Жатва 98

Борис Гуанов
      Предложение, от которого нельзя отказаться:
- старый дом теперь не узнать;
- студия;
- двухэтажный кабинет;
- «Летучий голландец» в детской.

               
                20.2.3.   ШАЛЕ.

      После скандального отъезда наших деток в Купчино в 2013 г. мы с Тамарой не только ломали руки от отчаяния, но и головы: как бы нам вернуть Арсюшку в Лисий Нос? И решили сделать деткам предложение, от которого нельзя отказаться, а именно, полностью перестроить для них старый дом по современным понятиям о комфорте.

      Прежде всего, мы решили снести оставшуюся перегородку внутри сруба, отделяющую бывшую спальню родителей, и разобрать печь, а также убрать старое перекрытие между первым и вторым этажами, по старинке засыпанное шлаком. Удаление этого перекрытия было нужно для повышения потолка на первом этаже, иначе такое большое помещение 6 на 6 метров смотрелось бы как какая-то тараканья щель.

      На работу мы пригласили Сайфиддина и его таджикских помощников-родственников под руководством Андрея. Работа по выгребанию шлака из перекрытия была чудовищно грязной и пыльной. Я отвозил мешки со шлаком уже на «Форде» сначала на пустырь, а потом, когда меня оттуда попросили, - на границу заболоченного участка нашей знакомой с её разрешения, конечно.

      После удаления перекрытия обнажились балки из толстых шестиметровых брёвен, частично подъеденных древоточцами. На эти балки мы решили положить на ребро дощатые лаги и только потом настилать на них новый потолок из имитатора бруса. Так нам удалось существенно поднять потолок первого этажа. Предварительно пришлось очистить старые балки и положить по краям ещё две такие же бревенчатые балки, т.к. мы запланировали увеличить площадь второго этажа, соединив выступающие за сруб углы пристроек. Таких длинных брёвен у нас не было, поэтому сделали эти дополнительные балки составными.

      И лаги, и доски имитатора бруса перед установкой я красил на улице под навесом у входа, причём лаги покрасил краской в тёмно-коричневый цвет, а имитатор бруса — финским белёсым лаком. Балки, конечно, красил на месте укрывной почти белой краской. Внутренность сруба мы обшили гипроком и оклеили прекрасными светлыми обоями с панорамным рисунком леса в тумане. Посреди этого объёма торчала печная труба, которую мы решили сохранить для стального камина, перенесённого из бывшей бани. Но пришлось заменить несколько выпавших плиток, а также ярко-красную старую затирку на более спокойную. Пол во всём этом помещении сделали тёплым с питанием от котла и покрыли красивой испанской плиткой. Большие окна заменили на стеклопакеты. Маленькое окно на северную сторону и соседские сараи совсем ликвидировали.

      Вдоль восточной стены разместили ту же кухню, что стояла и раньше в старом доме. Я её подновил и подкрасил царапины: хоть и пожилая, но зато из натурального дерева, да и денег на новую кухню не было. В пенал поставили новую посудомоечную машину. Вдоль глухой северной стены расположился замечательный огромный буфет, привезённый из квартиры на Большом проспекте, так же, как и массивный обеденный стол и шесть стульев с кожаными сидениями и спинками. Над столом повесили большую хрустальную люстру на 12 ламп-свечей.

      В углу у входа в недавно построенную котельную, которая не подверглась особым изменениям, кроме установки смесителя и регулятора тёплого пола, поставили холодильник. На западной стене между дверями в котельную и на веранду повесили тот же большой LD-телевизор, что и был, подключённый к спутниковой тарелке. Под ним в тумбе - аппаратура домашнего кинотеатра и спутниковый приёмник. У этой же стены, ближе к окну, поместили привезённое с Большого проспекта пианино «Красный Октябрь». У трубы напротив телевизора поставили небольшой плетёный диванчик. Проход вдоль окон свободный, и над ним висели ещё два современных светильника. Над кухонной зоной — тоже пара других ярких светильников, кроме ламп на самой кухне. На стенах — несколько натюрмортов маслом. Таким образом появилось большое парадное помещение в стиле шале, совмещающее функции кухни, столовой и гостиной.

   Другие помещения на первом этаже подверглись не столь значительным реконструкциям. На веранде, обитой вагонкой, которую мы мыслили как детскую игровую комнату, я только покрасил потолок белой укрывной краской и стены той же финской краской, но слегка колерованной в тёплый цвет. Рамы больших верандных окон тоже стали белые. Это значительно освежило веранду, т.к. старый пожелтевший лак сильно давил на психику. На пол постелили ламинат. В игровую поставили маленький раскладной диванчик из мастерской. При случае, на него можно было уложить гостей, например, Элю. Санузел на первом этаже после установки ванны тоже практически не изменился.

      Но зато лестницу на второй этаж пришлось переделать всерьёз, особенно её верхнюю часть, ступени которой пришлось повернуть в другую сторону. Окно, потолок и стены прихожей я тоже перекрасил, только цвет стен выбрал слегка зеленоватый. Во всех помещениях первого этажа я перекрасил двери тоже в тёплый белый цвет, а Вера, внучка Тамариной подруги Агнессы, окончившая училище имени Рериха и ставшая художницей, написала на филёнках изящный орнамент, после чего Сергеич покрыл их немецким лаком, чтобы предотвратить грязь и истирание краски. Кстати, Вера в то время работала в недостроенной детской на втором этаже над несколькими большими картинами по заказу нашей знакомой, т.к. своей мастерской у неё не было. До этого она долго использовала мою пустующую мастерскую. На всех дверях заменили защёлки и ручки на новые.

