Откуда есть пошла воронежская земля

Павел Манжос
Городу Воронежу – более двух тысячелетий.

Эта мысль нуждается… нет, уже даже не в доказательствах – достаточно убедительные подтверждения этому существуют, –  скорее, в пояснении. Ведь истина – это то, что обычно не нравится большинству. Судите сами: расцвет эпохи “крутого застоя” в науке, как и вообще в “общественной” и “политической” жизни тех времён, царит монополия на мысль, на истину и соответственно на высказывание. Истина, как и партия, в стране могла быть только одна – проверенная и утверждённая идеологическим отделом ЦК. История, как и журналистика, была “приводным ремнём” одной партии. Версия о 400-летней истории Воронежа – как города-крепости – вновь восторжествовала в умах учёных в 80-е годы прошлого столетия. Её высказал в своих трудах профессор Воронежского госуниверситета Владимир Павлович Загоровский. Насколько она верна – об этом в органах тогдашней власти  практически никто не думал и критически к ней не относился. Опираясь на труды предшественников – людей, далёких от исторической науки, неспециалистов, в частности, Г. М. Веселовского и Л. Б. Вейнберга, – Владимир Павлович доказывал, что Воронежу около 400 лет.

Увы, именно авторитет советского учёного и его предшественников сослужил воронежскому краеведению и отечественной историографии плохую службу. Даже сегодня, отвечая на вопрос, сколько всё же лет нашему городу, работники краеведческого музея дипломатично отвечают: “Городу-крепости более 400 лет, а раньше существовало поселение”. Но сколько это – "раньше"? (Вероятно, при этом подразумевалась историческая параллель с Киевом: в 1982 году официально отмечалось его 1500-летие, а до этого, как гласит официальная версия, существовало поселение с аналогичным названием. Но, как станет ясно впоследствии, и на рассуждение о "крепости – поселении" опираться, мягко говоря, нельзя.)

Так давайте разберёмся, насколько это верно. Но прежде уделим время личности самих краеведов, которые в корне не согласны с подобным утверждением.

Ищущие истину

Одним из воронежских краеведов, посмевших оспорить официальную версию истории Воронежа, был Владимир Николаевич Душутин-Келлер. Это был человек непростой и удивительный. Так отзываются о нём все, кто знал его лично. В преклонном возрасте жил он заброшенно и одиноко, мало общаясь с соседями и окружающими. На стенах его комнаты, в старом трехэтажном доме, что стоит неподалёку от авиационного завода, висели портреты его предков: Владимир Николаевич хранил о них память и... писал по фотографиям, старинным зарисовкам и гравюрам. С его картин на посетителя взирали князья Барятинские и графы Келлер, казаки… С особой теплотой написан портрет матери. И последняя работа – портрет Михаила Черниговского (Тверского) – того самого, кто до последних мгновений жизни не хотел покориться Золотой Орде и в ответ на предложение принять чужую веру и стать правой рукой хану плюнул ему в ноги. Принял мученическую смерть, но прислуживать владыке не стал. Среди своих предков Владимир Николаевич Михаила Черниговского не числил, но считал его родным по духу. Тверской князь, ярый сторонник вечевого правления, был и навсегда остался для Душутина ярким примером подлинного патриотизма. “Демократия у нас своя, вечевая”, - говорил Владимир Николаевич запальчиво, когда речь заходила о политике.

Но были в его комнате и другие вещи – не менее удивительные. Поверх полок со старинными фолиантами висела карта Рязанского княжества – 1536 года, с указанием городов, которые делили между собой братья-князья после кончины отца – рязанского князя. В южной части этого княжества располагался… Воронеж. Именно город, а не поселение, на что недвусмысленно указывает список поделённых городов, запечатлённый тут же, на этой карте! 

Копию этой карты накануне празднования “400-летия” города Владимир Николаевич принёс в отдел культуры Воронежского обкома КПСС. И развернул перед чиновниками. “Ну, это же копия, – ответили ему. – В неё могли вкрасться ошибочные детали”. “Не верите копии? – со смехом возразил краевед. – Так взгляните на оригинал!” И развернул перед чиновниками другую карту, которую, предчувствуя подобное развитие событий, принёс с собой в обком. Тщательное изучение этого документа привело экспертов в изумление: это действительно был оригинал! Откуда он взялся у Душутина – вопрос отдельный, и речь сейчас не о том. Главное, мы теперь знаем: город Воронеж до официально объявленной даты своего основания действительно существовал.

“Вновь открытые обстоятельства дела” произвели на  обкомовцев удручающее впечатление. Ведь уже всё обговорено, деньги на праздник выделены, а тут этот краевед, с “неофициальной”  картой… После нелёгкого обсуждения вопроса было принято решение: дату возведения крепости по приказу царя Алексея Михайловича с плакатов и праздничных украшений снять. А вместо этого оставить простую, ни к чему не обязывающую фразу: “Воронежу – 400 лет”. То есть пусть специалисты гадают, какому именно Воронежу “стукнуло” четыре сотни годков – городу-крепости, вотчине царя Алексея Михайловича, или Воронежу летописному. Или – “поселению”. Но и на это лукавство Владимир Николаевич находил ответ, приводя высказывание академика Б. А. Рыбакова: “…Историю каждого города необходимо изучать не с того момента, когда он окончательно приобрел все черты феодального города, а по возможности – с того, когда данная топографическая точка выделилась из среды окружающих её поселений”.

