начало http://www.proza.ru/2016/10/24/2196
предыдущая часть http://www.proza.ru/2017/02/19/1208
Настала нам пора оставить Степана с его проблемами, спуститься с небес на землю и навестить в изгнании одичавшего разбойника и хулигана Федьку Кривоглазого.
Наблюдательный читатель с хорошей памятью наверняка уже заметил, что вместе со Степаном мы совершенно неожиданно оказались, как раз в том месте Некоторого Царства, в котором мы ранее расстались с одичавшим Фёдором. Выше описанные события привели к тому, что их жизненные пути радикально сблизились и вот-вот пересекутся в одной пространственно-временной точке.
В этой точке Федькина жизнь изгнанника складывалась непросто. Фортуна его не баловала. Вероятно, она решила, что оскотинив ( в буквальном смысле этого странного слова) своего клиента, что б ему лучше выживалось в суровых местных условиях, она сделала для него и так слишком много. Постепенно она уменьшила своё благотворное влияние на Кривоглазову жизнь до минимума, а в последнюю неделю её присутствие не замечалось вовсе. Похоже, она ушла к другому.
Нынешнее Федькино утро случилось уже днём, и не было добрым. Оно было злым. А злым оно было, потому, что сам Фёдор проснулся в таком настроении. Он был зол на холодный ветер с моря, который воспользовался тем, что после неудачной ночной охоты, у оголодавшего него не хватило сил добраться до своей пещеры, и тяжёлый сон срезал его прямо тут, под открытым небом на голых камнях. Шерсть у Федьки отросла добротная, но всё же, это был не мех. За несколько часов ветру удалось справиться с этой преградой на своём пути и, как следует, выстудить всё Кривоглазово нутро. Возможно, после осенней линьки ситуация поправится, Федька обзаведётся мехами и холодрыга станет ему нипочём. Но до осени ещё дожить надо, а пока, в данное конкретное утро Фёдор страдал от холода отчего и был злым.
Ещё более злым он был от голода. Он ненавидел свою потенциальную добычу. Ненавидел именно за то, что она осталась потенциальной и не перешла в разряд употреблённой. За целую ночь активных поисков Федьке не удалось с ней встретиться. Во всей округе не нашлось даже запаха от неё. Поэтому-то он так страстно её ненавидел и не менее страстно желал.
Но, как бы нам не было досадно, невозможно спорить с тупой истиной, которая твердит – каждый сам кузнец своего несчастья. Одичавший Фёдор ковал свою нынешнюю проблему от души. Парадокс Федькиного зла заключался в его таланте, который он приобрёл вместе с новой внешностью. Дело в том, что озверев, Фёдор стал очень успешным хищником. Это случилось, конечно, не вдруг, постепенно, но чем меньше оставалось в нём человеческого, тем более удачлив становился он в охоте. Совершенства он достиг ровно два месяца назад. В тот день Федька разучился пользоваться палкой.
До сих пор палка оставалась единственным орудием труда доступным для оскудевшего Федькиного ума. Он ковырял ею землю, добывая из недр какие-то корни, клубни и личинок. Этот кошмарный салат употреблялся им в пищу, когда не получалось разжиться мясными продуктами. При встрече с теплокровными деликатесами, для которых характерна высокая подвижность и быстрота реакции, палка также оказывалась полезной, сильно удлиняя Федькины руки и повышая его шансы на сытный обед. Ещё она помогала Фёдору экономить силы при ходьбе – он опирался на неё, таким образом, получая ещё одну, дополнительную конечность.
Но бывший разбойник, обращаясь в животное, деградировал с феноменальной скоростью. Человеческих навыков, пригодных в новых для него условиях, у Федьки не оказалось, а те, что были быстро забывались за ненадобностью и заменялись на звериные, но полезные для выживания. Скоро Фёдор понял, что на четырёх он передвигается быстрее, чем на двух. Палка же при таком способе преодоления пространства превращается для него в обузу, да и вообще, как то вдруг он перестал понимать, для чего она нужна и забыл, как ею пользоваться. Когда такое вдруг произошло, он с недоумением посмотрел на этот бессмысленный предмет в своей правой передней лапе, потом страшно на него разозлился и моментально изгрыз в мелкую стружку.
Ах, нет! Было и осталось у Фёдора одно полезное человеческое умение, которое принесло ему большую пользу. Умение швыряться камнями не просто осталось, а развилось и преумножилось став совершенным - теперь Фёдор мог достать камнем любую дичь с одного броска на любом расстоянии. Доставал даже из-под облаков, что твоя зенитная артиллерия. Не было спасу от него никому, на кого он положил свой голодный глаз.
