Немцы на Гражданской войне в Прибалтике. Начало. ч

Сергей Дроздов
Германские войска на Гражданской войне  в Прибалтике, 1919 год.

Начало.(ч.80)

(Продолжение. Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2018/09/11/577)


В конце 1918 года в Германии вовсю шумели ветры Ноябрьской революции, которая тогда имела все шансы стать провозвестником Мировой революции («о которой так долго говорили большевики»(с)).
Генерал Рюдигер фон дер Гольц так вспоминал о своих переживаниях первых  дней пребывания на родине:
 
«Из Гельсингфорса я уезжал при самой мирной манифестации из 25 тысяч финляндцев, в Штеттине в гражданском платье я неузнанным высадился на берег. В Берлине мне еще повезло без побоев добраться до своего жилища…
Однако теперь у власти стояли люди, которые никогда не бывали под огнем или избежали его посредством трусливого дезертирства…
Через несколько дней после встречи дома с моими родными, а также с моим вернувшимся с Запада еще живым сыном я выехал со своим штабом и, к сожалению, лишь немногими солдатами из моих старых частей в Силезию на чешский фронт. Прочие мои прежние войска получили иное назначение.
На новом посту в моем распоряжении имелись добровольческие части, которые были с большим трудом развернуты здесь, чтобы защитить прекрасную силезскую землю от чехов, генералом бароном фон Бранденштейном (победителем у Лахти) и генералом фон Кесселем».

Много ли мы знаем о том, что в конце 1918 года в Силезии шли настоящие бои частей германской армии с войсками «новорождающейся» Чехословакии?!
Оказывается, там была очень непростая обстановка:

«С организационной точки зрения все было в полном порядке.
Однако боевой дух войск на многих участка превосходил даже самые худшие ожидания. Это была одичавшая солдатня, чума для населения, высоко оплачиваемая, грабящая, однако открыто за являющая, что никакого сопротивления чехам они оказывать не будут.
Когда генерал фон Кессель захотел сместить одного батальонного командира, полностью находившегося под контролем его солдат, то был арестован и освобожден лишь спустя несколько часов.
Всякая попытка поддерживать там порядок или же распустить опасные и бесполезные войска встречала энергичное сопротивление.
Они теперь знать не хотели врага внешнего угрожающего Отечеству, а знали лишь внутреннего врага, который собирался восстановить авторитет государственной власти…

В середине января состоялись выборы в Национальное конституционное собрание, в ходе которых революционное правительство и солдатские советы использовали на благо своих партий все находящиеся в их руках рычаги власти. Автомобили, набитые дикими солдатскими рожами, разъезжали по Силезии, разгоняли националистические сборища и подстрекали местное население…

Приходили новости из внешнего мира — об уличных боях в Берлине, в которых старшие офицеры спасали Германию от большевизма, однако тем самым, конечно, работали и на благо революционного правительства, поддерживая порядок, устраняя серьезнейшую опасность для Восточной Пруссии на виду у большевиков, продвигающихся в лимитрофах, к Риге, при взятии Митавы и полном разложении остатков старой 8-й армии.
В это время я частным порядком узнал из телефонного разговора, что назначен успокоить «бушующее море» на северо- восточной границе. Там, на севере, я был известен как человек, спасший от большевистского ужаса Финляндию, и потому из прибалтийских провинций шли просьбы о моем назначении туда…

Я тогда еще не подозревал, что мне в руки вкладывают тупой меч, что я буду окружен исключительно врагами, а самыми худшими из них окажутся мой же собственный народ и правительство…
После краткого пребывания в Берлине через Кёнигсберг я поехал в Либаву.
В Кёнигсберге генерал фон Эбен со смехом сказал мне: «Ну, Вы отправляетесь в нужное место. Надеюсь, что успеете еще до большевиков».

Избежав ставшего тогда обычным нападения грабителей на железной дороге, при -15 по Реомюру в неотапливаемых вагонах 4-го и 3-го класса, с вынужденной остановкой в Инстербурге, добираясь из Кёнигсберга почти две ночи в окружении дикой солдатни, я достиг в 5 утра 1 февраля Либавы.
 
В 8 утра прибыл глава губернаторства Либавы и тут же за ним для доклада — начальник прибалтийской ландверной комиссии, умный и работящий господин фон Самсон, судейский чиновник из Риги и лифляндский помещик».

