(Притча)
За всю свою жизнь я не был так унижен и оскорблён, как сегодня. Меня обозвали – грубо, громко, прилюдно. Меня, который, не зная усталости, работал на благо Человека, обозвал человек. Мне обидно, я проливаю скупые слёзы, а ему хоть бы что. Он привык хамить и грубить! Ему море по колено, когда меня душат слёзы, и комок в горле застревает.
Нет, лучше сначала я вам расскажу свою историю, а уж потом сами судите! Неужели я всё это заслужил?
Может быть, вам будет трудно понять меня. Я не зануда, не люблю сплетничать и, в то же время, не отхожу от своих принципов. Все говорят – я очень медлителен. Согласен, но я никому не мешаю и еду только своей дорогой. Признаюсь, мой путь был не тернистым, и потому я никогда не жаловался на судьбу. Впрочем, я фаталист и чрезмерно верю в судьбу. Порою слышишь «не реви – это судьба» или «от судьбы ни уйдёшь». Моя судьба тоже интересна.
– Вы не устали?
– Нет.
– Тогда я вам всё расскажу. Всё подробно и доверительно, даже о своих обидах на людей. Без утайки всё вам расскажу.
Как вам известно, большинство живых организмов – живородящие. Птицы же, наоборот, сначала откладывают яйца, а спустя некоторое время из них вылупляются птенцы. Подобно молодым птенцам, которые ничего общего с яйцом не имеют, я тоже родился совершенно непохожим на себя.
Сначала конструкторы совместно с инженерамм чертили и создавали проекты. Согласовавшись между собою, они что-то докладывали в конструкторских бюро и учреждениях. Затем мастера по их согласованным и утвенрждённым чертежам что-то мастерили в мастерских. Из приготовых ими деталей и частей сварщики что-то сваривали в больших и просторных цехах. И вот, ближе к моему рождению электрики протянули повсюду провода, по определённым схемам соединили их между собой, подали электрический ток, и меня готового облили шампанским. Вернее, привязали к верёвке бутылку шампанского и со всей силы бросили на меня. Стекло и напиток – в брызги! Видели бы вы эту картину.
Весь технический персонал завода от радости в тот день пил шампанское и громко кричал троекратно: «Ура! Ура! Ура!»
Право, мне представляется, что вы ещё не понимаете, о ком идёт речь. Непонятно вам? Хорошо, продолжаю свой рассказ. Итак, меня соорудили и собрали из заранее приготовленных частей и деталей. Затем грузчики аккуратно и осторожно меня вывезли из Башкирского троллейбусного завода города Уфы, и, погрузив в товарный вагон, отправили в Среднюю Азию. Так я оказался в городе Душанбе.
Это было в восьмидесятые годы. Времена были спокойные, горожане жили тихо – мирно. Работы было много – было бы только у человека желание работать. Помню, как долго мне приходилось оставаться в парке в надежде, что администрация найдёт для меня опытного водителя. И вот, наступил долгожданный час.
Моим первым водителем стал Воеводин Иван Петрович. Тогда многие его звали просто Ваня. Хорошим парнем был наш Ванёк. Смело водил меня. Заботился обо мне, как о своей любимой девушке. Помню, когда впервые меня соединили с электрическими проводами, я буквально ожил. Будто кто-то вдохнул в меня жизнь, и я ощутил и осознал себя от приёмной штанги до последнего болтика в электродвигателе. Я был счастлив и гордился своими чувствами, и тем, что мой номер был: «№ 1» Поэтому с высоко поднятой головой я выехал из парка. Мой маршрут был самым важным и почётным. С упоением я ездил от парка имени Садриддина Айни до железнодорожного вокзала.
«Парк имени Айни – Железнодорожный вокзал» – так и назывался мой маршрут. Правда, я не бегал по спальным районам, как мои коллеги-братья по работе: «3-ий», «4-ый», «5-ый», «6-ой», «9-ый» и «11-ый». Не знал, что такое поворот, закоулок и переулок, ибо проспект Ленина был прямолинеен, ровен, без подъёмов и спусков, вроде ладони. Я, как богатые женщины, которые точно знали, в каком отделе ЦУМа продают норковую шубу, кроме Центрального универмага, Госфилармониии, министерств и ведомств, Национального банка страны, театра и городского парка с фонтанами ничего не ведал.
А какие пассажиры были у меня? Интеллигентные люди, со вкусом одетые, обаятельные и весёлые! Даже «студенты-безбилетники» были модно одетые, элегантные, сытые. Не то, что нынешние студенты. А сколько детей на моих глазах превратилось в стройных, красивых, образованных взрослых – великодушных и отзывчивых людей? Не счесть! А сколько парней встретили у меня своих Лейли и стали Меджнунами? Сам старик Низами из Гянджа мог бы удовлетворённо сказать: «Я безмерно рад тому, что ваши истории современных Лейли с Меджнунами обрели своё счастливое продолжение!»
Кто только не заходил ко мне на огонёк, посидеть у большого окна? И обычный рабочий, и профессор, и рядовой бухгалтер, и академик. Я всех вёз с ветерком, ис искрами и добродушным жужжанием, и среди них были даже знаменитые поэты, которые сегодня украшают столицу в бронзе и являются гордостью страны на международной арене.
