ПОД ПЯТОЮ ГЛУПОСТИ
Автор Игорь Бестужев-Лада
Игорь Васильевич Бестужев-Лада(1927-2015), советский и российский учёный, историк, социолог и футуролог, специалист
в области социального прогнозирования и глобалистики. Доктор исторических наук, профессор. Заслуженный деятель науки РСФСР. Лауреат золотой медали Н. Д. Кондратьева 2001 года «за выдающийся вклад в развитие общественных наук».
Автор нескольких десятков монографий и брошюр, свыше двух тысяч статей в периодических изданиях.
https://ru.wikipedia.org/wiki/ Бестужев-Лада, Игорь Васильевич
Продолжение 26 романа.
Продолжение 25 http://www.proza.ru/2019/06/14/1013
БАБА НА ТОНУЩЕМ КОРАБЛЕ
«Мы уже говорили, что Глашка с Эликашкою, подговаривая Машку собрать Всеглуповское Вече, приготовили ей стульчик, который должен был возвысить её над ним, позволить разговаривать как бы с трона.
Ну что такое дополнение титула «подьячий», никакого отношения к Вече иметь не могущее, титулом «городничий», напоминающим прежнего «градоначальника» и при этом завлекающим какой-то девственною для глуповцев таинственностью? Так, звук пустой. В Глупове градоначальника хоть дьяком назови, хоть подьячим, хоть городничим, хоть горшком, всё одно получится самодур, хамски попирающий своих холуев и зверски секущий прочих обывателей.
Но ведь не одному же градоначальнику над другими глумиться хочется. С давних времён над обывателями будочник и квартальные возвышались. Со времён братца Охова, нарекшего себя дьяком, многие квартальные, как обезьяны, из подражания сразу же в дьячки переименовались. Со времён братца Сдохова, начавшего злодействовать, как мы помним, в ранге подьячего, этих самых подьячих, с разными эпитетами, расплодилось в Глупове столько, что упомянутый братец начал гнушаться своего ранга и требовал величать себя запросто, без чинов: «Великий Вождь и Учитель, Родной и Любимый Братец». И вот теперь новая напасть – Городничий.
Машка думала, что Городничим будет только она, а прочие подельники удовлетворятся столь же экзотическими рангами пониже, как-то: стряпчий, постельничий, кравчий, окольничий и пр. Не тут-то было! Через секунду все квартальные в слободах и даже в самих городских кварталах нарекли себя городничим такой-то слободы или такого-то сарая. И если бы только нарекли! Нет, воистину вообразили себя городничими.
И город Глупов раскололся на сотню городков Глуповков.
Это было только начало. Далее один из квартальных городничих повздорил с другим. И если раньше в таких случаях разнимал Градоначальник, то теперь кому разнимать? Оба одинаково городничие. И свара быстро переросла в ссору, ссора – в мордобитие, а мордобитие – в кровопролитие. При этом один другого никак не одолеет, из сил выбивается, врастяжку лежит, а всё равно ногою один другого лягнуть норовит. Естественно, оба квартала пришли в мерзость и запустение, в каковых состояниях пребывают доселе.
Увидев столь соблазнительные результаты, другие городничие тоже стали награждать друг друга оплёухами и показывать Машке фигу, сначала в кармане, потом и перед самым носом. И Машка ничего не могла поделать: ей ведь не дерзили, а обращались как городничий с городничим.
В таких ситуациях Машка практически перестала быть и подьячим, и городничим, а вернулась, если можно так выразиться, в первобытное состояние – стала снова просто Машкою, курам на смех. Это переполнило чашу её бабьего терпения. И вот, когда ей чудом удалось не допустить, чтобы глуповцы, идя стенка на стенку, себя изничтожили, она, как мы уже упоминали, кинулась в нужник и заперлась там, обливаясь слезами.
Лушку, Глашку и Эликашку в сей момент будто ветром сдуло. Но ведь и помимо них у Машки была уйма других горничных, правда, не столь близких её сердцу. Шестеро из них, самые отчаянные, кинулись к нужнику, начали стучать, кричать, а потом о чём-то шептаться с затворницею. О чём они шептались – одному Богу известно. Только Машка как была, так и осталась в нужнике. А горничные, напившись для храбрости допьяна, вышли на крыльцо Управы Благочиния и хором крикнули, подражая Машкиному голосу:
— Вот я вас сейчас, мерзавцы! Не потерплю! Раз-зорю!
И для пущей острастки велели двум драгунам, составлявшим кавалерию Глупова, проскакать по главной улице с пиками наперевес взад и вперёд.
Что могли сделать два драгуна на городской улице? Даже с пиками. С таким же успехом можно было послать телегу с виселицею на ней или с ботиком Петра Великого. Конечно же, это была обыкновенная бабья истерика, когда любимая катается по полу и стучит ногами.
Но, как ни странно, подействовала даже не истерика, а именно окрик. Все до единого самозваные городничие, даже самые свирепые и грозные на вид, даже дикие абреки по происхождению, услышав окрик, тут же напустили от страха в штаны (а некоторые не только напустили, но и наложили) и вытянулись по струнке, как псы, заслышавшие голос Хозяина.
Все до единого – за одним исключением.
И вот это-то исключение, пардон за каламбур, и исключило Машку из сонма городничих, обрекло её на самопродажу проходящим желающим.
Тут мы приближаемся к последнему из мартирологов города Глупова. И чтобы хоть немного понять, как и почему глуповцев шарахнуло из огня в полымя, надобно чуть отступить в повествовании снова ко временам первых дней Машкиного царствия».
Продолжение романа в следующей публикации.
15.06.2019