Отвоевание Курляндии немецкими войсками, 1919 год.часть 81
(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2018/09/19/984)
Для того, чтобы понять КАКАЯ разруха и развал были в то время даже на территории, контролируемой германскими войсками в Курляндии, приведем небольшой отрывок из мемуаров генерала Рюдигера фон дер Гольца «Моя миссия в Финляндии и в Прибалтике»:
«Утром 8 февраля 1919 года я с начальником штаба 6-го резервного корпуса майором Хагеманном, моим верным, неутомимым помощником в этих балтийских штормах, поехал на фронт к майору Бишофу.
Чтобы проехать 70 км по железной дороге понадобилось 7,5 часов, в купе частью стояла вода, так что можно было лишь встать на подножку, окна были разбиты, обивка сидений оторвана…
Все мои попытки получить штабной вагон для командования корпуса, чтобы почаще выезжать на передовую или иметь подвижную штаб-квартиру, где можно было бы поспать, остались напрасными, хотя в войну такие вещи попросту незаменимы и полностью в интересах службы.
В том, что правительство Финляндии предоставило мне как нечто само собой разумеющееся, мне было отказано новым германским правительством, хотя я в тяжелейших условиях добровольно вел войну еще целый год».
Даже, на некогда образцовом, германском железнодорожном транспорте, в вагоне поданном для нужд самого главного германского военачальника, «в купе стояла вода,… окна были разбиты, обивка сидений оторвана»…
И в таких условиях ему пришлось ехать до передовой почти 8 часов!
Зато состояние духа и настроение фронтовиков фон дер Гольца обрадовали:
«Я объехал множество постов с майором Бишофом и порадовался бодрому духу солдат, взаимоотношениям офицеров и личного состава, которые я застал.
Незабываем был один раненый, мужчина лет 30, который со своей койки с довольным видом закричал командиру своего фрайкора капитану Хайбергу: «Господин капитан, я точно скоро уже вернусь».
Пока в прусских сердцах живет этот дух, Германия и в век машин будет неодолима для целого мира врагов. С такими солдатами мы сможем восстановить свое положение в Центральной Европе, начав с позиций времен Великого Курфюрста…
По указанию майора Бишофа, предпринимались частые набеги, чтобы держать большевиков в страхе и сохранять инициативу.
Они чувствовали себя повсюду под угрозой и сами более не решались атаковать, ведь теперь они столкнулись с твердой волей противника и не знали, что там за этими патрулями.
Война далеко не всегда основывается лишь на арифметическом расчете, но еще и на психологии и мужестве. Я мог лишь полностью согласиться с такой активной обороной майора Бишофа».
(Упомянутый здесь фон дер Гольцем «фрайкор» - это русское название (от нем. Freikorps) добровольческих частей, сформированных в Германии в 1918-1919 годах для борьбы с ультралевыми и войсками новых национальных государств. Сыграли выдающуюся роль в подавлении коммунистических выступлений, но затем были распущены, из-за опасности, которую они представляли для режима Веймарской республики).
Видите, какую серьезную роль для поддержания боевого духа своих войск немцы отводили их постоянным АКТИВНЫМ действиям?!
Несмотря на то, что численность противостоявших им большевистских отрядов была намного выше, чем у немецких частей, германское командование постоянно держало противника в страхе и напряжении, проводило дерзкие рейды своих патрулей по его тылам, не давало врагу покоя.
Если бы немцы попытались тогда отсиживаться в обороне, в своих окопах, то они непременно были бы разгромлены.
Это прекрасно понимал генерал фон дер Гольц:
«Я дал указание командиру обследовать слабые места фронта, чтобы спланировать крупное наступление, которое состоится, как только мы получим подкрепления. А они уже транспортировались водным путем.
Тогда в районе Берлина действовал целый ряд вербовочных бюро для земель Прибалтики, формировавший 1-ю гвардейскую резервную дивизию, а в Восточной Пруссии уже проходил переподготовку 2-й гвардейский резервный полк. Как только эта дивизия будет здесь, она должна будет выступить на фронт на правый фланг, южнее Железной бригады, которая росла с каждым днем. Под руководством ее железного командира из Железной бригады должна была быть образована Железная дивизия…
Было нелегко убедить вышестоящее армейское командование «Север» согласиться на мой замысел отвоевания Курляндии.
