Колдунья Маша уже не первую ночь вертелась без сна в своей постели.
Чёрные и белые подушки хаотично перемещались в изголовье широченной кровати и фиолетово-чернильное одеяло, отстроченное широкой лентой красного атласа, то сбрасывалось с Маши, то накрывало её с головой. Маша постанывала, порыкивала, пыталась затаить и ослабить дыхание. Всё было без толку. Рассудок её жаждал забвения, а тело продолжало играть свою бессмысленную игру, то сворачиваясь в позу эмбриона, то распластываясь в звезде распятия.
Все часы в Машином доме шли невпопад, и ориентироваться во времени она теоретически могла только по свету за окном. Теоретически да, но практически сделать это было невозможно. Широкое панорамное окно в спальне всегда смотрело на ночь. На бесконечную, непрерываемую, неискоренимую ночь.
Обычно Маша закрывала его плотными портьерами цвета индиго, оставляя лишь узкую щелку для случайной Луны. Но Луна в том мире, на который выходили окна Машиного дома, никогда не появлялась.
Там за окном мир имел только один цвет – во всё небо черный и снизу немного сумеречного блеска от льдистой земли.
И сколько ни всматривайся, ни фантазируй, за окном всегда одно и тоже - бесконечная пустыня, покрытая слоем ледяной крошки и спёкшегося жесткого снега.
В этой ночи не было ничего кроме снега. Ни звезд, ни полярного сияния.
Уютный камин в спальне был призван поднимать Маше настроение, он старался изо всех сил, потрескивал поленьями, отбрасывал языкатые тени пламени на стены с венецианской штукатуркой, на потолок, украшенный хрустально-медными лепестками «голландско-чешской» люстры ручной работы. Что еще?
Дальше за спальней были разные удивительные комнаты. Музыкальная, танцевальная, цветочная … В придачу к ним огромный гардероб и ванная с бассейном, Конечно же, и гостевая ванна, и кухня, и просторная гостиная. Всё, как и должно быть у успешной колдуньи. Всё по самому высшему разряду.
Комнаты у колдуньи Маши были не просто бездушными геометрическими образованиями. Каждая комната несла в себе приятную и простую одухотворенность, какую может нести, к примеру, распускающийся цветок.
Машины комнаты не требовали особого ухода. Они не зарастали пылью и возвращали случайно брошенные вещи на свои места. Единственной задачей Маши по наведению порядка было приносить комнатам ароматной воды. Чашу с ароматической водой колдунья ставила на пол. Комната выпивала чашу, вбирая в вещи и стены нужный аромат. В этом и заключалась вся уборка.
В Машином колдовском мире вещи служили человеку, а не наоборот. Они собирались по Машиному желанию в определённые формы и при этом не рассыпались, не истощались и не старели.
В мире замкнутого времени не было пыли и тлена. Да и вещи собирать-создавать было легко. Сначала Маша мысленно рисовала эскиз формы - каркас, потом выходила на задний дворик, уходящий в бесконечность полярной ночи, и потом…
Там, на заднем дворике колдунья мысленно разговаривала с вечной Ночью. Без просьб, без эмоций, без звуков, только чистая мысль – геометрия плюс цвет.
Ледяная бесконечная Ночь выслушивала её с беспристрастностью отлаженного механизма.
Тьма словно бы сгущалась в фокусе Машиного взгляда, образуя зародыш чёрной дыры. Чёрная дыра вдыхала Машину мысль, а взамен выдыхала призрачное туманное облачко. Колдунья протягивала ладони навстречу облачку. Оно рассыпалось на кристаллики невесомого инея, окутывало колдунью с ног до головы, потом сгущалось до размеров небольшого мячика в ее ладонях – клубка кристальных нитей.
Далее кристальные нити разматывались в трехмерную ячеистую сеть, которая как пластикат заполняла воображаемый каркас, и, таким образом, нужная Маше вещь была готова за несколько мгновений.
Мгновений или лет? Часы не имели в Машином мире никакого значения. Потому что в её доме не было никаких событий внешнего значения.
В мире обратимых процессов, в мире, где ничего невозможно потерять и само понятие времени теряет значение.
Все внутренние события Машиного дома создавались некими энергетическими потоками, которые начинались и заканчивались внутри границ её дома.
Выходя из потока сна-забытья, колдунья входила в поток делания и чувственного наслаждения.
