Прихотливые размышления от хорватского футбола

Виктор Гранин
Прихотливые размышления от хорватского футбола

Или обстоятельства фазового перехода от охоты к всеобщему браконьерству. Хрестоматия приключений одной страны и её народа.

                "Браконьеры…народа."
    В.П. Астафьев. Письма.

Предупреждение:

    Разумеется, будет вам и о футболе, однако же, не сразу. Но прежде о вещах более важных. Ибо потехе час, а делам нашим - время.

1. Охота первобытного типа.

1.1 Коза

    Поведала одна бабка свою историю давних дней:

    Я ведь тогда едва ли не умерла. Коза спасла. Время-то было бесхлебно. Из куля в рогожку жили А у меня на руках дети малые. Одне на ногах, другие в тороках. Оголаживать их чё-ли? Испитушши таки доспелись, долги да худы. Мой серёдышнай Василёк совсем отошшал, ему сколь годков-то было? Шесть было. А тут мы пошли с ним на зады в огород коноплю рвать. Я пока рвала, смотрю: а он стороночку держит. Подхожу. А он около птички бродит, там птенчик мёртвый лежал. Вот он  схватил её и съел. Ой, тут-то меня прижало, сердце-то взыграло! Чё делать! Утром, думаю, пойду в тайгу!
Наутро взяла нож и пошла. Весна уж, забереги кругом.
У нас собака была. Когда мужика-то на войну забрали, я себе зарок дала эту собаку, она ещё щенёнком была, до его прихода сохранить.
Ну и иду. Дошла до рытвины, собака залаяла и давай рваться. Дух-то, видать, хватила. Я подхожу, рытвина глубока-глубока, и ручей бежит. Она - туда. Я скользом за ней. Смотрю: козочка-ингазанчик. Мне надо бы, дуре, по голове палкой ей бить, а я возьми да горло давай резать ножом. Ой, она как зарявёт, как маленький ребёнок. Я оттуль выскочила, меня вот так всюё колотит! Боюся. Тепереча там коряга была, листвень падала. Ну чё?! Кров-то я добыла. Она туда-ка у коряги этой дошла, кровью захлебнулася.
Ну я давай её обдирать. Шкуру тут бросила, лёгко, кишки, осердия - всё бросила. Мясо в мешок и на коня наперевес.
И домой. Привезла козу , она , имануха, была уж суягодна, у ей два козлятки в животе. Грех! Но чё делать? Умирать ли чё ли? Приташшила домой. Отляшила кусок, нажарила , наварила с картошкам. Кто голодовал шибко, созвала. Поели все. Ежели бы не коза, то шшитай, бы померли. У нас на деревне много в войну померло.
 

1.2 Старуха

 Наблюдал я как-то раз такую картину:

…это была старуха. С трубкой,  дымящейся в темных зубах, словно высеченных из тех же скал, разбросанных неподалеку.

          Лицо старухи - темная древняя медь, испещренная глубокими морщинами - оживлялся  взглядом, сохранившим природную остроту.  Неподвижный взор её был направлен в сторону моря, и, кто знает, что отражалось в этот час в душе человека: ломаная ли линия дальних хребтов, всплывающих за горизонтом из, размытой дымкой расстояний, зыбкой границы между пучиной вод с безбрежностью небес; или распростертая в их обрамлении сама ли водная гладь, нежащаяся  под щедрым теплом развернувшегося, наконец, лета.