Название города историк производил вслед за Владимиром Далем, от древнерусского слова “воронеж” - “чернозём”. Этноним “русские” – основываясь на положении, что прилагательных в названиях иных народов нет, – от двух слов – “руссы” и “Кий”. Исследователь полагал, что отправной точкой в возникновении названия русской нации послужило словосочетание “руссы (князя) Кия”, утверждая, что имя “Кий” было у древних славян родовым. А для пущей убедительности существования Воронежа-города в летописные времена Владимир Николаевич разворачивал другую, во весь пол его маленькой “хрущёвки”, карту, составленную в разных уголках России по монастырским чертежам известным историком и археологом А. И. Мусиным-Пушкиным и изображающую города Древней Руси до 1125 года. На месте современного Воронежа там обозначен летописный город с тем же названием.

Не будем скрывать, преодолеть “400-летие” Воронежа стоило (и, наверное, ещё будет стоить) немалых усилий краеведам, ищущим не славы, но исторической правды. От сторонников официальной версии крепко досталось и Душутину. У него не было ученых званий и степеней, а до середины 90-х годов прошлого века – даже газетных публикаций; основная профессиональная деятельность – преподаватель Воронежского авиационного техникума; за плечами – всего лишь  краеведческие курсы, поэтому “знатоки” от официальной исторической науки  на него смотрели как на резвящегося мальчишку.

Но основным доказательством существования древнего Воронежа, которое представил Владимир Николаевич на суд общественности, стало упоминание о нем в “Книге Велеса” (или, как он именовал её сам, “Влесовой книге”).

Повторюсь: Душутину (как и всем другим популяризаторам этого памятника языческой Руси) сторонники официальной исторической науки не верили. Не обращали внимания даже на явные доказательства существования деревянных табличек “Книги Велеса” – фотографии двух из них (по его словам, всего таких снимков было четыре), которые историк бережно хранил у себя почти до последних дней жизни и лишь незадолго перед своей кончиной отправил в Российский институт истории и археологии. Свидетельствую: эти фотографии он показывал и мне - в 90-е годы журналисту воронежского "Молодого коммунара" и "АиФ-Черноземье". Скончался В. Н. Душутин 18 мая 2002 года, отлежав в больнице после многочисленных переломов, полученных в результате неловкого падения с лестничного марша: пытался снять с чердака беременную кошку.

Алик Мамедович Аббасов – видный краевед и общественный деятель Центрального Черноземья. В одной из своих работ название города он производит от двух древнерусских слов – “вор” - “ограда, забор” и “онеж” - вода. Такую этимологию подсказывает и само расположение города в донско-воронежском междуречье. Две водные преграды плюс высокая круча правобережья служила естественной защитой города от набега кочевников. Работы исследователя – это своеобразная летопись не только столицы Черноземья, но и многих уголков Воронежской области, с которыми так или иначе связаны основные вехи её исторического развития. Таковы, например, исследования учёного, которые он провёл, касаясь становления и развития городов так называемого Червленого Яра, располагавшихся по черте в 368 километров и захватывавших территорию современного Воронежа. Изданная в 2003 году в Центральночернозёмном книжном издательстве книга А. М. Аббасова “Воронеж исторический” также не оставляет и тени сомнения в том, что задолго до объявления официальной даты возникновения Воронежа этот город уже существовал, причём в разных вариантах – и как топографическая точка-поселение (или объединение поселений), и как город с многовековой исторической традицией.

Были и есть и другие талантливые исследователи подлинной – не усеченной  истории Воронежа, но наш сегодняшний разговор об этом мы построим на основании работ именно этих краеведов.

“Не верую, ибо не утверждено”

Воронеж – главный город докиевской Руси. Таков основной вывод, который сделал В. Н. Душутин-Келлер, читая тексты “дощек” “Книги Велеса” –  дохристианского памятника культуры Руси 9 столетия. Споры о его подлинности не окончены и в наши дни. Мнения учёных тут разделились, причём для многих из них – навсегда.

Первой этот памятник культуры и письменности древних славян признала Академия наук Украины. Но до конца своих дней так и не разделил мнение о подлинности “Книги Велеса” ныне ушедший от нас академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв, совершенно искренне считавший её исторической подделкой. Дело в том, что советскому академику владевшие табличками лица прислали из Сан-Франциско лишь графитный оттиск табличек на бумаге (поскольку оригиналов в ту пору уже не было; немного забегая вперёд, напомню: они пропали в 1941 году, после ареста Гестапо Али Изенбека - русского офицера-эмигранта и участника бельгийского сопротивления), что не могло не вызвать подозрений у маститого учёного. Безусловно, это было ошибкой, ведь, по словам В. Н. Душутина-Келлера, у владельцев были четыре фотографии "дощек", и проще было прислать их, но - сделанного не воротишь. Орфография табличек представляла собой мешанину времён и мест, которая не могла не возникнуть при переписи невечных "дощек" в разные времена и разных местах Европы. Опираясь на ошибочное мнение этого, безусловно, выдающегося учёного, “Книгу Велеса” в бывшем СССР и постсоветской России как подлинный памятник древнеславянской письменности и культуры  отвергали. На протяжении многих лет преподаватели истории Воронежского госуниверситета своим студентам-первокурсникам внушали (и сегодня, увы, продолжают внушать) мысль, что “Книга Велеса” является исторической фальшивкой. Истина в спорах гораздо чаще умирала, чем рождалась, наталкиваясь на упорное неприятие иной точки зрения и незыблемость авторитетов в научном мире. Но умирала – возрождаясь из пепла. Впрочем, тут следует оговориться: в последние дни высказываться о “Книге Велеса” в столь категоричном тоне иные бывшие её противники остерегаются.