На изумрудно-песочной кухне, она легким дуновением разжигала цветок фиолетового пламени в керамической чаше. Пламя согревало воду, в парящем над ним, хрустальном сосуде. Несколько незатейливых заклинаний превращали эту воду в медовую, рубиновую или кремовую патоку. Маша выпивала лишь часть зелья, а остатки выливала в бассейн. Пить колдовскую силу телом было не менее приятно, чем губами.
Вода в бассейне вскипала искристыми пузырьками ароматного вкуса, проникала сквозь поры кожи, наполняя тело Маши внутренним сиянием и потенциалом сдержанно ликующей силы.
Дно бассейна представляло собой необычайно прозрачное зеркало. Оно одновременно и отражало и пропускало сквозь себя лучистые потоки. И колдунья частенько ныряла в лабиринты зазеркального мира, в глубину с красными пятиконечными звездами, золотыми тетраэдрами и белыми лотосами.
В зазеркальном мире Маша любовалась отражениями своего совершенного тела. Она купалась в любви к самой себе, наслаждаясь своими светлыми или тёмным шелковыми волосами, фарфоровыми или шоколадными плечами, сильными и стройными ногами и всякими другими изменчивыми, но всегда соблазнительными женскими выпуклостями и изгибами.
Там, в зазеркалье, Маша могла заходить в глубину своих фантазий, рисующих коридоры в неизведанные миры, сверкающие соцветьями галактик на невидимых многомерных ветках фантастического Вселенского сада.
Ласковые пальцы грёз перебирали струны эфемерного Машиного тела, словно пальцы искусного и романтического настройщика. Колдунья отдавалась им до самых высоких и низких нот, вибрируя всеми лепестками-нитями-сосудами своей сути.
В энергетическом вдохе бассейна Маша пребывала до полного изнеможения. Потом бассейн выдыхал её. И она вылетала из ванной комнаты в гостиную с куполообразным потолком, с которого свешивались виноградные гроздья плазменного света, заточённые в причудливые формы. Гений подобный Гауди создал эти формы из тёмного золотого песка, переплавил его, вытянул в драгоценные нити, переплел в изысканные остроконечные ажуры. Здесь, в своей королевской гостиной, колдунья парила на невидимой сетке – гамаке, высыхая, отвердевая, наполняясь плотью.
Далее Машу ждал выход в свет, за границу дома. Нельзя было сказать, что свет манил её. Скорее, в выходе скрывалась необходимость целесообразности. Этакое жесткое «надо». Рефлекс из разряда условных. Проснулась, помылась, покормилась, пора и на работу.
Перед каждым выходом в свет Маша невольно напрягалась. Будучи опытной «парашютисткой», она, тем не менее, осознавала, что у неё нет возможности контролировать и предвидеть внешние события. Может быть, выходы таили в себе определенную опасность? Может быть, стоило никогда и никуда не выходить? Вопросы повисали в воздухе и оставались без ответа.
Выход из дома и Вход в него были необходимы колдунье как Выдох и Вдох необходимы разумной жизни. В определённые промежутки безвременья дом словно бы выталкивал Машу из своего нутра в тот внешний мир, из которого ей когда-то давно удалось «сбежать», а потом принимал обратно с «добычей».
Маша принимала происходящее с ней как данность свыше, и существование в таком ритме доставляло ей даже некоторое удовольствие.
И если бы не начинающаяся болезнь-бессонница, несущая в себе зачатки будущих потрясений, Маша согласна была бы еще тысячи раз «выходить и входить». Но что-то, видимо, должно было сломаться в отлаженном механизме. Что?
Вопросы порождали беспокойство, беспокойство порождало вопросы и так далее. Образовывался некий вихревой поток, вносящий раздрайв в плавные потоки всего дома. И Маша усилием воли должна была пресекать все эти бессмысленные вопросы, которые рождались в её нутре как неведомые зверушки. Всё хорошо. Всё идет по плану. И ей не о чем беспокоиться, ей надо работать и любить свой идеальный дом. Всё. Точка.
«Сегодня» очередная бессонная ночь была отчасти скомпенсирована нежной ванильной ванной. Успокоительная сладость мягко проникла во все нервные рецепторы Машиного тела, создала фон сдержанной радости и настроила Машу на рабочий лад.
Дверь, ведущая в передний дворик, уже приоткрылась, впуская в дом поток безжизненного дневного света. В отличие от бесконечного заднего дворика с его вечной загадочной ночью, маленький, ограниченный со всех сторон, передний дворик Машиного дома был откровенно прост, пуст и находился в постоянной власти непрерывного искусственного дня.