      Для утепления прихожей мы соорудили на входе маленький тёплый тамбур с окном, зеркалом и стальной входной дверью, выходящей на открытую террасу из не гниющей лиственницы, которую я пропитал специальным маслом. Эта терраса соединяла углы веранды и прихожей, а над террасой на всю её длину и ширину нависал пол второго этажа, защищая от дождя, и на ней очень уютно можно было посидеть в креслах за столиком, любуясь садом и прудом. Вниз вели ступени деревянной лестницы под пластиковым прозрачным козырьком. Чтобы открыть этот вид и дать больше света на первый этаж, мы снесли заросшую хмелем и девичьим виноградом перголу перед старым домом, оставив лишь небольшую арку над дорожкой.

      Весь второй этаж мы полностью перестроили. Для этого я предложил, рассчитал и начертил эскиз новой планировки второго этажа. Уже в начале стройки над старой крышей возвели новую — простую двускатную крышу, покрыли её металлочерепицей и только потом разобрали старую. На новую крышу поставили ту же высокую эфирную телевизионную антенну, а на южную стену — тарелку спутникового телевидения.

      Потолок под крышей утеплили толстым слоем минеральной ваты и зашили имитатором бруса — блок-хаусом, огромное количество шестиметровых досок которого я покрывал тремя слоями белёсого лака под автомобильным навесом, пока позволяла погода. Вообще почти все малярные работы на этой стройке исполнил я своими руками с утра до ночи в любое время года, зимой уже под крышей. Блок-хаусом обшит не только потолок, но и основные плоскости стен и внутренних перегородок, причём на место устанавливались уже покрытые лаком доски.

      Под крышей получилось огромное пространство: 12 на 8 метров. Из прихожей с лестницы, повёрнутой вправо, можно было попасть в небольшой шестиугольный холл с четырьмя дверями, три из которых застеклены, и с двумя большими витражами, технику изготовления которых я освоил самостоятельно и сделал цветные композиции по мотивам скандинавского искусства в вендельском стиле. Большая композиция — копия со стелы Харальда Синезубого, изображающая борьбу змея с фантастическим зверем, а витраж поменьше — воин со шлема из захоронения в Саттон-Ху, которого я назвал Хранителем этого дома.

      Первая дверь из холла вела в кабинет, который я спроектировал для учёных занятий Ильи. Именно из него при дневном свете просвечивали в холл эти витражи, а в тёмное время суток при включённой плоской люстре на потолке холла или при включённых фонарях в кабинете витражи сияли и в холле, и в кабинете. Пространство холла увеличивало большое зеркало в раме с двумя светильниками по бокам на одной из стен. Все деревянные двери, выходящие в холл, я покрасил в необычный зелёно-голубой лазурный цвет, так называемый цвет "английской лазури", полупрозрачной краской, через которую просвечивала фактура дерева, и расписал их гуашью и металлическими красками гирляндами мелких цветов, прихотливый узор которых часто диктовался расположением сучков в материале двери. Простенок у трубы, проходящей с первого этажа на крышу, закрыли огнестойким гипроком и оклеили обоями того же лазурного цвета с галантными сценами. Пол в холле покрыли ламинатом. Ступени лестницы я тоже окрасил в этот цвет укрывной краской для пола, стойкой к истиранию. Перила с точёными тонкими балясинами я покрасил в тот же цвет, что и стены прихожей и покрыл лаком для защиты от грязи. Над лестницей горели два светодиодных цветных фонарика в стиле моих витражей.

      Для полного использования пространства под крышей кабинет Ильи я задумал двухуровневым: с основного уровня ещё одна, новая лестница вдоль восточной стены вела на второй уровень над потолком холла и старой лестницы и, соответственно, под коньком крыши. На поворотной площадке этой лестницы, которую по моим эскизам сделал Сергеич, в восточной стене — фронтоне дома — было пробито огромное французское окно до уровня пола этой площадки, которое вместе с окном в южной стене с видом на сад и пруд и окном «Велюкс» в потолке-крыше давало достаточно света в кабинете.

      Кстати, когда Андрей ставил этот «Велюкс» в потолке, он ненадёжно установил стремянку и загремел сверху, с высоты около пяти метров на пол второго этажа. Хорошо ещё, что он не провалился на первый этаж, т.к. тогда пол ещё не был закрыт окончательно, и он упал рядом с открытым люком. Тем не менее, я очень испугался и повёз его в травмапункт в Сестрорецк. Ему сделали рентген, переломов, к счастью не оказалось, но Андрей ещё долго жаловался на провалы в памяти и головную боль. После этого падения Андрей окончательно разленился, а ведь на нём была вся электропроводка и проводка кабелей для системы сигнализации. Его редко можно было выманить на стройку, и если бы не Сайфиддин, который многому научился от Андрея и приобрёл солидную квалификацию, то мы никогда бы не достроили этот дом. Он взял на себя основную работу, в том числе и обязанности прораба, но, в отличие от Андрея, проявил стопроцентную надёжность и ответственность,
 
      Сайфиддин работал быстро, был таким аккуратным и исполнительным, всегда спокойным, улыбчивым и вежливым, что стал нам с Тамарой почти родным. В Таджикистане у него жили чуть ли не дюжина братьев и сестёр и мать-вдова, глава клана. Кстати, он имел высшее образование, хорошо говорил по-русски, но вынужден был ездить на заработки в Россию, как и его братья: для всей многочисленной семьи они строили свой дом. А ещё у Сайфиддина была молоденькая жена, которую ему сосватала мама, причём до свадьбы он свою невесту не видел. Тем не менее, они очень полюбили друг друга, но детей у них что-то не получалось, а для любого таджика это трагедия.

