10

Ааабэлла
                (до - http://www.proza.ru/2018/11/10/1488)


  Вечеринка закончилась, но жизнь продолжалась. Подобное мы уже не устраивали, больше греша в рабочем порядке. Я предложил девчонкам в квартире тянуть жребий, чья очередь побыть со мной, чтобы без обид. Когда устраивали совместные посиделки, болтая за рюмкой чая, то заходили обе, или я к ним, и чаще всего посиделки переходили в полежалки.
  У Тильды с Лерой был несомненный роман. Встречаться при сыне Матильды им было неудобно, поэтому я несколько раз уступал им свою комнату для этих целей, перебираясь к Джульетте с Изольдой, которые старались использовать этот бонус по полной. Потом тильдин шалапут провалился на экзаменах в институт, и мамочка не стала отмазывать его от армии. Теперь год, если только он не захочет после остаться по контракту, им можно было жить вместе.
  Тильда с Лерой приглашали меня, и один раз я на свою голову согласился. Сначала было приятно и интересно. Они хвастались совместными приобретениями, рассказывали о замыслах путешествий, и я за них тихо радовался. Это была настоящая пара, короче, семья.  Но когда сидели за столом, одна приревновала другую ко мне. Якобы она видела, как та жала мне ногу, чего, на самом деле, не было. Они поссорились, не стесняясь меня. Лера пыталась уйти, я её останавливал, она плакала у меня на плече. Тильда оказалась ужасно ревнивой.
  Потом я их мирил, переходя от одной к другой и передавая слова. Друг с другом они общаться отказывались, сидя в разных комнатах. Наконец, я не выдержал и сказал, что ухожу. Тогда в меня вцепились обе, плача, а я утешал обеих. Это свело их и помирило.
  После того визита я зарёкся бывать у них, хотя рад был слышать и принимать.
  На работе было по-разному. Фирму, в которой трудился, в один не прекрасный день навестили «маски-шоу» с автоматами, и моя работа закончилась. Пошёл в другое место, выбирая. Теперь у меня был опыт и знание города с его клиентами. Я пахал, потому что, когда занят и устаёшь смертельно, тебе не до дурацких мыслей, которые всё равно о том, что изменить не в силах, а зачем тогда они?
  Я продавал пиво, потом крепкий алкоголь, совмещая сразу несколько работ. Денег давно хватило бы на машину, но я оставался верен велику. Откинувшись у руля в салоне, конечно, устаёшь меньше, но гиподинамия и… я хотел уставать больше.
  А потом мы выдали Изольду замуж, погуляв у неё на свадьбе, искренне радуясь за неё. Джульетта поймала её букет и удивительно, но примета не обманула. Она просила нас на свадьбу не приходить. Мужик очень ревнивый, даже звонки её проверяет. Что ж, мы вздохнули и вняли просьбе.
  В комнату девчонок въехал сумрачный мужчина, открывавший рот только, чтобы поесть или ответить: «да» или «нет». Ромео и Тристан при нём притихли, не зная чего от него ожидать, и уже не выходили в коридор голышом и не целовались на людях. Дома стало тоскливо и тревожно. Я устроил тайник для денег.

