Седое ноябрьское утро ничего не предвещало. Оно ещё не освободилось от ночной мглы. Темнота бродила среди влажных замшелых стволов векового леса, зеленоватые тени запутались в кронах нагих деревьев. Природа была точно испещрена крохотными чёрными язвами и ожидала появления белоснежных хлопьев снега, чтоб излечиться от их студёного поцелуя. А вместо танца снежных стай небо рождало мелкую ледяную изморось. Она висела бледной пылью в воздухе, где разлились запахи тлена и холода.
Посреди скудного и горького пейзажа и находился «склеп» Артура Велиара. А являл «склеп» собою трёхэтажного сказочного великана. Немой властелин этих мест возвышался над макушками деревьев, как скала - над фьордом туманных лесов. Вблизи же здание выглядело словно искусно сплетённым из тонкого каменного кружева, которое змеилось меж вытянутых стрельчатых окон и статных колонн. Особняк , сотворённый столетия назад по образу и подобию готического храма, очаровывал и фантастическим видом, и прохладными блесками витражей и, самое главное, загадочностью. Он – находка для жадного взгляда художника или поэта, влюблённого в тёмную романтику.
По небольшой петляющей дороге из Мидиана, которая и соединяет «склеп» Артура и сам город, иногда шли неприметно молодые люди или барышни с задумчивыми очами. Они следовали мимо железного забора, увенчанного острыми пиками, и любовались особняком. Они садились неподалёку на круто выступающие из волглой земли корни деревьев и тушью рисовали его, отправляясь в мир грёз, волнуемые потрясающими видами. Они гадали, что же он может скрывать в своих недрах. Должно быть, зловещие загадки, мистерии, зеркала со странными отражениями…
Они не подозревали, что особняк прежде всего хранит ни что иное как самое обычное человеческое отчаянье простого ворчливого старика Артура Велиара.
А вот и он, взгляните, стоит возле окна в собственном кабинете, укутанный в вечный плед, который грубыми ниспадающими складками обозначает его хилое тело. В бледной жилистой руке – фарфоровая чашечка с чаем, украшенная изящной гравировкой его инициалов. Из неё идёт густой пар. Артур пока даже не пригубил напитка – он меланхолично созерцает осень, бесслёзную и траурную. Его тяжёлый взгляд катится по верхушкам прозрачных крон и застывает на мутном горизонте, где туман сливается с небом. Он глядит в зеркало и видит своё отражение в каждой дрожащей на ветру ветке, в каждой ледяной пылинки измороси. Он любил смотреть из окон своего кабинета, поскольку в обзор не попадались очертания Мидиана и даже нити дороги к этому городу. Мидиан он не переносил хлеще чужаков и посторонних, навязчивых людей. И неприязнь зародилась ещё давно, во времена его молодости .
Тогда он имел во взоре безукоризненно блестящую сталь. А ныне она была под мёртвым слоем пыли. Худое и угловатое лицо его сохранило тонкость черт, присутствие всеобщей продолговатости пропорций. Но, надо признать, его нос был излишне великоват, что делало его обладателем хищного профиля. Из-за волевых и мужественных линий скул, пергаментного цвета щёки очень впали, усеянные хаотичными узорами старости. А та вдобавок серебрила волосы и рисовала тени бессонниц под глазами.