Но всё же попытаемся ответить на вопрос: а чем, собственно, кроме ссылок на мнение академика Д. С. Лихачёва, вызвано столь активное неприятие этого удивительного памятника русской старины? Ведь, казалось бы, открыты новые страницы исторического бытия народа, заполнены белые пятна истории. На этой бы теме да диссертации защищать, и не кандидатские-докторские! Ответим так: во-первых, этому способствовали непрофессионализм и эмигрантское положение первых исследователей памятника (“не наши – значит не правы”). Во-вторых, не ошибёмся, если скажем: официальная историография, увы, слишком часто служила целям, далеким от сугубо научных, слишком часто обслуживала политические устремления властей предержащих. Словом, в этой связи слишком много накопилось того, что сегодня можно назвать ложной исторической памятью, в результате историческая наука превратилась в поприще борьбы для представителей разных направлений, отстаивающих своих “трёх китов”, на которых покоятся их представления о предмете исследования. Победителями в этих спорах нередко становились благодаря должностям, регалиям и  весомости авторитета в научном мире. С другой стороны, исторических подделок в кубышках иных коллекционеров древностей накопилось тоже немало. Но дело тут не в них. В чем же? На этот вопрос уже ответил академик Т. Наан: “…Правильному восприятию свидетельства глубокой древности мешают не столько сами факты в этих свидетельствах, сколько наше человеческое “я”, которое не всегда бывает хорошим советчиком там, где мы сталкиваемся с совершенно новой ситуацией”.

Такая новая ситуация как раз и сложилась с появлением “Книги Велеса” – и в вопросе глубины исторической памяти русского народа, русской государственности, и вообще вокруг вопроса, “откуда есть пошла русская земля”.


Возвращение “давно забытого”

Итак, что же представляет собой “Книга Велеса”? Приведём самые необходимые сведения об её открытии для исследователей. Найденная в августе 1919 года полковником Моршанского пехотного полка Али Фёдоровичем Изенбеком в порушенном военными действиями имении князей Задонских, что недалеко от Великого Бурлука, связка деревянных дощечек попала в счастливые руки. Изъеденные червями, покоробленные, местами сколотые, растрескавшиеся, они прошли нелёгкий путь с офицером-эмигрантом.

После долгих странствий по чужим землям в 1924 году полковник Изенбек оказался в Бельгии, в Брюсселе, где устроился художником на ковровую фабрику фирмы “Тапи”. Его знакомство с журналистом Юрием Петровичем Миролюбовым коренным образом изменило жизнь обоих. Четырнадцать лет просидел Юрий Петрович на улице Бесм, в Юккле, в одной из комнат ателье Изенбека, перерисовывая тексты и рисунки с немало его поразивших покоробившихся берёзовых дощечек. С тех пор имена Изенбека и Миролюбова стали неотделимы друг от друга. Именно этим людям мы обязаны тем счастливым фактом, что история докиевской Руси вышла из застенков норманской теории (согласно которой Русь как государство основали варяги в 9 веке н. э.) и становится достоянием общественности в России и Украине.

Сложный и трагичный путь дощечек “Книги Велеса” во многом напоминает путь текстов “Слова о полку Игореве”. И тот, и другой памятник отечественной старины долгое время вызывали насмешки “знатоков”, считавших их историческими подделками. Оригиналы того  и другого погибли. Оригинал “Слова…” – в московском пожаре 1812 года. Дощечки “Книги Велеса” исчезли в 1941 году, после ареста гестапо Али Фёдоровича – участника бельгийского антигитлеровского Сопротивления.  Вместе с владельцем ателье исчезли не только дощечки, но и все 600 картин и эскизов Изенбека. Где они? Неизвестно. Возможно, в подземных галереях Вольфшантца в Тюрингии, а может быть, институт “Аненербе”  вообще уничтожил их как уникальный памятник древнеславянской культуры, ведь согласно нацистской теории славяне, как и представители многих других негерманских народностей, представляли собой дикие орды “недочеловеков”.

Копии текстов дощечек, перерисованные Ю. П. Миролюбовым,  заинтересовали многих ученых и энтузиастов  славянской истории. А. Куренков, С. Парамонов, П. Кутуруа, В. Соколов, М. Кирпич, М. Лощинский приложили много усилий, анализируя и расшифровывая тексты “Книги Велеса”. В начале 90-х годов прошлого столетия впервые  в свет вышли три части переводов “книги”, подготовленные к изданию видным историком Б. Ребиндером, вместе с авторскими комментариями (именно этим трудом учёного в работе над “Книгой Велеса” пользовался В. Н. Душутин-Келлер). В 1994 году в Ростове-на-Дону “Велесова книга” вторично вышла в свет, уже вместе с пояснительными статьями её прославленного популяризатора, исследователя-энтузиаста древнеславянской культуры Александра Асова. Немногие знают, что дощечки, из которых состоит “Книга Велеса”, несут в себе не только текстовую историческую информацию о Руси языческой, докиевской, дохристианской, – они представляют собой ещё и уникальный образец древнейшего изобразительного искусства.

Безусловно, берёзовые дощечки не сохранились бы до середины 20 века, если бы их не переписывали в самых разных местах Европы – от Великого Новгорода до Черногории – в более поздние времена. При переписи возникали ошибки и неточности в написании некоторых текстовых знаков и даже слов, орфография, свойственная конкретной местности и определённой исторической эпохе, чаще всего - западнославянская, но это говорит только  в пользу подлинности “Книги...”, а не свидетельствует против неё, как представляется её противникам. 