Чтобы обстановка, в которую попал  генерал фон дер Гольц,  была понятнее, напомню, что с 1915 года вся Литва, Курляндия и часть Латвии была оккупирована германскими войсками. В 1917-18  годах немцы, пользуясь революционным развалом в русской армии, захватили всю Прибалтику, а также Псков, Нарву и Моонзундский архипелаг на Балтике.
Там они устраивались «всерьез и надолго»,  создавая марионеточные «герцогства» и рассаживая там своих германских принцев.
 
После начала Ноябрьской революции 1918 года и перемирия на Западном фронте, на Восточном фронте германские войска остались на завоеванных территориях.
Антанта, опасаясь разрастания Октябрьской  революции на Запад, не требовала вывода этих войск с захваченной ими русской территории, т.к. видела в них силовой «противовес» красноармейским отрядам.
Однако и немецкие войска Восточного фронта (а особенно части 8-й армии, дислоцированные в Прибалтике) под влиянием революционных событий в России постепенно разлагались,  и теряли свою знаменитую дисциплину и   боеспособность.
Генерал фон дер Гольц, за двое суток в пути от Кенигсберга до Либавы, что называется, «на своей шкуре» прочувствовал все «прелести» поездки в неотапливаемых вагонах в окружении  « дикой солдатни».

В войсках 8-й немецкой армии царил невиданный в германской армии  хаос. Правда, до убийств собственных офицеров, срывания с них погон, массового дезертирства и прочих «прелестей», чего весной-летом 1917 года с лихвой хватало в  русской армии Керенского, у немцев дело все-таки не дошло.
Слишком велик был там авторитет и уважение к офицерам, а привычка к дисциплине и порядку  была «в крови»  у большинства немецких солдат.
 
Но воевать с «красными» отрядами почти никто из немецких солдат не хотел. Пришлось делать ставку на добровольцев, которых в Германии именовали «фрайкором» («свободным корпусом», в вольном переводе), а в Прибалтике из добровольцев формировались отряды «ландесвера».
Обстановка у фон дер Гольца, на 1 февраля 1919 года, была следующей:

«Большевики по большой дуге стояли вокруг Либавы, от Виндавы до Шрундена фронтом на Запад, а затем между Газенпотом и Гольдингеном фронтом на юг. На нашей стороне были справа остатки Железной бригады, а на левом фланге еще не сформированный балтийский ландесвер.
Железная бригада была образована из добровольцев мятежной 8-й армии, которые, однако, отказывались вести серьезные бои.
Прибывшему 17 января майору Бишофу, который, будучи в 1918 году на Западе командиром полка, заслужил Pour le Merite, удалось только лишь силой своего характера и своим появлением у добровольцев под Виндавой организовать сопротивление…
(Pour le Merite -  «За заслуги» (фр.), высший орден Пруссии — как для военных, так и для гражданских лиц- комментарий).

Ландесвер был развернут по согласованию с новым латвийским правительством.
Так как вместо 18 были набраны лишь 2-3 латвийских и одна русская рота под командованием князя Ливена, причем они почти целиком состояли из балтийских немцев или же немцев из рейха, их все же называли балтийским ландесвером. И у них так же, как и в Железной бригаде, надо было бы сменить командира».
Итак, вместо 18 штатных рот для латвийского ландесвера с большим трудом удалось найти добровольцев для формирования только 3-х рот, причем состояли они в основном из немцев (как прибалтийских, так и «настоящих», выходцев из рейха). Это при том, что балтийские немцы составляли тогда только 8% от населения Прибалтики.

В самой Либаве, особенно  среди рабочих,  тогда господствовали пробольшевистские и антигерманские настроения, а местный немецкий гарнизон был под сильным влиянием солдатского совета.
«В прямой постановке»  тогда даже стоял вопрос об экстренной эвакуации германских войск, в случае восстания в Либаве:

«В этой опасной внешнеполитической обстановке в гавани Либавы наготове стояли транспортные корабли, способные быстро эвакуировать войска морем, если положение станет невыносимым.
Погрузка готовилась под давлением непременно восставшего бы затем рабочего населения Либавы, у которого было отобрано по меньшей мере 6 тысяч винтовок.
Защита от ждавших подходящего момента городских большевиков, окрыляемых фанатичной ненавистью к немцам, находилась в руках трех батальонов гарнизона, из которых два более управлялись гарнизонным солдатским советом, нежели своими боевыми командирами. Совет позаботился о том, чтобы в него были избраны недовольные элементы от отдельных штабов и рот…
Так что в Либаве, что извне, что изнутри сидели, как на бочке с порохом, причем в прямом смысле этого слова».