Маша вышла на каменную плитку двора, босиком, в одной лишь шёлковой рубашке. Да и зачем подбирать наряды, если Режиссер внешней реальности одевает её по своему хотению?
Дневной дворик был идеально пуст, огорожен по периметру бутовым забором и залит ровным рассеянным светом, исходящим от ярко-голубого неба. От крыльца до входной кованой двери с выпуклостью кнопочного замка насчитывалось ровно восемнадцать шагов. Маша проверяла много раз. Какие бы не были шаги утиные или жирафовые их было всегда ровно восемнадцать.
И как всегда, подойдя к кованой входной двери, на расстояние согнутой руки Маша ощутила в себе легкую панику волнения.
Ведь выход в тот свет, за пределы дома, для нее был сродни тому процессу, который происходит с пластилином в руках скульптора. Стать куском пластилинового теста – эта забава, мягко говоря, не из самых приятных.
Лёгкую панику Маша обычно подавляла глубоким вдохом.
Вот и сейчас она сделала глубокий вдох и нажала кнопку на замке.
***
Скрип, визг тормозов, глухой удар, крик.
- Дура старая! Ты совсем ослепла!
Дальше много матов.
Маша стоит посреди улицы. Слева от нее машина, зацепившая столб на обочине. Перед нею разъяренный мужчина. Он выскочил из машины. Его всего сотрясает дрожь гнева, он громко кричит, срываясь на хрип. Размахивая руками и угрожающе приближаясь к Маше, он, тем не менее, останавливается у невидимой черты, в полуметре от Маши.
-Дура старая, идиотка! Ты угробила мне машину!
- У вас кровь.
- Где?
- На лице. Чуть выше носа.
- Откуда? – мужчина проводит ладонью по лицу.
На его пальцах появляется что-то липкое и красное.
- Так ты меня еще и изуродовала. Чёрт! Откуда кровь?
- Наверное, вы ударились обо что-то острое.
- Дура! Тысячу раз дура! Все вы твари! Твари! Недоноски! Дебилки! Чтоб вы все сдохли! Я вас ненавижу! Уродки! Мерзкие твари! Старые вонючие суки!
Мужчина бросается к машине, пальцами ощупывая смятый капот. Затем ныряет в салон, выуживая оттуда телефон. Он безуспешно пытается дозвониться.
- Вы извините меня, ради Бога, - Маша не узнает свой старческий голос. – Здесь, наверное, нет связи. Дорога объездная.
- Чёрт! Чёрт! Как меня угораздило запереться в этот проклятый объезд. И тут еще ты, тупая бабка. Теперь тебе со мной не расплатиться.
- Я постараюсь возместить вам ущерб.
- Ты???
После театральной паузы мужчину начинает бить приступ нервного смеха.
Он подпрыгивает на месте, складывается пополам, держась за живот.
- Ты? Ты, чудо-юдное, возместишь мне ущерб? Да ты хоть знаешь, что одна фара на моей машине стоит дороже, чем вся твоя жизнь? Люди!!! Это надо заснять и пустить в сеть. Моя машина и это развалившееся чудовище!
- Я не чудовище, - тихо говорит Маша.
- Заткнись, карга. Ты теперь чудовище навеки. Бог мой! Мне нужно как-то вызвать аварийных комиссаров. Где тут у вас сеть ловит?
- У меня дома.
- У тебя, говоришь? – мужчина уныло оглядывается.
Дорога, столб, вдалеке лачуга, и все это на фоне унылой осенней неровной степи с жидкой порослью измочаленных кустов и низкорослых редких деревьев.
- Ну, веди, раз у тебя.
На мужчине дорогой костюм, отсвечивающий на случайных сгибах блеском дорогого шёлка, кожаные ботинки, аккуратная стрижка, след от запекшейся крови в ранке над носом. Лицо слегка изнеженное, капризные губы, бархатные ресницы, пухлые щечки. Его можно назвать Красавчиком. Другие имена к нему не подходят.
Пока они идут к Машиному дому, Красавчик безуспешно жмет кнопки своего телефона.
Вот и покосившийся забор и деревянная калитка. Маша берется за ручку калитки, и мощный порыв ветра чуть ли не сносит их обоих с ног.
Ветер поднимает клуб пыли, плотной, сухой и темной. Маша с Красавчиком буквально ныряют во двор.
Мужчина откашливается и пытается стряхнуть пыль с лацканов пиджака. Пыль исчезает сама собой с лёгким хлопком аннигиляции.
- Проходите, - говорит гостеприимно Маша.
