Письмо №3
История нелюбви
Она вышла из дома в девять, прокралась (слово-то какое!) на пустынный перрон: знала, что в это время нет поездов, спустилась на тропинку, петляющую вдоль пути, а километра через два, когда остались позади и стрелки, и светофоры, пошла на запад прямо по шпалам.
Шпалы, шпалы... бесконечные шпалы весь день.
Какое счастье, что их положили под длину её шага.
Сначала она их считала, потом сбилась: солнце печёт, печальные мысли возникают и путаются, да от запаха креозота отчаянно болит голова.
Жужжат оводы.. или слепни? никогда их не различала - но и те и другие жалят пребольно.
Шла и прислушивалась: не гудит ли невидимый поезд?
Семь поездов прошло на восток, восемь - на запад, и каждый раз ей везло: успевала спуститься с насыпи и спрятаться то за деревьями, то в кустах, а однажды отбежала как могла далеко, легла лицом вниз и закрыла руками голову.
И снова на шпалы, боясь перепутать и нечаянно пойти на восток.
Беглянка, беглянка... - стучит в голове.
Да, беглянка. Бежит. Заметает следы... потому и идёт в обратную сторону, а не туда, где мама и папа, где никто не обидит и не даст ей пощёчину.
Как же она устала... Наверное, плетётся, а не идёт. Да ещё чужая длинная юбка так и путается в ногах, замедляя небыстрый шаг.
"Порядочные женщины, если, конечно, они порядочные, - недовольно сказала свекровь через пару дней после свадьбы, - не сверкают коленками и задницу брюками не обтягивают. На, возьми, - протянула длинную синюю юбку, - ушей по себе. Почти новая".
Всё ближе очередной поворот. Перед ним она спустится вниз и отдохнёт, а иначе не выдержит и упадёт на эти серые шпалы и раскалённые рельсы.
Как ты могла? - стучит в висках боль. - Как могла не понять очевидного? Влюбиться в чудовище, выйти замуж за упыря... Помутнение? Помрачение?
Но об этом лучше не думать: ей бы выйти к хорошим людям, пока не стемнело.
Дойти до разъезда, деревни, станции - чего угодно, только бы не остаться одной в темноте.
Кругом лес, а значит, есть волки - жестокие и беспощадные, как её муж.
"У нас всё схвачено, а кто вякнет - тот не жилец".
Почему она не возмутилась? Не спросила, кто дал ему право распоряжаться чужими жизнями?
Волки по крайней мере честнее.
Но о них она тоже не будет думать.
"Смотри, Иришка, кого я принёс! - папа вытащил из коробки маленького серого зайца. - Прижался к старому тополю у КПП и не убегает. Ну, думаю, возьму, дочку порадую".
"Зайка, - выдохнула Иришка. - С хвостиком!"
Сколько они смеялись, вспоминая потом это радостное удивление!
А зайчика они с папой отнесли в лес: посадили под дерево, отошли подальше и громко кричали: "Мама-зайчиха, мы принесли твоего зайчонка!"
Она и сейчас улыбается. Уже забыла за эти месяцы, что такое улыбка.
И неважно, что хочется пить, и не ела она с утра - разве что землянику на красивой полянке; улыбается - и уже не так страшно, что скоро стемнеет:
"Мы принесли твоего зайчонка".
Снова нарастающий гул. Пора прятаться.
Она сбежала с насыпи и ахнула, увидев крохотное озерцо: как красиво!
Лужайка белых кувшинок, лужайка жёлтых...
Одолень-трава, называла их мама.
Одолень, одолень, одолей.
Одолей, Иришка, бесконечную эту дорогу, старые шпалы, гудящие рельсы... всё одолей и дойди до хороших людей.
Ей нужно немного: напиться чистой воды, смыть дорожную пыль, уснуть в безопасности - чтобы утром снова по шпалам, по шпалам, по шпалам... в другой район, куда не дотянулись ещё жадные Яшкины руки, на незнакомую станцию, где её не знает никто. Она купит билет и поедет в обратную сторону.
