Глава 11. В которой Толик с ностальгией ходит по родному посёлку, а учитель русского языка и литературы находит подходящие слова.
Толик резко повернул налево и двинулся вглубь Кордного посёлка, в сторону трёх садиков, во всех из которых успел в детстве побывать.
Из яслей он не помнил ничего. Более-менее чёткие воспоминания начали проявляться с возраста, где-то между четырьмя и пятью годами, когда он ходил уже в ясли-сад. Почему между четырьмя и пятью? Потому что самое первое чёткое воспоминание было, как мама везла их с братом Колькой в этот самый садик-ясли зимой на самодельных санях с ручкой сзади и Колька лежал на Толике сверху, как кулёк и его нужно было держать руками. В ясли брали с полутора лет и, раз Колька был моложе Толика на три года, то и получалось где-то так.
Толика всегда умиляли рассказы тех, кто помнил, как начал говорить или ходить в пол годика, а то и раньше. Радовался за тех, кто начинал осознавать всё происходящее вокруг них ещё изнутри, так сказать, до появления на свет. Эти дети-индиги были особенными - имели третий глаз, способный видеть сквозь пространство и время, третье ухо, способное слышать оттуда же и, говорят были посланы на землю с Марса или даже из Чёрной Дыры, чтобы научить нас неразумных, как жить-то дальше.
А Толик был обычным земным ребёнком, мечтавшим стать и космонавтом и мореплавателем одновременно, поэтому лазил по деревьям и летал оттуда, пытаясь преодолеть земное притяжение и ходил по морям-лужам за тридевять земель, где получал ремня за промокшие штаны. Так ведь на море был шторм!!!
Это всё - из 56 ясли-садика. Оттуда же и первые друзья, с которыми потом до десятого класса. У Толика где-то даже была фотография, на которой на утреннике Толик шёл в паре с девочкой, как рабочий и колхозница взявшись за руки, а в следующей паре шагала и высокомерно смотрела на него другая девочка, с которой потом в десятом классе Толик сидел за одной партой, и бывало срывали уроки своим смехом.
Толик миновал 210 садик, в который перешёл уже перед самой школой, так-как его только что построили и вышел к дому культуры "Текстильщик". Вокруг него кипела жизнь. Девочки на асфальте рисовали мелом и играли в "классики", пацаны, которые сидели на железной трубе синего цвета в метр высотой, служившей ограждением дорожки к главному входу, о чём-то громко разговаривали, периодически соскакивали и начинали догонять друг друга и бороться. Толик с улыбкой сытого кота прошёл мимо них, зашёл в боковую дверь и по служебному коридору вышел в главный вестибюль. Если бы он попытался зайти с главного входа, его непременно остановила бы и, скорее всего не пустила, сурового вида старушка, дежурившая там, а служебный вход никто и никогда не охранял.
Внутри было прохладно и тихо, так-как кружки не работали из-за каникул и дети, которые во время учебы непременно были-бы загнаны сюда внутрь, теперь ошивались снаружи, предоставленные сами себе.
Толик и сам года три ходил сюда в хор. Сам бы, может и не пошёл, но однажды на урок пения пришла тётенька и, тихохонько посидев в уголочке, отобрала человек десять и предложила прийти на занятия. Толик, как и ещё девять человек, думали, что зовут играть на трубе, поэтому они с радостью побежали в Д/К, тем более, что там-же предлагалось забрать и свои дневники, предварительно конфискованные тихой тётенькой по согласованию с учителем пения. Их коварно обманули и продолжали обманывать ещё три года.
Толик слуха не имел, поэтому стоял в третьем ряду с краю и пел всё, что приходило на ум. Где-то с середины занятия терпение тётеньки заканчивалось, и она выгоняла его и ещё парочку таких же, которым остальные завидовали тихой завистью. Но приходила среда, день пения и он опять обнаруживал, что за дневником необходимо опять куда-то идти. И шёл.
Из вестибюля две двери вели в кинозал, где деревянные кресла стояли на одной высоте и, сидящим сзади приходилось вытягивать шеи или бить впереди сидящего по бобровой шапке, что бы увидеть хоть что-нибудь на экране.