      Поэтому, поговорив с Тамарой, он привёз свою жену, маленькую хрупкую девочку Гулзиру, которую мы для краткости прозвали Гулей, к нам в Лисий Нос. Мы поселили их в моей мастерской со всеми удобствами. Тамара договорилась со своей знакомой, врачом-гинекологом из Снегирёвки, я свёз Гулю с Тамарой к ней, врач что-то прописала, и вскоре Гуля забеременела. Гуля бережно вынашивала ребёнка, а Сайфиддин, имя которого, кстати, по паспорту было почему-то Сулаймон, работал на нашей стройке. Видимо, в общении между собой таджики предпочитают иранские имена.

      Я неоднократно возил Гулю на консультации и в конце концов привёз рожать. Она родила девочку, которая теперь могла даже получить российское гражданство. Её назвали Назира, что значит «долгожданная». Мы снабдили Гулю и ванночкой, в которой купали нашего Арсюшу, и даже электронными весами, и прочими детскими причиндалами. Ещё какое-то время до истечения срока Гулиной визы она катала дочку на Арсюшкиной коляске по Лисьему Носу, а потом я подвёз всю эту счастливую семейку в аэропорт на самолёт в Душанбе.

      Ведь можно же по-человечески относиться друг к другу, несмотря на то, что уж Сайфиддин с Гулей были нам совершенно чужими людьми, совсем другой национальности и вероисповедания! А всё потому, что Сайфиддин был воспитан в традиционной большой мусульманской семье, где у каждого была своя роль и ответственность за своих близких. А мы, «цивилизованные европейцы», совсем разучились жить в согласии даже с самыми родными людьми.

      Но вернусь в кабинет Ильи. Из французского окна с лестницы была видна улица, горка с хвойниками имени моего шестидесятипятилетия и персидская сирень, а через «Велюкс» на крыше со второго уровня кабинета открывался прекрасный вид на залив. Второй уровень был огорожен балюстрадой с перилами и строгими балясинами с каннелюрами, такими же, как на лестнице. Главным приколом этой лестницы и балюстрады был всё тот же бирюзовый цвет, что и цвет дверей холла.

      Стены кабинета я зашил вагонкой и покрасил белёсым лаком, но восточную стену и стенку вдоль лестницы, экономя на всём, мы обили старой пожелтевшей вагонкой, снятой со стен первого этажа. Зато эта вагонка была абсолютно сухая и значительно толще, чем новая. Эти стены пришлось красить укрывной краской тёплого цвета, почти совпадающего с цветом новой вагонки, покрытой белёсым лаком.   А чтобы прикрыть стыки и выпавшие сучки в старой вагонке, я решил на стенку у лестницы, где дефектов было особенно много, прикрепить какой-то большой рисунок под листом тонкого оргстекла.

      В качестве такого рисунка я придумал себе фамильный герб. Прежде всего, рыцарский герб подходил для интерьера кабинета, и, кроме того, я, конечно, с долей юмора посчитал, что полученный мной чин действительного государственного советника Санкт-Петербурга, соответствующий чину действительного статского советника в царской России согласно петровской Табели о рангах, даёт мне право на потомственное дворянство. Да-да! Это чин четвёртого класса из 14, и ко мне следует обращаться «Ваше Превосходительство»! Так ко мне обращалась вымогательница в школьном спектакле по рассказу Чехова, о котором я уже писал. Но в нашем бесчестном государстве ни одна чиновная скотина никогда меня так не приветила, а жаль.

      Так вот, на щите герба, разделённого по диагонали волнистой лентой в цветах российского флага, а по горизонтали на верхнюю красную половину и нижнюю — в серебряно-голубой «мех горностая», я поместил три герба: Лисьего Носа, Санкт-Петербурга и в центре, на ленте — герб России. Кроме того, на ленте красовались ещё четыре символических композиции, соответствующие моим основным занятиям: первая — в виде развёрнутой книги с основными формулами физики и с перекрещенными преподавательской указкой и лучом лазера, вторая — в виде свитка с ликторской связкой, докторской шапочкой и латинской надписью Dura lex, sed lex - «Закон суров, но закон», третья — как палитра с кистью в раме и со статуэткой Венеры и, наконец, четвёртая — как чертёж дома с перекрещенными пилой, молотком и циркулем — чем не масонский знак? Над щитом — корона, рыцарский шлем с чёрным двуглавым орлом и девиз на ленте Age quod agis, что по-русски с лапидарной латыни можно перевести так: «Делай, что должно, а там — будь, что будет». Вокруг щита — исходящие из шлема белые, синие и красные перья на лазурном фоне под цвет лестницы. За образец герба я взял герб графов Строгановых.

