Число классов в 12-ой школе сократилось, вместо трех смен все стали учиться в одну, соответственно, упала зарплата. Я перешла в 24-ю школу и стала заведовать кабинетом немецкого языка. Помещение было необорудованным. Школьная доска стояла на двух табуретках. Голые стены. Рамы в окнах кривые, ни одна не закрывалась, щели в палец толщиной. Попросила папу помочь с ремонтом и обустройством класса. Папа несколько дней после работы с инструментами приходил в школу и все привел в порядок: рамы стали закрываться, часть стекол поменял, доску повесил на стену, сделал панели для стендов.
Первый год в 24-ой школе отработала хорошо — был хороший класс, с коллегами добрые дружественные отношения. Некоторые из учителей, правда, жаловались на деспотизм директора, но мне не приходилось испытывать это на своей шкуре, до поры до времени.
В мае месяце моей напарнице (второй учительнице немецкого языка) предлагают путевку — круиз по Волге. Она просит меня поработать за нее, директор обещает дать за переработку отгулы. Я соглашаюсь. Начинается ремонт класса. В классе стоит стеклянный шкаф, в котором значки, марки и прочая мелочь, а ключи от него моя напарница увезла с собой. Спрашиваю у завхоза, потом у директора, куда всё девать. Открыть шкаф никто не может, запасных ключей нет, а сдвинуть с места столь хрупкую конструкцию со всем ее содержимым и перетащить в другое помещение невозможно. Никто ничего путевого не предложил. Закрыла шкаф газетами. Через неделю смотрю, значков стало меньше (двух не хватает). Приезжает хозяйка, говорю ей об этом. Она доложила Екатерине Марковне, директору. Та вызывает меня к себе. Я напомнила, что советовалась и с завхозом, и с ней: «Надо было овчарку у шкафа сажать». Эти слова взбесили ее, и она предложила мне либо найти значки, либо написать заявление об уходе. Значков я не нашла, она стала настаивать, чтобы я увольнялась. Я записалась на прием в горком партии и сказала об этом одной учительнице. Августовское совещание учителей. Завуч берет меня за руку и уговаривает не ходить в горком — не выносить сор из избы. Я согласилась, о чем потом пожалела. Из-за директора каждый год половина учительского состава обновлялась, многие обращались в горком — безрезультатно. Сначала все шло нормально, потом у меня отобрали мой класс, считавшийся одним из лучших в школе, скомплектовали из сорванцов и двоечников другой класс и дали мне. И пошло: то ребята, сломя головы бегают по школе, то плохо дежурили, то пол не помыли, как следует, то не поздоровались. Территория вокруг школы и в школьном дворе была разбита на зоны уборки. Моему классу назначили самый грязный участок. Уволиться с работы я не могла — в ближайших школах свободных мест не было.
Зимой в школу пришла работать новый учитель Галина Константиновна. Ее муж дружил с третьим секретарем горкома партии. Несколько раз она возвращалась домой из школы в слезах от стычек с Екатериной Марковной. Муж рассказал о бесчинствах директора школы своему другу, и ее уволили, даже не дожидаясь каникул — в середине февраля.
В конце мая новый директор предложила мне поработать воспитателем в пионерском лагере. Я согласилась. Работа мне пришлась по душе и растянулась на несколько лет. Одно лето работала в «Якуниках», расположенном на берегу Черемухи за санаторием Воровского, потом в ведомственном (от катерозавода) пионерском лагере им. Титова, на берегу Волги за Охотиным, и восемь лет в п/л «Ильич». Это был выход из тяжелого материального положения. Кормили в пионерлагерях хорошо, плюс зарплата и оставались отпускные. Можно было хоть что-то купить сверх товаров повседневного потребления. Анюта была везде со мной. Ей нравилось. За работу в школе и пионерских лагерях мне вручили медаль за труд, значок ЦК ВЛКСМ за воспитание детей и присвоили звание «Ветеран труда» — а это хоть небольшая, но прибавка к зарплате.
С новым директором школа проработала 2 года, потом поставили Марию Анатольевну Орлову — хорошего завхоза и плохого учителя. Много нервов и сил в эти годы ушло на Мишку Ефремова, моего ученика, у которого на глазах застрелился его отец и парень стал неуправляемым. Была с ним и у психиатра, и в комиссиях по делам несовершеннолетних. Но помочь ему стать более уравновешенным, избавиться от страхов и мыслей о суициде так и не удалось (ему потом в армии побоялись давать оружие). Последний класс я вела бессменно с 4-го по 10-й. Коллектив был хороший. Нас от школы направляли на все межшкольные городские и районные соревнования: «Зарница», «Орленок», смотр учебников, спортивное ориентирование, знание правил дорожного движения и прочее, и прочее. Завоевали и привезли в школу множество призов: телевизор, проигрыватель, магнитофон, настольный теннис, шахматы, фотоаппарат, барабан, разные вымпелы, кубки и много-много другого. За проведение скольких школьных вечеров мне приходилось отвечать — и не счесть.
Последнее лето в школе мне пришлось поработать и за директора школы, а как директор вернулась из отпуска, ушла на пенсию. Уйти заставило состояние здоровья — три или четыре раза в последний год работы ко мне вызывали скорую помощь прямо в школу.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/10/06/1012
Оглавление и начало: http://www.proza.ru/2018/10/06/871