Животный мир в этом краю до Федькиного появления с подобной напастью не сталкивался. Из-за отсутствия опыта он ничего не смог противопоставить новому хищнику. И в борьбе с Федькиным аппетитом терпел страшное поражение. А аппетит у Фёдора был лютый и не знал пощады ни днём, ни ночью. Жрал разбойник всех, даже тех, кто сдуру сам на него облизывался. И скоро он извёл местную фауну подчистую. Не всю, конечно, но, то зверьё, что выжило, предпочло бежать в чужие края, а не ждать своего безнадёжного уничтожения. Вот тут-то Фёдора и настиг голод.
Одичавший и злой Федька Кривоглазый сидел на холодных камнях. Он озирался по сторонам, понимая, что сорвать зло ему не на ком. От этого Фёдор впал в тоску и издал жуткий вой. Впрочем, выл он не долго - голод не тётка и воем его прогнать невозможно.
Федька прекратил выть, зубами отловил и прикончил блоху, укусившую его в левый бок, и рысью направился в сторону леса. Того самого, страшного. Ему не хотелось туда идти, но только там он мог надеяться добыть себе кого-нибудь съедобного.
Эта попытка проникнуть в недобрый лес должна была стать уже третьей по счёту. Прежние две были неудачными и пугающими.
Первый случай был описан в начале нашего повествования и произошёл, когда Федька был вполне себе человеком, хоть и не хорошим, и только-только перебрался в эти края на постоянное место жительства. Тогда Лес не дал ему визы и совершенно недвусмысленно продемонстрировал Фёдору, насколько не желает видеть его внутри себя.
Вторую попытку беглец предпринял, когда уже наполовину деградировал и занимал среднее положение между человеком и зверем. В тот раз ему удалось подойти к лесу ближе, чем в первый, почти к самому оцеплению из деревьев стражей. Уже был виден каждый листик на густых кустах, обильно росших между могучими стволами. Всё замерло. Царила полная тишина. И почему-то никакие голоса не требовали от Фёдора не ходить в этот лес, никто не гнал его прочь, толкая в грудь упругим ветром, и не выливал на него сверху ушат презрения.
За такими тишиной и неподвижностью любит прятаться внезапная опасность. Это прекрасно известно каждому зверю. Но Федька в то время был недоразвитым животным, и в нём ещё оставалось слишком много человеческого легкомыслия.
Хорошо, что его внезапной опасности не хватило терпения. Дождись она, пока Фёдор сделает ещё хотя бы пять шагов, и прямо отсюда пришлось бы вам читать о нём скучный некролог.
Ближайшие к Федьке заросли вдруг затряслись в дикой судороге, затрещали, взревели разъярённым медведем и разродились им же. Медведь вылетел из кустов прямо в сторону Фёдора.
Раззявленная и ревущая медвежья пасть полная клыков перед самым лицом это неприятно. Во первых – оттуда дурно пахнет никогда не чищеными зубами, а во вторых – страшно. Фёдор отшатнулся назад, потерял равновесие и упал, ушибив о землю свою широкую спину. Было больно. Зато страх сменился злостью, а злость в свою очередь вся собралась в крепком Федькином кулаке. Осознавая, что на него сию секунду обрушится зубастая и когтистая смерть весом в триста килограмм, Фёдор, тем не менее, рассчитывал напоследок ударить её в глаз.
Смерть, почему-то медлила. Прошло уже секунд десять, а она всё никак не обрушивалась, и лишь ревела благим матом, где-то совсем рядом, но невидимая для лежащего на спине Федьки. Ему надоело ждать, когда он умрёт. Он приподнялся и встретился с медведем глазами.
Взгляд у медведя оказался не охотника, но жертвы. Сам зверь душой и телом рвался к Фёдору, только не Федькиного мяса ради, а как к ближайшему предмету, за которым можно было спрятаться. Такое желание было написано на его страдающей морде. Животное вкладывало в свой порыв всю имевшуюся у него в наличии медвежью силу, однако не получало никакого положительного результата, а совсем наоборот – расстояние между ним и Фёдором не быстро, но постоянно увеличивалось.
Причина этого казуса, как и оригинального настроения медведя, стала понятна бывшему разбойнику, когда он сместил свой взгляд в более глубокую перспективу, туда, где заканчивался медвежий зад.