      На других стенах — двойная венчальная икона, которую мы когда-то подарили молодожёнам, а также старинный план Петербурга и набросок-портрет Арсения, сделанный Верой. На втором уровне мы сделали большой стеллаж для книг и поставили диван, два кресла и журнальный столик из нашего чешского кабинета, а на первом уровне у окна стоял письменный стол с вращающимся чёрным кожаным креслом, три книжных шкафа и кресло. Со стороны кабинета на двери написан корабль викингов, копия со стелы — наша совместная работа с Верой. Пол в кабинете на обоих уровнях покрыт ламинатом. Кабинет освещали два подвесных цветных фонаря в восточном стиле и такая же настольная лампа наверху, бра в виде цветных шаров, линейная лампа подсветки герба, настольная лампа на письменном столе и плоские светильники-тарелки на коньке крыши.

      Вторая дверь из холла — в детскую. Здесь для дорогого внука я тоже пустил на волю фантазию: организовал второй уровень в виде корабля — Летучего Голландца. Палуба корабля нависала над детской кроватью и продолжалась до западного фронтона дома, где было сделано маленькое окно. Вход на палубу — по трапу, складной лестнице, которую мы сняли, когда я делал спальню на чердаке нового дома. Крутой борт корабля сделан из узкой старой вагонки, набитой на криволинейные шпангоуты. Борт покрашен белой и тёмно-голубой краской, образующей полосы, как на военном фрегате, с люками для пушек. В борт врезаны настоящие круглые стеклянные иллюминаторы в никелированных оправах, которые я сделал из светильников, выброшенных на помойку. Вдоль палубы — длинный помост, на котором было удобно играть и из которого торчали две мачты — опорные столбы, подпирающие конёк крыши.

      В конце помоста к крыше подходила кирпичная труба, которую мы облицевали синей кафельной плиткой и выделили на ней бело-сине-красными кафельными полосами русский флаг. Сверху кирпичная труба, которая, кстати, тоже являлась опорой конька крыши, переходила в две стальные блестящие трубы из нержавейки: побольше — для дыма, поменьше — для вентиляции, которые выходили через крышу. За этими трубами на стенке — угол из зеркальных листов нержавейки, в котором отражалось целое хитросплетение труб. Между мачтами я протянул шнур с цветными флажками расцвечивания. Настоящие моряки могли бы прочитать: «Счастливого плавания Арсению». На одном из шпангоутов напротив «Велюкса» через крышу с видом на залив я укрепил настоящий вращающийся штурвал. На пол постелили ламинат с названиями и координатами городов всего мира. Для буйных игр — большие мягкие маты. На стенах — карты мира и Красного моря. Вход на палубу с трапа закрывался специальной дверцей, которую ребёнку самостоятельно не открыть. На нижнем уровне у входа на трап на стене — прекрасная детская карта Европы с забавными картинками.

      Труба внизу также облицована кафелем: снизу синим, а сверху белым с декором под голландские изразцы с изображением парусников и маяка, а в центре — большое фаянсовое панно на ту же тему. На двери Вера написала такой же корабль. Даже занавеска на окне — с яхтами. Т.к. денег не хватало, то для размещения детских игрушек и книжек мы поставили в детскую два шкафа и три тумбы, сделанные когда-то Сергеичем для верхней лестничной площадки старого дома. На стене напротив кровати — икона Св. Николая, которую мы подарили Арсюше на его крещение. Детская освещалась тремя цветными висячими фонариками и светильниками на потолке над палубой.

      Следующая дверь из холла — в огромную спальню с большим окном на запад, в которую мы поставили двуспальную кровать с тумбочками, антикварный туалетный стол из комнаты Валентины Петровны и выкрашенную в лазурный цвет плетёную мебель — два кресла и круглый столик. На окне — занавески и гардины с крупными маками. Часть трубы, выходящая в спальню у входа, облицована кафелем с фиолетовыми цветами, как на входной двери. Но двери со стороны спальни я расписал уже не мелкими цветочками, а крупными розами. Потолок в спальне образован скатом крыши. Его оживляли ложные балки, в которых были установлены светящиеся светодиодные шнуры. Под потолком висела большая старинная хрустальная люстра с кобальтовым синим стеклянным основанием. Дополняли освещение забавные фонарики на стене, а также окно «Велюкс» в потолке.

      Из спальни, кроме входной — две двери. Одна — в ещё одно замечательное помещение — гардеробную, куда мы установили два комода и оставленные нам жильцами шкафы. Стены и потолок гардеробной обиты старой вагонкой, которую я покрасил в белый цвет покрывной краской, тоже в три слоя, как и везде. В гардеробной было окно, выходящее в сторону сада, т.е. на юг, и антресоли для чемоданов. Полы в детской, спальне и гардеробной — из ламината разных оттенков.

      Вторая дверь из спальни — в ванную, отделанную кафелем под римские мозаики. Там мы сделали интересный трельяж над раковиной из трёх зеркал, встроенных в стены, с двух сторон от него — шары-бра. На потолке — три встроенных светильника. На внутреннюю сторону двери в этой ванной, покрашенную в тёплый белый цвет, я написал библейскую сцену соблазнения Евой Адама, кубиками - под   мозаику.

      Из холла последняя дверь вела в третью, самую большую ванную. Там установлена угловая акриловая ванна, широкая раковина с крыльями перед большим зеркалом и стильный унитаз. Окно — на восток. В потолке — встроенные светильники и два бра по сторонам зеркала. Кафель в классическом стиле, декор — итальянские пейзажи и как бы две коринфские колонны во всю высоту ванной по обе стороны от умывальника. На двери, тоже внутри тёпло-белой, я нарисовал такую же колонну. Наш Андрей измерял благосостояние своих работодателей числом имеющихся в их собственности унитазов. Так вот, после перестройки старого дома мы стали собственниками аж 15 унитазов!

