К читателю
Здравствуйте! Эта книга – не просто графоманство соскучившейся по работе журналистки, это попытка описать хотя бы вкратце историю моих предков, моей семьи. Это как паззл. Я пытаюсь сложить четкую и ясную картину из осколков прошлого. Иногда это удается, иногда – нет… Но все же, пытаться стоит. Иначе нет смысла жить, ведь без знания истории семьи мы превращаемся в Иванов, не помнящих родства… Так или иначе, мои многолетние попытки отыскать корни и найти смысл в их переплетении отражены здесь. А вот получилось оно или нет – судите сами. Если честно, придется немного «поспойлерить» - история нашей семьи очень похожа на сериал. Давным-давно моим родственникам все говорили, что об этом можно книгу написать. Только никто не решался, а вот я, на свою голову, задумалась всерьез.
Пелагея
Стояла июльская жара, но вся деревня была на покосе. Солнце стояло в зените и слепило глаза, отблескивая от кривых стальных и железных полумесяцев. А они в умелых руках сельчан мелькали туда-сюда, как маятники в ходиках.
Косили с самого утра. Наконец, умаялись. Решили передохнуть.
Пелагея стояла, невысокая, стройная, пила теплую воду из глиняного кувшина. Было ей слегка противно от того, что вкус родниковой чистой воды перестал быть чистым, смешался с запахами людского пота, травы, а главное, что вода нагрелась и не была такой привлекательно-прохладной. Но пить все равно хотелось…
- Эй, красавица, не найдется ли попить? – белозубый, высокий парень с соседней улицы подошел к ней в самый неподходящий момент, когда она утирала рот подолом рукава. Пелагея смущенно заглянула в кувшин. Там не осталось ни капли.
- Эх, - пригорюнился парень. – Сам вижу, что ничего нет уже…
- Да не, - ответила Пелагея. – Еще квасок был. Он в прохладе под телегой припрятан. Будешь?
- А то! – обрадовался он.
Пелагея наклонилась, залезла практически вся под телегу, но достала заветный сосуд с квасом. Протянула односельчанину.
- Пей…
- Ага… - глубокими глотками парень опустошил крынку. – Спасибо.
Пелагея смотрела удаляющемуся соседу вслед и улыбалась, когда ее неожиданно настиг удар. Она не сразу поняла, что происходит. Упала на колющуюся траву и подняла взгляд на того, кто заносил над ней нечто большое, темное…
- Батя! Ты чего?
- А ничего! – возмущенно кричал отец. – Позорище! Ты чего это вздумала гуторить с парнем, да наедине? У тебя жених есть, что он подумает, а? Что люди скажут? Что вы тут за телегой обжимались да непотребство творили?
Горячий норов отца, его тяжелую руку Пелагея знала с детства. Но – терпела, как терпели все крестьянские женщины. От батюшки ей попадало за дело, нечасто. Чаще словом выскажет. Но тут, видимо, что-то ему в голову ударило – то ли квас забродивший, то ли солнце в зените…
Солнце в зените…
Солнце…
Оно отражалось в глазах девушки, потерявшей сознание от нестерпимой боли, лежащей навзничь около телеги на колючей, как шуба ежа, траве.
Отец сам доставил ее в больницу на той же самой телеге. На той же самой лошади, запряженной тем же самым дышлом, покрытом кровью дочери. Дышло угодило девушке в живот, прошлось по мягким тканям и разорвало промежность. Вот какими могут быть удары…
Все перенесла Пелагея. Все зажило, забылось, простилось. И замуж она за того, за кого просватали, пошла, да вот только врачи сказали ей – детей у нее быть больше не может. Никогда.
***
Свадьба была пышной. Гуляли два дня подряд. Гудело все село. Осип, отец Пелагеи, радовался жизни как мог. Для дочери он устроил хорошую свадебку – вместе с новой родней пили и плясали не переставая.
- Ох, что-то я не могу, устал очень, - после очередной рюмки сказал новоиспеченный муж Пелагеи. – Пойду, прилягу…. – и отправился в избу.
Гуляние продолжалось до вечера. И отсутствия жениха никто, вроде бы, и не заметил.
В дом зашла одна из подруг невесты, Катерина. И буквально через минуту раздался крик:
- Мертвый! Жених мертвый лежит!
Все кинулись в дом и увидели, что на лавке рядом с печкой действительно лежит безо всяких признаков жизни молодой супруг Пелагеи.