Там из кустов торчала образина незнакомой Федьке породы, и столь отвратительного вида, что Федькина молодая шерсть встала дыбом от страха. Описать её Фёдор не смог бы, даже если бы к тому времени и не утратил способность пользоваться речью, но отметил, что шкура у этого безобразия была черна и почти голая, словно шерсть её пожрал лишай. Глаза мелкие, жадные, светятся ярко красным. А самое большое впечатление на изгнанника произвела её огромная пасть, оснащённая острейшими зубами, каждый из которых был размером с Федькину ладонь.
Эта тварь держала несчастного медведя за заднюю лапу своей когтистой конечностью, похожей одновременно и на птичью, и на человечью, и не спеша подтаскивала его к себе. Размером она не сильно превосходила свою добычу, но, вероятно, медведь знал о ней что-то настолько плохое, что даже не помышлял о том, чтоб развернуться и дать бой своему мучителю, а лишь отчаянно и бесполезно рыл землю всеми своими тремя не занятыми лапами, пытаясь вырваться от мерзкого существа.
Медвежьи страдания продолжались не очень долго. Несчастная зверушка быстро истратила силы в бесплодной борьбе и лишилась всякой воли к сопротивлению, смирившись с неизбежностью своей печальной судьбы. Вскоре злобный урод скрылся за кустами, утащив с собой медведя. Несчастный к тому моменту даже реветь перестал. Он только посмотрел на окаменевшего от ужаса Фёдора в последний раз завистливым взглядом и пропал в зарослях.
Через несколько секунд до Федьки донёсся звук, тот самый, что так напугал его несколько месяцев назад. Это был звук тщательно и с аппетитом пережёвываемого вместе с костями тела, ещё совсем недавно бывшего живым. В этот раз услышанное Фёдора не впечатлило. Он уже и сам регулярно производил нечто подобное. Правда, то, чем доводилось хрустеть Федьке, было значительно меньших размеров. Зато его потрясло само действо. Потрясло своим драматизмом и тем, какие мощные персонажи оказались в нём заняты. А от осознания, что он и сам мог стать участником разыгравшейся трагедии, Фёдора начала колотить мелкая дрожь. Он вскочил и быстро быстро затрусил отсюда прочь, часто с опаской оглядываясь и робко пытаясь поджать не существующий хвост.
С того момента прошли месяцы. Прошли не просто так. Время и суровые условия потрудились над бывшим разбойником, и теперь к лесной стене злым аллюром приближался вполне сформировавшийся хищник, в котором уже не было почти ничего человеческого. Почти – потому, что крохотная частица человечности всё ещё теплилась, где-то в самом глухом закоулке Федькиной души. Но сдавленная со всех сторон звериным мраком, она тлела едва-едва и уже к утру следующего дня ожидалась её безвозвратная кончина. И спасти её было некому.
Федька бежал целеустремлённо. Он не думал, о том, что в лесу ему может грозить опасность. Он вообще уже не мыслил так, как это делают представители рода человеческого. Он жил ощущениями. Сейчас самым сильным из них являлось чувство голода, поэтому ему, грубо говоря, были по барабану какие-то там угрозы. Он и сам для кого угодно был угрозой.
В этот раз Лес пропустил в себя Фёдора беспрепятственно. Возможно потому, что принял его за своего. Федька легко перемахнул через живую изгородь и оказался в глухой, непроглядной чаще. В лесной глухомани царил сумрак. Дневной свет с трудом продирался сквозь плотные кроны деревьев и до земли долетали лишь его ошмётки.
Здесь Федька встретил-таки того лютого зверя. Чудовище тоже было жутко голодным и обрадовалось Фёдору, как манне небесной. Не мешкая, оно бросилось на Федьку, страстно желая его на обед . Но Фёдор оказался голоднее. Он сожрал чудище полностью. Не оставил от него ничего. Даже названия. Теперь уже невозможно будет установить, кто это был такой, и какое значение имел для местного природного мира.
Плотно отобедав, удовлетворённый Федька напролом протащил через заросли своё отяжелевшее тело и выбрался из леса на травянистую равнину. Прямо сейчас идти до своего логова ему было лень. Он поднялся на вершину небольшой возвышенности, блаженно завалился на спину, подставив объёмное пузо под лучи заходящего, но всё ещё тёплого солнца, несколько раз икнул и, ни о чём не думая, уставился в синее небо, в котором было пусто. То есть, это сначала там было пусто, а потом в вышине, в поле Федькиного зрения вползло, какое-то летучее создание.