          Белый корабль - пришелец  иных миров - грузно просел посреди лимана; и вокруг него неспешно шла работа людей и механизмов. Звуки дня затухали еще вдалеке. Лишь дыхание  прибоя, - мерно накатывающегося  на берег ленивой волной и отползающего затем назад,  волоча за собой мелкую гальку и шипя осыхающим песком - не стихало ни на миг. В пенный прибрежный разлив отвесно бросались чайки, тут же взмывающие вверх, к своей стае,  казалось, так же не знающей покоя.
          Чайки...
          ... Издавна случались в заведенном тысячелетиями ритме жизни  старухиного рода, редкие праздники. Тогда мужчины ловили самого лучшего оленя, и ловко валили его на седой  мох ягеля. Большие, сизой влаги, глаза его бестрепетно отражали,  как доставался  небольшой, стертый годами работы нож. Под точным ударом лезвия жизнь животного судорожно покидала пределы тела, а открывшаяся плоть уже благоухала запахами близкого сытого блаженства. Тем временем разгорался весёлый огонь,  уже клокотала в  котле вода и большие куски мяса летели в него. Совсем скоро всплывала пена, густо пахнувшая пряным горьковатым ароматом вареной оленины. А между тем темная соленая кровь уже  выпита и разлилась первым теплом, а исполненная соком мякоть печенки кусок за кусочком отрезаемая ножом давала алчную работу жадному рту. Сильные челюсти творили свое дело в обрамлении  брызжущей  крови, а взгляд же было так трудно  оторвать от котла. Но приходило время и поедания дымящихся кусков только что сваренного мяса. Потом подступала блаженная сытость, растворяющая сознание. Хотелось отрешиться от всего и лежать, долго сохраняя пришедшую благодать. Но глоток за глотком крепкий бульон возвращал едока в окружающее - ведь еще предстояло лакомство: крепкие кости мослов кололись выверенным с детства ударом ножа и трепетные язычки мозга таяли во рту, растворялись, кажется, сразу в радостном кровотоке.
           Проходило немало времени, а прогорающий костер еще вырывал у крупнозвездной ночи круг, где набирал свою силу бубен. Под глухие, ритмические его удары выходили танцоры. Всю историю их жизни: охотник ли крадется за чуткой добычей, рассомаха ли стелется в предчувствии броска, морж ли косым ударом яростно вонзает свои клыки, ворон ли рыщет в поисках пищи - все это расскажут  пляшущие мужчины. Мягкие звуки речи сурового племени сливались в стройную нехитрую мелодию песен вызывая на танец женщин.
           Но,  вместо привычных мастериц,  в круг влетает стая трепетных чаек.
Родившаяся мелодия ввергает возбужденное тело в трепет натянутой тетивы: лицо тянется вверх , корпус прогнут назад, руки, в изломе, сведены ладонями за спину, а в место ног единая напрягшаяся мышца от кончиков пальцев к лодыжкам- икрам-бедрам-животу.
          Хей-я,
                хей-я,
                хей-я-я!
в едином ритме руки идут то за спину, то вперед, словно взмывая в невозможное, и там, на самом пределе - взмах вверх! - и над головами  вспыхивает трепет ладоней : словно рассыпавшаяся галька бросаются  женщины-птицы врассыпную. Но власть бубна вновь возвращает их в набор высоты. Снова и снова.
          Разгоряченное тело упруго, как тетива;  груди, тяжелые, упруго воздымаются, обострившимися своими сосками скользя по коже камлейки. Случалось, что от этих прикосновений искрой вспыхивал жар, исчезал и тут же возникал вновь в низу живота, тая томительной мукой, но не такой острой, как с приходом мужчины. Сильные мышцы чресел ударами  гнали это томление наверх, где оно разливалось по всем жилочкам и суставам. Радость вскипала  в недрах существа: глаза сияли в рысином прищуре, щеки глянцевито блестели,  сочные губы, растянутые в страстной гримасе  исторгали всплески звуков, разгружая душу от избытка радости.
Улетая, эти звуки уносили с собой груз пережитого и неопределенность завтрашнего дня...

           ...Хорошо, однако!
И кому дано знать, что же на этот раз согрело старческую душу поздним теплом на исходе жизни!?