Поэтому в отчете от 17 февраля я выражал опасения того, что долговременная защита Восточной Пруссии с относительно небольшими силами при чисто оборонительных действиях невозможна; напротив, необходимо занять рубеж реки Аа, чтобы иметь более короткий и удобный для обороны фронт. Окрестная территория вскоре уже не сможет нас прокормить, мы должны наступать, прежде чем большевики вывезут все запасы.
Мое наступление будет дешевле и с финансовой точки зрения: поскольку продолжительный застой на Восточном фронте попросту не оплачивается, мы должны с помощью военных успехов прийти к соглашению с большевиками. Итак, атака — лучшее решение с экономической и финансовой точек зрения, а также в смысле потерь.
Только так большевизм мог бы получить смертельный удар, а спартакистов на Родине можно было бы убедить в том, что они не получат никакой поддержки извне…».
На редкость здравые мысли были в голове этого «железного прусского генерала», не правда ли?!
В тяжелейшей обстановке военного поражения Германии и революционного развала на ее территории он думает не об отступлениях и «переговорах» с неприятелем, а только о новых атаках и боевом духе своих войск, порой используя для этого самые экзотические приемы:
«Сомнение вызывало то, что при этом надо было прочно удерживать многократно атакуемый большевиками Гольдинген, чтобы не оказаться отрезанными. К счастью, первые части 1-й гвардейской резервной дивизии уже прибыли, так что я смог обещать ландесверу поддержку.
Кроме того, я распорядился о том, чтобы Виндава одновременно атаковалась и с моря. В нашем распоряжении не было военных кораблей, однако мы поставили орудия на транспортные корабли и из них обстреливали гавань. Рядом должны были высадиться гвардейские стрелки…»
Огромную роль в победе «белых» националистов в Прибалтике сыграли формирования укомплектованные остзейскими немцами (их фон дер Гольц в своих воспоминаниях называет «балтийскими добровольцами»). Именно они, благодаря своей дисциплине, организованности и высокой боеспособности, были основной ударной силой «белых» формирований.
Вот, как о них вспоминает генерал фон дер Гольц:
«У меня еще была возможность на мосту в Виндаве у Шрундена увидеть балтийских добровольцев и в Рудбарене — командира латышского батальона майора Колпака. Балтийцы произвели на меня замечательное впечатление и как мужчины, и как патриоты.
Рослые, хорошей осанки, по большей части из крупной и мелкой буржуазии, гордые, с чувством собственного достоинства, они были готовы пожертвовать жизнью и комфортом за свое Отечество, которое с достойным удивления упорством защищали их предки в течение 700 лет. Тут можно было видеть несущих рядом службу поседевших мужчин и почти еще мальчишек.
Царила та добровольная, идейная дисциплина, которая была идеализирована в «Вильгельме Телле» Шиллера и которая может быть лишь в том народе, в котором партийные и классовые различия были незначительны и далеко уступали бы общей любви к Отечеству.
В балтийцах меня часто поражала сила этих людей, которые обладали характером господ, вне зависимости от того, стояли ли они высоко или низко — таковы были осмеиваемые немецкими филистерами «бароны», среди которых собственно баронов-то в действительности был лишь 1 % населения…».
Латышскому «белому» майору Колпаку не повезло. В самом начале этой войны он погиб в случайной перестрелке от «дружественной» немецкой пули:
«К сожалению, этот мужественный человек в ходе дальнейшего наступления пал от немецкой пули. Одна латвийская и одна немецкая колонна должны были вместе взять деревню в обход, но принятые из-за ложного известия за врагов, обстреляли друг друга, с обеих сторон были убитые и раненые.
С истинно латышским недоверием это, к сожалению, довольно часто случающееся на войне недоразумение было воспринято как преднамеренное с немецкой стороны, чтобы убить их «полководца». В конце концов, позже они и сами смеялись над этими обвинениями.
Майор Колпак был похоронен в Либаве как национальный герой. Я, естественно, лично участвовал в церемонии погребения этого храброго солдата».
Как бы им трудно не приходилось, но войскам генерала фон дер Гольца весной 1919 года удалось отвоевать всю Курляндию.
Вот основные этапы этих боев:
«Первой атакой должна была быть захвачена станция Муравьево в качестве базы снабжения, откуда составы могли потом отправляться как на митавское (Железная дивизия), так и на шавельское направление (1-я гвардейская резервная дивизия)…
3 марта операция «Оттепель» началась взятием после тяжелого боя 1-й гвардейской резервной дивизией Тыршле, Пампельн был захвачен Железной дивизией, а Нойхоф южнее Шрундена —латышским батальоном.