      Снаружи второй этаж мы отделали такой же белой штукатуркой с фахверками, как новый дом и гостевой дом, так что возник целый комплекс зданий в одном стиле. Вот такое получилось тёплое, уютное, просторное и светлое шале в стиле «прованс».

      На его создание мы истратили все деньги, полученные в наследство от Елагина, все наши пенсии и арендные платежи за время строительства, да ещё и позанимали у Иры Красовской и даже в долларах у Лили Ферт, проживающей в Канаде. Целый год я работал, как проклятый, не жалея ни сил, ни здоровья, ни времени. Тамара тоже отдала немало нервов на эту стройку. В общем, «ошалели».

      К осени 2014 года дом был готов для заселения. Я водил Арсения на стройку и показывал, где он будет жить. Илья тоже захаживал, но Марина раза два посмотрела на наше грандиозное строительство и сказала Илье, что в этой конуре он сам и будет жить, без неё.

      Перед началом учебного года, пока детки ещё грелись на Канарах, я зашёл в только что открывшийся в центре Лисьего Носа частный детский сад «Звёздочка» и познакомился с директрисой. Она показала мне все очень уютные помещения детсада, расположенного в новом особняке в пешеходной доступности от нашего дома, и рассказала, что и у них детей учат не только английскому, но ещё и финскому языку, и занимаются по методике Монтесори. Мы договорились, что она забронирует место для Арсения до его приезда. И что же? Марина категорически отказалась даже посмотреть на новый детский сад.
 
      Что ж, раз родные не оценили наших усилий, пришлось сдать наше шале пожилой профессорской паре, чтобы хоть как-то расплатиться с долгами. Ну, а наши с Арсением приезжали в Лисий Нос на выходные и по праздникам.

      Очередная стройка в Лисьем Носу, на которой моё здоровье пошатнулось, была как раз на мой 70-летний юбилей в ноябре 2014 года. У нас уже от старости покосился забор на границе с Ниной Николаевной. Мы с Сайфиддином срочно, чтобы успеть до морозов, стали заливать бетонный фундамент нового забора — около 30 метров в длину.

      После этой авральной заливки меня прихватил жестокий приступ ишиаса. Только прошла боль в пояснице, сразу после новогодних праздников я заболел гриппом с высокой температурой и кашлем. Когда температура у меня прошла, Тамара, ухаживавшая за мной, свалилась сама, да так, что пришлось вызывать скорую помощь и отправлять её в больницу. А на следующий день и я вызвал к себе участкового врача, который выписал мне направление в больницу, т.к. у меня снова поднялась температура и обнаружились хрипы в лёгких. В сестрорецкую больницу № 40 с бронхитом и подозрением на воспаление лёгких меня свёз Володя Мамонтов. Так параллельно мы с Тамарой оказались в разных больницах, и нас никто из родных не навещал. Тамара первая сбежала из палаты, т.к. ей не понравилось, как её лечили. Я не такой привереда и дождался, когда меня выпишут. Когда мы вернулись в родной дом, там уже Марина стала наводить свои порядки, но мы были рады, что они из Купчино перекочевали в наш дом в Лисьем Носу.

      К пятилетию Арсюши опять я за вирши принялся:

                НУ-КА,  УГАДАЙ, ГДЕ ОШИБКА ?

                Развесёлый и лохматый
                Сел на дедушку с лопатой.
                Дедушка пыхтел, но вёз,
                Как старинный дедовоз*.

*Неправильно, надо говорить «паровоз»!

                Было море по колено,
                А сейчас заледелено**.

**Нет, неправильно, дедушка, «заледенело»!

                И с внучком пошёл в поход
                По заливу дедоход***.

***Нет, нет, «снегоход»!

                Шарик лётчика узнал,
                За собой в полёт позвал.
                Далеко ли унесёт
                Внука толстый дедолёт****?

****Не «дедолёт», а «самолёт»! Нет, «звездолёт»!
 
      В детский сад Илья стал возить Арсюшу на электричке до Финляндского вокзала, а потом на метро до станции «Приморская». Безумие, но ведь он и из Купчино таскал Арсения на метро, так что это, видимо, вошло в привычку. До железнодорожной станции в 7-30 и обратно домой иногда поздно вечером я подкидывал их на машине. Терпения Марины опять хватило ненадолго — в апреле они снова со скандалом уехали, но в июне вернулись. После больницы у меня разболелся живот, пошли какие-то язвы во рту, и я грешил на дисбактериоз после лечения антибиотиками. Но всё лето я ежедневно гулял с Арсюшей, на пляже играл с ним в футбол и строил замки из песка, при этом мы оба загорели до черноты.

      Как-то на пляже пятилетний Арсений со свойственной ему тогда открытостью прилип к мальчику по имени Глеб, уже школьнику. Он гулял с бабушкой и няней, и когда мы вместе пошли по домам, оказалось, что Глеб живёт на нашей улице. Его бабушка пригласила нас к себе домой.

      Обширный участок представлял собой настоящую крепость с высокой стеной и въездной башней со сквозными охраняемыми воротами. Самого большого, но приземистого дома с улицы было не видно. За стеной - сплошной зелёный газон с редкими деревьями, под которыми росли непуганые грибы. На автостоянке – кроме джипов, пара квадроциклов. Сначала ребята поиграли на лужайке, залезли по верёвочной лестнице на дерево, где у Глеба было построено гнездо, а потом нас пригласили в дом.