  Не знаю, сколько бы так тянулось, но однажды тёплым весенним днём я в ожидании зелёного светофора стоял у перехода, придерживая своего верного двухколёсного друга. И вдруг…
  Она плыла, а не шла мимо. Такой красавицы я ещё не встречал. Даже не думал, что подобные бывают. Стройная фигура, но всё при ней, светлые, а на солнце золотые, волосы  подстрижены так, чтобы чуть не доставали до плеч (у нас с ней был примерно один цвет), большие карие глаза, но главное… Лицо цвета слоновой кости с мельчайшими, будто вылепленными скульптором чертами.   И вишенка на торте – ямочка на подбородке.   
  Я замер глядя на неземную красоту, на эту прекрасную ожившую статую. Девушке на вид было лет 18-19. Повернулся, когда прошла мимо. Ничего больше я так не желал, чтоб сбылись строчки песни Максима Леонидова: «Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть: не оглянулся ли я».
  Она почувствовала мой взгляд, потому что поправила сзади волосы. И тут меня, то ли осенило, то ли… Ямочка на подбородке. Конечно, я встречался в темноте, несколько лет назад. Ия была ниже. Ия всегда была в брюках, а у этой, в платье, с сумочкой через плечо, невероятно красивые ноги. Но мне так захотелось, чтобы это была она, что я сам не понял, как у меня вырвалось отчаянное:
  - Ия!
  Девушка услышала и словно запнулась.
  - Ия… – уже тише, умоляюще позвал я, обращаясь к своему прошлому. Пусть это будет она, пусть вспомнит… В этот миг я бы отдал не один год своей жизни, да что год… чтоб это случилось.
  Она медленно обернулась и замерла.
  Я опёрся на руль обеими руками, подперев кулаками подбородок.
  Мне показалось, что красавица глядит холодно и высокомерно, будто не узнавая. Сами знаете, как смотрят высоко ценящие себя девушки. Я же откровенно любовался ей, до того момента, пока у меня почему-то не дрогнули губы, а на глаза не навернулись слёзы и я отвёл взгляд, стыдясь их.
  Сейчас она уйдёт навсегда из моей жизни.
  Ия. 
  Меня спас велосипед. Я вынужденно опёрся на него, и он поехал вперёд, вильнув рулём ей навстречу, а я, проклиная себя, не мог выдавить из себя ни слова, да слёзы застилали глаза. Проклятье! 
  Но случилось чудо. У застывшей и словно замороженной девушки тоже дрогнули губы и…
  Мне это почудилось или она тихо сказала:
  - Виталик…
  Я решился поднять на неё глаза, полные слёз, не зная, произнесла она моё имя или послышалось, потому что хотел это услышать.
  Нет, она повторила:
  - Виталик…
  Я закрыл глаза рукой.
  О чудо, пальцы коснулись моих волос и погладили меня по голове.
  - Виталик… ты… 
  - Я, Ия, - вздохнул я, шмыгая носом, не в состоянии поднять головы.
  - Ну, успокойся…
  Она открыла сумочку и достала оттуда платок:
  - Держи!
  - Спасибо. Извини за слабость… Я уже не верил, что встречу… тебя. Сегодня лучший день моей жизни.
  И, о, чёрт, слёзы снова полились.
  - Прости… никогда со мной такого не было. Последний раз плакал, когда мама умерла. Но что же делать…
  - У тебя есть время?
  - Для тебя – всегда, Ия.
  - Давай зайдём в кафе, что-нибудь закажем, ты расслабишься.
  - Давай.
 
  В кафе, чтоб успокоиться, я заказал, помимо остального, кофе с коньяком.
  Я не верил своим глазам: мы сидели рядом, я мог её коснуться. Теперь, вблизи я заметил: её замороженность постепенно исчезает. Ия оттаивала. Это не был высокомерный взгляд, адресованный мне, нет, он был для всего мира, видимо, не слишком к ней приветливого.
  - А можно и мне коньяка? – спросила она.
  Мы выпили за встречу.
  - Ия…
  - Да, Виталик.
  Я только покачал головой.
  Хотелось лишь любоваться ей. Слов у меня не было. Но надо было говорить, я чувствовал это.
  - Ия, я любил и люблю тебя. Ты можешь в это не верить и прогнать меня, но это правда. Когда мы встречались прежде, я тоже любил, но у нас ничего не могло получиться. Ибо был тем, о ком не стоило жалеть.  Человеком недостойным. Отчего и хотел умереть. Ты была права тогда, в последнюю нашу встречу.
  Я не хочу сказать, что теперь я – идеал.  Нет, фрукт ещё тот! Но… сейчас я понимаю: ты уйдёшь – и я умру. Ничего не подумай, я тебя не шантажирую этим. Поступай, как велит сердце. Если в нём нет места для меня, то я пойму и исчезну. Навсегда. Мне стало ясно: я не жил те годы, что не видел тебя. Я зря тратил время. Нет, я работал, как и сейчас, даже неплохо получал и получаю, но это не имеет никакого значения…

  Я говорил и говорил, замечая, что мои слова находят у неё отклик. Взгляд её стал тёплым и даже растроганным. Она не произнесла ни слова, слушая меня.
  Может быть, я не впустую читал стихи.

  Я взял её пальцы в свои и поднёс к губам.
  - Виталик… Это ты… Мой Виталик.
  - Да, твой, Ия, и только твой.

  Она мягко освободила свои руки и заговорила.
  - Ты не представляешь, как я плакала, когда мы расстались, и ты не опроверг мои слова. На лестнице я кусала рукав пальто, чтобы не заорать от боли. Я так привязалась к тебе, как ни к кому. Ты тогда мог сказать мне: пойдём, утопимся! И я бы пошла. Это было бы для меня легче, чем то, что ты промолчал в ответ на мои обвинения. Это было больнее – я удивилась – чем то, от чего я хотела покончить с собой. Но когда ты позвонил, чтоб удостовериться, что со мной ничего не случилось, я поняла, что не безразлична тебе. И перезвонила. Говорить я не хотела. Ты правильно делал, что рассказывал Сагу. Увы, этот рассказ был только отсрочкой, способом на его время забыть о главном, из-за чего мы расстались. 

А я, дурочка, надеялась, что в Саге ты зашифруешь своё объяснение мне… и найду в ней тебе оправдание. Я придумывала себе толкования, якобы вытекающие из текста, тем обманывая себя. Понимала, что обманываюсь, но не могла не обманываться. Иначе бы, наверно, умерла.