Текстовый материал “Книги...”, содержащий уникальную для русских, украинцев и белорусов информацию, состоит из 59 тысяч знаков. Отличительная черта письмен “дощек” – это подвешенность текста к линии письма – как в графике санскрита! Это было сногсшибательной новостью: до тех пор никаких сведений о подвешенном славянском письме не существовало. Кириллица же ставит буквы на эту линию. Даже сама мысль о том, что до Кирилла и Мефодия у восточных славян существовала письменность, до сих пор кажется кощунственной и нелепой. И чем-то несущественным предстают сведения, что когда-то, с 9 по 12 век, Чёрное море называлось Русским, а ко времени прихода на Русь Кирилла и Мефодия Великий Новгород торговал, как минимум, на протяжении шести столетий. Наверное, не производя никаких записей и считая доходы на пальцах…

“Тщательное прочтение текстов дощечек “Книги...” убеждает нас в том, – утверждает В. Н. Душутин, – что некоторые из них содержат упоминание о городе вблизи Дона, удивительно близком по своему наименованию с современным Воронежем. В “Книге Велеса” этот город называется –  Воронежец! Причем тексты “Книги...” упоминают только три города – Новгород, Киев и Воронежец. Но ни Новгороду, ни Киеву не уделяется столько внимания, сколько Воронежцу. В текстах “книги” он упоминается девять раз! И только ему одному посвящена отдельная дощечка: “Про Воронежец и как Криворог пусти голубя”.

Что представлял собой Воронежец в то время как населённый пункт, чётко определяется текстом одной из дощечек: “Русь устремила взор на эту землю. До этого в Киев пришли варяги гостями и  забили хазар. Хазары просили помощи у Скотня. Скотен это отверг и сказал: “Сами себе помогайте, потому что в Русколани нечего вам делать” (часть 2, дощечка 4-б).

Текст дощечки позволяет определить, кем был упомянутый в приведённой выше дощечке Скотен. Это был князь Древней (южной) Руси – Русколани. Обратились к нему хазары за помощью именно тогда, когда на Русь пришли варяги. Об этом прямо пишет автор переводов “Книги Велеса” Б. А. Ребиндер: “Руссы, по-видимому, были самыми многочисленными и населяли всю равнину между Днепром и Доном, которая в текстах называется Русколанью”. В тексте той же дощечки “Книги...” прямо говорится о том, что княжил Скотен в Воронежце: “…И бросилась эта сила на землю Воронежца. Воронежец был уже за много веков построен и окремлён…”. Итак, из текста тут ясно, что Воронежец был построен задолго до описываемых событий. Когда же варяги “забили” хазар? Вспомним у Пушкина: “Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам…”. То есть речь тут идет о событиях 9 века. “За много веков” до этого – это, надо полагать, не за два и даже за не пять столетий.

“В летописном делении Руси на “верховую”  (с центром в Новгороде) и “низовую” (с центром в Киеве) просматриваются следы союзов земель Южной и Северной Руси”, – отмечает кандидат исторических наук Т. Джаксон. Развивая эту мысль на основе рассуждений незаслуженно забытой работы другого исследователя этого исторического периода – историка В. Т. Пашуто, она пишет далее: “…Ученый признает объединение Руси под властью князей варяжской династии, но указывает, что уже до этого момента Русь представляла собой конфедерацию из четырнадцати княжений, выросших на земле бывших племён”. Это категоричное мнение двух исследователей киевского периода русской истории, впервые прозвучавшее на рубеже 70-х - 80-х годов прошлого века, самым неожиданным образом подтверждает сообщение “Книги Велеса” о существовании ещё в докиевский период нескольких “Русей”: на северо-западе – Руси под названием Боруссия, а в северном Причерноморье – Русколани. Причем реальное существование Боруссии оказалось даже зафиксированным на карте. Регион проживания борусков охватывает широкий бассейн Днепра (который в “Книге Велеса” назван – “Непры”) и на севере, с его притоками: Псела – Сула – Упла – Западная Двина – Березина. И если нигде в текстах не упоминается о населенном пункте, топографически и административно привязанном к Боруссии, то понимание главного города Русколани воспринимается из текстов однозначно. Это Воронежец! Ведь где еще, как не в главном городе, княжить Скотню, к которому за помощью обратились хазары! Тем более – “за много веков построенном и окремлённом”!  Более того, Боруссия (или “Русь Боруска”, как называется она в текстах) существовала уже ко времени начавшихся до нашей эры русско-готских войн, о чем рассказывается в “Книге Велеса” в связи с конкретными историческими лицами: “Бориарин Сегенил, который убил сына Иерманариха и его ребенка  Гулариха, пошёл к Воронежцу – там создалась Русь Боруска и Русколань”. Значит, “Русь Боруска и Русколань” создались именно вокруг конкретной топографической точки, имеющей звание города и называвшемся – Воронежец.

В текстах некоторых дощечек мы находим ошеломляющее указание на тот факт, что возвышение “Кия-града” – Киева произошло только в результате гибели Воронежца как центра Русколани: “Когда после готской войны обрушилась Русколань, мы ее оставили  и пошли к Киеву” (часть 3, дощечка Д-22). Текст этой же дощечки сравнивает земли оставленной Русколани и земли Киев-града: “…В Голуне (Русколани. – Авт.) был град славный и триста городов сильных…” А у Киева? “У Киева было меньше. На юге – десять городов и деревень, и посёлков немного, и всё…”.   “Воронежец был то место, в котором готы усилились, и русов, которые бились за этот город, было мало, и после битвы они сожгли его, и прах и пепел были разнесены ветрами на все стороны, а места покинуты…”. Дальнейший текст напрямую обращён к потомкам, которые обязаны помнить о земле Воронежца: “Вы от неё не отрекайтесь и не забывайте её, потому что на этой земле лилась кровь отцов наших, и мы туда придём по праву, потому что об этом Воронежце слава текла по всем Русям”. (Обратим особое внимание на эти последние слова – “по всем Русям”. Известный историк 17 века О. Бодянский писал: “Не токмо муравляне (т. е. моравы, чехи, казыри, хорваты, сербы, болгары, ляхи и земля Мутяньска (Восточная Валахия), но и вся Долматия и Диоклития, и валахи быща Русь”.) 