          Старуха нашла себе опору в виде источенного волнами и камнем обломка бревна, занесенного невесть откуда, возможно с кораблей и из темных лесов Прикамья, где вечнозеленые ели возносятся своими вершинами в поднебесье, скрывая в своих чащах многое из того, от чего Отечество стесняется не только пред всем миром, но и даже своими чадами. Старуха же прожила свой век не отягощенная знаниями об этих укровах. Единственное, что ей нужно теперь - это пища. Не та, которая добывается очередями в  поселковом магазине, а всего лишь еда предков, приходящая из тундры и моря извечно, без участия какого-либо начальства.
           Покуривая, она бесстрастно смотрит да смотрит на игру волн, чаек и белеющих на воде поплавков.
           Между тем в пространстве моря возникает нарастающий механических гул; и вскоре над старухой проносится вертолет рыбоохраны. Он быстро растворяется  там, где в горле большой реки встречаются хищные интересы человека, дикой природы и государства.
           Пролет железной птицы производит на старуху магическое действие:  словно воспрянув от вековечной спячки, она в несколько стремительных шагов  оказывается у воды и ловкими движениям вытягивает на хрусткие окатыши камней сеть, всю в серебристой пляске крупных рыбин. Улов извлекается  и прячется под куском рубероида,  якобы случайно оказавшегося среди прибрежного мусора.
          Урон рыбным запасам великой державы растет.
          А тем временем вертолет возвращается и, пролетев над дремлющей старухой, уходит виражом налево,  на крохотный островок  и далее, к длинной песчаной косе противоположного берега, чтобы по-самолетному, экономя в глазах командования остатки горючего, приземлиться с краю широкой и протяженной полосы стратегического аэродрома  - для дозаправки и подготовки к следующему вылету.
          Весь этот спектакль длиться долго – во всё время путины; радуя участников постановочных сцен благополучными исходом: старуха остается с добычей; вертолетчики  обеспечены часами наработки по планам использования авиации в интересах народного хозяйства - а это, прежде всего, существенный заработок;  рыбоохрана  же имеет сверхплановое снижение показателей браконьерства по сравнению с отчетным периодом прошлого года.
         Как говорится – все довольны и все смеются.

1.3. Охота. Ироническое

     Было такое со мной:

Я гол был как сокОл. Но сОколом едва ли
Меня все сущие  бы языки назвали –
В краю, где царство птиц…

 Весеннею порой над розовой землёй летит за клином клин,
Спеша к подножью гор.  Здесь Время-господин
- Собрав гонцов планеты пред собой –
Владеет царством дней, забывших о покое,
Когда ручьи свой  тайный ток откроют.
Хоть всё ещё бело от - ставшим грузным – снега.
А тело уж томится вязкой негой,
Почувствовав едва жаровню под собой.

А в небе из яйца вселенского желток
Стекает в день за днем с востока на восток
Чтоб сумрак в полчаса закончил округ свой
Вскипает тотчас  дух, истомой тая.
И - на крыло! - испуганная стая,
Из края в край долин свой совершать облёт,
Чтоб снова опуститься в  синий лёд.
Скорее расплавлять его собой!
Ведь там,  в гнезде, яйцо плодотвориться просит.
Что  жизнь полярную уже начавшуюся носит.

А я же замер в вожделении. Такой
-Убийство совершить! - мой замысел жестокий.
На белых простынях страны несказанно далёкой.

Там я в своей руке сжимаю ствол. Ружья!
Иначе бы зачем стоять на берегу ручья?

Весь в напряжении  готов вступить в не равный бой…
Увы тебе,  постыдный наш боец, -
Ушёл за молоком твой номерной свинец.
Лишь пух лебяжий опадает пред тобой!

Казалось – ты смущён. Однако же – не так!
Глядишь ты счастливо в след  неудавшихся  атак.



2. Фазовый переход к браконьерству нового типа

     Это было приключение:

