Ещё и трёх недель не прошло, но верится в это с трудом, потому что уже совсем весна. А тогда ещё была зима, снег и слякоть. Весь февраль так: с вечера за ночь заметёт всё снегом, а наутро дождь и слякость (как в два года в первую нашу зиму в Беларуси говорил про такую погоду сын).
Январь был хороший, снежный и в меру морозный. Снег лёг как раз к новому году. 27-го декабря я ещё ездила на велосипеде и фотографировала последние хризантемы, а 28-го под густыми хлопьями уже тащила домой ёлку.
И весь январь мы с детьми ходили кататься с днепровских, или, как у нас их называют, санаторских, горок. После войны в бывшем барском доме на Днепром был туберкулёзный санаторий, отсюда и название.
Раскатал народ эти горки так, что мне страшновато уже было, боялась за свои старые кости. Поначалу каталась вместе с детьми из соображений "принять удар на себя", но потом поняла, что лучше сверху наблюдать, благо, в валенках тепло на одном месте стоять.
Иногда съезжала, когда вечером никого кроме нас не было. Сейчас сразу всплыла эта картинка: большая жёлтая луна в перламутровом круге в синем небе, старые тополя поверху горок, заросший кустарником луг внизу, и блестящие под луной, раскатанные в снегу ледяные дорожки.
Но январь закончился, а вместе с ним и нормальная зима, снег стаял до земли, и потянулась вышеописанная канитель.
И вот в один из таких дней, когда накануне навалило снегу, и не весь он ещё стаял наутро, я возвращалась домой, уставшая и промокшая, из похода в центр города по разным мелким делам, и уже на подходе к дому, у школы, увидела ворону на снегу.
Сидит с открытым клювом, дышит, глаза моргают, но не шевелится и снег под ней в крови. Я осторожно взяла её в руки, сама не знаю как, не глядя, и понесла домой, но поскольку по пути была частная ветеринарная клиника, то меня посетила мысль туда сначала зайти, диагноз поставить.
В клинике была очередь, меня попросили подождать. Я присела, и вскоре мы с вороной отогрелись. Мне стало жарко в моём пуховике, и она отогрелась, стала головой вертеть. Какой-то парень забирал свою прооперированную собаку, я попросила его хотя бы замок мне расстегнуть, руки-то заняты. Пока он пытался - ворона вырвалась и полетела по комнате, так что я смогла сбросить пуховик и потом её подобрала, тут и моя очередь подошла.
Зашла в операционную, расслабила над столом руки, чтобы ворона не вылетела, но можно было рассмотреть, и чуть не упала: вижу, одна лапа у неё болтается как-то странно.
Девушка-ветеринар проверила чувствительность и говорит:
- Всё, не чувствует, надо ампутировать. Мы сами всё сделаем, выйдите посидите, а то упадёте сейчас.
А мне и правда резко стало нехорошо, главное, я не могла понять, как получилось, что я до этого стола не видела, что там с лапой, на автомате действовала: подобрала, дошла до клиники. Потому что если бы сразу рассмотрела, сразу бы, наверное, и упала.
Вся операция и полчаса не заняла, наверное. Хотя мне трудно было ориентироваться, я не очень понимала, сколько времени всё это заняло: ожидание, операция.
Вынесли мне мою ворону и объяснили, что жить будет, ампутировали только голень, бедро аккуратно зашили, она бы и сама себе отклевала, если бы оклемалась и не замёрзла так в снегу, из других травм - большой синяк на животе, крылья целы, вот шприц с антибиотиком, держать в холодильнике, содержимое разделить на 5 дней и вливать в клюв.
Я завернула её в шарф и понесла домой. Но на самом подходе к дому моя ворона вдруг встрепенулась, стала вертеть головой, пытаясь клюнуть меня в руки, каркнула во всё воронье горло - и тут же отозвалась целая стая, вороны стали кружиться над нами, и только что прооперированная, с ампутированной голенью и зашитым бедром ворона вырвалась у меня из рук и полетела к свои товаркам.