Ия вздохнула.

- Потом я стала надеяться, что досказав Сагу, ты признаешься. Этого тоже не произошло.
 
  Ты не слышал шума города в трубке? Ведь я звонила тебе и слушала с той самой набережной, где мы впервые встретились… А ты не пришёл.
 
  Каждое её слово резало меня хуже ножа. Я опускал голову всё ниже и закусил губу до крови.
  Ия заметила выступившую кровь и промокнула мне губу салфеткой.
  - Виталик, - вздохнула она и замолчала.
 
  - Знаешь, Ия, после Саги я долго ездил по вечерам на наше место. Ты не приходила. Потом отчаялся. Решил, что для тебя так действительно будет лучше. Я надеялся забыть тебя. Как видишь, это не получилось.
Я не знаю, как мне жить без тебя. Я не хочу без тебя жить. Когда я сегодня увидел тебя, то небо молил, чтоб это была ты, чтобы вспомнила меня… Не знаю, что бы я отдал в тот момент, чтобы это была ты. Пожалуй, и жизнь.

  Я почувствовал, что опять не в состоянии говорить и прикрыл ладонью глаза.
 
  Немного успокоившись, продолжил:
  - Ты говоришь, что я не возразил на твои подозрения тогда. Я понимал, что эти вещи тебе подсказывают родные. «Он знакомится с малолетними… взрослый, здоровый долдон! Почему он спит днём? Чем занимается по ночам? А? Если не работает, то на что живёт?»
  Судя по выражению её глаз, я попал в точку.
 
Я перевёл дух.
  - Но они были правы, по-своему. Они желали тебе добра. Ты совсем не знала жизни и легко могла оступиться. Я ведь тоже хотел тебе только хорошего. Пусть и ценой расставания. И Сагу-то стал тебе пересказывать, чтобы отвлечь от мыслей о смерти. Поэтому и не возразил на их предположения. Ты тоже не признавалась мне, почему хотела наложить на себя руки, так ведь?
  Ты была мне, как сестра, которую я потерял. Мне хотелось сберечь тебя, Ия.
  Я вздохнул.
  - Теперь, когда тебе всё равно, я могу признаться, что тогда со мной было. И почему ничего не возразил тебе. Если это тебе ещё интересно.
  Я посмотрел на неё.
  - Скажи, если хочешь.
  Я помедлил. Ей действительно всё равно. Стоит ли… Это – конец.
  Она прочла моё выражение лица и поправилась:
  - Я неправильно выразилась. Я хочу знать.
 
  Я выдохнул, решаясь.
  - Это близко к твоим тогдашним подозрениям. Так получилось, что меня любили и делили две женщины. Обе – старше меня и одна старше другой. Одна уступила часть своей заботы обо мне второй, более молодой. Они очень хорошо ко мне относились. Спасали меня, поддерживали. Я благодарил их, как мог. Как способен благодарить мужчина. Судьбы у них не сложились, и я был единственной их отдушиной.
  Я не знал, что делать. Бросить их – незаслуженно и неблагодарно? Пытался прятаться – не помогало. У них были отличные отношения с соседями. Обложили меня… Вот и однажды пошёл топиться.
  Ия молчала.
  - Это – не всё. Раз уж я исповедуюсь тебе, как перед смертью, то скажу и это. Я – ненормальный. Могу показать документ. Военный билет. Поэтому меня, искалечив слегка, комиссовали из армии. Зачем тебе такой тип?
  Моя ненормальность состоит в том, что я уверен: мир устроен неправильно, и в нём правят те, кто делать этого не должен.
  Она молчала.
  Мне уже было всё равно, что она подумает. Я понял: то, о чём мне пригрезилось сегодня, оказалось очередным обманом, издёвкой надо мной оборотней, которым принадлежал этот мир.
  Я поднялся, а в голове у меня звучала мелодия Гребенщикова. Песни всегда меня вручали в трудный момент. Только слышал я немного иное, чем у него.
  «… разве я знаю слова, чтобы сказать тебе?
  Серебро господа моего, серебро господа,
  выше звезд, выше слов, вровень с нашей тоской...»
 
  Я сказал:
  - Извини, что остановил тебя сегодня. Больше ты обо мне не услышишь.
  Вынул деньги и бросил на стол. Не глядя на неё, произнёс:
  - Прощай, Ия… Прощай, моя любовь.
  Она тоже поднялась.
  - Нет! Виталик…
  И столько мольбы о помощи и муки было в этом, дрожащим голосом произнесённым, моём имени, что я замер на месте. Когда же решился посмотреть на Ию, то не поверил глазам. Она… плакала!
  Я продолжал стоять, как громом поражённый.
  - Ви…талик… - только и смогла выговорить она, захлебнувшись в рыданиях.


                (и - http://www.proza.ru/2018/11/10/1502)