Я к этому времени уже не был таким восторженным юношей, каким приехал сюда два года назад. Я увидел реальную жизнь. Трудную жизнь многих окружавших меня семей. Наше безденежье.
Я столкнулся с антисемитизмом, когда мне и Любочке давали понять, что мы не такие, как все, а почему-то другие, и нас можно дискриминировать. Не принимать на работу, например.
Я не чувствовал бытового антисемитизма, как в детстве. Меня никто не обзывал в глаза. Но я столкнулся с антисемитизмом на уровне руководителей институтов, отделов кадров. А это было пострашнее.
В первом случае, я мог дать обидчику сдачи. Здесь это было невозможно, потому что они «следовали» реальной политике нашего социалистического государства, хотя провозглашалось, что все нации равны (правда, евреев за нацию не считали; по сталинскому определению один из непременных атрибутов нации – собственная территория, которой у евреев не было).
И я понимал уже, что мы живём в стране, где говорят одно, а поступают по-другому. Что лозунги и реальная жизнь отличаются друг от друга настолько, что становятся диаметрально противоположными.
Пять лет прошло с ХХ съезда КПСС, и мы уже были другими. Понимали значительно больше, чем раньше. Не принимали на веру каждое заявление вождей. Моё поколение, как и поколение моих родителей, тоже научилось читать газеты между строк. Читать между строк. Находить там намёки. Видеть ненаписанное.
Но я ещё надеялся, что постепенно все в нашей жизни будет меняться. И я хотел быть самым непосредственным участником этих изменений. Не смотреть со стороны, а самому изменять и исправлять. Строить другую жизнь, более справедливую.
Мне тогда казалось, что если каждый человек будет на своём месте делать то же, что и я, жизнь изменится. И я говорил об этом тем, с кем я работал в профсоюзных комиссиях. И мне казалось, находил отклик в их душах.
Когда в жизни есть благородная цель, когда у тебя много сил и возможностей, чтобы двигаться к ней, приближать ее, – жизнь кажется прекрасной.
Но если раньше у меня была только одна цель, – создать что-то выдающееся в науке, то теперь у меня появилась и вторая цель, – улучшить жизнь тех людей, среди которых я жил.
Я не бросил первую цель, не отказался от неё. Я очень хотел оставить свой след в науке. И моя мама очень этого хотела. Можно сказать, мечтала об этом. И я хотел, чтобы она была счастлива, чтобы её мечта сбылась. Это тоже для меня было очень важно.
Но меня, как магнитом, тянуло заниматься тем, что было в Академгородке, в его среде обитания не решено или решено плохо, думать, думать над тем, как сделать жизнь лучше, добиваться, чтобы стало лучше.
Я хотел видеть Академгородок самым красивым, самым удобным для жизни. Городком счастливых людей. Коммунистического завтра. И претворить мечту в действительность уже сегодня. Да-да, именно так.
И, пожалуйста, не бросайте в меня камень сейчас. С сегодняшней высоты ХХI века многое видится иначе. Но я пишу правду, какой бы она ни была смешной и наивной сегодня.
Вот, имея такие две цели, отдавая все время, все силы и все свои способности достижению их, я и жил в ту далёкую пору начала 60-х.
Написав все это, я подумал:
– А семья? Любочка, Иринка, Володя?
Разумеется, они были у меня в мыслях на первом месте. Я их любил всегда, каждую минуту, каждое мгновение. Но, как я теперь понимаю, я уделял семье очень мало времени. Только то, что оставалось от работы в институте и от всех моих общественных дел. К сожалению, время не вернёшь. И прошлого не изменишь.
Любочка же считает, что семья у меня тогда была не на первом, а на втором месте. Но она почему-то это терпела...
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2017/01/29/419