Шутник его в корень

Иван Шестаков
Начало баек Писа здесь: http://www.proza.ru/2018/05/03/1616

     Серёга Пис наконец-то получил по мордАм за свои шуточки. Никогда не получал, а тут досталось со всего размаха. Шутка не задалась. Значит, поделом и досталось…
     Серёга водитель со стажем, он ещё в восьмидесятые на грузовой, открытой «Семёре» по Архангельску гарцевал, расталкивая задним бампером легковушки, деревенские посылки по адресам развозил, уносясь от погони под чужими номерами. Чего из деревни можно послать кроме картошки с грибами, так чтобы и самим не окочуриться? в деревне же ни денег, ни печатного станка нет – всё в городе Архангельске, вот картоху с солениями и доставлял. Так испокон века повелось: всё в столичном городе Архангельске. А о других городах и не слышали, догадывались, что они, наверно, есть, но какие и где… Получается, что Серёга по-теперешнему был дальнобойщиком: возил гостинцы в самый дальний город на Беломорье. Потому он и находился в приличном авторитете среди всех деревенских авторитетов. Что и говорить, у него даже новая шапка кроличья по праздникам на голове появлялась и болонья куртка на молнии без пуговиц его фигуру «фигурировала». Мы-то все остальные ходили в ватных фуфайках и войлочных шапках с оторванным по моде козырьком и завернутым как от солнца, да в кирзовых сапогах и валенках по погоде, а он, нетман, в городе Архангельске смог прифрантиться, ботфорты надевал, даже кожаные перчатки с мехом вместо шубниц носил. Всё хотел, как у первых шофёров, лётческий шлемофон с крагами приобресть, но пока только кроликом довольствовался да вот этими перчатками на овчине. Но и таким видом всех вербованных авторитетов шугал и на место ставил. А если бы в шлемаке с крагами появился, все бы ему с утра до ночи служили, и душистый кофе с курассанами в постель подавали, и опахалом обмахивали, нагоняя вкус «морского бриза» осяткинской тайги.
     Нам же фуфайка в самую пору была: тёплая, лёгкая, без странностей и изысков. В ней и на работу, и на праздник, главное, на морозе не стой – замёрзнешь. Но если работать да шевелиться, то любой мороз нестрашен: ни Синий Нос, ни Красный – пар от фуфайки идёт похлеще, чем от Эйзенштейнинского паровоза, и никаких современных дорогостоящих тканей не надо «вентилирующих воздух», «отводящих влагу», «отражающих тепло», всё в простроченном узбекском хлопке есть, любое проветривание сорганизовано… А как фуфайки в наших деревнях появились? Это история. Никита, когда с известным культом боролся, очень уповал на перевоспитание всего человечества в духе коммунистического строительства, наивно полагая, что идея всеобщей любви и братства не может не найти отклика и в душах советских осужденных граждан. Лучшей школой перевоспитания этих «ребятишек» с централа, по его умыслу, как нельзя лучше подходила деревня, которая и его когда-то выдвинула в генсеки. Причём, это должны были быть именно такие же глухие забытые деревни и станицы, с вековыми устоями общественной жизни и ведения хозяйства, где все друг другу помогали – как раз за сто первым километром от больших городов – не ближе…
     Но появление новых стёганок с кирзой воспринялось деревней, как «Модный приговор» Александра Васильева, и возбудило её мещанское желание обязательного владения фуфаечным «фольклором» со всеми атрибутами урки-баракового общежития. Желание было настолько велико, что все фуфайки с радостью были обменены на меховые и другие добротные изделия, вмиг превратившиеся в никчёмность в глазах владеющих ими. Это точь-в-точь походило на разграбление векового червонного золота индейцев за разноцветные безделушки, причудно отражающие далёкий солнечный свет «демократических свобод» резерваций. Завладев таким образом широкополыми шляпами с пальто и «министерскими» кожаными портфелями, вчерашние урки из хмырей, паханов и урдоганов превратились в уважаемых Иванов Ивановичей и Казимир Казимировичей, а местные аборигены вместе с вещами добровольно обменяли ещё и свои благозвучные имена на их причудливые клички, часто не соответствующие ни характеру, ни положению в обществе. Так деревня вместо приставленной палки, сигнализирующей об отсутствии хозяев в доме, повесила амбарные замки на ставни своих изб и пустилась во все тяжкие. А молодёжь, затаив дыхание, ночи на пролёт внимала «Сказкам Шахерезады» о безмятежной, разбитной жизни в лагерной бытовухе, с почтением и завистью вглядываясь в расписные купола «нательных» крестов новой деревенской «интеллигенции». Никита, всё таки, оказался прав – перевоспитание случилось: деревня «перефортилась» в фуфайки и из хранительницы чистоты и самобытности, превратилась в лагерный устой «скулящего» соцреализма с непроглядной вселенской чернотой «Чёрного квадрата» Казимира Малевича, дополненного «сосульковой» оттепелью шестидесятых, вожделенно «внимающих» Западному «цивилизованному» бандитизму, вырисовывающему демократический кровавый «Красный круг» всему человечеству…
     Серёга в этом бандитизме как-то оказался не виноват, он в шестидесятые только родился. Благодаря этому никто ему по мордам и не дал – как бы не за что, хотя, за кроличью шапку можно было и навалять. А побитые легковушки в Архангельске – это плата города за наше деревенское «счастливое детство». Хозяина легковушки жалко конечно, но что поделать, если тихо бежал и медленно махал, физику в школе надо было изучать и спортом заниматься: бежал бы быстрее да ширше руками махал, может быть и взлетел бы, воспарил бы коршуном над Серёгой: и по мордам, и по мордам его…