Сколько она прошла километров? Сколько осталось пройти?
Искать её будут, обязательно будут: Яшка не сможет смириться, что кто-то пошёл против него, тем более - собственная жена.
В тот день, две недели назад, она вернулась домой раньше обычного: завуч спешила домой и не стала затягивать педсовет.
Вошла во двор, огороженный от мира высоченным забором, улыбнулась роскошным пионам, подошла к крыльцу и замерла: на нижней ступеньке, упав на колени, плакала незнакомая женщина, а на верхней стоял её муж.
- Встаньте! Яша, что происходит?
- Помогите, - повернулась к ней женщина. - Попросите мужа не губить моих мальчиков.
- Встаньте, - она попыталась поднять эту женщину. - Яша, ну что ты стоишь? Помоги.
Женщина встала, вытерла слёзы и повторила:
- Пожалуйста... Попросите мужа не губить моих мальчиков. Вы в школе новенькая, их не учили, но спросите кого угодно: все скажут, что они у меня хорошие. Я вас очень прошу...
Женщина ушла.
Вот тогда и ударил её ласковый до сих пор муж:
- Что ты влезла? Запомни: вмешиваться в мои дела не позволено никому. - И, уже отвернувшись, добавил: - А мальчики эти хорошие своё получили.
Она всё продумала за четырнадцать дней, что прошли после той пощёчины, старалась быть послушной - лишь бы поверили, что смирилась и испугалась.
А сегодня утром сказала свекрови, что её пригласила Тамара: помочь ей платье кроить.
- Хоть на что-то годишься, - фыркнула свекровь. - Будешь потом меня обшивать.
Они познакомились год назад в районо: Тамара - математичка и она - учительница географии.
Обе приехали по распределению, попали в одну школу и подружились, но даже Тамаре она не призналась, что решила бежать.
- Ты - чудовище! - прошептала она, когда Яшка дал ей пощёчину. - Чудовище, понял?
Никаких к нему нет тёплых чувств: всё исчезло мгновенно.
Свекровь шипела:
- Мало тебе Яшка дал! Место своё нужно знать, поняла? Ишь - молчит...
Да, молчит. Кто-то плачет, когда ему плохо, кто-то молчит.
- Мама, - прибежала она из школы в слезах, - скажи: я бесчувственная?
- Ну, что ты, Иришка, - успокоила мама. - Ты очень добрая девочка. А что случилось?
- Там котёнок на дороге лежит, под машину попал. Танька заплакала, а я не могла. Мне его очень жалко, но почему-то не плакалось. А Танька сказала...
- Мы все очень разные, Ирочка, - ответила мама. - Кто-то плачет, когда ему плохо, кто-то молчит. Вот, послушай:
"Магдалина билась и рыдала,
Ученик любимый каменел.
А туда, где молча мать стояла,
Так никто взглянуть и не посмел".
Молчала... А там не котёнок был - сын.
- Мама, а чьи это стихи?
- Анны Ахматовой. Было очень трудно и плохо, а ей не кричалось - шепталось, но так, что было слышно громче крика.
Звон. Откуда? Поворот далеко, подозрительного ничего не видно. Может, это рюмки звенят у неё в голове? Те, хрустальные, которыми так гордится свекровь. "У вас на свадьбе ни одной стекляшки не было - сплошь хрусталь: ценить должна, в какую семью попала".
А звон всё ближе.
Дома, огороженные огородики...
Стоп! Напрямую нельзя! Она обойдёт с другой стороны - там, где лес подходит совсем близко к домам, и выберет, в какой постучать.
Колодец! И ведро! И скамеечка!
Как хорошо! Как спокойно и хорошо! И вода - вкусней не бывает...
- Ну, здравствуй, Ирина. - Незнакомая женщина: гребень в седых волосах, серьёзный взгляд из-под очков в тяжёлой оправе... - Долго же ты ко мне шла.
Вот так, Михаил Дормидонтович, встретились моя мама и женщина, имя которой мама даст своей дочери.
http://www.proza.ru/2018/08/01/1634