Надо подметить, что Артур необыкновенно боялся прочесть содержимое конверта. В его голове проносилась масса мыслей, рождённых в горячем смятении и в вихре бреда. Распечатывая заветный посыл, он с замиранием крови, обыгрывал несчётные ситуации, при которых Торесен решил написать ему. «Только бы всё было хорошо…» - с этой мыслью он достал письмо, сев за стол. Он второпях надел очки и развернул сложенный втрое тетрадный лист, исписанный колючими убористыми буквами. Он ощущал такую же колючую тревогу, исходившую от листа. Артур начал читать полушёпотом, собравшись мыслями:
«Здравствуй. Прошло ровно двадцать пять лет с тех пор , как мне пришлось вас с матерью покинуть. Я знаю, что она умерла почти сразу, как событие моего уезда имело место быть. До недавнего момента я не понимал, что такие вещи можно принимать столь близко к сердцу вплоть до трагичного исхода. Я всегда ставил разум и область логики превыше чувств, и ты неоднократно с печалью подмечал, что эта черта во мне неисправима. Ты считал меня за человека, чьё несчастье именно в этом – в неспособности любить и простить. Я всячески отнекивался, внимая гордости, честолюбию. Только сейчас на исходе своей жизни я понимаю, как ты был прав,» - Артур запечатлел пристальный взгляд на словах «исход жизни» и, чувствуя, как кровь пульсирует в висках, читал ниже изложенное: «Источник моего угасания заключён в материи, которую ставил над всем духовным. У меня запущенная опухоль мозга, а это выглядит иронично и смехотворно в моём случае. Не правда ли ?» - Артур не чувствовал , как из его глаз скатились две тяжёлые слезы. Да , это одна из черт характера Торесена – смеяться над тем, над чем крайне неуместно и противоречиво смеяться. Старик потерял любое ощущение себя и своего присутствия в мире. Для него существовали лишь зигзаги угловатых букв, складывающихся в страшные слова. В завершении письма было сказано: «Мог бы я подняться с кровати, то приехал бы. Я приехал бы уже другим, а именно человеком, стократ переоценившем свою жизнь. Она ошибочна. Не знаю, долго ли я ещё проживу. Прости меня.»
Внизу стояла датировка, обозначенная серединой этого лета .
Артур машинально сложил письмо втрое и аккуратно расположил его на фотоальбоме, обитым зелёным бархатом. Это как гранитная плита посреди густых кладбищенских трав. Он сидел в глубокой задумчивости, отстранившись от всего насущного и окружающего его.
Так может ещё не всё потеряно, и он сможет навестить сына, где б тот не находился? Место отправления на конверте ему ни о чём не говорило, но он найдёт, примчится и скажет тяжко больному и единственному , что давным-давно его простил. Прошло почти полгода, но ничего, люди с таким заболеванием могут ещё столько прожить. Пусть письмо выглядит, как исповедь, как последнее надрывное раскаяние, но, может, есть крохотный шанс надеяться на лучшее? Ведь есть же?..
Артур так схватился за крошечный оплот веры, что позабыл про все другие обстоятельства. И когда смех , похожий на юный смех Торесена, отдалённо прозвучал откуда-то с нижнего этажа, то Артур серьёзно задумался, не сходит ли он с ума. Чуть оправившись от негодования и сердечного удушающего жара, он вспомнил, что это страшное и одновременно обнадёживающее письмо доставил никто иной, как «особенный гость»… Пришло время познакомиться с ним.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/05/08/2472