     Дело было в те года, когда "союз нерушимый республик свободных" рухнул в одночасье посмешней даже чем февральская революция в трёхсотлетней империи. Умеют же у нас отчебучить этакое такое на удивление всему миру! Основная масса граждан восприняла тогда этот переход в неизвестность, по-обывательски привычно приготовляясь к неизбежным проблемам рождения строя нового, отнюдь не европейского, а дома взращённого на перегнившей грядке самодержавия и православия.
     Вот и новый строй начали созидать традиционно: куда кривая выведет. На сей раз рассчитывая обойтись уж без царя в голове. Но то и дело ссылаясь на труды классиков разного рода направлений и приверженцев самых экзотических моделей общественного устройства, которые труды никто даже и не собирался изучать, для приличия ссылаясь  опять же на особый путь, то и дело  реформируемого общества.
    Ну, вот и дореформировались, наконец, до объявленной во всеуслышание гласности!  Наверху дело дошло до потасовок, а в некоторых местах и оружие в ход пошло. Но всё как-то не серьёзно. А народец – что же? Он всякий на свой лад. Кто ждал у моря прихода рыночного изобилия, кто митинговал, а кто успевал под шумок, генерируемый возбудившейся толпой, наработать себе лично стартовый капитал, да так, чтоб хватило на все оставшиеся времена неизвестно насколько приоткрывшихся возможностей.
     Эта диспозиция не замедлила проявить себя во всей своей анекдотичности.
     Вот и рассказывает один человек свою историю:
     Некоторая часть населения, которую бросила на произвол судьбы партия ума, чести и совести завершившейся эпохи, проживала на пустынных берегах Великого Океана - где в совершенном ли одиночестве, а где и кучкуясь в селениях весьма эклектичного архитектурного облика: панельные многоэтажки здесь словно бы вырастали из псевдоразвалин, по своему креативного, частного сектора. И те, и другие, третьи, как  и прочие, здесь не упомянутые, да и все вместе приучены были существовать на местности только благодаря энергоснабжению по мазутному типу. Таковая щедрость государства была обусловлена родом занятий местного населения. Аборигены, конечно, оставались за рамками прогресса, а вот новосельцы – те не сеяли, не пахали, не выпасали стада в промышленных масштабах, а существовали исключительно причастностью к стратегическим задачам метрополии, как явным, так явным не вполне, так и совершенно секретным. Мазут же в этом смысле и составлял кровь местной популяции человечества. Но в годы перестройки в далёкой метрополии стали тайно действовать силы, которые этот мазут представили в виде персонального  для них источника конвертируемой валюты. Эти их смысловые представления, сколько бы не были они ограниченны  неясными перспективами ответственности перед сводом законов, младенческого ещё, типа, однако же, привели к реальным изменениям маршрутов танкеров-мазутовозов. Которые-то проявляли себя как реальность разве что у заправочных терминалов, а, уходя в открытое море, терялись из виду всех тех, кто пытался изобразить надзор за энергопотоками, назначенными сохранить жизнь на дальних окраинах уцелевшей страны. А на удалённых тех берегах давал о себе знать дефицит энергии.  И тогда местными администраторами вводились строгие ограничения на её потребление; участились случаи - длительных даже - отключений электроэнергии. И тогда уж, счастливые некогда, обладатели комфортного жилья жгли - на манер хрестоматийных  петроградских красногвардейцев - во дворах костры, на которых и готовили пищу для своей, отнюдь не революционной, семьи.
     Частный сектор проблемы обездвиженных лифтов и забитых мусоропроводов да унитазов - не коснулись. Здесь сказалась некоторая неразвитость социализации домовладельцев, да наличие земельного участка, на котором и производилась значительная часть  продовольствия: картошка, лучок, огурчики да помидорки. Некоторые и живность разводили для внутреннего потребления.
Всё-таки удивителен наш человек! Действуя по своей прихоти, он может и в Заполярье потчевать гостя собственноручно выращенными на этой земле в тепличке, приворовывающей тепло от коробов теплотрасс, синенькими баклажанами, но вот коллективными усилиями способен и в благодатном краю довести себя до голодовки. Человек парадоксов. Одновременно низменный раб и в рабстве господин.
 В общем, те ещё куркули были поселковые частники. Некоторые, правда, под воздействием перемен, не особенно были прилежны, и производили в огородике больше всего бурьян-траву. С которой, всё-таки приходилось  бороться, чтобы обсеменением  смежных огородов не доводить дело до греха скандалов со своими соседями. Траву эту производители охапками выносили на обочины поселковых улиц, отнюдь не радуя взор администрации и без того измученной администрированием недоношенной муниципии в горниле становления новой отечественной  государственности.
 И вот в этакой обстановке всеобщей, если не сказать братской, неопределённости нашёлся-таки некий отщепенец.
Умник! Он что себе позволил отчебучить?
А он установил на южной, самой солнечной стороне обочины улицы, три стальные бочки, выкрашенные в интенсивно чёрный цвет. Бочки эти он оборудовал герметически закрывающимися крышками и соединил примитивными трубопроводами.
- Чё к чему? – недоумевал народ.
Ещё больше народ удивился, когда этот чудик стал собирать выброшенную ими  - И Х Н Ю Ю ! -  траву и набивать ею свои бочки. Добавлением воды таинственные манипуляции там завершились; и несколько дней бочки одиноко грелись на солнышке, пока из патрубка не пошёл вонький газ, который  этот дурень  собирал в раздувающуюся автомобильную камеру. Одну надутую камеру он заменял другой. А дальше  самые любопытные из соседей узнали, что газ этот дурно пахнущий используется умельцем…

    … Для приготовления пищи во время перебоев с электроснабжением.