Но совпадал ли топографически летописный Воронежец с современным городом Воронежем? На этот вопрос прямо отвечает ещё одна дощечка, переносящая нас ко времени русско-готских войн: “И было это, когда Светояр, один из князей, которого выбрали борусичи в Русколани, взял русколан и алан, и борусков, вооружил их  и пошёл на готов из Воронежца, а было их десять тысяч отборных воинов, и ни одного безлошадного. И так набросились на них, и была сеча злой и краткой. И она становилась все суровей к вечеру, и готы были поражены…”. Сопоставляя этот текст дощечки 4-Б с текстом дощечки 4-В. описывающей то же самое сражение у Воронежца – города на берегу реки с одноименным названием, видим: “…Готы были поражены и отогнаны к Дону…”. “К Дону” –  значит на запад от Воронежца. От современного Воронежа, который расположен на реке Воронеж, Дон, как известно, также располагается в нескольких километрах  к западу.  Донско-воронежское междуречье с рядом правобережных холмов – это, пожалуй, лучшее место для летописного Воронежца, естественные преграды которого составляли большую головную боль для враждовавших с Русью племен кочевников.

Разумеется, некоторую путницу тут вносит существование ещё одного, украинского, Воронежа, расположенного в Сумской области. Но версию, что сумской Воронеж может иметь отношение к Воронежу летописному, высказанную некоторыми историками, мы отвергаем с ходу, поскольку сумского города Воронежа на день «присоединения» Украины к России не существовало, а во времена Киевской Руси на этом месте было некое поселение (а не город, который за много веков до “вещего Олега” был “построен и окремлён”), название которого неизвестно.  Ну а река Воронеж (Воронежец) протекает только там, где она протекает – по территории Липецкой и Воронежской областей, и уж никак не в Сумской области. 

Первое упоминание в этом памятнике древнеславянской (новгородской) письменности о Воронеже, – точнее, Воронежце, как он назывался в те далекие времена, по “Книге Велеса”, относится к 24 году до нашей эры. Точной эту дату назвать мы не можем, но ясно, что речь тут идет о дате округлённой: “…За тысячу пятьсот лет до Дира пошли наши прадеды к горам Карпатским… и там жили кладно” (часть 2, Д-5-А). Конкретная дата княжения в Киеве варяжского боярина Дира по разным источникам различается, но ненамного. По Никоновской летописи,  достоверным считается 873 год н. э. Таким образом, начало Карпатского исхода можно датировать 627 годом до н. э. Тот же текст позволяет определить дату их возвращения на родину: “…И там нам жилось пятьсот лет”, то есть – до 127 года до н. э. Та же дощечка (5-а) сообщает: “Тогда мы ушли к восходу солнца, к Непре (Днепру)”. И далее, в уже приведенной выше табличке о боярине Сегениле читаем: “Сто третьего году от исходу Карпатского Триедорий пошёл на них (наших предков. – Авт.) без страху, а бориарин Сегенил, который убил сына Иерманариха и ребенка Гулариха, пошел к Воронежцу – там создалась Русь Боруска и Русколань…”. Получаем: 127 – 103 = 24.

Подчеркиваем: эта дата отражает всего лишь первое упоминание о Воронежце. Сколько лет или веков до этого он существовал – неизвестно. Возможно, на этот вопрос был получен чёткий ответ, не сгори в огне московского пожара 1812 года 3 372 летописи…

Но пытливым - дорога и успех Тут привожу доказательства подлинности новгородского письма "Велесовой книги", изложенные в статье другого проклятого официалами от истории учёного-исследователя Александра Асова: "

Доказательства подлинности "Велесовой книги" от академика Артемия Арциховского.
11 марта 2022

Как известно, первым у нас публично высказался о подлинности "Велесовой книги" доктор исторических наук, академик Артемий Владимирович Арциховский. Личность в отечественной науке легендарная.

Арциховский Артемий Владимирович (1902-1978)
Это именно он открыл берестяные грамоты и тем заложил основы берестологии, древнерусской палеографии, он же и ввёл преподавание археологии, как научной университетской дисциплины. Он был деканом истфака МГУ, завкафедрой археологии, член-корреспондентом АН СССР, лауреатом Госпремии и т.п.

И что особо для нас важно, он основал и возглавлял Новгородскую археологическую экспедицию (1932—1962). И им были сделаны открытия в древнерусском письме, позволившие ему оценить и подлинность "Велесовой книги".

Артемий Арциховский на Неверском раскопе, Новгород, 1957 г.
Расскажем как это было, и какая у него была аргументация.

Как был получен отзыв от Артемия Арциховского?
Вспоминает об этом кандидат исторических и философских наук, в то время сотрудник Отдела исторических наук ИНИОН Валерий Скурлатов:

Поскольку я вместе со своим другом Николаем Николаевичем Месяцевым*, являемся авторами первых советских публикаций о бумажных копиях знаменитых "дощек", меня до сих пор интересует дискуссия о них...
Тогда, поскольку мы с Николаем Николаевичем мыслили в унисон, и решили донести информацию о «Влесовой книге» до широкого круга интересующихся историей России. Где? Решили — в еженедельнике «Неделя», который читала вся образованная верхушка СССР.