Хотя и не видел весь город, но я полюбил те места, по которым постоянно ездил. Очень часто я слышал от иностранных туристов, одетых в шорты и сланцы, такие лестные слова, как: «Dushanbe is the most beautiful city in the world and Tajiks are the most hospitable people. (Душанбе – самый красивый город на свете, а таджики – самая гостеприимная нация.)» От таких слов я буквально расцветал перед своими пассажирами.
С возрастом я стал мудрее. Постепенно привыкая к одному и тому же месту, я благодарил Бога за то, что волею судеб попал в такое райское место, как Душанбе. И вот, вторым моим водителем стала Зарнигор, девушка лет двадцати с огромными карими картинными глазами. Одевалась она постоянно в длинные платья из национального пёстрого атласа. Она вообще не ходила без платка, и я даже затрудняюсь ответить, какие волосы были у неё. Не то чёрные, не то каштановые?
Чуть не забыл. Вам даже неизвестно, какими духами от Зарнигора пахло, словно свежими цветами? Духи, кажется, были от какого-то Шанеля (видно, щедрый и добрый парень, если не жадничал для такой прекрасной таджикской девушке, как наша милая Зарнигора?) Так было всегда, но эти духи постоянно кружили мою бедную электрическую голову, стоило только девушке войти в мой салон.
Когда Зарнигор сидела за рулем, моему счастью не было конца. А какой нежный голосок был у неё? Не голос, а нежное пение соловья. Нежно звучал её голос для молодых студентов, у которых глаза страстно загорались, как у цыган, когда она говорила в микрофон: «Уважаемые пассажиры-студенты, не забывайте оплатить свой проезд. Остановка «Магазин Садбарг» – приготовьтесь! Следующая остановка – «Гостиница Вахш».
Всё было тогда удивительно, и всё было замечательно. Не было в городе никаких частников и предпринимателей (бизнесменов). Даже транспорт, и тот был – общественным. Автобусы и троллейбусы, как бриллиантами, сверкали счастливыми лицами пассажиров. Люди ходили на работу, как на праздник.
Прошло много лет. Я постарел, выцвел. Теперь чехлы на моих сиденьях некому починить и не на что. В троллейбусном парке – полный бардак. Чёрт возьми, из какого-то убогого угла выползло такое грубые и неотёсанные слова, как «предприниматель» и «приватизатор»? А я теперь даже ночью не могу отдохнуть. Всё у меня болит. Внутри всё заржавело – от приёмной штанги до последнего болтика в электродвигателе. Со временем зачерствели и люди. Разделились они, по своему достатку, на три социальные группы: богатых, середняков и бедных. Богатые живут во дворцах, бедные – в бараках, середняков почти не видать.
После каждого ремонта я снова хожу на работу. Езжу и философствую, как мудрец Диоген. Еду по линиии и сам с собой разговариваю:
– Вот и наступили времена! Переполненные автобусы и троллейбусы больше нигде не увидишь. Кондукторы грубят всем, даже тем, у кого есть заслуженные удостоверения и проездные билеты. Молодые люди, как грызуны во все челюсти, грызут семечки и шелуху сплёвывают прямо на пол. Безобразие! И никто не делает замечание. А сделаешь – пожалеешь. Тебе так ответят – поставят на место, – что мало никому не покажется.
Мой новый водитель не объявляет остановок, потому, что внутреннее радио не работает. А моей услугой, в основном, пользуются только пенсионеры. Деловые люди просто избегают меня. Хоть, порой, хвораю, но до сих пор «гну свою линию» – держу стать и осанку советского троллейбуса. С гордостью ношу отличительный знак: «Сделано в СССР» – знак качества!
Мой маршрут прежний, но «Проспект Ленина» переименовали на «Проспект Рудаки». Согласие ни первого, ни второго, ни народа, в целом, не спросили на это дело.
По утрам вожу толпы местых цыган – «люли» – с их бесконечным скарбом из «Парка Айни» до «Железнодорожного вокзала». А все люди, по сути, стали какими-то скрытыми, озлобленными, равнодушными и неблагодарными. Большей частью говорят о политике, о каких-то пенсионных реформах, о ценах на хлеб и молоко. В их беседах часто звучит непонятное слово «гастарбайтер», от которого мурашки бегут во все стороны по моему старому металлическому телу. Простите мою нескромность, но должен признаться, что я – билингвист. Это означает, что я прекрасно владею русским и таджикским языками, но в моём богатом словарном запасе напрочь отсутствует это мудрённое слово «гастарбайтер».
Да, по-моему, это слово – гость из Германии. И суть этого слова выражается, как «гость-работник»! А я тотчас представляю прыгающего ветеринара, поскольку первая часть этого сложного странного слова («гаст») больше похожа на таджикское «джаст (прыгун)», а вторая часть («байтер») – на таджикское «байтор (ветернинар)». Ну, бог с ним, с этим таджикским «джастабайтором»! Оставим в покое и этих «гастарбайтеров» и «прыгунов-ветеринаров». Я вам скажу что-то пугающее.