     Однако!
Однако же! – дошло до сознания народа – трава-то  была ихняя, а пользу из неё извлекает он один.
Об этакой вопиющей несправедливости стало известно кому следует. А там не готовы были адекватно отреагировать. Не было на сей счёт инструкций. Однако же участкового всё же направили к месту происшествия. Участковый ничего вразумительного не мог сказать, но протокол о нарушении составил - не вполне, правда, вразумительного содержания.
Таким образом, соединёнными усилиями администрации и здоровой части общественности, злоумышленник был зафиксирован на месте фактически и протокольно,  и на этом веском основании был вызван на административную комиссию, а там уж счастливо подоспела правовая новелла, только что принятая Государственной Думой в части касающейся управлением  имуществом разных форм собственности.
И оказалось, что гражданин, действуя самовольно, из корыстных побуждений,  установил свою газгольдерную установку на земельном участке, находящемся в муниципальной собственности. Но так как ущерб от такового деяния ещё нет возможности оценить (материалы оценки земельной собственности ещё находятся в разработке в столице) то комиссия сочла возможным ограничиться замечанием в адрес этого первого случая грядущих масштабных злоупотреблений.


3.  Браконьерство нового типа. Уже без границ
   
    Рассказывают ещё наши ребята:

    Путешествовали мы по Европе. На машине. В Шенгенских странах у нас никаких визовых проблем не возникало по причине отсутствия там живых пограничников. А на обратном пути решили мы заскочить в Хорватию, попить пивка.
Приехали на границу.
— Визу, спрашиваем, у вас тут получить можно?
— Нэ, — отвечает хорватский контролёр, — то е нэобходно уладити у консулату. Али ако иматэ валюту — добичетэ визу, ако нэ — до видження.
— А сколько, — спрашиваем, — при себе нужно денег иметь, чтобы вы нас в Хорватию пустили?
— Триста педэсят немечких марка за едэн дан. Каждой особи. Али ешче како шеф скажэ: може визу дати, а може в пичку матэрину послати.
Заходим к начальнику. Сидит он за тем, что в магазине называется прилавок, а в милиции и на границе — сам не знаю как, стойка, что ли?
— Добрый день!
— Добар дан.
— Мы пришли к Вам оформить визы, — протягиваем паспорта.
— Иматэ позив?
— Нет, вызова у нас нет.
— Коим поводом идэтэ у Хрватску?
— Мы на денёк, пивка попить. На один день и визы просим.
— Иматэ долары, маркы?
— Есть, всё есть, и доллары и марки. А как, кстати, вчера сборная Хорватии с Англичанами сыграла?
Начальник произнёс:
— Я вам подаю визу только до завтра. А резултат футболу: едан - едан.
-  А кто гол забил, неужели Бобан? — поинтересовался я, будто мне не один фиг кто кому там чего забил в ворота или ещё куда.
— Нэ, Шукер, с пенальти, — ответил архангел, — прямо в дэвэтку!
— О, Шукер, лучший хорватский игрок, а ваша сборная лучшая в Европе! — восхитился я.
— Прва у свету, — уточнил шеф.
 
Футбол в Хорватии, может и хороший, а пиво — паршивое. Да и закуска дорогая. Выяснив это, через три часа мы вернулись в Венгрию.

4. От составителя хрестоматии приключений.

     Таковы уж заботы нынешних потомков отечественных охотников,  некогда твёрдо заявивших о себе в веках на пространствах от Карпатских гор, вдоль да по берегу студёных морей за Камень, да на восток, встречь солнца, до самой земли неведомой за Океаном. А ныне же - сплошь и рядом - обратившихся в неуёмных браконьеров по жизни без берегов и сухопутных границ .
     Я так думаю. А если же я не прав – товарищи поправят.
      Скажу только сразу. Нынешняя речь моя об охотниках и браконьерах – отнюдь  не как о способе и роде занятости, а о состоянии души, побуждающей всякого человека проявить себя в любой из форм деятельности, не как зверь, пребывающий в диком своём состоянии без каких-либо моральных претензий, а как существо, допускающее как обязанность думать, страдать и сострадать, так и обходиться без этаких отрыжек прошлого.
      Только замечено, что зверя становится всё меньше - а людей всё больше.
      А человека?