Но не подделка ли эта «Влесова книга»?.. Поэтому решили подстраховаться — пошли к первооткрывателю новгородских берестяных грамот Артемию Владимировичу Арциховскому. Знаменитый ученый жил в крыле главного здания МГУ. Встретил нас по-простецки, мы объяснили суть дела и попросили прочесть как саму «Велесову книгу»** , так и текст подготовленной нами обеими статьи о ней для публикации в популярном еженедельнике.
Артемий Владимирович взял принесенные нами материалы и сказал, чтобы мы пришли за отзывом на следующий день. И на следующий день сказал, что статья не повредит науке, и в принципе, по крайней мере с точки зрения палеографии, и с учетом изъянов переписывания-копирования, «Влесова книга», является версией подлинного памятника... И вряд ли искусной фальсификацией. Так что пусть сведения о ней будут обнародованы. Плюс же в том, что публикация привлечет внимание к истокам нашей истории....
Мы попросили дать письменное добро на публикацию, чтобы мы могли показать в редакции, и Артемий Владимирович любезно написал несколько благожелательных слов. Мы пошли в редакцию еженедельника «Неделя», рассказали про «Велесову книгу», отдали статью. И материал был опубликован 3-9 мая 1976 года в № 18 /842/.
*) Известный государственный деятель и Чрезвычайный и Полномочный посол СССР в Австралии, откуда он привёз труды Сергея Лесного о "Влесовой книге" по благословению первооткрывателя берестяных грамот профессора МГУ Артемия Владимировича Арциховского. Публиковался под псевдонимом Н. Николаев (прим. В. Скурлатова).

**) В издании С. Лесного. Ранее в его распоряжении была только дощечка №16 из статей Жуковской и Монгайта (прим. А. Асова).
Аргументация "за" подлинность "Велесовой книги" от академика Артемия Арциховского.
Разумеется, утверждения о подлинности памятника от легендарного учёного не были голословны. На что он опирался? Да на свои же открытия в языке и письме берестяных грамот.

Неверский раскоп. Новгород 1950-е.
Можно привести примеры. Итак, в 1952 экспедиция Артемия Арциховского из Неверского раскопа (рядом с Великой улицей) извлекла берестяную грамоту №68, которую потом датировали 1240;1260 гг. Ныне она хранится в Государственном Историческом музее.

В кружочке необычное написание местоимения ТОI, то есть ТЪI
В 1954 году Артемием Арциховским (под редакцией Б.А. Рыбакова) был выпущен очередной (второй) выпуск монографии "Новгородские грамоты на бересте из раскопок 1952 года. (Заметим, это важно: подписан к печати 12.06. 1954).


Cкан из книги "Новгородские берестяные грамоты". 1954 г.
Итак, впервые стало известно о редком написании буквы Ы, через О и I десятеричное, во второй половине 1954 года. И известно это стало мало кому и только в СССР...

Однако, уже в феврале 1954 года (за полгода до публикации А. В. Арциховского) в эмигрантском журнале "Жар птица" был приведён значительный отрывок "Велесовой книги", и в том числе там можно прочесть "НАЛЕЗЕ НА НОI". То есть отмечена та самая особенность древне-новгородского письма, ставшая известной после нахождения соответствующей грамоты и публикации Артемия Арциховского.

Никто не мог этого знать заранее! Отсюда вывод: Велесова книга — подлинник!

Это не говоря о том, что эмигранты вообще об открытии берестяных грамот были очень долго не в курсе. Да и рукописи переписей и фотокопии "Велесовой книги" как минимум на 30 лет старше.

Дощечка "Велесовой книги" с указанными особенностями письма.
Жёлтым выделены те самые особенности письма, что позднее были обнаружены и в древнейших берестяных грамотах А. В.Арциховским.

* * *

Здесь можно вспомнить и об особом написании буквы Щ, которая на известной фотографии дощечки 16 "размещена в строке, что присуще наиболее древним почеркам кириллицы" (из статьи Л.П. Жуковской 1960 года в "Вопросах языкознания"). И это стало датирующим признаком берестяных грамот (до XI в.).

А впервые это отметил опять-таки А.В. Арциховский в комментариях к берестяной грамоте №78 (датировка 1160;1180 гг.), опубликованной в той же монографии 1954 года.

Таким образом, видя всё это, Артемий Владимирович Арциховский и сделал свой однозначный вывод в пользу подлинности памятника. Потому и появилась статья в "Неделе", а потом его отзыв появился и в журнале "Техника молодёжи". И ещё он публично высказал своё отношение к памятнику на вечере в "Доме учёных", о чём вспоминал писатель В. Жуков.

Да, собственно, и я сам, когда беседовал на эту тему с академиком Б.А. Рыбаковым, получил тому подтверждение.

Но тут следует сказать, что к тому времени, как А.В. Арциховский занялся сей темой, ему было уже 77 лет, и оставалось около года жизни... Он не успел высказаться на эту тему также и в научной печати.

Да и тогда уже назревал в т.н. "научных кругах" скандал. Зашипели те самые "гуси", коих не стоит беспокоить по мнению Б.А. Рыбакова... Словом, даже под таким несокрушим авторитетом зашатались мостки. Кто их стал шатать, то, в общем, хорошо известно, но здесь их не стоит поминать, тем паче, что они давно уже "почили в бозе", не оставив по себе доброй памяти...