Муравьево было занято Железной дивизией 3 марта, однако оно было вновь оставлено из-за подхода подкреплений и бронепоезда.
Лишь 5 марта его, наконец, смогли покорить, когда с фланга вмешалась 1-я гвардейская резервная дивизия, ею также были захвачены Векшни и Окмяны…
Уже 10 марта после отдельных бравых схваток цель операции «Ледоход» была достигнута, а дерзким прорывом бронепоезда “V” с двумя ротами 2-го гвардейского резервного полка был взят Шавли…
Усиленными переходами германско-балтийским войскам удалось 13 марта выйти к Цабельну и Кабиллену, 14 марта к Кандау, 15 марта к Туккуму, Заатену и Фридрихсбергу. Еще левее на фланге 15 марта был разбит слабый гарнизон Виндавы, а 16 марта взят Тальзен. Повсюду балтийцев приветствовали как освободителей, местные большевики были повержены…
После 20-часового марша от Туккума до Митавы, примерно 60 км, и после короткого, но яростного боя Митава 18 марта была взята с запада…
1-я гвардейская резервная дивизия …23 марта вместе с отрядом графа Йорка одержала блестящую победу у Бауска, причем решающее содействие оказал храбрый фрайкор капитана фон Брандиса, в годы Мировой войны взявшего форт Дуомон под Верденом.
Занятый 2 тысячами русских город взяли после тяжелых боев, захватили богатые трофеи и 400 пленных из трех различных полков. Наши потери составили 1 офицер и 56 солдат.
Потери в марте 1919 года составили:
В 1-й гвардейской резервной дивизии:7 офицеров, 139 нижних чинов;
в Железной дивизии: 13 офицеров, 159 нижних чинов;
в ландесвере: 7 офицеров, 37 нижних чинов, причем из них примерно 33 % убитых.
Потери были особенно высоки в Железной дивизии с ее небольшим боевым составом. Все войска сражались прекрасно…
Из захваченных вражеских приказов нам стало известно, что мы сумели своим наступлением предвосхитить атаки врага, которые начались бы в середине марта с отвоеванием Виндавы и Гольдингена и там велись бы в обход с севера на Либаву.
Едва ли следовало сомневаться в том, что это большевистское наступление имело большие перспективы успеха.
Ведь армейский корпус после прибытия 1-й гвардейской резервной дивизии оказался растянут на широком фронте, резервы были очень невелики железнодорожные сообщения для переброски войск на север — весьма убогими.
Отсюда следует, сколь верной была оценка положения, что только посредством наступления можно было защитить Восточную Пруссию, ведь понесенные потери спасли от катастрофы не только Восточную Пруссию, но и, наверное, всю Германию, так как победа русских большевиков на восточной германской границе привела бы к развязыванию и так угрожавшей ей тогда второй революции…».
Очень интересны оценки генерала фон дер Гольца политики тогдашних «белых» националистических кругов Латвии и его прогнозы о будущем прибалтийских лимитрофов.
Казалось бы, они должны были быть благодарны своим германским освободителям от большевизма, тем более что сам латышский лидер Ульманис официально просил немцев о помощи и обещал каждому германскому солдату, который не менее четырех недель будет участвовать в боях против местных большевиков, что он получит гражданство Латвии и преимущественное право на получение земельного надела!
Однако – ничуть не бывало.
Латышские лидеры быстренько переориентировались на Англию и «забыли» все свои обещания:
«Никакой благодарности за отвоевание страны мы не получили и от латвийского населения. Несмотря на вполне справедливые постоянные заверения со стороны правительства и прессы в том, что Германия в ее теперешнем положении не может и думать о захвате территории на Востоке, у латышей было только то ощущение, что они сменили хозяев, и даже выпущенное самим их правительством воззвание к народу и войскам имело девиз: «Сначала большевики, затем немцы».
Однако некоторые круги в правительстве и сами держались того мнения, что независимость Латвии может быть достигнута лишь в борьбе против и Германии и России, то есть при полнейшем бессилии обеих держав. Однако условием для такого развития событий становилась мировая революция, хаос.
Так что самостоятельная Latwija могла возникнуть лишь на большевистской почве.