Федькины полусонные глаза мгновенно взбодрились и вытаращились. И пусть то, что парило сейчас в вышине, не было похоже ни на одно из знакомых одичавшему разбойнику существ, он уже хорошо усвоил - всё, что движется в небесах, кроме облаков, годится в пищу. А раз годится, значит непременно должно быть в неё же употреблено.
Острым взглядом он моментально определил расстояние до объекта и его размеры. Результат его впечатлил. Величиной незнакомая дичь намного превосходила всех, кого Фёдору до сих пор доводилось есть. Сейчас Кривоглазый был сыт настолько, что не смог бы проглотить и половинку сушёной стрекозы. Но если этого летуна сбить с небес, вовсе не обязательно давиться им прямо сейчас, можно спрятать его тело в своей пещере. Добытого из него мяса Федьке хватит на несколько дней беззаботной и сытой жизни.
Решение было принято. Следовало поторопиться, пока ничего не подозревающая о своём предназначении дичь находилась в зоне досягаемости.
Разбойник попытался вскочить, но, придавленный своим тяжёлым животом, неуклюже заелозил конечностями по земле. Побарахтавшись, он с трудом перевернулся, встал на все четыре лапы и быстро отыскал среди невысокой травы несколько подходящих камней среднего калибра. Прихватив парочку из них Кривоглазый, пыхтя и обливаясь потом, установил себя в вертикальное положение, правую переднюю лапу с зажатым в ней камнем вывел в замах и замер, прицеливаясь. Его мозг работал, как вычислительная машина. Он определил расстояние до объекта, его скорость, учёл силу и направление ветра, сделал поправку на дефект собственного зрения. С этой секунды цель была обречена.
Хотя непривычно тяжёлый и объёмный живот сильно мешал, бросок у Федьки получился, что надо. Можно сказать, что это был его фирменный бросок. Камень пошёл к цели мощно, с ласкающим слух шуршанием о воздух. Кривоглазый двумя руками остановил колебания, разгулявшегося после резкого движения пуза, и, глядя в небо, ждал результатов своего выстрела.
Жертву камень нашёл быстро. О том, что их встреча состоялась, Кривоглазый узнал по тому, как мишень вздрогнула, и до Федькиных ушей донёсся негромкий из-за расстояния хлопок. К охотнику пришло чувство глубокого удовлетворения, но удовлетворение вскоре сменилось удивлением и разочарованием - Федькина добыча не рухнула вниз, теряя перья, как он к этому привык, а продолжила свой полёт в прежнем направлении, с прежней скоростью и, даже, на прежней высоте.
Это равнодушие и самоуверенность того, что, по сути, было всего лишь пищевым продуктом, даже обидело бывшего разбойника. К обиде добавилось беспокойство, что большой и лакомый кусок так, с полным безразличием, и пролетит мимо Федькиного рта. Поэтому немедленно был произведён следующий залп. Второй бросок был не менее точен. Кривоглазый даже сумел увидеть, как его снаряд пронзил упитанную почти до полной округлости тушку неведомой твари. Для усиления эффекта Федька схватил третий камень и вновь поразил упрямую мишень. Та, наконец, отреагировала. Она будто бы замерла на несколько мгновений, а потом начала неторопливое падение. Видимо поняла, что её убили, но не до конца была в этом уверенна.
Удовлетворённый разбойник пару раз сжал и разжал кулаки, разминая руки, и пощёлкал зубами, проверяя работу своих челюстей. Он готовился, когда настанет момент, наброситься на добычу и выпустить из неё остатки жизни, если таковые в ней ещё будут.
Стёпкино настроение, испорченное незнакомым, но очень метким зверем продолжало падать со скоростью падения его летательного аппарата. Разглядывая стремящуюся ему навстречу неприветливую землю, Степан пытался вычислить, сколько процентов здоровья он может потерять в момент, когда падать уже будет дальше некуда. Выводы не утешали. Получалось, что его организм после удара о земную твердь станет банкротом и жить дальше у него может и не получиться. Ещё очень сильно раздражал виновник грядущей катастрофы. Испортив аэростат, он не покинул место своего преступления, а стоял и чего-то ждал. Чего он ждёт и какие у него планы, было непонятно, но Степан сомневался, что это животное здесь для того, чтобы оказать помощь возможной жертве аварии. И самое сильное беспокойство у Стёпы вызывало то обстоятельство, что траектория его падения по всем прикидкам заканчивалась как раз у ног этой зверюги.