     Глеб провёл нас по дому. Это был типичный «новорусский» дворец, построенный в современном стиле, т.е. без всякого стиля, с обилием полированного гранита и мрамора, огромных чугунных фигур каких-то зверей, с голубым бассейном на первом этаже и куполом над гостиной, усыпанном мерцающими звёздочками. Глеб, зная, что я немного художник, показал залежи ещё не развешанных картин современных художников, видимо, очень дорогих. В его детской комнате Арсюше понравился большой игрушечный строительный кран с управлением от пульта. Потом нас пригласили на кухню перекусить пиццей. Арсений мигом проглотил свою порцию и попросил ещё, так что мне пришлось отдать ему свой кусок, который я не успел даже надкусить. Мы обменялись с бабушкой и няней номерами телефонов и договорились гулять вместе. Я пригласил их посетить наш дом. Но дружба не состоялась. Ни в гости, ни гулять с нами Глеба уже не пустили. Видно, после доклада родителям Глеба о нашем визите бабушке с нянькой досталось, мол, совсем свихнулись – гопоту всякую в приличный дом приглашать!

      Да, бывал я ещё в нескольких таких коттеджах в Лисьем Носу. Мои постройки по сравнению с этими замками – жалкое убожество. Но для кого эти апартаменты – для меня осталось загадкой. Жила в них зимой и даже летом, в основном, охрана да прислуга, которая обычно и показывала нам всю эту роскошь в отсутствие хозяев. Пожалуй, самым внушительным сооружением в Лисьем Носу был замок Севенарда на Деловой улице. Огромный домище в несколько этажей венчала настоящая вавилонская ступенчатая башня под шатром и с бойницами в зубчатых стенах, высотой с семиэтажный дом. Снаружи дом был почти закончен, огромные окна застеклены, но на внутренние работы и даже на забор денег у Константина, депутата Госдумы и сына нашего ленсоветовского депутата Юрия Севенарда, строителя дамбы, видимо, не хватило, да и недостроенная дамба папаши долго стояла в запустении, так что и со стройматериалами тоже стало, понятно, туго. Так недоделанный замок и простоял все два десятилетия, пока я жил в Лисьем Носу, постепенно разрушаясь на глазах, мёртвым памятником – пирамидой нашей бурной эпохи.

     Другим подобным дворцам повезло больше. Так на соседней улице вырос настоящий французский замок с башенками и шпилями, лепными гербами со львами на фасадах, принадлежавший (какое совпадение!) тоже большому строительному начальнику. Неподалёку от нас на участке площадью в целый гектар елового леса располагался дворец в стиле Палладио ещё одного депутата Госдумы, одного из лидеров фракции «Наш дом – Россия» господина Пехтина, нефтяного короля. Я сам однажды случайно увидел его в кабине кадиллака, отъезжавшего от дворца. И таких примеров в нашем благословенном посёлке, где дворцы чередовались с убогими развалюхами, было немало.

      Арсению, конечно, это социальное расслоение было невдомёк, и он даже с моей помощью написал Глебу письмо с признанием в дружбе, которое я, разумеется, так и не отправил. Ещё несколько лет, проходя мимо запертых крепостных ворот, Арсюша вспоминал друга Глеба. В самом конце августа он подхватил желудочный грипп, его ужасно рвало, и скорая помощь отвезла его с Мариной в инфекционную детскую больницу на Васильевском острове. Я опять, как и год назад с Валентиной Петровной, сопровождал их ночью в больницу.

      Внезапно до окончания срока аренды больная жена профессора скончалась, сам он, конечно, не мог дальше один жить в этом несчастливом доме, так что шале освободилось, и в сентябре наши детки переселились, наконец, в своё полностью перестроенное нами жилище, а я смог заняться своим здоровьем. Ещё после отъезда наших деток в 2013 году в отчаянии я сочинил сказку, выражающую все мои чувства, ну, а через три года пришлось её немного дописать. Послушайте, если хотите, СТАРИКОВСКИЕ ПОДРОБНОСТИ 1.


                СТАРИКОВСКИЕ ПОДРОБНОСТИ 1.               
      
                СКАЗКА РУССКАЯ, ДОВОЛЬНО ГРУСТНАЯ.
               
                ТОРЖЕСТВО ГЛУПОСТИ ИЛИ ОБИЖЕННЫЕ БОГОМ.
 
      В некотором царстве, в Богом забытом государстве у самого синего моря жили-были старик со старухой, ели кашу с молоком. Жили они вместе уже сорок лет и три года. Жили-поживали, добра наживали и друг друга за всякие прегрешения прощали. И всего у них было вдоволь – ни много, ни мало, но на жизнь хватало. И был у них сынок единственный, любимый Иванушка. Рос Иванушка, рос и вырос большой и красивый, но внутри всё так дитём и оставался. Пить зелье с парнями да погуливать с девками Ванюша не любил, а любил он только книжки читать, книжки поучительные про дела минувшие, да ещё любил он своего кота пушистого, розового цвета. И был он тогда добрым христианином, а люди злые прозывали его Иваном-дураком, потому что был он не такой, как все, - белой вороной.