Вызванный деревенский врач установил – умер от болезни сердца… В двадцать один год Пелагея осталась вдовой.
Через несколько лет молодая женщина снова вышла замуж, и снова неудачно. Второй муж ее тоже скончался, и тоже скоропостижно. В селе стали уже поговаривать – девка, мол, несчастливая… Опять потянулись годы скорби и бабьего одиночества… Но тут она познакомилась с Афанасием.
Третий муж был моложе Пелагеи аж на двенадцать лет. Мог выпить. Но жили они не ссорясь, ладили между собой. Пелагея помогала ему чем могла, и вскоре, выучившись, Афанасий вместе с ней отправился в Горнозаводск, работать в угольной шахте.
Найденыш с Новосибирского вокзала
Деревянное здание Новосибирского железнодорожного вокзала отапливалось плохо. Да и погода оставляла желать лучшего. Промерзший насквозь люд спешил навстречу поездам.
У здания дважды появлялись пристрои – в 1906 году и в 1914. В один вместились кассы со строгими женщинами в форме в окошечках, пункт железнодорожной милиции. Во втором был новый зал ожидания и туалет.
Стояла обычная суета вокзала. Сновали туда-сюда носильщики с тюками вещей и чемоданами. Неторопливо прогуливались люди в форме. Просила милостыню старушка. Плакали непослушные дети на руках матерей, дожидающихся поезда. Поэтому никто не обратил внимания на молодую даму, отправившуюся в туалет со свертком на руках, а вышедшую из него уже без него. И только через некоторое время, когда женщины и след простыл, из туалета донесся крик:
- Люди! Кто ребенка оставил? Немедленно заберите!
И хотя искали нерадивую мамашу всем вокзалом, так и не нашлась таковая. Сверток решили отнести в милицию.
Распаковывая ребенка из одеял и пеленок, младший сержант Иванов, мужчина лет пятидесяти, которого служащие вокзала привыкли звать Василичем, обнаружил при нем записку:
«Ее зовут Антонина. Фамилия Каптелина. Родилась четыре месяца тому назад. Отца звали Степан. Оставляю ее, так как нечем кормить».
Василич вздохнул – ну что за люди… И принялся описывать имущество девочки и ее саму – при малышке была дорогая одежда, теплое новое одеяло. «Эх, поди сгульнула какая-нибудь студенточка с богатым купцом», - подумал сержант, - «А нам теперь расхлебывать, а девочке всю жизнь мучиться…».
Девочка улыбнулась ему и сверкнула изумительно голубыми глазками.
«Хотя нет», - подумал Василич снова, - «Не пропадет. А родители – что с них взять… Спасибо хоть за то, что жизнь дали».
***
Сумрачное утро разбудило жителей Горнозаводска. Метель неслась, то подбирая полы морозного плаща, то забывая сделать это. Пелагея собиралась пойти на базар – в доме совсем закончились продукты, надо было сделать небольшой запас мяса, круп, муки, кружков застывшего молока. Впереди маячили неясные холода, а на носу – празднование с мужем Афанасием Нового, 1937 года. Пока еще улицы были объяты ветрами и снегами 1936-го… Выходя на улицу, Пелагея машинально взглянула на уличный градусник. «Ох ты ж, мать честна, сорок градусов!» - перекрестилась мигом заиндевевшей от дыхания варежкой женщина.
Дорога до рынка показалась одним мгновением. Дырявые валенки худо-бедно грели, шубейка из овчины закрывала тело до пят, а под ней скрывалась длинная самовязаная кофта из козьей колючей шерсти. Однако лицо буквально задубело от порывов северного ветра, а в глаза то и дело летели сухие колкие снежинки. «И когда ж потеплеет, вроде ведь метель к теплу должна быть», - думала женщина, неся покуда еще пустые сумки. – «А ну как и праздники такими будут. Не обрадуешься!».
В ее голове теснились мысли о плохо протопленной печке – надо быстро-быстро купить продуктов и лететь домой, подкинуть дровишек к приходу Афанасия, - мечты о новых туфлях (непременно на высоком! И с пряжечками! Да только где ж их возьмешь-то… И так денег кот наплакал)…
Она неспешно прошлась по рынку. Самый волшебный день? Не может того быть. Метель и вьюга взяли в оборот практически все пространство вокруг города и в нем. И все же Пелагея Осиповна успела купить тушку курицы, молока, муки…. Из этого она постряпала праздничный ужин. Дождалась мужа с работы – угольной шахты. Налила ему, как водится, стопочку «беленькой» и спросила то, о чем мечтала уже очень давно:
- А может нам ребеночка взять? Ну, усыновить?