Не могу передать свои чувства. Упасть не упала, на свежем воздухе мне лучше стало, тем более, что к тому времени сильный дождь пошёл, это освежает. Но дар речи потеряла. Когда добрела, наконец, до дому, и ребёнок на меня набросился, где я была, толком объяснить ему ничего не могла.
Бубнила только: - Ворона, ворона без ноги, улетела...
Перекусив и оклемавшись, вышла под дождь поискать её, вдруг не улетела далеко. Но нигде не нашла, отдала корм жалобно мяукавшей кошке.
Кажется, это был предпоследний снег, тот дождь его смыл, но потом снег ещё раз выпал, за пару дней до 8 марта. А в ночь на 8 марта дотаяли его остатки, и такое выглянуло солнышко, так расчирикались птахи, что мы полезли в подвал за отдыхавшими два месяца велосипедами и поехали кататься по любимым местам.
Странное меня посетило чувство в этот момент так внезапно и окончательно закончившейся зимы:
О чём поют воробышки
в последний день зимы?
Мы выжили, мы дожили,
мы живы, живы мы...
Это Валентин Берестов, слышала от него самого больше 20 лет назад, он приезжал в Псков, и я водила на встречу с ним в детскую библиотеку детей из школы отца Павла Адельгейма. Обоих уже нет на этом свете.
А с дедом связь такая. Ампутация-то в клинике не безплатная была, и особенно после слов врача, что сама бы ворона могла себе отклевать свою отбитую (скорее всего брошенным в неё камнем) ногу, и после того, как улетела она, я стала переживать, что зря потратилась.
Меня ругают родственники, говорят, что легко за чужой счёт доброй быть. Нечего, дескать, быть добрее Бога. И я не то что бы привыкла к этим укорам, но стараюсь не только потихоньку зверьё бездомное кормить, но и в своих собственных глазах оправдаться, и на этот раз у меня было железное алиби!
Дело в том, что за ампутацию вороньей лапы я заплатила ровно столько, сколько дал мне антиквар за серебряный царский полтинник 1897-го года. Он всего один и был у меня. Царя в нашей семье издавна почитали некоторые мои родственники, хоть и не сразу узнала я эту историю.
У прабабушки было много детей, двое стали большевиками. Одного, Сергея Комякова, за антивоенную агитацию на фронте приговорили к расстрелу. Но у него была сестра, Анастасия, тоже большевичка, фамилия та же. И она беременная приехала туда и попросила помиловать, сказала, что жена, тогда же не было штампов в паспорте. Ей поверили на слово, Царь подписал помилование.
Потом дед этот, Сергей, ещё в Отечественной повоевал, даром, что против войны агитировал, но своих детей у него не было, помогал моей родной бабушке с её семью детьми, ещё и меня успел понянчить.
На фотографиях я сижу в компании родни на лугу на коленях у худощавого высокого старика с повязанной от солнца носовым платком лысиной и широкой улыбкой.
Так что даже странно мне было потом узнать от тётки эту историю, не вязались как-то с дедом Сергеем слова "агитация" и "расстрел".
Племянника его, который послужил причиной помилования, тоже назвали Сергеем, и вот, казалось бы, забавная история, обманули простофилю-царя. Ан нет. Ни у деда Сергея, ни у его "сына" в браке детей не было. А повоевать обоим пришлось.
Нам неведомы пути Промысла, иногда всплывёт на поверхность лишь одна ниточка, как, бывает, поднимаются к поверхности воды длинные косы водорослей с речного дна.
Царское помилование, царский серебряный полтинник, антиквар, ворона. Какая связь? Та, что придёт однажды зима, которую не переживёшь, не зачирикают весело воробышки, а раскаркаются вороны, и тогда я скажу им:
- Я-то вас жалела, чего кричите? Где товарка ваша с оторванной и зашитой лапой, пусть замолвит за меня словечко.
Вот такая история.