     А жизнь на месте не стоит, шевелится, раскручивается, восьмидесятые пронеслись, девяностые мянули. Мы тогда, в девяностые, в бочке Серёги-ного водовоза на танцы ездили, как «Джентльмены удачи». Нулевые полетели, стали свои машины покупаться, даже импортные. Ни «Семёра», ни водовоз сразу оказались не в чести. Какой дурак из своих «автообстоятельств» в бочку или кузов полезет, чтобы несколько кэ мэ по Архангельску трястись, спеша к девкам на танцы?! Но тогда фурор будьте-нате навели. У девок глаза аж на лоб вылезли, когда из бочки выскочила целая дюжина бравых молоденьких хлопцев в отутюженных костюмах. От увиденного вся женская половина архангельской Соломбалы истомой растеклась по парапетам местного ДК «Первых Пятилеток». ГАИшники, мчавшиеся за бесстрашным к ПДД водовозом, тоже глаза выпучили и только похихикали над деревенской молодёжью, таким способом примчавшихся на вечеринку в город. Вечеринку: «Тем, кому за…». «Ну и шуточки у Вас, поручик!» – на перебой щебетали Серёге вновь прибывшие «Джентльмены удачи», поняв на какое растерзание молодой безвинной плоти они попали. Но и в этот раз Серёга вновь избежал расплаты – все же, в конце концов, остались довольны, а некоторые и даже очень… Настолько остались довольны, что и носа в деревню на кажут.

     Пройдя вот такую школу шоферов и экстремального «вождения на грани», опыт, накопленный самой жизнью, начал выпирать из Серёги, как мох из-под брёвен, не поделиться которым он не мог. Обладая же тонкой организацией души, он «чуйствовал», что лучшее обучение начинающих собственников ни теория и ни практика, а гусиная кожа, в мгновение покрывающая всё тело от собственной глупости. От глупости, которую в шоферской дальнобойной жизни он считал, что допускать нельзя. И когда сосед Юрка Пашнев припёрся в деревню со своими на своей, безвозмездное обучение по новой методике началось. Вначале на аэродроме, «кукурузные» самолёты в ту пору уже по всей стране отлетались, потом по мелководью реки Пинеги с полицейскими разворотами в омут, потом с пробуксовкой в белых зыбучих песках по самый бампер до днища, потом с юзом по лесу между деревьев на предельной скорости… Юрке хоть и жалко свою недотрогу, но как инструктору-дальнобойщику дельное замечание сделаешь, если всё это программа школы вождения «Экстрим», по сути, настоящие «Экскременты». Желваками работает, экскременты размётывает, в пот бросает, за сердце хватается, а молчит, деваться некуда…
     Но вот, слава Богу, настал последний день, вернее, утро отъезда. Юрка загрузился осяткинскими «дарами Кубани», запустил машину на прогрев и пошёл в дом собираться в дорогу и поторапливать своих… Серёга решил попрощаться и напоследок ещё раз наставить ученика на дальнюю «путину». Подошёл к дому и видит: стоит «нечейное» транспортное средство повышенной опасности с ключами и без присмотра. От увиденного он аж подпрыгнул до небес. Всё обучение напрасно, пол-лета бился-бился за безопасность на дорогах и всё бестолку, значит, не пробрала гусиная кожа ученичка. Сейчас проберёт! и он выдернул ключи. А чтобы по-настоящему пробрало, решил словами больше не учить, а отправился с ключами к себе завершать утренние дела, как раз минут на пятнадцать. Какая кожа была на Юрке: гусиная или «слонячья», трудно представить, но когда Серёга вернулся после утренних дел, родовой дом Юрки был перетрясён сверху донизу, родители то и дело капали «Корвалол», дети плакали навзрыд, жена подала на развод, а наточенный гвоздодёр уже кромсал водительскую дверь новой «Ауди»…
     – Ты не это ли вот ищешь?! – с нотками нравоучения ехидно поинтересовался      Серёга, покручивая ключи на пальце.
     Но дружеского диалога ученика с учителем не получилось. Увидев ключи, Юрка, в прошлом афганец-десантник, громила в девяносто пять килограмм, с одним ножом ходивший на караваны, не говоря ни слова, с одного удара вытряхнул Серёгин бараний вес из ключей, прямо в придорожную канаву с квакающей живностью…
     В этот раз чета Пашневых отбыла в город Архангельск не попрощавшись с дорогим соседом…

     Так Серёга Пис получил по мордам.

