в стане врага превосходный крот.
И все ходы противника и сроки - они знают наперёд,
потому и преспокойно вкушают изыски кулинарии...
*
... но тогда б они знали, что будет завтра...
*
… или - ещё вариант:
их кто–то крепко, очень крепко обманул,
подзакрыв им глаза,
на то, что будет завтра ...
*
- Ищи женщину... - шепчет мне маслёнка, - Шерше ля фам – и найдёшь крота…
*
А теперь смотрите, что будет завтра…
*
… обычно пишут так –
Сэн–Жюст вышел на трибуну,
но ему говорить не дали –
выскочил какой–то депутат, достал кинжал
и закричал, что если Робеспьера сейчас не арестуют,
он заколет себя на глазах всего Конвента.
Депутаты испугались и проголосовали за арест Робеспьера…
*
… а теперь давайте посмотрим, как было на самом деле…
*
… Сен–Жюст поднимется на трибуну Конвента –
начнёт читать доклад -
всё законно,
всё - в юридически–правовом поле…
*
… не успеет он прочесть и двух предложений,
как в зале начнутся крики,
кто–то начнёт требовать ареста Робеспьера…
*
… а вот это – станет полнейшей неожиданностью для триумвирата…
*
… председательствующий прервёт Сен Жюста
и даст слово депутату с кинжалом.
И вот что тот скажет:
- «Я сейчас требовал, чтобы завеса была сорвана; я вижу, это случилось. Заговорщики разоблачены…»
*
… какая «завеса», какие «заговорщики»?
На трибуне был законный депутат Конвента...
*
… завеса должна была подняться
над именами депутатов–заговорщиков,
которые хотел произнести Сен–Жюст
и потребовать их ареста –
но он и сказать–то ничего не успел…
*
… как «заговорщиками» – оказался сам триумвират,
правящие Францией - Робеспьер, Сен–Жюст, Кутон
и те, кто сейчас ужинает в «Ледуайене»…
*
… депутат с трибуны:
- «Я знал, что моя голова в опасности, и до сих пор хранил молчание; но вчера я присутствовал на заседании у якобинцев, я видел, что формируется армия нового Кромвеля…»
*
… «армия Кромвеля» – он имел в виду Робеспьера – новый Кромвель, новый тиран…
*
- «Вы пигмеи, пытающиеся повторить заговор Титанов!», – крикнул Робеспьер –
что было тоже весьма высокомерно
и вряд ли понравилось депутатам…
*
… и вот тут–то депутат на трибуне и достал кинжал:
- «… я затрепетал в страхе за отечество и теперь вооружился кинжалом, чтобы пронзить ему грудь, если бы у Конвента не хватило смелости вынести ему обвинительный декрет»…
*
…. стоп, стоп!
Не себя убивать собрался этот депутат –
а Робеспьера…
*
… ну, это ладно –
это их революционные разборки.
Но он угрожает не только Робеспьеру,
он шантажирует Конвент –
я всё равно убью этого Робеспьера,
даже если вы его не арестуете…
*
… ну, да и это ладно –
это их депутатские дела,
госдумовские.
А вот чтобы значило:
- «… вчера я присутствовал на заседании у якобинцев...»?
*
... этот депутат с ножичком – он не якобинец,
он из другого лагеря…
*
… уж не в «Ледуайене» ли он «присутствовал»?
Уж не ещё ли одна судьба упала в нашу маслёнку?...
*
… а вот воспоминания графа д'Аллонвиля,
чем занимались в тот вечер трое главных врагов Робеспьера:
- «Мадам де Сен–Брис… устроила в своём загородном доме в Нантере обед для троих главных заговорщиков, велела принести бутылку шампанского и велела им поклясться на этом свящённом предмете не медлить с уничтожением врага».
(d'Allonville. M;moires secrets de 1770 a 1830. Paris, 6 vol. (1838-1845), t. III, p. 313).
*
Дальше д'Аллонвиль пишет,
что все трое
утром поехали в Конвент, пряча на груди кинжалы…
*
… «с обеда»… «утром»… «поехали»…
От Нантера до центра Парижа километров десять...
*
… что за клятва такая на «священной бутылке»
я не знаю,
но депутат с кинжалом на трибуне –
это и есть
один из той троицы…
*
… и к чему эта театральщина с античными «кинжалами»?
Уж давно в моде пистолеты...
*
... а пистолеты вместе со шляпами сдавались в гардероб Конвента…
*
… историки называют это «анекдотом».
Но не смешно –
крови много…
*
… я намеренно не называю их имена,
чтобы не запутаться в этих французских фамилиях,
которых и так уже много.
Пока только скажу
все трое – крепко, очень крепко разбогатели,
отправляя на гильотину аристократов
и изымая их имущество.
Как бы сейчас сказали – приподнялись.
*
Революция это не только красивые лозунги о свободе, равенстве, братстве
и счастье человечества,
это ещё и передел собственности.
И не всегда в пользу государства.
*
Вопрос – почему б им этого Робеспьера с Сент–Жюстом и инвалидом Кутоном
не застрелить или не зарезать прямо на улице?...
*
… а тридцать быков с дубинками – помните?
К триумвирам не подобраться.
А в зал Конвента быков не впустят.
*
Вопрос второй –
ну что за фу–поножовщина, прямо в Конвенте?
*
… очевидный вариант ответа –
заговорщики не были уверены,
что депутаты их поддержат с арестом Робеспьера –
тогда – ножи в ход…
*
… а чего они так спешат?
Их заговор не готов – ножи за пазухой это доказывают...
*
... но другого варианта – у них нет –
время не терпит –
Сен–Жюст сейчас обнародует их имена,
предоставит документы –
их арестуют тут же….
*
… а мадам Сен–Брис со своей священной бутылкой –
подруга той мадам из тюрьмы Карм…
*
… а записку от мадам из тюрьмы Карм:
- «Я умираю, потому что принадлежу трусу» –
получил сегодня один из заговорщиков...
*
… а у парижан в шесть вечера
великолепный спектакль на площади Революции –
гильотина –
и не какие–нибудь там актёришки, заламывая руки, буду разыгрывать страсти
и убивать друг друга бутафорскими картонными мечами,
а будут рубить настоящие головы
и польётся настоящая кровища,
от которой хочется кричать
от ужаса и радости…
*
… и полетит в корзину
прекрасная голова той мадам из тюрьмы Карм.
см. фото - это она...
*
… о, Париж!
Какой прекрасный город…
*
… к её подруге мадам Сент–Брис,
клясться на священной бутылке,
«трепещущий» за судьбу Франции депутат с кинжалом
отправится позже, ночью…
*
… а сейчас он…
сидит в «Ледуайене»
вместе с триумвирами – Робеспьером, Сент–Жюстом, Кутоном,
мэром Парижа, командиром Нацгвардии, председателем Трибунала
и прочими,
и мажет душистое коровье масло на тёплую булочку из серебряной маслёнки…
*
… маслёнка моя
шлёт мне импульс согласия…
*
… потому что завтрашний депутат с кинжалом…
крот Робеспьера,
крот триумвирата –
они так думают…
*
… 26 июля 1792–го года,
8– ое термидора II года Великой французской революции,
четверг, вечер,
Paris Champs–Еlysеes, restaurant Ledoyen…
*
Через месяц – ровно 225 лет.
*
продолжение - http://www.proza.ru/2019/06/30/91