Взрослый билет стоил двадцать копеек, детский - пять копеек. Детей до 16 лет на вечерние сеансы не пускали, но мы в любом возрасте проходили внутрь на любые фильмы. А секрет был прост. Из кинозала двери выходили прямо на улицу и где-то минут через пять-десять, как хватало терпения, после начала фильма, тот, кто проходил в зал по билету, тихохонько открывал всем жаждущим зрелища дверь и те тихо занимали свободные места или сидели-стояли в проходе. Конфликты могли возникнуть только, если был аншлаг, вроде старого "Экипажа" или "Золота МакКены", потому что зал и так был переполнен,и тогда продавали по 10 копеек места на приставные стулья в проходе и даже стоять было негде. Правда, это случалось редко.
Толик направился к выходу и, проходя мимо старушки-питбуля, сказал:
-До свидания...
Старушка подозрительно прищурилась, не припоминая ни Толика, ни когда он мимо неё прошмыгнул, но, на всякий случай тоже выдавила из себя "До свидания", голосом не обещающим ничего хорошего.
На улице светило яркое солнышко и, после полумрака помещения, перед глазами забегали "зайчики" и "птички", и Толик невольно зажмурился, подставляя светилу упитанную и улыбающуюся физиономию, и минутку постоял у входа. За эту минутку произошло две встречи.
Сперва, Толика увидел водитель такси, проезжавший на самой медленной скорости по посёлку и выслеживающий владельца двухрублевой "Царской монеты", а затем, Толик увидел её - девочку, с которой дружил в то время. Маринку Уморилову, которая с бидоном молока и булкой хлеба в сетке, выходила из булочной, расположенной почти напротив "Текстильщика". Толик двинулся за Маринкой, а такси - за Толиком.
Идти было не далеко, метров двести, до "Хозяйственного" магазина, который примыкал к торцу панельной пятиэтажки, где собственно и жила Маринка. Толик вспомнил, как в том-же восьмидесятом, когда он поступил в Институт и с Маринкой стал видеться всё реже и реже, они из-за чего-то поругались, расстались и больше никогда не виделись. Слышал только, что вскоре она вышла замуж и родила сына, а он, со злости, изрезал все фотографии с ней и засунув в чёрный конверт из-под фотобумаги, бросил ей в почтовый ящик. Помогло! Вскоре Толик уже забыл о Маринке и думал об учебе. И вот теперь он увидел её такой, какой не видел уже 36 лет. Если бы произошло ещё одно чудо и она тоже переместилась бы из будущего, то, скорее всего он её и не узнал бы, у Толика вообще была плохая память на лица и цифры, но ту девчонку из прошлой жизни, он не забудет, конечно никогда.
Таксист, без штанов, носок и ботинок не знал, как приступить к делу. Не выскочить же в таком виде, в семейных трусах в горох по колено.
"А... может... как выскочить... да... как сказать громко:" Гони два Царских рубля... а-то... а-то... а-то...", - Но, что дальше делать с этим "а-токаньем", ничего не приходило в голову. На ум лезло только "Дам в морду", но так же можно было получить в морду и в ответ.
Вся троица дошла-докатила до Маринкиного дома и Толик остановился на углу, провожая её взглядом. Такси тоже остановилось.
-На вокзал... пожалуйста... И побыстрее... любезнейший... Опаздываем на поезд... - На зелёный огонёк клюнули пассажиры: Садитесь дети... слава Богу... успеем теперь... - Задняя дверь открылась и в салон стали залезать двое детей, мальчик лет десяти и девочка постарше, которая строила мальчику рожи, а тот хныкал и пытался стукнуть её и заодно наябедничать маме.
-Я не работаю!.. - Завизжал водитель: В парк!.. Еду в парк!..
Женщина решительно распахнула пассажирскую дверь и хотела уже заявить, что в парк он поедет после вокзала, и даже уже разинула рот и зачерпнула им побольше воздуха, а так же выкатила пострашнее глаза, но увидела трусы в горошек и волосатые ноги без носок, потихонечку выпустила пар и добавила, уже больше вопросительно:
-Ну... хотя-бы... до Транспортного-то... довезёте ?..
-Никуда я не повезу... Не видите... у меня обед!..
-У вас зелёный горит... - Попыталась возразить женщина. Дети притихли и без звуков тыкали друг другу под ребра.
-Горит... потому что... не вашего ума дело!..