***
В далекий город Новосибирск они поехали вдвоем. Ни разу не слышали о таких путешествиях, однако вот, мечта о детях затмила разум, и пара отправилась как можно дальше в поисках своего маленького счастьюшка.
Детский дом встретил их запахами молока, нестираных пеленок и почему-то кислой капусты. Тучная женщина в белом халате, заведующая, спросила:
- Вам кого надо? Девочку или мальчика?
- Нам… Нам бы все равно кого, - выдохнула Пелагея.
Нянечка вынесла им девочку… Ребенка звали Антонина.
***
Антонине Афанасьевне недавно исполнилось сорок лет. Всю историю ее жизни можно описать довольно коротко: выучилась, пошла работать. Вышла замуж за русского немца – Эдмунда, стали жить в городе Березники, строящейся молодой столице химии. Родила двоих сыновей, вырастила. Теперь уже подходил срок одному из них, Адику, идти в армию. А на заводе как раз подошел стаж, за вредное производство – и с ним можно было получить кое-какие выплаты, которые очень бы сгодились сыну, а впоследствии и самой Антонине. По этому самому делу Антонине Афанасьевне и пришлось топать в архив, запрашивать какие-то справки о том, что родилась она в городе Горнозаводске.
Но вот что удивительно – в архиве справок на ее старую фамилию не находилось! И вообще было так, как будто и не рождалась на свет такая девочка! Антонина Афанасьевна стала разбираться. Послала письмо в архив своего старого родного города. На запрос пришел ответ: «Таких данных нет». Еще более удивившись, Антонина Афанасьевна решила во что бы то ни стало отыскать правду. Написала в центральный отдел ЗАГС, в столицу. И вот оттуда уже пришла информация, что такие данные, правда, немного другие, были – но совершенно в другом городе. В Новосибирске!
Антонина Афанасьевна решила навестить свою матушку. Отца уже не было в живых, но мать еще держалась.
- Мама, тут такое дело, - начала с порога женщина. – Мне вот недавно справку надо было, у меня стаж как раз подошел, за вредность на производстве… Искали-искали в ЗАГСе, а только вот нет меня в данных городских, - огорошила Антонина Пелагею Осиповну.
- Ну да, все правильно, - довольно спокойно ответила ей мать. – Ты ж в другом городе родилась! Мы с отцом твоим, Афанасием, переехали сюда, когда ему после учебы работу более выгодную предложили, на заводе.
- А в другом городе, мама, почему-то записана я не на него… - понемногу открывала информацию взрослая дочь.
- Ну как… - немного задумалась мать, - Да, было дело. Не родной он тебе отец…
- Да ну? – уже немного неспокойно спросила Антонина. – А в ЗАГСе говорят, наоборот… Мать не родная…
- Ну, то есть, да… - замялась женщина. – Мама я тебе по воспитанию, а Афанасий родной отец. Нагулял где-то и все… Подкинули тебя нам.
- Мама, а может, дело было немного не так? – спросила Антонина. – Я все знаю.
- Что все? – испугалась мать.
- И про записку, и про усыновление. Вы же мне оба не родные! – заявила Антонина.
- Ну, знаешь ли! – Пелагея вскочила и всплеснула руками. – Мы с отцом тебя воспитали, образование дали, на работу пристроили, кормили-поили, и теперь на, получите-распишитесь! Не родные мы ей! А та кукушка и ее хахаль, значит, самые, что ни на есть, родня родная, да?
- Нет… мама, - уже на несколько тонов тише сказала Антонина.
- И вообще, не тот отец, кто родил, а кто воспитал. Помни об этом, дочка, - обняла ее приемная мать.
Иван да Клава
В сельском клубе было людно. Еще бы! Танцы бывают нечасто. Особенно сейчас, такое уж послевоенное время. Морозная зима 1949 года загнала всех в дома, заставила сидеть на печках. Вот редикорские девки и обрадовались, когда в их дом культуры «приехала музыка».
- Канька, айда! Хорош на печи скучать! – сестра Клавы Надя стянула с худеньких плеч восемнадцатилетней девушки драную шаль непонятного, пыльного цвета.
