Решила поступать в Ивановский химико-технологический институт. Неплохо сдала вступительные экзамены. Нас, пять человек из одного класса, поселили в студенческом общежитии, в комнате, где было полно клопов. Первую ночь из-за них не спали, во вторую обложились со всех сторон пижмой, так они стали на нас пикировать с потолка.
После сдачи экзаменов нам сказали, что балл у всех проходной и мы должны освободить комнату — ехать со спокойной душой домой. Обрадованные, мы уехали из клоповника. Конец сентября — ни вызова на учебу, ни документов. Потом пришел отказ, а тех, кто не уехал, приняли и с меньшими баллами. Мама отругала, зачем уехала, не дождавшись официальных бумаг.
Пошла работать на двадцатый ученицей контролера. Через три месяца сдала сначала на третий, а потом на четвертый разряд. Цех был новый, открывали новое дизельное производство. Рабочие — ребята после армии. Работала в две смены. Вторая смена заканчивалась в два часа ночи. Домой часто провожали парни.
В 1954 году поступила на филологический факультет Рыбинского педагогического института. Там познакомилась с Милой (Людмила Столбова), Алей (Аля Юдина), ближе сошлась с Идой (Идея Петрова). Так все вместе и сдружились. Я все пять лет была старостой группы. В мои обязанности входила и раздача стипендии. Один раз в очереди у меня чуть не вытащили все деньги из чемоданчика, но хорошо, прижала его ногой к прилавку. Другой раз раздала каждому на 50 рублей больше, потом собирала всё назад. Старалась учиться на повышенную стипендию (Дима и Леня маленькие, мест в садиках не было, поэтому мама сидела с ними, не работала).
Институт находился на левом берегу Волги у места впадения в нее реки Шексны, на территории бывшей дворянской усадьбы Петровское, принадлежавшей до революции роду Михалковых. Барский дом и примыкающие к нему постройки окружал живописный парк, созданный в середине 18 века. С восточной стороны от главного корпуса института возвышался искусственный холм с беседкой-ротондой. На юго-востоке располагалась обширная дубовая роща, искусственный ров, снабженный перекидным мостом, грот Медведь. На главной аллее стояли традиционные для того времени скульптуры спортсмена с веслом, девушки с кукурузой и Валерия Чкалова.
Мы с Милой любили гулять в этом парке. Обычно убегали с лекции по методике преподавания русского языка (преподаватель был отвратительный). Парк в то время был чистым и ухоженным. Находиться в нем было большое удовольствие. С этих побегов у меня осталось немало фотографий.
Чтобы добраться до института, надо было переправиться через Волгу. Летом от городской пристани на улице Пролетарской к Петровскому ходил речной трамвайчик, а зимой, когда река замерзала, переходили ее кратчайшим маршрутом. Спускались к Волге напротив того места, где сейчас расположен Мемориальный комплекс «Огонь славы», и шли к левому берегу по льду гуськом друг за другом. Я обычно шла первая. Однажды уже у самого берега провалилась по колено в воду. Думала, что останусь без валенка. Валенок пропорола о лед, но ногу вытащила — и бегом в институт, а там разложила всё сушиться на батарею. Переходили Волгу по льду и на стрелке, где в нее впадает Черемуха, и в обход через ГЭС ходили. И тот и другой путь были гораздо более безопасными, но уж больно большой крюк приходилось делать, чтобы добраться до института. Ближе к весне все уже уставали, и так далеко ходить не хотелось — я опять вела девчонок гуськом по опасной тропе, а по бокам промоины величиной с чайное блюдце — ГЭС периодически воду с водохранилища спускала, вот лед и подмывало местами. Как никто не поскользнулся, под воду не ушел. Только сейчас и осознаю — ну и дура была.
Однажды засиделась допоздна в библиотеке. Вышла — темно, никого нет. Решила идти домой через Волгу кратчайшим путем. Все бело, тропки не видать, а тут вода зашумела подо льдом. Видать, на ГЭС воду спускать стали с водохранилища. Тороплюсь, вглядываюсь в темноту, слезы от напряжения из глаз текут. Думаю, если провалюсь, то не глубоко — берег уже близко, выберусь как-нибудь. А страх все равно берет. Больше в темноте через Волгу не ходила.
