Этой ночью они никуда не пошли. Слишком тяжело было потрясение. Теперь всё срасталось. Никакой это был не туман. Это было психическое расстройство уставших от войны людей. Оно время от времени провоцировалось каким-нибудь зачинщиком, чей мозг был полностью поражён болезнью. И обезумевшие люди убивали вокруг всех, кто попадался под руку. Когда в пределах досягаемости последнего живого не оказывалось никого и ничего, способного вызвать зверскую агрессию, он, если не успевал получить от других тяжелейших ранений и выживал, видел всё, как опустившийся туман. И всё… потом - провал, а за ним - результаты собственного бешенства. Он мог не помнить ничего, как тот солдат на дороге у танка. Он остался один, и, не найдя объекта, чтобы обрушить на него всю свою ненависть, утих. Но он получил слишком много ранений и истёк кровью раньше, чем подоспела помощь.
Встречались и такие, как Призрак, – у них не было провалов. Осознанно ли они это делали, или так же, поддавшись звериному бешенству, было не важно. Главное - они знали причину и скрывали её, прекрасно понимая, что, спасая себя от смерти, обрекают на неё тысячи других. Судя по всему, таких было немного. Немного было и тех, кто, поняв всё, предпочитал наложить на себя руки, спасая людей от себя. Остальные же просто ничего не помнили и могли «затуманиться» в любой момент.
- Вот поэтому и гоняются спецслужбы за вашим дядькой по всему городу.
- А всех, кто был с ним рядом, отправляют в карантин, – поддержал Путника Малыш.
Это объясняло и ещё и то, почему восемь лет домой с фронта не вернулся ни один человек. Те, кто побывал в тумане, были смертельно опасны, а те новобранцы, что впитывали ненависть других, становились не только опасны в будущем, но и элементарно заразны. Они сами потихоньку начинали распространять ненависть.
Разве можно было пускать таких в города, пропитанные, пусть и благородной, но ненавистью к врагу. Ненавистью, которую вбивали в людей всеми доступными способами и средствами, которая впитывалась даже тогда, когда люди пользовались газеткой в известном месте...
- Вместе с типографской краской! - простим Обмороку примитивный армейский юмор. Тем более, что следующие его слова были по делу: – Ну, Путник, и что мы будем делать дальше? Я так понимаю, что в Мёртвый город нам с тобой уже не надо? Причину тумана мы нашли. Что дальше?
- Как ты смог его просчитать, Малыш? – Путник взглянул на тело Призрака, лежащего всё так же на спине у берёзки.
- Ну, после той бледноты его до прозрачности стал присматриваться к нему, приглядываться, прислушиваться. Смотрю, он ахинею про туман несёт – типа «все - в тумане, а я – нет». Вот тут у меня, – он показал на лоб, – шарики за ролики и поехали. Чую, что он нас за нос водит… из-за меня, мол, туман и вас забоялся. Мы - молодые, он - опытный. Что сказал, тому и верим. Вот он и понёс ахинею. Ну, я на всякий случай и стал неприметно рядышком…
- Ага, Малыш неприметно встал… Ты себя давно в зеркало видел? – засмеялся Обморок, но Малыш спокойно продолжил:
- А тут, смотрю, он опять бледнеть начал. Помнишь, он говорил, что выживает тот, кто первый войдёт в туман? Тут есть одна мыслишка интересная.
- Какая?
- В бешенстве своём они очень проворны и сильны. Я ведь едва ударить успел…
- Так что будем делать, Путник? – нетерпеливо спросил Обморок. – Давай, пошли домой. По бабам, а?
- Игнат, надо как-то искать лекарство от этой болезни. Людей лечить надо. Да неизвестно ещё - мы сами не заразились ли…
- Наконец-то, слышу своё имя. А то всё погоняло, как у собаки. Аж противно. Нет, ты,… Захар, не подумай, что я обиделся на Обморока. Ну, люблю поспать. Так ведь мне во сне… - Игнат аж причмокнул от удовольствия, – мне снится, что я летаю. Как птица… Тебе такое снится? – бросил он быстрый взгляд на Захара, который удивлённо смотрел на товарища.
- Нннет… Никогда… Мне… - Захар помялся, - жена снится… Марийка. И дети. Серёжка с Олеськой…
- Хельга, – сказал Глеб. – Хельга…
- Чего?