- Ты же видишь, мне некогда, - выпятила Клава бутылочно-зеленые глаза на нее. – Алгебру учу.
- Да ну тебя, скучная ты, - тянула ее за рукав Надька. – Давай, пошли скорее, а то всех кавалеров разберут! Обещаю, помогу тебе на экзаменах! Честное-пречестное слово!
Обе они учились в педагогическом колледже на учителей математики, Надя на втором курсе, Клава – на первом.
Клава была самая младшая в семье Черепановых, вместе с ней воспитывалось еще шестеро детей. И если парням прямой путь был в сельскохозяйственный, то девчата шли все только в пед. А куда же еще? Ведь за окном – глушь да тайга с медведями. Редикор… Старинное село, окруженное лесом, где летом грибы да медведи, а зимой – снежные сугробы по шею и морозы под полтинник. Уехать хотелось бы и дальше, да все равно что-то тянуло порой домой, в двухэтажный старинный дом, к родителям, любившим младшенькую дочь до одури и позволявшим ей все. Клава пожалела их, недавно, в войну перенесших гибель в танке брата Василия, и поступила в недалекий от Редикора Соликамск. Он показался ей большим городом. А за двадцать пять километров от него строился еще один город – Березники…
***
Иван приехал в поселок Редикор по делам механизации. Помогал в колхозе, да так и «завис» тут на неопределенное время: вроде лето прошло, трактора попытались наладить, да не все, вот и маются с ремонтом техники круглыми сутками, а на двор уж зима заступила.
Был он родом из села Лосинново Усольского района. У матери, Анны Герасимовны, и отца, Григория Васильевича, было их двое – Иван и его младший брат Александр.
Сашка... Кудрявый любимец семьи. Ваня протянул его всю войну – с первых вестей о наступившей второй мировой до ее окончания. Пошел работать в колхоз, на трактор, в МТС. Тринадцатилетним пацаненком пахал ночами, еле как управляясь с огромной махиной трактора. А днем – учился его ремонтировать… Зато Санька не был голодным. И мать тоже.
Семью Бухариновых невзлюбили в селе в начале войны. Как это так, из всего села, изо всех семей поуходили мужики, а у них все остались дома! Дед Василий Герасимович – за то, что старенький уже, отец Ивана Григорий Васильевич – за то, что с сердцем нелады, Иван да Сашка – маленькие пацанята. Ну и что, что уважительные причины, все равно с ними что-то не так, кому-то подмазали, видать, вот и не взяли никого из семьи. В общем, не любили их.
А то, что дед, отец и старший сын семейства пахали в колхозе не разгибая спину круглыми сутками – никто не замечал. И что благодаря им в селе родится пшеница и рожь, из которой пекут хлеб, который едят сельчане – никто не думал.
Увлеченный такими мыслями, Иван как-то раз, коля дрова для всей семьи, ударил в сердцах по полену и попал по ноге. Адская боль пронзила его. Парень глянул – а нога была рассечена до кости. Сматерился и только тогда уже потерял сознание. Ногу пришлось восстанавливать долго, но и с гипсом он работал в колхозе. В результате конечность срослась не совсем так, как надо, стала короче второй на пару сантиметров, и с этим ему пришлось жить всю жизнь.
После войны Ивана пригласили учиться и работать на маслозавод. Дельный парень быстро получил навыки работы и стал управляться с машинами лучше других. Это заметили, и поставили его на высокую должность – более было некого. Так что какое-то время Ваня был даже директором маслозавода. Потом, правда, вернулся в свой МТС – с тракторами было работать привычнее.
***
Танцы были в самом разгаре. Из раструба патефона звучали «Рио-Рита», кадриль… Ивану приглянулась скромная худенькая девушка в огромной кофте не по размеру. Подошел, познакомился. Ее звали Клава. Оказалось, местная девушка, из села Редикор. Будущая учительница математики…
Уже скоро Клава и Ваня стали встречаться, ездили друг к другу. Клавдию после учебы послали отрабатывать три года в село Щекино, Ваня, естественно, поехал к ней. МТС уже закрыли, не стало работы для него.
В 1956 году вернулся из армии брат Александр. Решили на семейном совете переезжать в Березники – там была работа, туда удобнее было перебраться всем. Перевезли два дома, свой и матери и отца. Стали жить в районе Семино. В 28 лет Клава родила Ивану дочь Алевтину.