      Здравствуй Человек моей Родины! Если у тебя от непредвзятого взгляда на нашу жизнь возникнет определение сущности внутренней политики  нашего государства как грабёж, то оно, хотя и выглядит эмоционально, но в сущности верно. И как всякое чрезмерно конкретное определение даёт многие основания для критики специалистами, свою деятельность направляющих на создание обтекаемых наукообразных формулировок процессов  нашей действительности. Дело это групповое зашло столь далеко, что в массовом сознании сварилась такая густая каша понятий, что не только человек не может понять сам себя, но и не могут два разных человека вразумить друг друга и тогда уж остаётся уповать на химерические понятия от полит технологии  (не буду здесь называть  эти хорошо всем известные слова-символы, дабы не поджечь у собеседника их гремучую смесь).
    А между тем исторически сложилось такое государственное образование, как наша сегодняшняя страна. Действительно, особенное. Особенность его проявляется, прежде всего, в обширности пространств, при относительно невысокой плотности населения. Масштабы территории и, прежде всего, протяжённость границ диктуют (при традиционных представлениях о достоинстве и величии) необходимость содержания несоразмерной  демографическому потенциалу численности вооруженных сил, аппарата управления с  безразмерными уже силовыми структурами, и такого  всепожирающего молоха, как военно-промышленный комплекс. Эта триада способна подточить основы любой нормальной экономики. Тем более что современный её тип зиждется на достаточной концентрации субъектов потребления, возбуждённых искусственным спросом. Только при достаточной удельной емкости потребляющего кластера могут целесообразно, на сколь угодно больших расстояниях, функционировать коммуникации всех типов, в условиях разделённого по миру труда и производства.
      В России же население распылено на огромных пространствах.

      Тогда разумной, хотя и бессовестной, представляется, например, нецелесообразность прокладки дороги с мостами в отдалённое селение, где доживает свой век несколько самовольных и вредных стариков. Тогда как молодёжь понятливо стремится в мегаполисы. Туда, к развлечениям и халявному времяпрепровождению.

      Так единичные отечественные кластеры современного типа неудержимовысасывают из пространств страны не только финансы, сырьевые и людские ресурсы, но и у оставшихся провинциалов их волю к предпринимательству, оставляя им надежду на старость исключительно только от щедрот государства. Государство эти свои щедроты неизменно декларирует да изощрённо ими манипулирует, всё чаще намекая, что пора бы переключиться на иной тип отношений. И, если отбросить покров горячечной весёлости и разудалого  гульбища наших дней, то откроется  вид возвышающихся среди пустырей страны редких кластеров, некого подобия средневековых крепостей. Отсюда и феодальный тип экономики, который, если не грабежом можно назвать, то уж браконьерством. Как тут не вспомнить точные слова В.П. Астафьева о браконьерах русского народа. Да вот же  он - наш тип экономики - браконьерство, дающее себя знать не только в добывающей сфере, но и сфере производящей, да и в культуре, и самом поведении жителей, их отношений между собой. Но уж вот на этом-то последнем рубеже  ещё остаётся шанс сохранить природную российскую идентичность, как основу для добрых перемен. Знать точно, кто мы такие, чего же нам хочется в этом мире, и представлять реально всю сложность пути к лучшему. Удачи нам всем! Ни пуха, как говориться, ни пера!

     А не то - даже те же братские хорваты подстроят нам козу.
Неужели такое возможно сотворить с великой державой?

05.07.2018 7:15:01


Источники:

1.1 Коза:   Афанасьева-Медведева Г.В.  Словарь говоров русских старожилов
            Байкальской Сибири. : в 20 т. ...... - Иркутск, 2007.  Т. 1 стр. 208.
 
1.2 Старуха:                http://www.proza.ru/2015/11/16/280

1.3. Охота. Ироническое:                http://www.proza.ru/2015/03/22/1222

2. Фазовый переход к браконьерству нового типа:  мнемозапись  телефонного
                разговора с хорошим  собеседником.

3. Браконьерство нового типа. Уже без границ:   
                http://prikol.bigmir.net/view/205294