Что же касается его кабинета, то он соответствовал хозяину, беспрекословно подчиняясь закону увядания. На глади тяжеловесной мебели из красного дерева угасли лаковые блики. Благородные винные оттенки , составляющие цветовую гамму комнаты, казались выцветшими и невзрачными. Облицованные, опять же, красным деревом стены и почти чёрный паркетный пол словно созданы из гранита. Кабинет просторный, ухоженный, сдержанно роскошный, но тем не менее постороннему человеку было бы сложно в нём длительное время находиться из-за присутствия духа чего-то гнетущего и неживого. А Артур напротив проводил здесь почти всё своё время. На массивном рабочем столе остался след его пребывания – это больших размеров фотоальбом, обитый зелёным бархатом. Ныне он покоился ровно в центре стола. Он ещё сохранял на себе вялое тепло рук господина Велиара и его медлительный и пристальный взгляд, который в сотый раз отслеживал на снимках до боли знакомые черты. Этот альбом был полностью посвящён его «блудному сыну». В нём – вся хронология жизненного пути Торесена, начинающаяся с ранних лет, охватывающая первую юность и уже сознательную молодость. А потом хронология непоправимо прервалась. За двадцать пять лет Артур изучил досконально каждое фото, даже надписи, оставленные Торесеном на оборотах. Старик проанализировал каждый нетерпеливый и экспрессивный взмах подчерка и заострённость букв. Фотоальбом оказался связующим звеном между Артуром и его чадом, мутной вспышкой света в пропасти небытия между ними. Данный зыбкий свет – единственное, что осталось от его надежды получить хоть какую-то весть от Торесена или же дождаться его возвращения. И то и другое представлялось ему несбыточной пламенной грезой, которая еле слышно шевелилась в его беспокойном сердце и таяла в седом ноябрьском утре.
Оно ничего не предвещало, пока в дверь кабинета не раздался решительный и быстрый стук, разбивший тишину. Помедлив, Артур раздражённо и нехотя промолвил: « Войти можно!» Вы свидетели случая, когда тон реплики противоположен её содержанию.
Конечно же, это его слуга, упомянутый мимоходом мной. Он не только следил за порядком в особняке, но ещё и сообщал Артуру о различных гостях, что имели смелость постучаться в дверь «склепа». Слуга - человек лет сорока, имени которого Артур уже не помнил, как нечто незначительное. Он очень опрятен , невысок и ныне чем-то взбудоражен. В руках он держал обыкновенный прямоугольный конверт. Он приблизился к Артуру и хорошо поставленным голосом проговорил, еле скрывая взволнованность:
- Господин Велиар, к Вам гость.
Артур, не оборачиваясь к нему , апатично и устало ответил:
- Господин Велиар болен, имеет неотложные дела или же просто отсутствует по причинам личным. Я же попросил , чтобы сегодня ты мне не доставлял подобных известий.
Чуть сконфузившись, слуга неловко улыбнулся:
- Понимаю, да. Но, позвольте заметить, что гость особенный.
- У меня не может быть особенных гостей.
Теребя краешек конверта в своих неспокойных руках, слуга произнёс вкрадчиво:
- Понимаете, с Вами желает встретиться сын Торесена.
Артур чуть вздрогнул и повернулся с явным недоумением на лице , чтоб переспросить почти по слогам:
- Торесена?..
- Торесен – Ваш сын, - полагая, что недоумение старика связано с тем, что он не помнит уже никакого Торесена, мягко уточнил слуга. Кривой и небрежной усмешкой господин Велиар отреагировал на нелепое предположение и , не теряя надменного выражения лица, воскликнул:
- Чёрт возьми, я знаю, что он мой сын! А гость, по всей видимости, шарлатан.
- Но, господин Велиар…
Но господин Велиар холодно отрезал:
- Я прошу, чтобы ты избавился от визитёра. Тоже мне – искатели лёгкой наживы! Ближе к моей смерти половина этого проклятого города таких наследников наберётся.
Слуга показал ему конверт и выдал:
- Тем не менее, особенный гость передал это. Письмо от Торесена. Оно запечатанное…
Артур впился взглядом на белоснежный прямоугольник, мгновенно различив тот самый почерк, изученный от и до. Его пальцы сами разжались и фарфоровая чашечка упала на паркет, разбившись вдребезги. Обеими руками он схватил письмо и широко открытыми глазами не то вопросительно, не то опешив от удивления, посмотрел на слугу. Артур в полузабытье проговорил отрывисто:
- Вот. Любимая чашка с гравировкой моего имени разбилась…
- Верно … В этом мало приятного. А как же быть с визитёром?
- Пусть чуть подождёт, я скоро спущусь.
Выслушав наказ, безымянный слуга поспешил покинуть кабинет, оставив Артура наедине с письмом – с долгожданным посланием из пропасти неизвестности…
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/08/2463