Мила на первом курсе жила в общежитии, так как долго не могла принять вторую жену отца, не хотела жить под одной крышей с мачехой, но потом у них как-то отношения наладились. Последний экзамен. Она просит меня помочь собрать вещи и отвезти домой. Собрали, приехали с узлами на улице Олега Кошевого. Мила предложила выпить за окончание первого курса. Достала у отца початую бутылку коньяка. Выпили буквально по два глотка и опьянели. Видать, сказались экзамены. Мила ставит на стол сковороду с пшенной кашей: «Закусывай!» А у меня язык во рту не шевелится, и у нее тоже. Решили прилечь на кровать. Она наклонилась над узлом, взять покрывало, а встать не может. Еле ее подняла. Легли на кровать валетом. Больше такой пьяной я никогда не была.
Отец Милы, главный военпред катерозавода, иногда давал нам матросов и небольшой катер. На катере мы ездили по Волге до речки Колышки, где сейчас Демино1. Тогда на берегу Волги был живописный луг, а дальше лес. Приставали к берегу, где хотели. С этих поездок также осталось на память много фотографий.
У Милы, единственной в то время из всех девчонок на нашем курсе, появился дома телевизор с экраном 10х10 см. Я и Ида ходили к ней смотреть кино, концерты. Это было такое чудо! Новый год обычно встречали в доме у Али. Она одна в семье. Родители — начальники на заводе, души в дочери не чаяли, и нам по касательной перепадало. Ее мать пекла такие вкусные торты — пальчики оближешь! Кроме как у них в гостях, мне нигде ничего подобного не случалось отведать. Иногда собирались студенческой компанией у Маи Холод — ее родители были не из богатых. На столе квашеная капуста, отварная картошка, но было весело и хорошо.
На первом курсе нас послали в колхоз в село Лацкое Некоузского района. Я, Ида, Мила, Аля, Люся Ершова поселились вместе в одном доме. То лен в здании церкви провеивали, то горох убирали, то картошку. За доблестный труд нам колхозное начальство выделило полмешка гороха на варку супа. И что на нас нашло — не знаю, но решили прихватить с собой еще немножко горошку. Насыпали Иде в шаровары. Кто-то видел, или по толщине Идиных шаровар заподозрил что-то, и наябедничал на нас нашему преподавателю. Он пришел к нам в дом и устроил допрос. Бывший офицер, такие провокационные вопросы задавал, но мы как-то выкрутились. Если бы выяснил, то выгнал бы нас с позором из института. А я потом горох этот злосчастный (будь он не ладен!) высыпала курам. Как они налетели на него! Петух раскричался — голосисто так стал созывать своих подруг на пир. Я испугалась, что на столь громкий зов кто-нибудь из начальства прибежит и все увидит.
В институте я ближе подружилась с Кларой Ждановой, с которой мы были знакомы еще со школы, но общались тогда мало (она принадлежала к социальной группе дочерей начальников). Из близких школьных подруг никто в Рыбинске не остался — Ира Львова училась в Иваново, Люся Николаева переехала жить на Мехзавод. Ходили с Кларой гулять по городу и на танцы в сад Лазовского (напротив пожарной части на Пролетарской. Сейчас этого сада нет — забор да дикая поросль), на Утильку (танцплощадка на открытом воздухе за зданием Дворца культуры «Авиатор»), ездили на ее дачу на станцию Волга**.
Одну из девчонок с нашего курса выгнали из института за распространение порнографических открыток. Прочитали с Милой приказ, вытаращили глаза и побежали в библиотеку узнавать, что такое порнография.
Однажды на экзамене по литературе 19 века у меня «отшибло память». С Милой только вечером у тети Мани в читалке прочитали все рассказы Вересаева. У меня в билете второй вопрос «Творчество Вересаева», а первый — «Драматургия Горького». По первому вопросу могу без подготовки все ответить, а по второму заклинило — даже названий рассказов не могу вспомнить. Передо мной должна по очереди отвечать Мила, шепчу ей: «Перечисли рассказы Вересаева». Не успела, вызвали ее к доске. Ну, думаю, если мне трояк поставят — останусь без стипендии. Преподаватель сходу просит Милу перечислить рассказы Вересаева — видно, краем уха слышал, как я шептала ей что-то про этого писателя, а что к чему, не разобрался. Мила бойко перечисляет. Я только успеваю записывать — в голове сразу полная ясность. Сдала экзамен на отлично.