Да, если кому интересно, могу в следующей публикации привести и 10 доказательств подлинности дощечек "Велесовой книги" от палеографа Л.П. Жуковской, ученицы А. В. Арциховского (см. здесь). Заодно расскажу, почему ей пришлось прогнуться под нажимом академического начальства, но как ей всё же удалось их опубликовать...

Можно рассказать и об отношении к памятнику и других учёных, с коими мне удалось пересекаться и работать: Б.А. Рыбакова, И. В. Лёвочкина, Ю.К. Бегунова... Их много, и такого рода мемуары заняли бы целую серию статей... Впрочем, всё это и гораздо подробнее, уже опубликовано в монографии "Учёные о "Велесовой книге", выпущенной издательством "Концептуал" в 2015 году.

https://dzen.ru/a/YiZImjvrXW4-imIs

Временной провал восполнен

Но после готских войн и Киевского исхода в упоминаниях о Воронежце – Воронеже возник довольно длительный провал. Впрочем, до официально объявленной даты постройки крепости Воронеж при царе Алексее Михайловиче, в 1585 году, сторонники официальной версии происхождения города упустили огромную массу исторических событий.  Частично этот пробел восполняет исследование, которое провел исследователь-краевед – Алик Мамедович Аббасов. Собрав в своей книге “Воронеж исторический” обширный исторический материал, он пишет: “Первое упоминание города Воронежа (…) в летописных сводах находим под 1177 годом. Событие это связано с трагическими фактами общероссийской истории, феодальными распрями за обладание престолом во Владимирско-Суздальском княжестве. Возвышение в этом княжестве и многоплановая деятельность сына Юрия Долгорукого – Андрея Боголюбского – по укреплению северо-восточных земель пришлась не по душе отдельным киевским и черниговским князьям. Они приняли все меры для удаления его с политической арены, вплоть до физического уничтожения. Был составлен заговор, в который вошли ближнее окружение, друзья и родственники князя. Они убили его”. Народу от этого пришлось несладко: занявший в результате междоусобных сражений Владимирский престол племянник убитого князя Ярополк и его брат Мстислав  отягощали народ судебными налогами, разорили казну, у соборной церкви отняли волости и доходы, стали присваивать себе даже церковную утварь, золото и серебро. Ярополк даже изъял из действующей церкви вышегородскую икону святой Марии и отдал её зятю Глебу в Рязань. Это вызвало возмущение жителей прежней столицы, которые тайком отправили послов к дяде Ярополка, брату Андрея Боголюбского, Михаилу Юрьевичу.

Междоусобицы закончились тем, что после одного из неудачных сражений Ярополк бежал «на Воронож», и там, гонимый страхом, переходил из одного места в другое. Для нас важно отметить: бежавший “на Воронеж” Ярополк скрывался от преследователей в Рязанском княжестве, в районе рек Воронеж и Дон. Но Ярополк мог бежать «на Воронож» - в смысле: в сторону города Воронежа, ведь предлог «на» в сочетании с топонимом только в наше время имеет значение «на реку» (или на озеро, например, на Байкал, на Чёрное море и т. п.), в древние времена этот предлог означал «в сторону», «в направлении» чего-то. Почему нет? Почему не предположить, что бежал Ярополк в сторону города Воронежа и там переходил от места к месту?.. то есть из поселения в поселение?  Именно от этого слова происходит украинское мiсто - (первоначально - неогороженный)  "город". А мы знаем, что близ современного Воронежа в древности располагалось множество других (неогороженных) поселений и городов, что сегодня подтверждают исследователи, о чём скажем ниже.

Так вот, опираясь на свидетельство венгерского монаха Юлиана, краевед установил: с середины 9 века в воронежском крае проживали… кочевые венгры, а во времена Батыя крепость Воронеж реально существовала. Первое обстоятельство и привело в воронежские земли Юлиана, в 19 веке исследовавшего путь своих предков с территории современной Башкирии до Венгерского королевства. Вот его свидетельство, изложенное почти полностью: “Ныне же, находясь на границах Руси, мы близко узнали действительную правду о том, что всё (монгольское. – Авт.) войско, идущее в страны Запада, разделено на четыре части. Одна часть – у реки Этиль, на границах Руси, с восточного края подступила к Суздалю. Другая же часть в южном направлении уже нападала на границы Рязани, другого русского княжества. Третья же часть остановилась против реки Дон, близ замка Воронеж (Оргенхузин, Овхерух) – также княжества русских…” 

В книге также даётся ссылка на исследование историка В. Н. Татищева, который поведал о битве рязанцев с войсками Батыя. Согласно ей, русские стали “войска совокуплять и, собрався, пошли к Воронежу… Будучи у Воронежа, увидели они войско татарское, против их идусчего”. Произошло большое сражение, в результате которого войска Батыя одолели русских и на их плечах ворвались в пределы Рязанского, Муромского и Пронского княжеств. Сторонники официальной версии на это упорно твердят: тут речь идёт не о городе, а о реке. Но тут такое проблематично даже предположить. Во-первых, это было бы неточным указанием: длина реки Воронеж составляет 342 километра, а её бассейн – 21600 кв. километров, да к тому же и сам предлог «къ» означает не «в сторону», а «к конкретному месту» (например, как в древних летописях: «Прииде Олегъ къ Кыеву»). 