Фёдор внимательно следил за приближающейся добычей. Был момент, когда у него возникла неуверенность: а пригодно ли в пищу то, что вот-вот должно было свалиться прямо к нему в лапы, не зря ли он отрывал от земли своё тело и тратил силы на швыряние камней? Уж слишком необычно выглядело подстреленное им существо!
Он с беспокойством вытянул вверх голову на короткой шее и несколько раз втянул в себя носом воздух. Среди целого букета странных запахов, попавших в его волосатые ноздри, Федька с облегчением уловил запах живой, а значит, съедобной плоти и все сомнения в правильности действий отвалились сами собой. Немного смущало, что добыча падала слишком медленно, но это указывало лишь на то, что она ещё недостаточно мертва. В этом Фёдор большой проблемы не видел. Главное отыскать, где у этого существа горло, вцепится в него зубами, и завершить начатое. Федька очень хорошо представил себе этот вожделенный момент и от нетерпения он начал поскуливать, подпрыгивать и облизываться.
Щедро теряя гелий, Стёпино изобретение в своём падении набирало и набирало скорость. Тесный контакт с животным становился всё более скорым и неотвратимым. Степан уже видел, что в отличии от него, зверь жаждал этой встречи: в предвкушении её он топтался на месте, подпрыгивал и облизывался, не отрывая взгляд от подбитого аэростата. Таким поведением он выдал свои намерения. Стёпе было жутко смотреть, как от нетерпеливых движений твари трясётся её неестественно огромный живот. Он подозревал, что в этой покрытой шерстью ёмкости его пережёванное тело найдёт своё последнее пристанище. На душе у него стало так тошно, что хоть плачь!
Не находя возможности справиться с удручающими обстоятельствами Степан решил их не видеть и отвернувшись опустился на дно корзины. Там валялось его имущество, которое совсем недавно вызвало восторг у Пригляды.
Вспомнив своего кратковременного попутчика, Стёпа сразу же вспомнил и его пророчество, от которого в душе родилась надежда. Ведь было сказано, что весь этот хлам для Стёпана станет равноценен его, Стёпиной жизни! Это можно понимать так, что разбросанные по дну корзины железки, каким-то образом помогут ему выжить. Как у них это получится, пророчество не сообщало, но зато давало право рассчитывать, что Стёпина биография не закончится прямо здесь и сейчас.
Быстро поразмыслив, какой из находящихся в его распоряжении предметов мог бы сыграть столь решающую роль, Стёпа решил, что сейчас наиболее актуальным из них будет топор. До сих пор за всю свою жизнь Степан не бил топором никого, кроме дров. Он и сейчас не хотел изменять своей привычке, но требовалось что-то предпринять, что бы жаждущее его мяса дикое животное не превратило пророчество Пригляды в пустой анекдот. И Стёпа схватил инструмент за удобную рукоять, страстно сжав её потными ладонями.
Признаки того, что пророчество действительно сбудется, появились, когда до страшного удара о землю оставались, какие-то жалкие секунды. Здесь, у самой земной поверхности умирающий воздушный шар наткнулся на воздушный поток, который бодро стремился куда-то, огибая складки местности. Попав в него аэростат воспрял, используя жалкие остатки своей подъёмной силы, подскочил не сильно вверх, и потащился за ветром, как за последней надеждой, удаляясь от опешившего Федьки.
Полёт шара не был ровным, собственно это даже нельзя было назвать полётом. Аппарат, стукаясь корзиной о землю, подскакивал и падал, подскакивал и падал и был похож на птицу с перебитыми крыльями, которая не желает расставаться с мечтой о небе.
Федька, открыв рот, в растерянной неподвижности смотрел, как добыча ускользает от него. Впервые его камни оказались настолько неэффективными в охоте. Он к такому не привык и не мог в это поверить: до сих пор ему хватало одного «выстрела», чтоб обеспечить себя едой, теперь же убегающая жертва нарушала стройность его нового дикого мироздания. Фёдор был резко против. Не доверяя больше метательным снарядам, он опустился на четвереньки и галопом помчался в погоню, чтоб уже вручную, наверняка закончить недоделанную работу.
©Торопчин Владимир
Продолжение следует
Продолжениеhttp://www.proza.ru/2017/05/09/582