      Когда пришла пора Ванюшу женить, стала старуха к нему девиц на выданье водить да показывать. Вот пришла девица пригожая, душевная, истинно верующая, много книг прочитавшая, жизнью умудрённая и актёркой ставшая. Но не нашла она ключика к Ванюшиной душе. Пришла ещё девица красная, волосы – как туча черная, глаза как у коня доброго, телом белая да мягкая, а нраву тихого. И умела та девица всякую хворь лечить да борщи вкусные варить. Но не понравилась она Ванюше, потому что не умела говорить лепо. Вот пришла девица другая, телом как ящерка юркая, нравом бойкая. И умела та девица малевать картины чудные, да ещё лихо плясать любила. Но и эта девица пришлась Ванюше не по душе, покуда на язык была побойчее его самого и на всё своё мнение имела. Потом пришла ещё девица, с виду скромная, а как взглянешь в глаза – ума палата откроется. И умела та девица денежки считать да умножать, но и эта Ванюше не по нраву пришлась, потому что деньгу презирал он.

      Так пролетал год за годом. Ежедневно и еженощно старик и старуха молили Бога, чтобы он послал сыну невесту по нраву, очень уж им хотелось внучат понянчить. Однажды созвали старики своих подружек на пир, друзья-то уж почти все умерли. Среди них была одна одинокая старуха, и была у неё дочь, которую она подняла без мужа. Все ей сочувствовали, а особенно стали сочувствовать, когда добрый хозяйский пёс ни с того, ни с сего укусил её за нос. Тут за ней на телеге явилась её дочь, а Ванюша, как увидел эту дочку, так и прилепился к ней, да так, что и не оторвать. И немудрено, девка была ядрёная, как пирожок подрумяненный. Долго ли, коротко ли, сыграли свадебку, а через год и мальчик родился, да такой славный, будто ангел небесный. Как водится, в сказках всё свадьбой кончается, а в нашей, как в жизни, – с неё всё только начинается.
 
      Был у старика со старухой дивный сад райской красы, своими руками ухоженный, и в том саду две хоромины. Одну, обжитую, со всеми удобствами, в которой раньше старики с Иваном, да с дедками-бабками, уже покойными, проживали, отдали молодым, а в другой, новопостроенной, сами жили, чтобы глаза молодым не мозолить. На книжности да на учёности  Иван в том царстве не много зарабатывал, а жена с дитятей дома сидела, посему старики молодых кормили-поили, да ещё и денег давали на сарафаны и кафтаны, да на путешествия по заморским странам. Захотела невестка новую карету, так старики ейную прежнюю телегу у неё купили. Очень любили они своего внука, а дед во внуке просто души не чаял, нянчил его, игрался, кормил с прибаутками с ложечки, баюкал, пел песенки и сказки добрые рассказывал. Внучок рос весёлым и здоровым, бегал по саду райскому и по хороминам и тоже полюбил деда с бабой. Как-то спел он свою песенку и сказал: «Дедушка, это я про тебя пою». И так они были счастливы, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Дед к каждому дню рождения внука вирши дедские сочинял.

      Жили молодые, правда, во блуде, не венчаны. Хотели дед с бабкой окрестить внука, да невестка со сватьей от церкви – как чёрт от ладана. Нехристи они были. А Иван на крещении сына настоять не сумел и тем от Христа отпал. Недолго счастье на грешной земле, укоренился сатана в душах и крутит ими. Не может быть на земле рая, ибо не место бесам в раю, а в каждом человеке бес сидит, в ком чертёнок, а в ком и сам диавол, и даже невинные ангелы – дети – из рая рукотворного изгоняются за грехи родителей своих. Невестка оказалась нрава грубого и сурового, всё-то было ей не так, да не этак. Со стариками разговаривать не желала, дома как сыч сидела, а на мужа своего она всё покрикивала, подгоняла, да дураком называла, а то и тумаками награждала, оттого он совсем исхудал и болеть стал. Жене своей он и перечить не смел, не то, чтобы приструнить. Старики хоть и горевали, что их сына так честят, но ни слова невестке не говорили и виду не показывали: милые бранятся – только тешатся. От молодых же они слова благодарного ни разу не слыхивали. Но ничего, главное, чтобы внук счастлив был. Хоть и ходили старики перед невесткой на цырлах, предчувствовал дед, что может она их этого счастья лишить, и говаривал бабке: «Нельзя ко внуку душой прикипать». Да разве сердцу прикажешь? Так прожили они рядышком ещё три года, три месяца и три дня от рождения внука.
   
     И тут во четверг утром после очередной брани на Ивана невестку словно сатана обуял. Побросала она свои вещи в карету, вырвала внука из бабкиных рук и укатила к своей мамаше в тесную лачугу в большом дымном городе, а мужу с непотребной бранью прокричала, что старики внука теперь век не увидят. Иван поехал за ней, да так в лачуге тёщиной и остался, а родителям сказал, что сын для него важнее всего. Может, и прав он был, любил он жену и чадо своё. Старики долго плакали, так жалко им было внука, лишённого их любви и того рая, который они для него сотворили. Жалко им было и своего Иванушку и страшно за несчастную его долю – жить с такой ведьмой. И обидно им было от её чёрной неблагодарности, и непонятно было – за что и почему такая ненависть лютая. Ведь кроме добра от стариков она ничего не видала, но не только боль им причинила, но и своего дитяти, себя и мужа своего, и мать свою неразумно утеснила неимоверно, только бы злобу свою сорвать. Через Ивана и сам лично старик предлагал ей забыть все обиды прошлые и вернуться или разъехаться, но мирно и в согласии, чтобы никто не страдал. Но тщетно, невестка и видеть стариков не пожелала, так закоснела она в своей ненависти и упрямстве.
 