Есть в книге А. М. Аббасова и ссылка на “Историческое исследование о местоположении древнейшего Тмутараканского княжения” А. И. Мусина-Пушкина, при котором имелся уже упомянутая выше карта, изображающая города Древней Руси до монгольского нашествия. Напомним: Воронеж исторический на этой карте находился на месте современного города Воронежа. И тут уже цепляться за реку как за топоним на ум никому не приходит. Просто просят показать карту…

“В 1980-х годах вопрос о летописном Воронеже вновь был поднят краеведами Пульверами (отцом и сыном) в статье “Тайна имени”, опубликованной в журнале “Подъем”, 1982, № 9, с. 117 - 121, – пишет А. М. Аббасов в своей книге. – Но профессор В. П. Загоровский своим авторитетом снова “притушил” поиск истины. Исследование Семилукского городища (профессор ВГУ А. Д. Пряхин и молодой ученый М. В. Цыбин), а несколько ранее – произведенные отрядом профессора ВГУ А. З. Винникова раскопки Животинного городища развеяли миф об отсутствии в этом регионе, особенно в низовьях реки Воронеж, древнерусских городов 12 – 13 вв. Университетские археологи, длительное время игнорировавшие факт существования летописного Воронежа,  вынуждены были признать этот факт. В вышедшей книге-отчете об археологических раскопках за 1992 год они констатировали, что упоминаемый древнерусскими летописями город Воронеж 13 века в донско-воронежском междуречье – реальный факт”!

К тому же при внимательном чтении “Дозорной книги 1615 года” московского дьяка Григория Киреевского было обнаружено, что в 1585 году крепость Воронеж возводилась “на старом казарском городище”. Как оно называлось? Об этом в «Дозорной книге» – ни слова. Но ясно одно: Воронеж строился не на пустом, а на обжитом месте. И, следовательно, городская крепость Воронеж возводилась и разрушалась не раз. Кстати, при строительстве железной дороги в 1868 году в районе нынешнего ЦПКО - Центрального парка культуры и отдыха (в просторечном обиходе называемом “Динамо”) был потревожен некий древний город. Поэтому все рассуждения официальных историков, что на территории современного Воронежа археологи якобы ничего не находят, мягко говоря, неправда.

В окрестностях города археологи в наши дни находят золотые джучидские монеты. Так что едва ли тут были только дикие берега реки Воронеж!

Подведем черту. Столько свидетельств о конкретных исторических событиях никак не могут быть исторической подделкой под реальные факты. Это первое, что необходимо отметить после знакомства с приведенными источниками. Неистинными, ложными, к сожалению, оказались знания авторитетных ученых, каждый из которых, безусловно, внёс свою лепту в развитие исторической науки, но по части глубины и качества знаний проявил слабость как исследователь, доверившись общепринятому и устоявшемуся – утвержденному и согласованному – “знанию”. И, каждый раз отмечая в сентябре очередного года “4xx-летие” Воронежа, давайте всё-таки задумаемся и спросим себя: а надо ли продолжать утверждать в национальном сознании эту фальшивую дату? Не достаточно ли исторической лжи без неё?

И напоследок. Я, кажется, понимаю, почему официальная наука не желает признавать все эти факты. Это ж сколько придётся менять в советской лукавой историографии, согласно которой, как ничтоже сумняшеся объявил академик Б. А. Рыбаков, «о славянах до 5 века нашей эры ничего не было слышно»! Да слышно, и ещё как слышно! Вот, например, что пишет членкор Академии наук России Александр Вельтман в своём исследовании «Великокняжеский родъ владетелей кыянских, или кiевских (1858 г.):

«Когда Готы переселились изъ Дацiи (региона современной Румынии, ныне - Дачии. - Авт.) на Балтiйское море, северными странами владели Русы. По народнымъ преданiямъ, древняя Великая Русь обнимала первоначально всю Скандинавiю, все острова Балтiйскаго моря, полуостровъ Сербскiй (Chersonesus Cimbrica), и Вендскую землю (Vinland, Vandalorum terra) между Эльбой и Вислой. Въ то же время известна уже была и Русь Холмоградская, въ последствiи Белая, и Русь Кыянская или Кiевская, распространявшаяся на всю Волынь и Украину до Дона и далее.

Первенство Кiевскихъ Князей обозначается уже возстанiемъ всей Руси, въ 3-мъ веке по Р. Х., на Готовъ Дацiянъ. Подъ предводительствомъ Кыянскаго Князя Гано было 170 Русскихъ князей. Въ V-мъ веке тоже первенство: вся Русь поднимается сначала подъ предводительствомъ Кыянскаго князя Болемира, потомъ довершаетъ победы подъ предводительствомъ Аттилы. Должно однако же заметить, что имя Квеновъ, Гунновъ, или Кыянъ, заменяетъ общее названiе Русь, не по одному первенству; но и потому, что слово Русь, для иноземцевъ, казалось неопределеннымъ; ибо въ Славянскомъ мipе оно означало и царство и царскую дружину, было и частнымъ и общимъ прозвищемъ войсковаго сословiя…»

Ничего себе – «до 5 века о славянах ничего не было слышно»! Признание всех этих фактов очень больно ударит по авторитету видных учёных, которые ой как не любят, когда над ними смеются. Ведь авторитет учёного – это не только слава, имя, но и деньги, это его ВСЁ. Проще сказать, что Воронежу 430 лет, «Велесова книга» - фальшивка, а о славянах до 5 века ничего не было слышно…

Есть ещё одна проблема. Интеллигенция российского и советского периодов впитала в себя лживые инвективы так называемой норманской теории, согласно которой русская культура и язык существуют не более тысячи лет и произошли от скандинавов или немцев. Целые поколения уверовали в эту чушь, с которой боролся ещё великий Ломоносов. По сути, русские люди превращены в россиян и советских, которым нет дела до русской национальной культуры. Но это уже совершенно другая тема.