Бабушкина радость
- Бабушка, дедушка, можно к вам? – раздался веселый голос с качелей во дворе. Антонина Афанасьевна и Эдмунд Робертович уже заходили в подъезд, как вдруг их мечтания о спокойном вечере, проведенном перед телевизором с чашечкой чая в свое удовольствие прервал бойкий возглас внука. Внука?... «Как он тут оказался?» - недоумевала бабушка Рудика, - «Он же должен быть в Москве?». Внук тут же радостно ответил ее мыслям:
- А я на поезде приехал. Сам.
- Как сам? – перепуганно спросила бабушка. – Это еще как вышло?
- Да вот так и вышло… - немного устало и растерянно сказал внук, сменив интонацию буквально за секунды. – Я от мамы уехал. Не хочу с ней жить.
- А… папа где? – чуть не поперхнулась бабушка. – И как ты добрался до Березников, так, в одиночку?
- Папа в командировке, бабуль, неужто не помнишь, - напомнил внук.
- Поговорили у подъезда и хватит, - решил за всех дед. – Рудик уже тут, ничего не изменить, остается только нам всем пойти домой пить чай. И отдыхать.
Это дедушка Эдмунд Робертович правильно сказал. Хлопоты встретили их буквально через пару часов. По телефону.
Звонила мать Рудольфа, Галина.
- Где мой сын? – с первых слов кинулась в атаку женщина. – Адик его украл! Вы его укрываете! Верните ребенка домой! Немеделенно!
И тут а бабушку, Антонину Афанасьевну, словно влили новые силы.
- А ну успокойся, - прикрикнула она на сноху. К счастью, уже официально бывшую.
Ее старший сын Адольф женился сразу после армии. Служил в Москве, был на хорошем счету. Там же и познакомился со своей будущей женой Галиной. Как честный человек, сразу же предложил оформить отношения. Вскоре родился сын, Рудольф. И все бы ничего, да молодым было немногим более двадцати лет… «Не пожили вместе», - сокрушалась Антонина Афанасьевна, - «Не узнали друг друга толком». И – как в воду глядела. Начались выяснения отношений, скандалы, ссоры… Молодые супруги расходились и сходились раза два. Отношения осложнялись еще и тем, что Адик ездил работать вахтами на север, а Галина в это время выпивала и практически не обращала внимания на Рудика. В общем, так вышло и в этот раз… Рудик не остался в долгу и решил уехать к любимой бабушке, на Урал. Ничего страшного, что один – ездили с отцом не раз, дорогу помнит, поезда какие надо, тоже запомнил. «Доберусь», - решил мальчуган, и отправился в дальний путь. «Ладно, хоть все обошлось и добрался до дома благополучно. А если бы?.. Лучше и думать про такое не стоит!» - пронеслась мысль бабушки Антонины.
- Ребенок полстраны проехал, потому что жить с тобой не желает, - продолжила говорить она. – Пьешь, гуляешь, невесть чем занимаешься. Видеть ему это все противно. Как и Адику. Иначе бы не развелись.
- Ну что вы такое говорите, мама, - сменила тон невестка. – Что он сбежал, я даже и предположить не могла! Думала, это Адик решил подшутить.
- С чего бы это, - ответила Антонина Афанасьевна. – Адик уехал буквально два дня назад. И нечего его с дороги срывать, с работы уволить могут. Вот что, - решила она, - пусть внук будет тут, пока его отец на северах, потом сами решат, что делать и куда ехать. Главное, ты знаешь, чего и как.
- Спасибо, - и в трубке понеслись гудки.
Бабушка оглянулась, вешая телефонную трубку на место. Внук уже спал, сидя на мягком пуфе в прихожей, прислонившись к стене головой и так не сняв одежды.
Рудольф прожил с бабушкой все два месяца, пока отец был в командировке. Спал только с Антониной Афанасьевной в одной кровати. То и дело просил: «Бабушка, расскажи сказку! Бабушка, обними меня!». Видимо, не хватало парню материнской любви. А с бабушкой и дедом можно было все – вести себя, как пожелаешь, не бояться ничего, и буквально купаться в любви родни. Но все хорошее заканчивается, и когда приехал отец, ему пришлось волей-неволей собирать вещички и ехать в родной дом. В Москву…
А вскоре побег вновь повторился. Только, во избежание риска, умный внучек решил навестить приятелей – детей у родственников в Подмосковье.