Вот такая ситуация в западной части Прибалтики сложилась к началу 1919 года. Для германских войск (и интересов) все там висело буквально «на волоске». 
И если бы вместо генерала фон дер Гольца туда назначили какого-нибудь сторонника переговоров и поиска «консенсуса» с противниками, крах был бы неизбежным.
 
Самое интересное, что и марионеточное латышское  «правительство» Ульманиса стремилось «подладиться» одновременно и к немцам и к победившей Антанте, что, поначалу, у него получалось плохо.
Рюдигер фон дер Гольц дает им просто уничтожающую характеристику:

«Правительство Латвии, образованное в Риге в ноябре 1918 года, было настроено резко антинемецки, в нем были многие, предпочитавшие большевиков немцам, однако поначалу из страха за свою жизнь и министерские посты они выступали очень тихо…

Многие видные персоны являлись, очевидно, рабскими натурами, лицемерно угодничая передо мной, особенно когда я им был нужен: скрытные, лживые и всегда готовые предать меня и мой штаб и сделать строго обратное тому, что они обещали…»

Мало кто знает, что для того, чтобы заманить в ландесвер дисциплинированных и опытных германских солдат,  премьер-министр новорожденной латвийской державы,  господин Ульманис, пошел на экстраординарный шаг.
 
Он заключил договор с германским командованием о том,  что всякий германский солдат, который  не менее четырех недель будет участвовать в боях против местных большевиков, получит гражданство Латвии и преимущественное право на получение немалого участка земли.
Договор был оформлен письменно.
Повоевать за собственный земельный надел в  Прибалтике (которая тогда находилась под контролем германских войск), оказалось немалое количество немцев, как из самой Германии, так и местных прибалтийских, «остзейских» немцев (которых фон дер Гольц в своих воспоминаниях именует «балтийцами»).

Когда же,  с их помощью, красные отряды в Латвии были разбиты, господин Ульманис  выкинул на редкость паскудный «фортель», цинично заявив, что раз в Версальском мирном договоре четко прописано, что никто больше не обязан соблюдать обязательства перед Германией, то и он свои обещания о выдачи земли и гражданства выполнять не будет!
И обманутые немцы, обеспечившие ему победу, так ничего и не получили!
Впрочем, тут мы слегка  забежали вперед.
 
Продолжим рассказ фон дер Гольца о событиях зимы 1919 года :
«В качестве свидетельства моего тогдашнего настроения я привожу здесь следующий фрагмент из лично составленного мною отчета от 17 февраля:

«Члены правительства родом из Лифляндии, и в Курляндии они не имеют никаких связей. Их не знают и сражаться за них не будут.
Тем более самонадеянно они, поддерживаемые Антантой, ведут себя, видя в ней одной спасение от всех напастей. Полагаясь на нее, правительство послало временному посланнику доктору Бюхарду и мне невежливые письма».
«Нам следует обеспечить добрососедские отношения с Курляндией, не важно, будет ли она независимой республикой, федеративным штатом в России или же ее провинцией. Мы не можем полагаться только на балтийских немцев, составляющих лишь 8 % населения».
В Курляндии можно рассчитывать на 60-процентную поддержку большевиков, а в Либаве она еще больше»…

Не правда ли, интересно?!
По докладу германского генерала, который тогда жил в Курляндии и был ОЧЕНЬ компетентным человеком, большевиков там поддерживало 60% населения !!! Это в условиях германской оккупации и официальной антибольшевистской пропаганды… 
(А нам-то сегодня рассказывают, что вся  поддержка большевиков тогда держалась на «чекистском терроре» и «китайских карательных отрядах»! Ни того, ни другого в Курляндии не было и в помине, а массовая поддержка населения у большевиков была).
Характерно, что германский генерал был настроен резко антибольшевистки (что несколько странно для отношения к правительству, во главе которого стояли «немецкие шпионы», так ведь?!) и мечтал о реализации различных планов германского командования по его свержению:

«После неудачного окончания войны надо было спасти то, что еще можно было спасти.
На Востоке Германия оставалась победительницей. Мы все еще стояли бы недалеко от Петербурга, если бы в войсках на Востоке не начались мятежи.
И вновь, по моему опыту, в Финляндии я достаточно низко оценивал войска красных.
И почему бы вместо не состоявшейся в августе 1918 года проведения «восточной политики» не начать совместно с «белыми» русскими в какой-либо иной подходящей форме борьбу с большевизмом, раз уж к этому времени Англия проявила свою мощь лишь на море?»

