В те годы мальчики и девочки учились раздельно. Поэтому я училась во второй школе имени Н. К. Крупской, а Вову определили в тридцать третью, рядом с нашим домом. Но в здании тридцать третьей еще несколько лет после войны часть помещений оставалась занятой под госпиталь, поэтому ребята из наших домов учились, как и мы, девочки, в здании второй школы, но только в третью смену.
В нашей школе были тогда очень хорошие учителя.
Дмитрий Дмитриевич Никифоров, физик. Не знаю, чем он держал нас. Материал объяснял не по учебнику, а по-своему — более доходчиво и интересно. Мы записывали его объяснения. В классе всегда стояла мертвая тишина. Я на пятом курсе педагогического была на практике в его десятом классе — такая же тишина на уроке, какая была и в наше время, хотя класс уже был смешанным — мальчики и девочки учились вместе. Потом я одна проводила классный час по теме «Творчество Шаляпина», ребята что-то расшумелись. Дмитрий Дмитриевич был рядом, в кладовке физического кабинета, встал в дверях класса, ничего не сказал, ни к кому не подошел, но класс мигом затих. Никогда не слышала, чтобы он повышал голос, никогда не видела, чтобы он улыбался. Когда в учительской улыбнулся, была поражена. Больше такого учителя я не встречала.
Василий Васильевич Высоцкий (Вася кот) — преподаватель рисования и черчения. Вел уроки у нас, во второй, и у мальчиков — в первой школе. Настолько знал почерк каждого ученика, что, если в 9–10 классах за кого-то из девчонок делал чертеж мальчишка из первой школы, тут же называл его имя, а пытавшейся его провести девчонке ставил в журнале кол. Зато потом у девчонок, которые учились в технических ВУЗах, не было никогда проблем ни с физикой, ни с черчением. Я сама делала чертежи за своего мужа, когда он учился в техникуме.
Юлия Викторовна Родзивон — химик. Маленькая, юркая, всевидящая. Химию любили почти все девчонки. Однажды она поручила мне и Ире Львовой подготовить лабораторную работу какому-то классу. Мы все сделали и возникла мысль: собрать промышленную установку для производства фосгена (отравляющего газа). Установку сделали, но хватило ума не испытывать ее в работе.
Елена Николаевна Пруденская — историк. Я сидела в 10-м классе в боковом ряду за первой партой. За мной — Ира Львова. И вот, вместо того, чтобы внимать ответам одноклассниц, она под носом учительницы забавлялась на ее уроках с моими косами. Навяжет на них штук по десять бантов разного цвета и величины, а Елена Николаевна делала вид, что ничего не замечает, все нам прощала. Может потому, что знала, если кто-то придет на ее урок из проверяющих, мы с Ирой не подведем, отвечая.
Софья Федоровна Тюменева, дочь купца Тюменева*, — учитель русского языка и литературы. Благодаря ей мы не только научились грамотно писать на родном языке, но и открыли для себя его красоту, полюбили русскую литературу. А какие предложения мы с ней разбирали! Напишет на всю доску одно предложение из «Войны и мира», и мы без ошибок делаем синтаксический и орфографический разбор. Отрывки из «Войны и мира» читала на французском языке, а мы сидели, раскрыв рот. Уж на ее уроках не побалуешь. Однажды она водила нас на экскурсию в библиотеку Дворца культуры («Авиатор»). Возвращаемся обратно. Она идет медленно, вразвалочку (уже была на пенсии, старенькая). Я пристроилась позади нее, а за мной, в цепочку встали остальные девочки. Так и шли до школы, как гусята за гусыней.
Из всех учителей не любили только классного руководителя, математичку. Ее уроки мы чуть не срывали. Начнем кашлять всем классом по очереди. Она смотрит на нас, мы на нее, умными глазами. Отвернется к доске, и опять в классе сплошное чихание и кашлянье.
Спасибо нашим учителям. Таких учителей да в наши бы школы сейчас.
Каждый школьный вечер начинался с вальса Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад». Очень красивая музыка! Приходить на вечер надо было только в школьном платье и белом переднике. Мальчишек приглашали из первой школы, мужской. Вход был строго по пригласительным билетам. Так же по билетам и мы ходили к ним в первую школу на вечера. Я любила танцевать. Особенно вальс. В старших классах я носила на позвоночнике корсет. Мальчишки приглашали, но протанцевав один танец и нащупав корсет, в следующий раз уже не подходили ко мне, а я с удовольствием танцевала с девчонками.
Наша школа располагалась в центре города и считалась лучшей школой для девочек, поэтому все начальники стремились определить своих дочерей на учебу именно в нашу школу. Наш класс был разделен на две группы. В одной — дочери начальников, в другой, нашей, — рабочих. Даже на уроках сидели на разных рядах. У окон — дочери начальников, второй и третий ряды — мы. Исключение составляли Ира Львова, Оля Шарухина, Люся Николаева. Оля была очень тихой девочкой, Люся жила с мачехой. С Люсей мы сидели за одной партой. На праздники, пока училась в школе, собирались у Иры Львовой. Там я впервые попробовала шампанское, розовое и шоколадное. Родители у Иры были очень гостеприимны.
Когда умер Сталин, я училась в 10-м классе. В заводском сквере, где сейчас Макдональдс, стояла статуя вождя. Там собрали митинг. Народу пришло много, все плакали, и я тоже. Мысль была одна: «Как же мы теперь без него жить-то будем?»
На экзамене по алгебре, устном, я получила тройку. Единственная тройка в аттестате. А получилось так. Мне дали к билету дополнительный пример. Я его не решила. Вышла из класса на улицу, села на скамейку и вдруг, как озарение, подняла валявшуюся рядом со скамейкой веточку и ею на песке начертила решение примера. Было так обидно, что уже поздно дошло.
Кончилось детство, чего в нем было больше, горя или радости, не знаю.
* Николай Ионович Тюменев (1823–1897) — купец I гильдии, благотворитель. До революции в гимназиях Рыбинска были стипендии его имени, а в училищах оказывалась помощь бедным ученикам. Большие средства жертвовал богадельням и приютам. Занимался активной общественной деятельностью: гласный городской думы и земского собрания, почетный попечитель городских училищ и т. д. Был награжден золотыми медалями на Анненской, Владимирской, Александровской, Андреевской лентах, орденами Святого Станислава и Святой Анны 3-й степени. В 1899 году его дочери передали дом на Мологской (Чкалова) улице детскому приюту А. Г. Баскаковой, на свои средства устроив в нем домовую церковь.
На иллюстрации: Наш класс и наши учителя. 1953 год
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/06/989
Оглавление и начало: http://www.proza.ru/2018/10/06/871