Относительно благоразумные круги под руководством Ульманиса и Вальтерса, попросивших германской помощи при весьма широких обещаниях за нее, разумеется, понимали, что означает большевизм для Латвии, и хотели бы одолеть его, однако все же не были довольны и немецкими победами и во всем полагались на Англию.
Поэтому господин Ульманис никогда не благодарил меня, а лишь однажды выразил свое «удовлетворение», и то лишь тогда, когда ему чего-то было от меня надо, и я сам спросил его, рад ли он тому, что значительная часть его страны вновь свободна от большевизма…
Однако недоверчивость латышей, стремившихся к полностью самостоятельной Латвии, должна быть направлена не против Германии, а против России.
Восстановившейся России было бы очень тяжело лишиться балтийского побережья, и, конечно, эстонского в особенности Latwija и Eesti поэтому постоянно испытывали бы угрозу со стороны России. По моему мнению, у них вообще нет никаких шансов на существование.
Без должным образом образованной элиты (после изгнания балтийских немцев), с преимущественно пробольшевистски настроенным населением в городах и на селе, без достаточного количества жителей на неосвоенной территории, без какого бы то ни было опыта администрации и даже ее начатков у латышей остается только выбор между английской колонией или в составе русской империи, в случае если они не хотят опять стать русской провинцией.
Однако если они, как в 1919 году, выберут стать английской колонией, то восстановившаяся Россия попросту сделает их своей провинцией.
Ведь Англия не сможет на долгое время удержать свои владения на Балтике, и Россия никогда не забудет латышам, которые в качестве гвардии Троцкого осуществили вторую революцию, установив господство большевиков в Москве и Петербурге, что свою так называемую независимость они получили от Англии.
А вот Англия в случае большевистского натиска принесет Латвию в жертву и, в отличие от Германии, ради латышей не отправит туда ни единого человека».
Не правда ли, это - удивительно точное «пророчество» германского генерала, которое было опубликовано еще в 1923 году?!
В 1940 году Англия действительно не отправила «ни единого человека» для поддержки националистических режимов в Прибалтике…
Однако в начале 1919 года Англия начала серьезно вмешиваться в прибалтийские дела, привычно отстаивая свои колониальные интересы и стремясь активно вытеснить оттуда германские войска и администрацию:
«Из Англии в конце февраля 1919 года в Либаву прибыла специальная комиссия, которую возглавил майор Генерального штаба Кинан, до войны торговавший льном в Пернау к северу от Риги.
Вместе с ним был еще и бывший рижский лесоторговец. Оба прибыли в Либаву в основном за тем, чтобы заключить для Англии торговые соглашения, в которых они, разумеется, были в первую очередь заинтересованы сами…
В ходе продолжительного первого визита мистера Кинана, когда он отрекомендовался как дипломатический представитель, я вполне поладил с ним и попытался в интересах Германии убедить его в целесообразности нашего пребывания и нашей борьбы в Латвии…»
Однако Ульманис стал делать все, чтобы привлечь бывшего английского торговца льном, ставшего официальным представителем Британской империи в Курляндии, на свою сторону.
Вспоминая об этом, генерал фон дер Гольц подчеркивает:
«Ведь та искусная и раболепная манера, в которой бывший торговец свининой, опытный во всех рабских уловках Ульманис опутывал сетями английских купцов, навязывая им только латышскую точку зрения, привела к тому, что очень скоро Кинан встал на его сторону.
Кинан, казалось, испытывал особую симпатию к господину Ульманису, ежедневно устраивал с ним дружеские встречи и безоговорочно поддерживал неестественное стремление Латвии к независимости, от которой Англия пока что могла только выиграть и политически, и экономически.
Все пожелания Латвии относительно германских оккупационных властей Кинан отстаивал в очень невежливой форме, не прислушиваясь к точке зрения немецкой стороны.
Так что я был вынужден указать ему на рамки его полномочий, не собираясь ни отдавать германских хозяйственных прав военного времени, ни уступать латвийским требованиям, которые угрожали безопасности германских войск. Кинан понял, что я как главнокомандующий в Латвии и представитель ведущих военные действия германских властей отстаиваю свою точку зрения в интересах авторитета и влияния Германии, и по этой чисто деловой причине до открытого противостояния между нами не дошло.
Только равноправное положение как побежденных немцев, так и победивших англичан было не только самой достойной, но и самой мудрой позицией…
В то время как в Германии и в комиссии по перемирию в Спа под предводительством Эрцбергера полагали добиться благосклонности Антанты все большей уступчивостью и тем самым все более попадали в зависимость от нее, мы говорили холодное «нет» тем латышским и английским требованиям, которые противоречили германским интересам».