Говоря о  «не состоявшейся в августе 1918 года проведении «восточной политики»», генерал фон дер Гольц имеет ввиду замысел молниеносной операции германских войск по взятию Петрограда, (и созданию там марионеточного прогерманского правительства, по образцу прибалтийских «герцогств»), планировавшейся на начало сентября 1918 года, но не состоявшейся из-за резкого изменения стратегической обстановки.
(Мы об этом довольно подробно рассказывали в предыдущей главе).

Как видим, фон дер Гольц был готов вновь приступить к подготовке подобной же операции, только теперь в союзе не с «белофиннами», а с русскими белогвардейцами.
Это при том, что ситуация для него (и его войск) была ОЧЕНЬ тяжелой:

«Я утверждаю, что должен был сражаться на четыре фронта: с большевистской армией, с находящимся под влиянием немецких радикалов солдатским советом в Либаве и с его революционным влиянием на мои войска, с враждебным Германии, полубольшевистским правительством Латвии и с Антантой.
Согласно старым добрым стратегическим принципам, я решил их бить не сразу, а по очереди…
Ведь лишь атакуя можно победить, только так — сократить борьбу и покончить с ней. Победить или погибнуть! Лавирование —всегда признак слабости положения, а то и характера…»

Не правда ли, очень умные принципы?! Хоть сейчас в учебник тактики или в современную «Науку побеждать».
Есть чему поучиться, в т.ч. и нынешним нашим полководцам,  у «железных прусских  генералов»…
Однако, для начала ему нужно было навести порядок у себя под носом, в Либаве, где германские войска тогда больше слушались «солдатских советов», чем своих командиров:

«Однажды солдатский совет провозгласил себя солдатским советом всей Латвии.
Я запретил ему так называться, он настаивал и подал прошение Центральному солдатскому совету в Берлине, перед которым там многие трепетали, и потому сложилось угрожающее положение: так как войска гарнизона почти поголовно были на стороне солдатского совета...
 
В конце февраля я получил нового главу администрации в лице майора Хайнерсдорфа, умного, уже проверенного на деле, боевитого, который никогда, в отличие от своего предшественника, не прогибался перед превратностями революционного времени.
Кто в ходе этого крушения должен был лавировать, тот уже не может участвовать в восстановлении разрушенного, даже если был достаточно усерден. К сожалению, в высших инстанциях на это не всегда обращали внимание…»

Пришлось фон дер Гольцу навести порядок и в руководстве полиции Либавы:
«Однажды начались мятежи в полицейских частях, так как против их любимого начальника было возбуждено военно-судебное разбирательство. Еще до рассвета появились его доверенные лица и предъявили требования.
В полдень они с пулеметами засели в здании полиции, чтобы настоять на исполнении своих пожеланий, и выслали ко мне новую делегацию. Я напоминал им о немецком чувстве законности, солдатском долге и опасности большевистского восстания в Либаве, если немецкая полиция, которой побаивались, восстанет, — и наконец, они успокоились...

И все же начальник полиции и его части убедились, что я с собой играть не позволю.
И это осознание послужило тому, что последующие малоприятные личные стычки с различными высшими чинами полиции, за каждым из которых стояла часть полицейских, в конце концов разрешились миром…

Именно полицейские части Либавы следует благодарить за то, что безработное рабочее население города так никогда и не решилось поднять восстание. Значительную роль в мятеже полиции также сыграл солдатский совет. Сначала он хотел использовать эту возможность, чтобы убрать с дороги зачастую слишком строгого полицейского начальника, однако затем внезапно развернулся, понадеявшись на то, что можно будет повернуть оружие против казавшегося им еще более опасным губернатора. И то, и другое им не удалось…

Долгая война и революция сделали людей столь нервными и возбужденными, что каждый видел в другом личного врага, очень многие вообще более не хотели повиноваться и приспосабливаться друг к другу.
Так что ежедневно происходили стычки, шла затяжная маленькая война, пока постепенно не удалось посредством удаления нестоящих солдат и воздействия на других не вдохнуть в войска старый дух самоотверженности…»

И вот с этими немецкими войсками, куда генералу фон дер Гольцу удалось «вдохнуть в войска старый дух самоотверженности», он и начал новое завоевание  Курляндии  и Латвии.


На фото: колонну пленных "красных" финнов ведет германский конвой.  Финляндия весна 1918 г.

(Продолжение:http://www.proza.ru/2018/10/04/761)