- Мне до сих пор Хельга снится. Каждую ночь. И мы…
- Ах, ты, развратник! Я тебя знаю!
- Хватит, знаток, балагурить. Давайте лучше похороним Призрака. Одного не пойму, почему он на тебя бросился, если с его-то опытом мог убить нас обоих прежде, чем мы глазом моргнуть успели?
- Подводил он нас к правильному ответу. И рук на себя наложить не мог и убивать больше не хотел. Но когда речь зашла о его собственной жизни, болезнь сработала на защиту.
- Или он сам сработал на самоуничтожение. Он сам же нас предупреждал: только Малыш… – Захар прикидывал, чем лучше выкопать могилу. Ничего, кроме штыков, у них не было. Даже касок, чтобы выкидывать землю. – Сомневаюсь, что ты бы так легко справился с матёрым разведчиком. Одна надежда на Глеба. Помнишь, Призрак нам это прямо тогда сказал? Кто, мол, первый… и у Глеба есть шансы, – Захар бросил штык Игнату. – Пошли! Копать долго…
- Так у него, это, глаза уже поплыли, выбледнел весь, бросился, да убить не успел.
- Потому и не успел, что тебя готовил к этому моменту. Он всё понял, пока ты, Глеб, корячился, вставая. Сознание-то он потерял, но у человека есть и другая штука - подсознание.
- Так она как раз за зверства отвечает, так и говорят: «основные инстинкты», – Игнат начал важничать от своих познаний и тут же налетел на спину резко остановившегося Захара.
- А ведь точно! Игнат, ты - Гений!
- А-а-а, ничего я такого шибко умного и не сказал.
- Нет, сказал!
- Нет, не сказал!
- Ну, нет, так нет…
- Как это «нет»? А чего я такого умного сказал?
- В подсознании человека основные инстинкты спрятаны. Не знаю, как у других, а у Призрака - сознание, существо его человеческое туда пряталось на время приступа. Поэтому он видел, что творил, и страшился этого. И нас на себя наводил.
- Но и сдержать себя не мог.
- Не понял…
- Утром того дня, когда мы прикорнули на шоссе, я в воде почувствовал знакомый привкус. Снотворное. Мне его одно время прописывали. Сильное дюже. Тюк! И - до утра... Подумал я ещё, что за фигня такая, а потом списал на усталость и таблетки обеззараживающие. А зря… Так что, это Призрак нас опоил, чтобы пар, то есть туман, из себя повыпустить. Но не на нас. Мы ему нужны были живыми. Вот так вот.
- Ну и дела, Игнат. Глеб, а ты тогда у блиндажа ничего не пил?
- Нет.
- Может, ты, действительно, что-то перепутал с устатку, а, Игнат?
- Может, и перепутал. А, может, Глеб чего-то не помнит. Поживем, увидим.
Могила поддавалась тяжело. Копали больше суток: резали землю штыками потом горстями выкидывали. Это ещё полбеды. Беда – корни деревьев, иногда такие толстые, что резать их изрядно затупленными штыками приходилось по часу. От Глеба, как от основной рабочей силы, пришлось отказаться. В противном случае, предстояло вырыть танковый капонир. Пока можно было дотянуться руками до корней, он их отрывал или выдёргивал вместе с небольшими деревьями. Потом пришлось работать Захару и Игнату посменно. Но, в конце концов, яма была выкопана, тело опущено. Оставалось только засыпать.
Призрак лежал на дне, покрытый своим маскхалатом. Под головой лежал рюкзак с ненужными теперь никому патронами. Рядом с Призраком положили и автоматы. Первые комья земли стукнули по телу как бы нехотя. Следующие уже падали один за другим и быстро скрыли и зелёную ткань, и блеск металла.
Когда с могилой, которую увенчал самодельный крест, было покончено, уже стемнело. Разведчики, хлебнув из фляг воды, надели рюкзаки и двинулись на восток.
Сразу же после того, как они скрылись из виду, могилу окутал нежно-розовый туман, рассеявшийся лишь с первыми лучами солнца...
Конец второй части. Продолжение - часть 3 "Тумак" см. здесь: http://www.proza.ru/2017/05/24/2044