Снова, в качестве примера, приведу самого себя. Когда я был молодым, никогда не думал о смерти. Не было времени. Не до этого было. Может быть, не то слово и не тот вопрос?
Нет, времени как раз хватало. Просто я верил в светлое счастливое будущее. Мои лобовые стёкла торжественно горели огнём только от упоминания прекрасного и могучего слова – «СССР». Помните: «Сделано в СССР!» Правда, сейчас из каждого утюга и каждой мясорубки говорят, что СССР – это не счастливая страна людей, а империя – империя зла! Так вот, тех, кто так говорит, я не люблю всеми старыми, но ещё сильными дверями. Полагаю, они либо не ведают, что говорят, либо нагло врут.
О, эта была необычайная страна – СССР – от Калинграда до Владивостока, от Кушки до острова Врангеля. Был я тогда спокойным и умиротворённым, как убаюканный наивный младенец. Гордо передвигался по проспекту Ленина, любовался памятником великому вождю пролетариата. С невероятным убеждением думал, что я буду таким же вечным и непоколебимым, как и этот памятник. Каким же несведущим был я тогда!
Напрасно я верил чудесам. И потому не смотрел внимательно, не вникал в суть дел, какие часто «обстряпывали» некоторые ещё малочисленные, но очень подозрительные тёмные личности. Это были «фарцовщики», «взяточники», «карьеристы», обыватели и «хапуги». Они всё делали для себя и под себя, обсасывая простой трудовой народ, честно и скромно живший от зарплаты до зарплаты. И что удивительно, её хватало, ещё оставалось, и люди были счастливы и довольны.
Но случилось непоправимое. В одночасье СССР был разрушен, «Проспекты дружбы народов» были все переименованы, многие памятники Владимиру Ленину были свергнуты со своих пьедесталов. И я, по своей наивности и политической безграмотности, вовремя не увидел и своевременно не понял эту опасность, и не вступил в борьбу с этими невидимыми, но явными врагами – ворами, убийцами и «перевёртышами» всех рангов и мастей.
Под старость лет мне достался «мрак в конце тоннеля». Теперь от меня ничего не слышишь, кроме «ох!» да и «ах!». Эх, годы, годы! Где мои восемнадцать лет?!
Тяжело вздыхая, я повторю одно и то же восклицание: «Постарел я! Ох, как я постарел!»
Порою меня посещают навязчивые идеи. Страшно, но иногда думаю о свалке. Думаю также об утилизации. Мне кажется, что человеческая цивилизация также устарела, как устарели, в своё время, цивилизации Атлантов и Лемурийцев. Я уверен в том, что нашей планете – Земле – нужен отдых и покой. Сам я
отдыхаю во время ремонта в парке. Как на планете, так и на мне лежит огромная ответственность, нагрузка не по нашим плечам – но мы молчим, терпим, делаем свою работу и не жалуемся на свою судьбу. Если не мы, то кто же?
Когда наступит «мой последний поход», и когда работники парка повезут меня на ритуальное погребение – на утилизацию, – ничего страшного нигде не произойдёт. Но страшен будет тот час, когда люди своими руками доведут планету до обморочного состояния. И, не дай бог, чтобы наступил тот час, когда хрупкое сердце матери-Земли не выдержит опустошительных ударов бесконечных войн и человеческой пустой вражды из-за природных ресурсов, территорий, рынка сбыта и власти «золотого миллиарда».
Сегодня утром я стал свидетелем необычного разговора. Как в наказание, утро выдалось дождливым и холодным. Я заботливо отечески приютил двух студентов. Водитель никак не хотел «оживлять» меня, приводить в движение, потому что пассажиров было очень мало. Понятное дело, нет пассажиров – нет стабильного дохода у водителя.
Студенты минут пять подождали. Потом ясно услышал, как один из них спросил:
– Эй, водитель! Долго ещё будем ждать? Заведи троллейбус, не то мы опоздаем на занятия.
Его друг, тощий брюнет, одетый в брюки «сигареты» разошёлся пуще первого и холодным голосом, присущим всем эгоистам, громко произнёс:
– Бахадур! Слушай Баха! Давай выйдем, и сядем на такси, не то мы на этом «сохатом возке для бедных» («камбагалкашаке») вторую пару тоже пропустим!
Слова студентов стали для меня громом среди ясного неба. Вот такого я никак не ожидал. «Сохатый возок!» Хорошее название! Оказывается, моя любовь была только односторонней: от меня – пассажирам.
Вот сейчас поздней ночью я стою в парке и плачу. Да, да, представьте себе, я рыдаю, и ни капельки не стыжусь своих слёз. И, превозмогая душевную боль и рыдания, я обращаюсь к вам:
– Милые пассажиры! Дорогие мои душанбинцы и гости столицы! Я всегда вас любил и уважал. Я не думал, что когда-нибудь услышу от вас такое оскорбительное прозвище – «сохатый возок для бедных»! Разве такое имя мне к лицу?! Уважайте меня, пожалуйста! Любите меня так, как я люблю всех вас. Я прошу вас, мои дорогие пассажиры!