Антонина Афанасьевна пришла с работы, садилась ужинать. И в тот момент зазвонил телефон. Он долго слушала трезвон, не хотела подходить, как будто зная – ничего хорошего не услышишь. «Наверное, по работе», - вздохнув, подумала женщина. И все же взяла трубку.
- Здравствуйте, это Антонина Афанасьевна? Мама Адольфа? – спросил мужской голос.
- Да, а что такое? Случилось что с ним? – спросила обеспокоенно она.
- С ним-то ничего… Да вот внук ваш у нас, приехал в гости. А самого Адика нет, - сказал растерянно мужчина. – Это его друг звонит, Сергей из Подмосковья.
- А, Сережа! – сказала Антонина Афанасьевна. – Адика на Урале нет, он опять в командировку уехал. А Рудька дома должен был быть, но, видимо, мама опять чудит что-то, он не выдержал.
- Я вот что думаю, Антонина Афанасьевна… - растерянно сказал Сергей. – Рудик-то домой совсем не хочет. К матери. К вам готов хоть сейчас ехать. А вот к ней – вряд ли…. Говорит, после развода Галя завела себе нового мужа, гражданского… - и замолчал. Так, что все было понятно.
Бабушка собралась за один вечер. Выбила дефицитные билеты.
- Ну куда вот ты собралась! – ругался дед. – А работа! Все в спешке, все в суматохе!
- Это наш родной внук, Эдик! – строго посмотрела на него бабушка. – Все, я за Рудькой. Встретишь нас на вокзале по приезду, я позвоню. Жди.
И уехала.
Еще долго Рудольф засыпал только с бабушкой. Делился с ней самыми сокровенными тайнами. Говорил с ней откровенно и обо всем. С отцом не был так близок, как с бабушкой. И эти теплые отношения сохранились на долгие годы, на всю жизнь...
История нелюбви
2017 год
- Мама, ну ты что же? Вы с ним первый раз за двадцать семь лет будете говорить! По «Скайпу»! Он тебя не укусит по Интернету ведь! – убеждала и буквально толкала Алевтину Ивановну к экрану ноутбука Люба.
- Нет, нет, и даже не проси, - отпихивалась ее мама. И тут…
- Здравствуй, Аля, - раздался голос с экрана. Тот самый голос.
1990 год
- Подлец! Мерзавец! Как он мог! – сухой от мороза снег скрипел под новыми сапогами Али. Ругаясь под нос, она бежала домой со всех ног. Обида в ее душе росла снежным комом.
Встречать Новый год она отправилась в гости к родителям Адольфа. Естественно, вместе с ним самим. Адик был вежлив, предупредителен, говорил тоном примерного мальчика.
За столом собралась вся семья – мама Адика Антонина Афанасьевна, отец Эдмунд Робертович, сын Адика от первого брака Рудольф… Але была подготовлена роль будущей жены Адика. Она чувствовала себя немного не в своей тарелке – от того, что как будто на смотринах. Хотя уже не раз была в гостях в этой семье, жили-то рядышком, в домах на соседних улицах «деревенского» района Березников, Семино…
- Ну что же ты себе ничего не накладываешь, Алечка, - старался ухаживать за ней Адик, - Вот, возьми салатик, мама для тебя готовила. А может, помидорку?
Алечка от нечего делать кивнула. Помидорка пошла к ее тарелку.
- Кушай, кушай, Аля, - улыбнулась Антонина Афанасьевна. – Как мама с папой?
- Спасибо, хорошо, - отвечала Аля, запивая морсом салат. За столом в ожидании Новогодних курантов и салюта по телевизору велся неспешный разговор. Адик с отцом говорили о работе, его сын подсел к бабушке и притих. Оставалось только смотреть «Голубой огонек». Воспоминания о недавних событиях накатили тихой волной…
Вообще, они были знакомы давно. С детства. Конечно, ведь жили-то в соседних домах. Вместе ходили выгонять коров со двора на пастбище и забирать обратно. Адик был постарше Али – года на два. С ним ей было не очень интересно, ведь в детстве пара лет имеет огромное значение. Адик ходил в своей парнишечьей, «взрослой» компании, и, казалось, никакого внимания на худенькую маленькую девочку в очках не обращал. А Аля больше времени проводила в более «детской» компании улицы Партизанской, вместе с его младшим братом Витькой. Но каким-то связующим звеном была двоюродная сестра Али – Люба, дочь брата ее отца, дяди Саши. Она часто бывала в гостях у тети Клавы и дяди Вани, а к Але относилась как к родной сестре и заодно к подруге. Люба была того же возраста, что и Адик, и иногда уходила во «взрослую» компанию. Придет, делится новостями с сестренкой… А иногда и с ней в «детскую» компанию пойдет… Играют, носятся, в «салки», «прыгалки», с мячом…
А как-то раз, уже глубокой осенью, Аля и Люба отправились на пруд вместо школы. Ходили, смотрели на рыбок, плавающих совсем близко к поверхности тонкого льда, да так и зашли далеко от берега. Лед хрустнул – и вот уже Аля оказалась удерживаемой за воротник сестрой. Ладно, недалеко проходил какой-то мужчина. Помог, вытянул. Отругал. Сестры отправились домой обсушиваться и условились никому не рассказывать об этом случае.