-Ах... не моего ума... Дети... выходим!.. Я сейчас номер-то запишу... Не моего ума... Голый ездит... Не моего ума... Зелёный горит... Не моего ума... Я этого так не оставлю... Не моего ума... МАНЬЯК!!! - Закричала женщина, потому что водитель выскочил на улицу, потеряв Толика из вида и стал бегать сложными фигурами, зажав рубль в левом кулаке и оттого выглядевший совсем одичавшим.
Бабушка, едва волочившая ноги из магазина с двухлитровым бидончиком молока, при криках:" Маньяк!..", разом помолодела лет на сто и, протянув нос, стала ловить ветер, определяя, с какой стороны принесло слух.
Толик обогнул "Хозяйственный" и вышел к стадиону "Текстильщик", лучшему в мире стадиону, после "Мараканы" и то, только потому что там играл Пеле. А здесь играл Толик с друзьями. Сколько помнил себя, научившегося пинать мяч и стоять на коньках без маминой поддержки, ибо, летом это было футбольное поле, а зимой - огромный каток. С прожекторами и музыкой. Толик конечно не мог поручиться со стопроцентной гарантией, но с 99 процентной точно, что не было дня, когда-бы он не приходил сюда. Школу мог пропустить по болезни, но стадион - никогда! Зимой хоккей и футбол на снегу, весной - футбол в грязи, летом - футбол, осенью - опять футбол в грязи и, с первым снегом - хоккей и футбол на снегу. А ещё - плавание в маленьком двенадцатиметровом закрытом бассейне и плавание в открытом двадцатипятиметровом бассейне с термальной водой, где однажды Толик даже занял почётное третье место на дистанции 50 метров вольным стилем и получил за это грамоту. В истории останется грамота и никому не будет дела до того, что участников было всего трое и первые двое финишировали задолго до того, когда Толик доплывал только до противоположного борта и собирался сделать поворот.
Толик обошёл футбольное поле, где играли две команды в разных формах и с судьёй, прошёл мимо заброшенной детской железной дороги, которая первоначально даже работала и возила ребятишек, но давно уже служила примером дороги, ведущей из светлого будущего в тупик, мимо детского городка с лабиринтами, горочками, лестницами, песочницами и бассейном-"лягушатником", в котором лет в 6-7 Толик сам научился плавать. Прошёл мимо трибуны, где никто и никогда не сидел, мимо хоккейной коробки, где пацаны играли без судьи и по своим правилам на хоккейные ворота, мимо вечной горки, очень высокой и крутой, куда в новогоднюю ночь сходился весь посёлок и огромными кучами съезжал вниз весёлый народ, не замечая ушибов, синяков и криков тех, кто оказывался внизу кучи.
На мужика, бегающего по поселку в трусах в горошек особого внимания не обращали, у половины мужского населения страны трусы были в горошек, а у второй половины - в полоску. Ну, посетила человека "белочка", с кем не бывает. На посёлке жили люди простые и с явлением этим знакомые. Да и почему обязательно "белочка" посетила, а может, муж жену не вовремя посетил из командировки, в чём был человек, в том и выпрыгнул в окно. Ничего необычного.
Вот Толик, со своими джинсами на упитанном тельце, привлекал больше внимания, потому что джинсы были вещью дефицитной и купить их можно было только на "толкучке", где они стоили две отцовские зарплаты. На Кордном джинсы были у трех-четырех человек, которые ходили раскинув руки, как крылья, чтобы все видели, какого полёта птица и обходили стороной, а ноги специально делали "колесом", чтобы джинсы случайно быстро не протёрлись в районе "бубенцов". А Толик свои купил за три тысячи российских рублей образца 2015 года и носил, как рабочую одежду, снимая только перед посадкой за обеденный стол, иначе пузо переваливалось через ремень, ремень давил на диафрагму и было тяжело дышать.
Пройдя через стадион, Толик вышел к 27 школе.
"Школьные годы чудесные
С шутками, книгами, песнями
Как они быстро летят,
Их не воротишь назад.."
Толик зашёл на школьный двор, где во всю кипела работа учениками средних и старших классов, отрабатывавших свою пятую трудовую четверть, поливая цветы и пропалывая сорняки.
-Ну ка... стоять!.. Куда это вы намылились?!.