- Ну, ну…Лапти гну… Не хило для старушенции.
Мужчина бросает на Машу настороженный взгляд. И есть повод для этого.
Машины владения необыкновенны. Передний двор выложен идеальной геометрией брусчатки. Дом выставил свои крепкие каменные стены и празднично блестит окнами. Над коралловой черепицей фиалковое небо и вокруг полная и оттого удивительная тишина.
В глазах мужчины вспыхивает интерес охотника.
Маша же открывает входную дверь, приглашая его внутрь дома. В настенном зеркале, отороченном пышным золотом рамы, она находит свое отражение. Действительно, старушенция. Тело в форме боба, ножки с высохшими щиколотками и голова с глазницами, из которых идет мутный, рыбий взгляд. Неужели, это создание когда-то было прекрасной женщиной?
- Мадам! А это точно ваш дом? – Красавчика охватывает радостное возбуждение Колумба, мчащегося к уже видимым берегам Америки.
- Это мой дом, - отвечает Маша. – Чаю хотите?
- Можно и чаю.
- Я вам заплачу за вашу разбитую машину сполна. Хоть в тройном размере.
Мужчина набирает номер, из телефона слышны гудки, но он нажимает кнопку сброса:
- Вы мне заплатите сейчас?
- Да. Вот вам сейф, можете брать денег сколько угодно.
Маша подводит его к сейфу, вмонтированному прямо в стену. Комбинацией цифр открывает дверцу. Красавчик ошалело смотрит на аккуратно упакованные пачки денег.
- Фальшивки?
- Могу дать машинку для проверки.
Красавчик берет наугад пачку, достает похрустывающую купюру, проводит по ней возбуждёнными пальцами, смотрит на свет.
- Откуда у вас всё это?
- Наследство, - коротко отвечает Маша.- У меня огромное наследство. И куча денег вложена в разные акции и предприятия. А здесь я скрываюсь от всего мира. Вы же видели картинку – забор покосившийся. Это 3Д анимация для конспирации. И глушилки телефонов вокруг. А ещё есть запрещающие знаки. Ведь вы заехали на запрещающий знак. Сюда редко кто заезжает. Так что вы сами виноваты.
- Я? Но это вы бросились ко мне под колеса, - Красавчик капризно надувает губы.
Маша перехватывает инициативу владычицы и коротко бросает ему:
- Ладно, не мельтеши. Я оплачу тебе все издержки. Пойдем уже пить чай. Только я сначала переоденусь.
В гардеробной Маша скидывает с себя уродливую фланелевую юбку, вязаную-перевязаную кофту и синтепоновую куртку. Тело, конечно, «полный улёт». Как же оно некрасиво стекло вниз под действием силы тяжести! Высохшая, обвисшая на мышцах кожа, и лицо…На нём словно отпечатаны все пороки мира…Бр-р…Лучше не разглядывать… Подумав немного, Маша облачается в тёплый спортивный костюм с начесом и плюшевыми зайцами на спине.
- Колобок, колобок…Кто б тебя бы уволок, - говорит Маша своему отражению. – Ножки тонкие, кости звонкие.
Красавчик сидит в гостиной, демонстрируя лёгкий паралич. Гостиная старается изо всех сил. Со всех стен свешиваются полотна великих художников. Никаких натюрмортов, исключительно женские портреты.
Персидские плюшевые ковры ластятся о ноги гостя. Мягкий бархатный диван слегка покачивается и осторожно массирует ему спину. Нега, полная и абсолютная. А ведь Маша ещё не угощала мужчину своим фирменным чаем.
- Шикарный дом, - говорит Красавчик. – И костюмчик тоже ничего, хорошо сидит.
Это его первый комплимент Маше.
Дежурная фраза, чтобы разведать Машину реакцию.
Маша молчит, и он приободряется:
- А ведь мы даже не познакомились.
- Мария, - отвечает она ему.
- Имя красивое.
- Да у меня не только имя красивое. У меня здесь всё по высшему разряду.
- Извините меня за грубость, Мария. Но когда вы, откуда ни возьмись, бросились мне под колеса, я не смог сдержаться.
- Кровь надо смыть.
- Что-что?
- Кровь надо смыть с лица. Перед тем, как начать пить чай.
- Да, это так, пустяки… Где ванна?
- Вон там. Налево и затем направо.