После первого курса, когда летом отдыхала у бабушки в Подольском, познакомилась с ленинградцем, курсантом морского училища им. Макарова, Широковым Николаем. Он был старше меня года на четыре. Не то чтобы влюбилась, но увлеклась. Потом мы с ним переписывались, встречались летом в деревне года три. И вот что значит школа, воспитание — все это время я даже в мыслях не могла представить, что могла бы с кем-то еще встречаться. Приехал он ко мне в Рыбинск, а мне стыдно идти с парнем вдвоем по родному городу — казалось, что все осуждают. Расстались очень просто. Он окончил мореходку, приехал в Подольское. Встретились. Он взял меня под ручку, чтобы пройтись по деревне. Я руку вырвала. Он отошел в сторону, и все.
На втором и третьем курсе института нас посылали в колхоз «Золотистые нивы». Жили мы в деревне Шестовское, в трех километрах от Подольского. Я приходила к бабушке Мане. Молоко у нее в качестве налога уже не отбирали, а девать его было некуда. Бабушка делала творог, сушила в печке и давала курам. Для себя делала масло. Когда я уезжала из колхоза, бабушка так нагрузила меня молокопродуктами (маслом, творогом, сметаной), что я еле дотащила этот груз до станции.
Мы были на 5 курсе, когда институт из Рыбинска стали переносить в Ярославль***. Наш курс оставили еще в Рыбинске доучиваться. В барском доме вместо института поместили школу-интернат, а мы заканчивали учебу в здании, где сейчас находится магазин «Пассаж» (ул. Чкалова, 1а).
Все пять лет сразу после занятий в институте мы ходили смотреть фильмы в кинотеатр «Центральный». Сеанс начинался в 16:00. Вместо обеда — два пирожка с ливером по 4 копейки. Повышенная стипендия была 19 рублей в месяц, обычная — 12 рублей. Брали самые дешевые билеты на 1–3 ряды. За минуту до начала сеанса усаживались на незанятые места в центре зала и дрожали от страха, что вот-вот придут хозяева мест и прогонят — стыда-то будет!
Распределяли нас на работу в Ярославскую, Архангельскую, Омскую области и в Дагестан (10 человек). Я решила ехать в Дагестан — экзотики захотелось. Как сказал один преподаватель: «Пожили на севере, поживите на юге». Мама не отговаривала, она вообще избегала от чего-либо отговаривать. Мила тоже решила ехать в Дагестан, и нам обеим почему-то больше всего захотелось попасть в Каягент****. Бросили жребий — выпало ехать мне.
* Демино — центр спорта и отдыха, расположенный на левом берегу Волги в 20 км от Рыбинска. Лыжный стадион в Демино вмещает около 7 тыс. зрителей (вдоль трассы соревнования могут смотреть около 25 тыс. человек) и является одним из самых больших в Европе. Летом проводятся веломарафоны. В 2011 году Деминский веломарафон оказался в тройке лучших веломарафонов страны, а также самым массовым по количеству участников на основной дистанции.
** Волга — железнодорожная станция Северной железной дороги, находящаяся в одноименном поселке на расстоянии 27 км от Рыбинска. Население поселка в конце пятидесятых годов составляло более 5600 человек, в настоящее время сократилось примерно до 3 тыс. человек.
*** В 1958 году Рыбинский педагогический институт влился в состав Ярославского педагогического института, который впоследствии был преобразован в Ярославский государственный педагогический университет.
**** Каягент — железнодорожная станция Северо-Кавказской железной дороги. Располагается на линии Махачкала – Дербент в 76 километрах юго-восточнее Махачкалы. Большинство населения — кумыки и даргинцы, по вероисповеданию — мусульмане-сунниты. Также проживает небольшой процент русских и украинцев.
На иллюстрации: Последний выпуск Филфака Рыбинского педагогического института (1954 — 1959 г.г.)
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/06/993
Оглавление и начало: http://www.proza.ru/2018/10/06/871