Вот бы у кого поучиться умению, в самых тяжелых условиях, отстаивать интересы родной страны, нашим «демократическим» мидовцам, которые во времена «дорогого Андрея» Козырева имели только одну переговорную позицию: «Чего изволите?!»
Генералу фон дер Гольцу, кроме встреч с английскими представителями, также приходилось вести очень непростые переговоры и с латвийским правительством:
«Спорными между командованием германского корпуса и военной администрацией, с одной стороны, и латвийским правительством — с другой, были вопросы германской оккупационной власти, принудительной мобилизации латышского населения и полномочий полиции в Либаве…
К сожалению, все более выяснялось, что члены правительства Латвии… нарушали старые или только что заключенные договоренности, порой ненавидели немцев больше, чем большевиков, а особенно низко опустились «военный министр» Залитис и господин Гольдманис, который в войну занимался развертыванием сражающихся теперь на стороне большевиков стрелковых полков; к тому же всем министрам решительно не хватало даже элементарных военных познаний. Поэтому все переговоры изначально были обречены на то, чтобы остаться бесплодными.
Сам я имел дело только с Ульманисом и Вальтерсом, министром внутренних дел. Однако и здесь спокойное обсуждение с перспективой достижения взаимопонимания было исключено.
Оба господина, а в особенности же Ульманис, постоянно уходили от темы, как только она становилась им неудобной, и вечно разыгрывали сцены с притянутым за уши волнением.
У меня постоянно складывалось впечатление о них как о прожженных спекулянтах, для которых в привычку вошло обманывать своего партнера при заключении сомнительной сделки…»
Не правда ли, это – просто убийственная характеристика для руководителей «независимой» Латвии?!
Камнем преткновения был вопрос о принудительной мобилизации в новоявленную латвийскую армию. Фон дер Гольц, прекрасно зная о пробольшевистских настроениях большинства латышского населения возражал против этого шага:
«Они требовали, чтобы вооруженные силы Латвии были усилены за счет принудительной мобилизации. Эти мероприятия были бы желательны, так как вербовка добровольцев давала очень хорошие результаты среди балтийских немцев, но не у латышей.
Согласно заключенному в декабре соглашению, должны были быть развернуты 18 латышских рот.
Однако к марту удалось с трудом образовать лишь один батальон, так что балтийцам, которым было позволено составлять лишь одну треть латышской армии, принадлежит главная заслуга в отвоевании Курляндии, и они понесли самые большие кровавые потери.
Требуемая … принудительная мобилизация означала ни много ни мало вооружение и обучение большевиков в занятых областях, а значит, и опасность большевистского завоевания изнутри, в тылу германских войск и помощь красным латышским стрелковым полкам на фронте со стороны зараженных большевизмом новых латышских формирований.
Сами пропагандистские листовки правительства, латышские газеты, множество покушений и зафиксированный саботаж на хозяйственных работах со стороны первых же призванных показывали, что те перебегут к противнику при первой же возможности, так как считают, что их истинным врагом являются немцы…
То, что призыв в Либаве невозможен, признавало и правительство.
Запрет министром Вальтерсом собраний социал-демократов был обоснован так: «Так как большая часть присутствующих — большевики»…
Именно поэтому я как губернатор Либавы должен был задержать раздачу 5000 винтовок и многочисленных пулеметов, которые английское правительство прислало для латышских войск на пароходе
«Саратов». Я приказал, чтобы пароход остался во внешней гавани и стоял там на рейде под охраной германских солдат…
Было выдано только необходимое для обучения рекрутов из окрестных районов оружие и боеприпасы к нему, а рабочим Либавы никакого оружия в руки не попало.
Из вышесказанного уже следует, что я просто обязан был отклонить латышско-английское требование, то есть о передаче полицейской власти в Либаве латышам, если хотел обеспечить безопасность моей либавской военной базы…»
Вот такие настроения и ситуация были в Латвии весной 1919 года… Германский генерал, командовавший всеми немецкими войсками, размещенными там, всерьез опасался большевистского рабочего восстания даже «у себя под боком», в оккупированной немцами Либаве!!!
Ну и, в завершение этой главы, еще один замечательный пример военной дипломатии, которую вел тогда генерал фон дер Гольц в Курляндии.