Красавчик выходит из гостиной. Маша по шлейфу эмоций определяет его мысли. Он обескуражен, удивлён, ошарашен. Столько комнат в таком богатом доме! Он сделает всё, чтобы здесь задержаться. К чёрту разбитую машину. Здесь одна ванна стоит больше, чем его Лексус. А ведь на Лексус пришлось изрядно потрудиться, обслуживая этих отвратных потных теток с ожиревшими лобками и с маниакальными запросами на нежности и слюнявости. Эта хоть и старуха, но, видно, что ей не до «мурлыканий», с ней можно просто голый секс, просто техника без романтических пузырей. И не надо больше ничего из себя фальшивого выжимать, выдувать... Войти в доверие, потом она даст ему пост управляющего. Потом, потом…Боже, он же мечтал о такой. Вот такой невозможно богатой, холодной и пусть, пусть она старая. Меньше будет ныть и приставать. Квадратура у дома офигенная. У президентов нет таких особняков. Интересно, а где живет её прислуга?
В ванной удивительный бассейн - прозрачный и на вид бездонный. В нём едва слышно плещется вода. Крошечный прибой бросает слабые блики на мраморные стены, перемигивается с зеркалом в витой золотой раме. За бассейном умывальник инкрустированный бриллиантами. Ранка на лбу как маленькая выемка. Крови почти нет, а тёмная дырочка осталась. Интересно, обо что он ударился? Раздеться бы и нырнуть в эту ванную. Красавчик зажмуривается от удовольствия.
- Нравится дом? - спрашивает его старуха.
- Всегда мечтал жить в таком доме.
- И что?
- Трудно. Нужно заработать очень много денег. Хотя я зарабатываю.
- Знаю я, чем ты зарабатываешь..
- А что? У меня отличное тело. Могу показать. Только вот лицо подпорчено немного. Дырка, - пытается пошутить Красавчик.
- Да что мне твоё тело…Мужиков я что ли голых не видела?
- Можно не только смотреть. Я виртуоз в искусстве любви.
- А что есть такое искусство?
- Есть, – оживляется мужчина.
-Да? – старуха морщит свое и без того непривлекательное лицо, коверкает его гримасой вопроса.
- Искусство любви дано не каждому. Многие и не знают истинной глубины секса, - начинает кокетничать Красавчик.
- Я знаю много разных искусств. Вот, например, искусство гардероба, - старуха машет в сторону одной из дверей. И мужчина видит стройные ряды вешалок с умопомрачительными костюмами.
– Я знаю искусство авто, - продолжает старуха, и он видит проекцию гаража с ровненькими рядами иномарок.
– Я знаю искусство еды, - бубнит старухин голос, и перед его носом проходят кладовые с запасом пищи.
– Я знаю даже искусство тела. И я бы не хотела, чтобы моё тело, кто-то мял и проникал в него. Меня вполне устраивает мой диван и моя ванная. Тебе, кстати, тоже надо искупаться. В моём доме не должно быть грязи.
- Здесь? - снова зажмуривается от удовольствия мужчина.
- Нет. У меня отдельный санузел для гостей. А то в моей ванне с непривычки утонешь, ищи тебя там потом.
Ванна для гостей выглядит ничуть не хуже чем хозяйкина. Только портит впечатление белый кафель. Потолок и стены, облицованные молочными глянцевыми квадратами, усиленно намекают на больничный бокс. Но мраморный бассейн по своим размерам хорош. В нем уже налита искристая вода, похожая на шампанское.
- Давай, ныряй, - командует старуха.
Он раздевается и погружается в прозрачное варево пузырьков, в неописуемое блаженство. Всё же ранка на лбу немного кровоточит, и вода в бассейне окрашивается в тёмно-рубиновый цвет. А может быть, это лампы, вмонтированные в дно бассейна, создают такой эффект?
Старуха что-то шепчет себе под нос:
- Ну вот, сейчас дырку залеплю. Парафинчиком или воском. И кисточкой подкрашу. И будет у нас совершенный красавчик.
Пока старуха колдует надо лбом мужчины, к ванне подъезжает столик с чашками чая. Чай пахнет бальзамическими травами. Чашки сделаны из костяного фарфора, расписанного цветочными завитушками.
- Тебя самого, как зовут?
- Вадик.
- Вадик? Ваня-дурак ты, а не Вадик..
- Хорошо. Я согласен.
- На всё согласен? – ухмыляется старуха.
- В рамках разумного, - пытается кокетничать Красавчик.
Он ощущает уже больше слабость, чем негу. Выпитый чай и размокшее в бассейне тело – слишком много воды, слишком много…
- Я тебя помыла, чаем напоила. Ты сам видишь, дом у меня большой.