Казалось бы, разлучить дружных сестренок никто не может. Но вот жизнь распорядилась по-другому. Дядя Саша женился, мама Любы Людмила Степановна тоже повторно вышла замуж. Тетя Люда вместе с сестрой Любой уехала во Львов, на Украину – на новую работу, с новым мужем. А Аля осталась… Единственным утешением для нее стало то, что у дяди Саши и его новой жены Надежды Семеновны родился сын Женька. Маленький красавчик Евгений обаял всех и вся – бабушка Али Анна Герасимовна была без ума от внука. Но тут произошло несчастье, какого не пожелаешь никому… Водясь с Женей, тетя Надя варила суп. Женька по малолетству хулиганил, тащил на себя всякие предметы. Вот и кастрюльку стащил… В итоге – ожог семидесяти процентов кожи на теле… Страшное дело, никому не пожелаешь такого. Соседи были в шоке. Адик запомнил Женьку уже подросшим – со страшным шрамом на шее и животе.
Так и росли – каждый в своей компании и своей семье. Жить было интересно, жить было здорово. Ходили в деревянную школу. Потом она сгорела. Но, в принципе, Але это было уже не важно – вместе с папой и мамой они переехали в новый – «кооперативный!» - дом на Юбилейной. Целых несколько лет отец ходил на стройку да вносил в кассу внушительные суммы – «рассрочка»…. А потом продали дом в Семино, пожили немного у тети Нади и дяди Саши – и уже в апреле отправились праздновать новоселье.
Голые стены не пугали Алю. Они радовали девочку, словно рисуя перед ней перспективы – расти, учиться… Школа под боком, пять минут ходу! Полы мыть – это вам не в двухэтажном деревянном массивном доме! Вода – вот она, в кране! И туалет теплый, не на улице. В общем, жить стало еще лучше.
У Али появились новые подруги – из дома и школы. Одноклассницы Люба Бычковская, Света Герасименко, Галя Лихачева, Света Жикина… А в Семино она наведывалась редко – ходила только пока там еще жила бабушка. Шла пешком, на другой конец города. И эти путешествия казались солнечными, залитыми светом приключениями, полными добра. С Витькой и Адиком она виделась редко – у них тоже были свои дела. Витька был добрее брата – всегда с распростертыми объятьями, «рубаха-парень». Девчонки вились вокруг обоих парней, однако доброта Витьки подкупала. Он умел дружить со всеми. И с Алей тоже.
Шли годы. Школа осталась позади. Аля поступила в медицинское училище. Узнала от Витьки, что Адик в армии, потом что Адик женился. Потом – что у Адика родился сын Рудольф. Люба тоже вышла замуж, уехала в Саяногорск, родила сына Сережку…. Далекие друзья детства становились все дальше и дальше друг от друга. Казалось бы, вот уже ничего их не объединяет. Ну совсем ничего.
Аля стояла на остановке, ждала автобуса. Пора ехать на практику. Ездила она на электричке, с березниковского вокзала, в село Вильву. Было это далековато, зато вечером всегда она возвращалась домой, к родителям, к теплому чаю и надежному крову семьи мамы и папы. Она отучилась в березниковском медучилище, поучилась в Перми – воплотила свою мечту помогать людям в профессии врача, и вот теперь ездила отрабатывать по назначению в далекий поселок. В мечтаниях о рабочем дне, она даже не заметила, как к ней подошел молодой мужчина.
- Аля, привет! – сказал он. – Узнала?
- Ой, Витька! – обрадовалась Аля. – Как здорово!
- Вроде в одном городе живем, а видимся не часто, - сказал улыбающийся Виктор. – Ты как?