Напомню, что он вел их в условиях военного поражения Германии в Мировой войне, и находясь под контролем левого социал-демократического правительства Эберта-Носке в Берлине.
Однако, как подчеркивает фон дер Гольц,
«я и мои ближайшие советники желали показать победителям, что последние военные представители Германии за рубежом исповедуют принцип «все потеряно, но только не честь!
…Англичане, в зависимости от тона их писем, быстро получали логически обоснованный, но либо ироничный, либо грубый ответ. Это был не самый достойный, но самый разумный способ обращения с ними.
Ведь рабские натуры они презирают…».
(Вот бы это хорошо уяснить нашим дипломатам и мидовским «переговорщикам», которые десятилетиями стремились заслужить уважения своих западных «партнеров» путем односторонних уступок и сдачи всех стратегических позиций нашей страны…)
О том, как он работал со спесивыми английскими надсмотрщиками, и вспоминает генерал Рюдигер фон дер Гольц:
«Постепенно я снискал понимание у прибывшей лишь в начале апреля американской комиссии.
Однако англичане в Либаве относились ко мне абсолютно негативно. Они были купцами и хотели проворачивать свои дела.
Ни на что другое у людей, полагающихся на неодолимость английской мировой империи и презирающих все прочие народы, попросту не хватало широты мышления.
И они годами наполнялись ненавистью к Германии и поддерживали своих также настроенных коммерческих партнеров-латышей уже потому, что, по их мнению, большевистские настроения последних под английским господством попросту исчезнут.
Таким образом, мое намерение разрешать с англичанами сложные вопросы, возникающие по ходу дела, посредством устных переговоров оказалось невыполнимым…
Однажды майор Киган послал мне письмо с угрозами из-за того, что какая-то подчиненная инстанция забрала древесину с одного из крупных немецких складов еще военного времени, которую англичане собирались использовать в деловых целях.
Я уже отвечал ранее, что майору Кигану стоило бы по вопросам, спорным, по его мнению, снестись с посольством.
Вместо этого к письму была приписка: еще одно изъятие древесины будет стоить моим ландверистам их голов, а также предупреждения о возможном разрыве перемирия.
Майор Хагеманн, занимавшийся этим письмом, принес мне два наброска ответа: один спокойный и деловой, а другой грубый.
Я решил в пользу второго, в котором говорилось:
«Если это должно расцениваться как благодарность за освобождение Курляндии дорогою немецкою кровью и на основании совершенно односторонней оценки ситуации латышами будет причинен вред моим невиновным соотечественникам, то я немедленно предложу большевикам очищение и сдачу Латвии и английской комиссии».
Вот это – настоящий «АССИМЕТРИЧНЫЙ ОТВЕТ», не правда ли?!
В обмен на английские угрозы применения силы к немецким ландесверистам, генерал фон дер Гольц немедленно (и письменно!) пригрозил Англии «очищением» Латвии подчиненными ему германскими войсками и, в этом случае, передачу судьбы всей спесивой английской миссии, «на милость» большевиков.
Это мгновенно отрезвило руководителей английской миссии.
Больше того, под давлением фон дер Гольца, англичане даже запретили правительству «независимой» Латвии проводить принудительную мобилизацию населения:
«Я повторно обратил внимание комиссии Антанты на то, что оставление Латвии действительно станет для нас необходимым, если будет дано разрешение на осуществление их требования принудительной мобилизации. В занятых нами областях ее не последовало».
Как видим, своей твердой позицией, генерал фон дер Гольц не только нейтрализовал попытку «давить» на него, но и добился серьезных уступок от них.
«В моем дневнике есть такие слова: «Я бы куда охотнее был изгнан Англией или нашим правительством за чрезмерную энергичность, чем вялым лавированием между местными врагами немцев поставил бы под угрозу себя, мои войска и положение Германии. Возможность первого я постоянно имею в виду, однако мне на это совершенно наплевать».
С другой стороны, при всех этих гордых отражениях английских и латышских нападок, я все же всегда исходил из того, что не следует создавать дополнительных трудностей германскому правительству в его и так тяжелом положении. Поэтому постоянно избегал силовых акций и кровопролития по отношению к латышам…».
В следующей главе речь пойдет о развитии боев Гражданской войны в Прибалтике и роли германских войск в этих событиях.
На фото: военный министр социал-демократического германского правительства,"кровавая собака" Густав Носке инспектирует фрайкор. Берлин январь 1919 года.