Толик уже понёс ногу в очередном шаге, да так и застыл, застигнутый повелительным наклонением голоса, который мог принадлежать одному только человеку на земле - учительнице Русского языка и литературы Вере Михайловне.
-Та-ак... Ну ка... руки показали... - Толик вытянул вперёд руки и, на всякий случай, растопырил пальцы: Что это у нас тут?.. Да... никак... бычки!.. Курим?!.
Толик отрицательно помотал головой, курить он бросил после первой же затяжки в пятом классе.
-Чего мотаете головой... Застала... можно сказать... на месте преступления... Ещё скажите... не ваши?..
-Не наши... - Подтвердил Толик.
-Ещё скажите... я их вам подбросила?..
-Нет... конечно... - Толик не стал этого отрицать.
-Ну ка... дыхните... - Толик дыхнул: Ну и вонь!..
-Это... кариес... - Толик постучал пальцами по зубам.
-Марш мыть дырки!.. Вот ведь негодники... Учу-учу... что курящий волк обречен на вымирание... а с них... что с гуся вода...
Тут только до Толика дошло, что он не может быть "негодниками", тем более, что мимо него со свистом пролетели два пацана, на ходу начиная пропалывать сорняки и первыми, окучив весь участок, принялись за следующий.
Вера Михайловна величественно, словно комбайн, прошествовала мимо Толика, который всё ещё не мог сдвинуть нижние конечности с мёртвой точки. То ли лицо его показалось ей знакомым, то ли неестественно долгий столбняк незнакомца, заставили её приподнять одну бровь и поинтересоваться:
-Что вы здесь застыли... как статуя Минина и Пожарского?..
-Я?..
Вера Михайловна окинула горизонт во всех четырёх направлениях - никого больше не было. Толик вдруг зазаикался:
-Я... Я... Я... родитель...Толика... Смешнягина...
Вера Михайловна поменяла брови местами, приподняв теперь левую:
-Я Вас раньше не видела... Но... теперь вижу... просто одно лицо... - Толик улыбнулся беззубым ртом. Вера Михайловна вздрогнула и опять поменяла брови местами: Нет... скорее на маму... А Вы знаете... что на выпускном экзамене за сочинение... я поставила ему тройку?..
-Знаю... конечно... Он очень расстроился...
-А... теперь жалею...
-Спасибо...
-Что не поставила... двойку!.. Я так была разочарована его... мягко сказать... писаниной...
-Может... времени не хватило?..
Вера Михайловна опустила обе брови и посмотрела, как на слабоумного:
-При чём здесь время?.. Если он с первой же строчки начал нести ахинею... Тему сочинения не то-чтобы не раскрыл... а даже и не затронул... Я была очень разочарована...
-Вера Михайловна... А... если честно... Он мог бы стать... ну... не писателем... конечно... а... так...
-Писатель... это ведь не механизатор... чем больше намолотил...тем выше премия... Здесь количеством исписанных страниц не возьмёшь... Человеку... либо дано... либо... нет!.. - Вера Михайловна критически оглядела фигуру Толика с ног до головы:...Это не "битцепцы" ваши качать...
-То есть... безнадёжно?..
-Да... ну... не совсем... Мне Толя даже нравится... Усидчивый... Всегда внимательно слушает... Выслушать... это ведь тоже талант... Пусть хорошим человеком станет... А... будет писать или не будет... сам решит... когда в жизни определится... Но на хлеб он этим себе точно не заработает... Куда ПОХРЯЛИ!!!
Толик подпрыгнул от неожиданности, но Вера Михайловна обращалась уже не к нему, а к начавшему разбредаться по школьной территории без руководящего крика, стаду учеников. Стадо нехотя вернулось на свои места, кроме первых двоих курильщиков, которые под шумок опять куда-то смылись.
Толик помахал спине учителя рукой и побрёл через школьный двор к выходу. Справа, в том-же направлении, что и Толик, только минуя школьный двор, шла и пританцовывала Маринка. Хорошее настроение говорило о том, что она шла на свидание. Толик даже знал к кому. К нему. Поэтому он пристроился за Маринкой в хвост. В нескольких метрах за ним, прячась в тени деревьев и домов, в хвост Толику пристроился водитель такси, всё в тех же семейных трусах в горошек и босиком.
Глава 12.http://www.proza.ru/2016/12/01/843