- Ну как… - смутилась Аля. – Живу… С родителями. Отучилась. Вот на отработку езжу в Вильву, в медпункт.
- Это понятно. А ты не замужем? – спросил Витя.
- Ой, Витька, ну ты чего? Такие вопросы задаешь, - смутилась Аля. – Нет, не замужем. Да вроде и не за кого идти…
- А у нас Адик из Москвы вернулся, развелся, - «обрадовал» ее Виктор. – С сыном приехал. Один воспитывает парня.
- И? - спросила девушка. - Я-то тут при чем?
- Ну... Это... Как бы... - замялся Виктор. - Да хотя б созвонись с ним, пообщайся. Детство вспомните, погуляете. В кино сходите!
- Ладно, - быстро бросила Аля. Шестой номер, троллейбус до вокзала, уже подходил к остановке. Она вспрыгнула в открытые двери и напрочь забыла о разговоре.
Вспомнить о нем пришлось скоро. Уже буквально через неделю Але позвонил друг детства и позвал ее на новый фильм в единственный городской кинотеатр. Что делать, не отказываться же, будет невежливо... И не очень-то и общительная девушка сходила с молодым мужчиной в кино. Потом - на выставку. Потом - в ресторан. Потом - погулять. И завертелось...
Единственным фактором, смущающим Алю в общении с Адиком, был его подрастающий сын Рудик. Не знала она, как общаться с мальчиком, какие темы ему будут интересны и о чем вообще можно говорить с пацаненком одиннадцати лет. Конечно, жаль его, что у него такая судьба, но все время о жалости вести разговоры не станешь. И вот наступил тот самый Новый год.
Воспоминания закончились и концерт по телевизору тоже. Аля засобиралась домой, благодаря на ходу Антонину Афанасьевну за гостеприимство.
- Я пойду провожу тебя, - с намеком на продолжение приятного вечера сказал Адольф. Но только он встал из-за стола, его сын попросил остаться с ним и поиграть.
- Да ты уже сам взрослый, справишься без папки, - попробовала отшутиться Аля.
- Нет, хочу только с папой! Папа, не ходи с этой тетей! - потребовал Рудик.
- Мал ты еще отцу дерзить, - сказала Аля, чувствуя странное и доселе неизведанное чувство. Она понимала, что в этой семье всегда будет клином между сыном и отцом. Возможно, поэтому она и выбежала в ночь, натягивая на ходу рукав шубки...
Сказать, что они не общались - сказать неправду. Общались. Время от времени встречались. Адик обещал помочь ей дома, купить холодильник, и так далее. Аля уже не испытывала таких бурных чувств, как вначале, поэтому встречи становились все реже. Адик, как честный человек, хотел жениться - Аля была против. Понимание связи "отец-сын" встало в ее голове прочно.
А потом случилось неожиданное. После одной из встреч в апреле Аля забеременела. Было на тот момент ей уже тридцать два года. И головой она прекрасно понимала - это ее последний шанс родить ребенка. Ведь почти всю свою жизнь она посвятила учебе, книгам, но никак не романам и семье.
Она записалась на аборт. Но так и не встала рано утром на злосчастную процедуру - то ли от того, что было лень, то ли от того, что холодно на улице, то ли от того, что поняла, что в случае успешного завершения операции останется совсем одна. Навсегда.
Эту историю я узнавала по частям. Я и была тем самым ребенком. О том, что мама не хотела меня рожать, я узнала в детстве, под соусом шутки. Потом, об отце, я узнавала в моменты ссор с матерью. Узнала имя, что он был русским немцем, где они жили. Но все это было так, не очень точно, потому что мама начинала рассказывать и тут же сворачивала информацию.
Написать отцу я решила в 26 лет. В январе, после встречи Нового года и перед самым моим 27 днем рождения. Огромным стимулом к этому стало ожидание сына. Я помнила, как меня растили дедушка и бабушка, как учили всему, что знали сами. И хотела для сына таких же заботливых, добрых и любящих родственников.
Отец ответил на письмо только летом, когда Миша уже был, что называется, "в наличии". Обрадовался дочери и внуку. Вопросов с его стороны не возникало. Особенно, после того, как они с мамой пообщались по "скайпу".
Мы не очень похожи внешне, хот мама говорит, что у меня отцовский взгляд. Зато Миша походит на дедушку. Родился он с изумрудно-зелеными глазами, а позднее они потемнели и стали болотно-карими...