      Потолковали старики между собой и решили, что недаром их добрый пёс тогда на сватью оскалился, видно, чуял в ней беса, в ней да и в её дочке – ведь яблоко от яблони недалеко падает. Гордыня в них обеих была непомерная, а за душой-то пусто, оттого зависть и злость на всех вокруг, особо на тех, кто христианские заповеди чтит и в ладу живёт. Сватья ведь тоже была обидчива по пустякам. Как-то обиделась она смертельно на старика за свою кошку чёрную, которую, мол, старик не уважил. А на обидчивых, говорят, в аду черти воду возят. Не людьми добрыми такие обиженные обижены, а самим Господом Богом за бесовщину в своей душе. А кого Господь судил покарать, того человека лишает разума прежде всего. Оттого на земле глупость торжествует, а всё зло - от глупости.

     А дальше вот что было. Иван у родителей потребовал жильё в городе, поближе к аглицкому детскому заведению, куда он с женой малыша определили в подражание выскочкам спесивым. А то, вишь ли, возить дитятю через весь город невестка на карете не может. А как же жильё такое купить? Таких бешеных денег у стариков не было. Да и не могли старики понять, чего молодым у моря рядом с ними не живётся: и дитю простор и любовь, и самим молодым свобода, и старикам радость. И даже заведение детское, не хуже того городского, в деревне ихней открылось.

     И решили старик со старухой на корню перестроить ту хоромину, где молодёжь жила. Поскребли они свои гробовые денежки, залезли в долги великие и за год стройку закончили. Сам старик с утра до ночи молотком стучал, да кистью стены-потолки малевал. Расписал он своей рукой двери цветами дивными, сделал витражи хрустальные, чтобы солнышко на лестнице всеми цветами переливалось, а внуку любимому в детской целый летучий корабль сообразил, с мачтами, трубой, сходнями, штурвалом и окошками круглыми, где играть в игры можно было вволю. Палаты получились – ни в сказке сказать, ни пером описать! Отдали старик со старухой этому делу все свои последние силёнки.

      А невестка, хоть и приезжала с мужем и сыном к старикам в гости, ни разу на стройку нового дома даже глазом не взглянула. Внука старик водил по стройке да рассказывал, как он тут жить-поживать будет. Ивану хоромы тоже по нраву пришлись, ведь у него там свой кабинет учёный был предусмотрен аж на двух этажах. Будет куда книги расставить! А невестке-то – спальня просторная, гостиная да кухня великая, комната отдельная – гардеробная, а ванных – все в плитке узорной – так целых три! Старик уж все книги Ивановы и шкапы книжные в новые хоромы перетащил, да не тут-то было! Невестка нос отворотила – не надо, мол, ей этого сарая, и снова узду свою закусила – не увидите, старики, вы своего внука! А Ивану приказала требовать у стариков дележа имущества, чтобы самой, знать, им распоряжаться.
 
     Открылось, наконец, отчего невестка так упорствовала: от безделья ударила ей в голову дурь, кабы в тёплую страну насовсем уехать, даже латынь ихнюю зубрила. Но поняла она, что старики в могилу не собираются, да и не так богаты, как ей спервоначалу показалось.

      Делать нечего, пустили старики в новые хоромы чужих людей жить, очень уж они поиздержались на стройке. Ведь старались они для детей своих, покупали для стройки всё самое лучшее. Время шло, и настал Новый Год и великий праздник святого Рождества Христова. И дед, и баба с горя захворали, в лекарню попали. Тут детки и объявились — приехали в их дом на праздники, да так и остались жить у стариков, видно, нахлебались свары в своей берлоге. Старики-то только оклемались, но рады: кормят, убирают, не дыша вокруг невестки ходят, лишь бы не обеспокоить барыню. А невестка-то как села на мягкую кушетку, так зад свой ни разу и не подняла. Дед, конечно, с внуком гулял, на санках с горки катал, в снежки перебрасывался, снеговиков лепил, тем и счастлив был.
               
      Четыре месяца прошло, и злобы пузырь надутый прорвало, по пустяку, как водится.  Опять она дитя ухватила — и в город. Иван, вестимо, за ней. До лета дулась, а на лето снова, как ни в чём не бывало, прибыла и уселась на свою кушетку. Даже одеться с утра ей было лень, так и сидела, в полотенце завёрнутая, да семечки лузгала. Опять дед с внуком - денно и нощно, даже мыл своего любимца и спать в кроватку укладывал, баюкал и ночи возле него коротал, а родители в своей новёхонькой, стариком устроенной и украшенной спальне покоились. А уж гулял дед с внуком — с утра до вечера, всякие игры играл, да змеев воздушных пускал.

      К осени хоромы-то, для них построенные, освободились, и с поклонами, да с уговорами пересадили деток на место. Видно, и вправду от такого предложения завидного отказаться было невозможно. Благодарности старики так и не дождались, наоборот, стариков и на порог пускать перестали. А скандалы с отъездами-переездами повторялись, как наводнения в том краю.

      Грустный у сказки конец, но какой же конец может быть в том царстве-государстве, где, почитай, все Бога забыли, и нечисть на каждом шагу, а в каждой избушке - свои погремушки.


                Назад на: http://www.proza.ru/2017/12/21/795
                Продолжение на: http://www.proza.ru/2017/12/21/841
        Вернуться к оглавлению: http://www.proza.ru/2017/12/14/1967