     На этом бы и конец: Осяткино благодарно Юрке за осуществление давней мечты всех обиженных и обделённых, чего ещё лучшего желать, но… тут «нарисовалось» продолжение, не помещающееся в P.S.

     Они года два не общались, Юрка с Серёгой, не разговаривали. Вместе не встречались, вместе в своё дорогое любимое Осяткино старались не приезжать, а если случалось, что приезжали, то морду воротили друг от друга так, что их одновременно видели на соседних противоположных улицах, и загар от солнца у одного на левую половину прилипал, у второго – на правую. Но время бежит, годы стеной валятся, шеи у обоих от отворачивания затекать стали, и Они снова, как и прежде, вместе. Вспоминают, как в детстве гопничали и дружбу хранили: как на караван ходили, в войнушку играли, как школу уличной драки в райцентре постигали, спина к спине… Что поделаешь, если лучший друг баламут, без него никак, даже скучно, и других уж не нажить, одни товарищи и коллеги. А сегодня снова телефонные трубки бросили: не так всё было. Вчера всё так было, а сегодня вдруг всё заново не так! И в обиды друг на друга ушли, снова на годы, упрямые до жути, до первой выпивки. Главный вопрос разбирательств у них встал: «Причём тут Пашка Соболин из Красной?»
     Пашка Соболин тоже водитель со стажем, тоже «в море ходил, воду забортную черпаком хлебал», тоже «Семёрой» восхищался. Может быть, даже подальнобойней Серёги был… Пришлось ему однажды на «Семёре» в Красную мимо Осяткино скользить. А чего бы и не остановиться в «славном городе Осяткино» и папироску не размять. Остановился возле какого-то дома, из машины вышел, папироску размял, закурил. Машина работает, дверь открыта, духота проветривается. Сам лясы с прохожими точит, о погоде судачит, о рыбалке допытывается, красновскими новостями рассыпает, осяткинские собирает…
     Недолго и покурил. Глядь, а машина вдруг сама на первой передаче всеми шестью вездеходными колёсами напрямик гребёт в автоматическом режиме и дорожные повороты в Красную ровняет. Вначале пол-огорода снесла вместе с электрическим столбом и картофельные грядки вскопала, потом подровняла веранду с накрытым к полднику столом, прошлась по парникам с теплицами, по несозревшей капусте и на новенькую баньку нацелилась. Стоявший в оцепенении и с испугом наблюдавший за «строительством прямой дороги на Красную» Пашка, встрепенулся и ринулся спасать баню, из последних сил «пятившуюся» от бампера «Семёры». «Ё-по-мать, ё-по-мать!» – не выпуская папиросы изо рта, бубнил он, шустро перескакивая нарытые канавы. Не успел он ещё добежать до своей хулиганки, как уперевшись в торчащий по новой дороге угол бани, машина вдруг захлебнулась и затормозила ход. Из её кабины, как из табакерки, хохоча, резво выскочила деваха метра под два ростом, незнамо откуда появившаяся в кабине «лимузина»: «Так тебе козлу и надо!» – громко прокричала она в никуда. «Козлу?! ё-по-мать!» – опешил Пашка, впервые видевший особу…
     Этот случай настолько глубоко засел Серёге в голову, что он с ненавистью выдернул ключи из Юркиной «автоклавы», направленной в сторону Красной, чтобы навсегда пресечь не контролированную «миграцию машин» в ту сторону. Если бы он пришёл, как и планировал, то шутка была бы уместна, и не было бы вычеркнуто двух лет жизни. Но Серёга так не хотел расставаться с Юркой, что решил разделить его отъезд с другими «товарищами по партии» и отправился по Осяткину заливать тоску. А друзей-товарищей, не желавших Юркиного отъезда, за день не обойти – Серёга, может быть, не один день и обходил-дружился, с ключами в кармане. Значит, поделом и досталось…

     Так было или не так, знают только участники, но тех уж нет, а те далече, да и кто же нам с вами правду скажет…

Продолжение баек: http://www.proza.ru/2019/03/29/2031

03.03.2019. 09:00 … 07.03.2018. 15:15 г. Ессентуки