Мне нужен в доме человек. Если человек хороший, то он может стать моим единственным наследником, - тараторит старуха.
Мужчина думает о том, что это шанс. Старуха не вечна. Секс её не интересует. Это большой шанс.
- Ты хороший человек? – спрашивает его старуха.
- Да. В глубине души.
- А у души есть глубина?
- Есть. Там в этой глубине покой. А на поверхности всякая муть.
- Вот мы муть то и смоем, - говорит старуха, протягивая ему тонкое хлопковое полотенце размером с простыню.
Красавчик вылезает из гранатовой ванны, укутывается в простыню. Делает он это неспешно, чтобы старуха могла оценить совершенство его фигуры - стройные ноги, оттопыренную мускулистую попку, прокачанные бицепсы и трицепсы. Но старуху и вправду не интересует его тело. Нисколечко. И это ободряет Красавчика настолько, что его мозг с энтузиазмом копировальщика начинает чертить планы безмятежного и удивительного существования в пределах дома. Бассейн, изысканная кухня, массаж…И покой…Покой…Полная безмятежность.
Старуха сама приносит ему новый костюм. О таком он мечтал еще совсем недавно, с утра. Смокинг из плотного стального шелка, на лацканах жаккардовый узор. Рубашка из мерсеризированного батиста с воротником «мандарин». Туфли, целиком сшитые из кожи. От подошвы до стелек и даже до шнурков. Цвет почти чёрный. Но не плотный чёрный, а с тем же самым стальным отливом, что и на костюме.
Тончайший шик одежды приводит Красавчика в полный внутренний восторг.
- В точности мой размер, - восхищенно цокает он, разглядывая себя в одно из больших настенных зеркал.
- Я должна показать тебе задний дворик, - говорит ему старуха.
- А что там во дворике?
- Всё. Всё, что ни пожелаешь. Там рог изобилия. Всё там. Всё там беру. Мой дом выдут из этого рога.
Мужчина немного напрягается. Ему бы не хотелось жить рядом с сумасшедшей. Но старуха спокойна. Она печатает слова безо всякого эмоционального напряжения. Так обычно говорят уверенные в себе люди.
Она выводит его на задний дворик через неприметную деревянную дверь.
Ночной мрак, подсвеченный снизу кристаллами снега – это довольно неожиданно.
- Ух ты! – Мужчина уже не может скрыть своего восторга. – Это тоже 3Д?
- Не три, а все тридцать три. А, может быть и сто тридцать три. Я не знаю, сколько измерений у Вечности.
- Это Вечность?
- Да. Самая желанная для тебя. Ты же хотел полного покоя. И там полный покой. Самый покойный покой, какой только можно выдумать.
Абсолютное ледяное безмолвие придает словам старухи зловещий окрас. Мужчина оглядывается на нее. В безжизненном ночном свете лицо старухи с глазницами-впадинами говорит за себя больше, чем её слова.
Внезапная догадка пронзает его:
- Ты смерть?
Маша ничего не отвечает. Она просто смотрит на него. И этот её неподвижный взгляд затягивает его в воронку ни с чем несоизмеримого ужаса.
Маша смотрит на него без любопытства, она знает, что будет дальше.
Красавчик пытается убежать от неё по снегу, прямиком в пасть ночи. Но страх сковывает его члены. Как в дурном сне он пытается сдвинуть с места внезапно ватно ослабшие конечности. Ему удается сделать только один шаг.
Его изображение распадается на пиксели, пиксели собираются в крошечные гранулы, гранулы рассыпаются на белые кристаллы все того же обезличенного снега, вспыхивают фейерверком и поглощаются тьмой. И лишь один кристалл рубинового цвета размером с крупную горошину падает с неба в Машину ладонь.
Маша несет гранатовую остроконечную горошину в гостиную. Там стоит хрустальная ваза в форме кувшина, доверху набитая разноцветными «алмазами». Маша кидает рубин в горло вазы.
Шкура старушки слезает с неё, как панцирь с черепахи. Маша босой ногой отфутболивает её в сторону. У неё нет сил даже для того, чтобы добраться до бассейна. Ей безумно хочется спать. Она сворачивается калачиком на диване прямо в гостиной. Диван погружает её в свой бархатный тёплый зев, в старинную колыбельную, звучащую издалека или изнутри. Маша уже ни в чем не разбирается, она отключается от дома, от Вечности, от себя самой.
продолжение
http://www.proza.ru/2015/11/27/798